Лучше гор...

      

Победа прежде всего В том, чтобы далекое видеть Вблизи Целиком… И пусть все по-новому названо будет. Аполлинер «Каллиграммы»

             «ВНИМАНИЕ: Восхождение на Денали, как и на любую другую вершину аналогичной сложности, потенциально опасно! Вы должны понимать, что никто не сможет дать Вам совершенную гарантию Вашей безопасности на высотах выше Базового Лагеря и особенно в условиях плохой походы. Уровень необходимой подготовки…» Миша еще раз пробежался глазами по набившему оскомину тексту, цепляясь взглядом только лишь за обязательные подписи и их расшифровки, стоящие в конце каждого из договоров. Стандартное описание рисков - непременное условие в их работе проводников и участники экспедиции должны понимать, что двухнедельное путешествие по Аляске – отнюдь не увеселительный пикник. Он сидел в аэропорту Анкориджа, прибыв сюда из Талкитны на пару дней раньше прилета группы. Два дня гулял по городу, заглядывая в специализированные магазины для альпинистов и прицениваясь к инвентарю. Навестил индейскую семью, с которой познакомился еще по приезду в эти места. Сейчас, дожидаясь рейса в удобном кресле, лениво щурился от солнца, проникающего сквозь огромные окна зала ожиданий, в который раз восхищаясь поздним закатом. Июнь в этом году на Аляске выдался отменным: солнечным, теплым и весьма благоприятным для восхождения на самую высокую вершину Северной Америки – Мак-Кинли. Миша предпочитал индейское название – Денали и мог долго рассказывать о происхождении прозвищ третьей по высоте вершины мира*. Он знал о Мак-Кинли всё. Он раз за разом возвращался за полярный круг, чтобы снова подняться на неё, несмотря на жестокие погодные условия с ветром, который сбивает с ног. Поднявшись на семь гор шести континентов мира, он все равно возвращался на родной материк и летел на Аляску, чтобы ступить на ледник и вновь увидеть заснеженную, неприступную в прошлом Мак-Кинли. «У каждого своя вершина» - говорил он, мысля совершенно не метафорически. Его вершиной была Денали. Он покорил ее в тридцать один и затем еще два раза. И когда одолел её в своем соловосхождении суровой зимой, почти замерзнув в штурмовом лагере при зафиксированной позже температуре в минус восемьдесят три градуса по Цельсию, выбрав самый непростой маршрут, то понял – это всё. Почувствовал вдруг свои почти сорок, свою титановую пластину в бедре, которую вставили ему после неудачного подъема на Аконкагуа (потом он все-таки, спустя год, взобрался на нее, покорив быстро и зло, будто мстя за сломанную ногу), своё вроде бы привычное одиночество; а хуже всего, Миша ощутил чувство, странное и тоскливое, напоминающее скуку или даже равнодушие, которое не могли убить ни бесконечный фиолет горного неба над головой и весь вид, открывающийся с вершины; ни торжество очередной победы, когда нога его, цепляясь кошками за хрусткий наст, снова попирала снег на отметке в шесть тысяч сто девяносто четыре метра над уровнем моря… Джереми Басс, его напарник по нескольким экспедициям, также покоривший звездную семерку, утешительно заметил, что мир еще достаточно велик и посмотреть есть что. Миша понимал, как он прав. Что гор еще так много и каждая новая вершина непохожа на предыдущую. Что возраст его – не причина, по которой хочет он бросить все дальнейшие попытки покорения новых высот, потому что попытки эти уже не приносили той радости, какую он помнил десять лет назад. Будучи в расцвете сил, Миша переживал свой личный кризис, и весьма бурно и кардинально менял свою жизнь. Он продал квартиру в Нью-Йорке, уволился из фирмы, занимающейся промышленным альпинизмом, купил участок земли недалеко от Талкитны, что в ста двадцати километрах от Анкориджа, выстроил дом своими руками и вот уже два года жил, сливаясь с природой и игнорируя свое законное право жителя штата Аляска на ежегодное убийство трёх бурых медведей, двух гризли и двадцати лис. Полярный воздух был свеж и совсем не напоминал серый смог Большого Яблока. В свои сорок Миша был сух и мускулист. В Талкитне кто только не сох по ярко-синим глазам отшельника… Бывших альпинистов не бывает. Миша устроился в «Mountain Trip» и водил группы на Мак-Кинли. Группы формировали разных уровней подготовки и Мише поручали достаточно опытных, которые все равно должны были подписывать эти самые документы, с расписанными и немного пугающими рисками: некоторые люди, заплатив немаленькие деньги, наивно полагали, что понятие "всё включено" ни в коем случае не включает мгновенную смерть от падения в расщелину или потерю нескольких пальцев на ногах или руках вследствие обморожения.       ...Все договора были в порядке и Миша помахал кучкой листков Фрэнку, второму проводнику, который сидел чуть поодаль, так же проверяя свою часть бумаг. Фрэнк как-то вяло отмахнулся и достав один листок, будто нехотя направился к Мише. - Слушай, ты только не нервничай… - начал он, и Миша сразу раздул ноздри – наверняка что-то не так, раз суровый, заросший щетиной полярник начинает разговор с ним, будто с истеричкой, – Тут такое дело…Я только сейчас увидел. - Что? – Миша потянулся рукой к листочку, зажатому в громадной ладони Фрэнка, - кто-то капризничает и просит в Талкитне номер с джакузи? Фрэнк отдернул руку с бумажкой, и немного виновато пробурчал: - Я не досмотрел…Понимаешь, в группе был недокомплект и Джейн, менеджер – она новенькая, - он взглянул на Мишу, будто это оправдало бы все то, что он пробормотал дальше, - приняла оплату и включила в группу еще двоих… - Ну! – Миша нетерпеливо притопнул ногой – мямливший Фрэнк выглядел как-то не совсем естественно, - в чем проблема-то? Они сбежавшие преступники? Несовершеннолетние, которые выкрали у родителей кредитки и возмечтали подняться на Мак-Кинли? Безбашенные русские? Что? Фрэнк, переступив ногами, завел руку с листом договора за спину и Миша в другой момент может даже бы посмеялся – это выглядело комично, потому что напарник его был просто огромен и если бы он, Миша, гибкий, стройный и совершенно миниатюрный на фоне горы-Фрэнка, и хотел бы отобрать бумажку, то вряд ли у него хоть что-то вышло – так неравны были силы. И тем не менее, Фрэнк прятал чертов договор, будто боясь, что Миша, увидев там что-то страшное и сверхъестественное, расплачется и убежит. - Фрэнки. Что не так? - Эм.. Знаешь, Миш, у нас зато теперь полный набор, Ричард будет дово... - он осекся – Миша смотрел недобро и выжидательно. Фрэнк вздохнул: - С одним парнем - никаких проблем, а второй… Тут Миша не выдержал и вскочив с сидения, ловко выхватил одинокий листочек из рук потерявшего бдительность Фрэнка… Быстро нашел взглядом четкую подпись и рядом же написанное твердым почерком имя… - А второй - Дженсен Росс Эклз, – констатировал и чуть не смяв в кулаке договор, яростно уставился на напарника. - Охренеть. Это шутка, да? Фрэнк забавно тряс головой и непонятно было, что он имеет в виду: шутка это или же специальный подарочек Мише, сделанный этой самой новенькой Джейн. - Ричард прекрасно знает мои условия комплектования групп, - тем временем уже почти рычал Миша, - я беру на восхождение толстых, хромых, глухих, я беру даже безногих! – тут Миша понизил голос до свистящего шепота, так злость разобрала, - но я никогда не возьму на Денали Дженсена Росса Эклза! Как и на любую другую вершину не возьму этого маленького, заносчивого, рыжего, непослушного гадёныша!!! Фрэнк обреченно слушал множественные эпитеты, которыми награждал Миша парня, оплатившего последнюю путевку и сохранившего таким образом рентабельность группы. Пока Миша не видел, незаметно улыбался и качал головой. Потому что Дженсен был каким угодно, но уже никак не "маленьким". Упрямым и непослушным – да, но разница в семь лет между ним и Мишей теперь была не так важна как десятилетие назад. Дженсену тридцать три. У Дженсена за спиной Эльбрус, Килиманджаро, Пик Винсон и второй по высоте восьмитысячник. Дженсену, в общем-то, не больно-то надо, чтобы его "брали" на восхождение. Дженсен давно уже взрослый. Широкоплечий, зеленоглазый и абсолютно самостоятельный. А еще он – персональная заноза Миши Коллинза и с некоторых пор об этом знает весь альпинистский мир. Думая об этом, Миша не замечал, как ласково громадные пальцы-сосиски Фрэнка отбирают у него из рук лист договора, потому что лавина мыслей обо всем этом рухнула в сознание, сметая остальное и Миша решал сложнейшую на данный момент задачу: что бесит его больше в Дженсене – его упрямство и полная мальчишеская безрассудность в его тридцать три, или же столь неуместные в снежном царстве льда веснушки и вся зелень альпийских лугов в блеске смеющихся глаз. - Я звоню Ричарду, Фрэнк. Пусть ищет другого гида на это восхождение, - Миша яростно тыкал кнопки телефона, понимая, что слишком поздно отнекиваться и ему скорее всего придется вести группу и все две недели быть снова мучительно близко от самого солнечного человека на планете, который к тому же жуткий упрямец и отличный альпинист. - Миш, ну Миш, не кипятись… Никого Ричард искать не будет, потому что не найдет – сейчас сезон, - Фрэнк сочувственно басил и тихонечко разглаживал смятый Мишиными руками бланк договора, - наша группа последняя, мы и так еле набрали необходимое количество людей. Никто в фирме не обрадуется, если узнает, что лучший гид в Талкитне истерирует и отказывается подниматься всего лишь из-за какого-то прошлогоднего недоразумения… - Если ты забыл, Фрэнки, то прошлогоднее «недоразумение» под названием Дженсен Эклз чуть не угробил жизнь себе и еще двум альпинисткам! Он слетел с катушек, учинил скандал и практически подорвал мой авторитет в группе, игнорируя требования к восхождению!!! Да он же со всем лагерем переспал, сучонок! И это в период акклиматизации**! – Миша с такой ненавистью посмотрел на договор Дженсена в руках Фрэнка, что тот поспешил его втиснуть в остальную кучку бумаг, пряча. Насчет угрозы жизни Миша конечно сгустил краски и вдруг залился краской сам, вспомнив и прошлый год, и самого Дженсена, и что скандалил Дженсен не без причины, и что причина эта – он сам, и что понял Миша это слишком поздно... Конечно, он может делать вид, будто не понимает ничего, но только вот уже все вокруг в курсе…и это нельзя игнорировать, а хуже всего – вряд ли можно исправить… Год назад он, трясясь от плохо сдерживаемой ярости, выпроводил Дженсена из лагеря, даже не взяв на базовую высоту. Стараясь не орать и не повышать голос, сказал напоследок, что никогда больше в жизни не возьмет упертого барана ни на какую вершину. Да даже на тысячу метров над уровнем моря не подумает с ним подниматься. И если ему так нужно взять Мак-Кинли, пусть берет ее без него. А вообще - гор много и можно за всю жизнь ни разу не столкнуться, поднимаясь на свои вершины... Чего он Дженсену и желает, потому что команда из них - никакая. Дженсен выслушал его молча и уехал, упрямо поджав губы. Кинув напоследок на Мишу снова тот свой непонятный взгляд. Что там было намешано – ревность, обида, сожаление, надежда – Миша не мог разобрать. Опять не увидел главного. Все десять лет их знакомства Дженсен смотрел на него так; смотрел, обрушивая на Мишу молчаливое смешение своих чувств и даже не пытался объяснить словами. Да и этого было достаточно: в Мише взгляды его прожигали такие дыры порой, что долго не мог он уснуть и часто снилось ему, что идут они вместе в какой-то пурге и Дженсен так близко, как никогда. Даже не прикасаясь друг к другу кружила голову эта общность и Миша, потерявшись в метели, успокоенно вдруг понимал - Дженсен знает, куда идет. В своем сне он брал его в этот момент за руку - за толстую меховую рукавицу - и Дженсен начинал оборачиваться, медленно и неуклюже в своем теплом полярном комбинезоне, преодолевая ветер и жмуря глаза от летящих в них колких снежинок. "Медвежонок" - умилительно и вообще не к месту думал вдруг про него Миша и просыпался. Тут же вспоминал, что Дженсен терпеть его не может и если они снова столкнутся, то Мише достанется. И взгляд обжигающий достанется, и что-нибудь колкое, и, может быть, даже злой поцелуй. На последнее, правда, надежды больше не было практически никакой. В общем, повезло Мише исключительно, потому что с остальными Дженсен всегда был просто веселым улыбающимся парнем с гитарой в руках, прекрасным альпинистом с уже немаленьким опытом за плечами. Самым солнечным из всех, самым невероятным. Мальчишкой тридцати лет, влюблявшим в себя целый мир. Миша, спустившись после восхождения, звонил ему, опомнившись и звал поговорить. Знал, что Дженсен еще в Анкоридже, ждет летной погоды. Тот согласился на встречу. Миша примчался на своем джипе из Талкитны. Уже знал - что скажет. Гнал всю ночь, дурак… В Анкоридже в тот день ослепительно светило солнце, впервые за десять дней бури. Аэропорт деловито гудел улетающими самолетами, голодными до неба. В одном из которых был его Дженсен. Испугавшийся и сбежавший. И от разговора, и от того, что за ним могло последовать… - Миша, – окликнул задумавшегося альпиниста Фрэнк, - рейс прибыл, пора работать. Миша молча вертел сотовый в руках, мучительно решая что-то в своей голове. Можно было все же дозвониться Ричарду, руководителю проекта, наорать на него с риском быть уволенным, и отказаться от группы. Можно было бы сделать вид, будто они вообще не знакомы с Дженсеном и жестко игнорировать всё, что учинит этот сумасшедший. Можно было сбежать, как сделал это сам Дженсен год назад. Или смириться и подняться на Мак-Кинли рука об руку с альпинистом, у которого самый невозможный характер на свете и вагон упрямства. С Дженсеном Россом Эклзом, любовью всей его жизни. Пока они стояли в толпе встречающих с табличкой «Денали/Талкитна альпинистский кемпинг», Фрэнк успокаивающе гудел у Миши за спиной: - Возьму его в свою связку на леднике, если пойдем четверками, и в палатку к себе возьму, что б глаза тебе не мозолил… Если хочешь… Миша не хотел. Миша вообще не собирался думать о палатках, но отчего-то думалось лишь об этом – и почему-то очень отчетливо – как сладко и чувственно звучал Дженсен в прошлом году практически из каждой в их лагере. Их группа потихоньку собиралась – всего девять человек. Дженсен был десятым и Миша сразу, не увидел - услышал его: громкого, смеющегося, шагающего в окружении толпы и шумно со всеми сразу разговаривающего. Огромный рюкзак за спиной, гитара в чехле, распахнутая ветровка, надетая на старый вязаный свитер – господи, сколько лет этому бежевому недоразумению? Миша прикинул, убеждаясь снова – этот свитер очень ему идёт и с усилием перевел глаза выше, отметив рыжеватую трехдневную небритость, да почти бороду, знакомую улыбку и прищуренные глаза, смотрящие прямехонько на него. - Здравствуй, Миш, - ровным голосом. Миша еще с секунду постоял, тяжело глядя на Дженсена и круто развернувшись, не ответив на персональное приветствие, пошел к машинам, кинув группе: - Все за мной. Народ похватал рюкзаки и шумно, толкаясь, устремился за Мишей и Фрэнком к огромным джипам. Дженсен же хмыкнул, пробурчал что-то типа «Ну, хоть не убил на месте» и Миша почувствовал, как улыбка Дженсена, адресованная его спине, так и полоснула своей солнечностью по сведенным отчего-то лопаткам.