Ave Maria

Конечно, напряжение между ними не могло исчезнуть мгновенно, но Кромвель ясно чувствовал, как оно тает с каждым днем, будто снег под лучами солнца. Если раньше леди Мария всеми силами избегала его общества, то теперь у него появилась ощущение, что королевская дочь сознательно ищет бесед с ним. Виделись они в основном по вечерам, за ужином, и все время проводили в разговорах, которые становились все более и более непринужденными. Кромвель не мог бы вспомнить их все, но несколько прочно отложились в его памяти. Однажды леди Мария спросила, какую книгу он предпочитает всем остальным. Лорд-канцлер, задумавшись ненадолго, ответил: - Я читаю все, что нахожу полезным для души и сердца, но, пожалуй, больше всего меня поразило сочинение господина Макиавелли «Государь». - Я слышала о нем, - откликнулась леди Мария, - но не имела возможности прочесть. Кромвель проглотил вертевшуюся на языке фразу о том, что трактат итальянца – вряд ли лучшее чтение для молодой девушки. В конце концов, ум Марии никогда не ставился им под сомнение. Поэтому, когда неделей спустя лорд-канцлер заметил девушку за чтением упомянутой книги, то ничуть не удивился, в отличие от Шапуи, который приблизился к принцессе, со всей вежливостью поинтересовался, что она читает, и, глянув на корешок, озадаченно сморгнул. Давясь усмешкой, Кромвель поспешил скрыться. Однажды леди Мария вскользь упомянула, что питает слабость к жемчужным украшениям. Сказано это было без всякого намека, в рамках разговора о сущности красоты, но уже на следующий день к принцессе отправился посыльный с ожерельем из сотни чистейших жемчужных бусин. На сей раз леди Мария не стала делать вид, что ничего не произошло. - Благодарю вас за прекрасный подарок, - сказала она Кромвелю при следующей встрече. – Я надену его при первом же удобном случае. Лорд-канцлер предпочел не думать, что скрывается за этими ее словами. Время бежало вперед, до рождения королевского наследника оставалось чуть более месяца. Кромвель знал, что король не забыл о своей идее – всякий раз, разговаривая с леди Марией, он чувствовал на себе внимательный, изучающий взгляд монарха. Это не то чтобы раздражало, но изрядно сбивало с толку, заставляло лорд-канцлера чувствовать себя безвольной марионеткой, которая даже рта открыть не может без позволения кукловода. А ведь дело уже перестало быть королевским поручением, вступив в ту сферу, над которой не властен ни один правитель. По крайней мере, со стороны Кромвеля было именно так. Пусть он не был романтиком из тех, кто забивают себе голову всякой возвышенно-куртуазной ерундой, начисто забывая о реальности окружающего мира, но не признать, что его чувства к леди Марии в одном шаге от того, чтобы, подобно реке во время половодья, выйти из берегов обычной симпатии, значило врать самому себе. А лорд-канцлер обманывать себя не любил. Главным было не утонуть и не захлебнуться… Раздумья Кромвеля прервал мальчишка-секретарь, открывший дверь кабинета. - Милорд, вам записка. - От кого? – поинтересовался Кромвель, протягивая руку за конвертом. - От леди Марии, - последовал ответ. «Странно», - подумал лорд-канцлер, вскрывая конверт. – «Раньше она не присылала мне записок…». Легко справившись с тенью неясного волнения, он заскользил глазами по строчкам. «Милорд, Я знаю, что в канцелярии вы всегда заняты делами, но, возможно, вы смогли бы сегодня днем составить мне компанию на небольшой конной прогулке? Я собираюсь выехать около трех часов пополудни. Дайте мне знать о своем ответе как можно скорее». Чуть ниже стояла короткая роспись, выведенная на секунду дрогнувшей рукой – об этом красноречиво говорила расплывшаяся на листе маленькая клякса. Кромвель ощутил, как на лице его против воли расплывается улыбка. Могло ли найтись хотя бы одно дело, которое могло к трем часам удержать его в канцелярии? А конная прогулка – это недолго. Лишние два часа без сна не могут быть такой жертвой, которую в сложившихся обстоятельствах нельзя принести. Джейн даже подпрыгивала на месте от нетерпения, дожидаясь, пока Вильям принесет ответную записку. Стоило только мальчишке показаться в конце коридора, как фрейлина нетерпеливо воскликнула: - Ну? Что? - Я не знаю точно, что он написал, - тихо ответил Вильям, приближаясь. – Но, судя по его лицу – согласился. - Ура! - Да тише ты, - шикнул мальчишка, передавая записку фрейлине. – Услышат же. - И что? – беззаботно пожала плечами девчонка. – Значит так, как только они уедут, встретимся в саду под старым дубом. - У пруда? - Да. Вильям подмигнул ей. - Договорились. Даже не скрывая своей радости, Джейн, как на крыльях, понеслась обратно к госпоже. Фрейлина просто сияла, когда передавала Марии ответную записку, но от волнения принцесса не обратила на это особого внимания. Со всей поспешностью она развернула бумагу и сосредоточилась на строчках. Сердце билось в груди часто-часто, мешая дышать. Джейн, несомненно, было любопытно, что в записке, но девчонка ничем не выказывала свой интерес. Молча Мария скомкала лист в кулаке и, прижимая к груди сжатые ладони, отступила к окну. В мыслях и чувствах ее царил разброд и хаос. - Скажи мне, - наконец неторопливо обратилась она к фрейлине, - что значит влюбиться, Джейн? - Влюбиться? – переспросила девчонка. – Это самое прекрасное, что может случиться с человеком, миледи. - Я знаю это. Ты когда-нибудь влюблялась? Фрейлина смущенно потупилась. - Много раз… - И что ты при этом чувствовала? - Ну… - Джейн закусила губу, по-видимому, в поиске подходящих слов. – Когда человек влюбляется, он все время думает о ком-то, хочет находиться с ним рядом, и ему очень грустно, когда его возлюбленный далеко. Знаете, миледи, такое чувство – когда только увидишь его, и сразу становится легко и хорошо, будто еще чуть-чуть – и взлетишь в воздух, как птица. Мария подавленно молчала. А Джейн порядочно увлеклась своими рассуждениями: - И ищешь любой возможности, чтобы встретиться с ним, а даже простые разговоры доставляют огромное удовольствие, а если уж он обнимет и поцелует, то… Мария ощутила, как к лицу ее позорно приливает краска, и изо всех сил постаралась выбросить из своей головы все картины, которые подбросила не в меру разыгравшаяся фантазия. Девушка не знала, куда себя деть, и, наверное, там же провалилась бы под землю от стыда, если б не зашла еще одна фрейлина, объявившая: - Ваше высочество, Его Превосходительство просит принять. Как не вовремя! Невозможно было даже представить, чтобы Шапуи увидел принцессу в таком состоянии, но отсылать друга прочь, на ходу изобретая какой-то надуманный предлог, тоже не хотелось. Мария взяла себя в руки. - Конечно, пусть заходит. Записку Кромвеля она как бы невзначай бросила за каминную решетку, жестом приказала фрейлинам покинуть комнату и шагнула навстречу вошедшему послу. - Добрый день, миледи, - поклонился Шапуи. – Надеюсь, что принес Вам радостные вести. - Какие же, милорд? – спросила Мария, жестом приглашая его присесть. Выдержав небольшую паузу, Шапуи заговорил доверительно: - Мне стало известно, что, помимо принца Испании, появился еще один претендент на Вашу руку. Девушка почувствовала себя неуютно. Еще недавно подобная новость чрезвычайно обрадовала бы ее, но теперь слова императорского посла скрежетали по сердцу, как сталь по стеклу. Словно сквозь пелену, Мария выслушала все о предполагаемом женихе: родственник императора, молод, красив, богат, влиятелен, предан католической церкви и… «Абсолютно мне безразличен», - печально подумала девушка. Ее мучило осознание того, что теперь она не может быть откровенна даже с Шапуи, которому ранее могла доверить любую свою тайну. И хуже всего было то, что от проницательного взгляда посла не укрылось ее разочарование. - Вас что-то тревожит, миледи? - Нет, нет, - поспешила ответить Мария. – Просто… вы меня несколько огорошили такой новостью… Шапуи недолго помолчал и решился спросить: - Его Величество больше не говорил с Вами о… помолвке? - Нет, - тихо проговорила девушка. – Лишь раз он вскользь спросил, как складываются мои отношения с милордом Кромвелем. - И вы… - Сказала правду, - пожалуй, чрезмерно резко произнесла Мария. – Что он умный человек и прекрасный собеседник, и я… отношусь к нему без прежней враждебности, которая, возможно… во многом была несправедлива. Если имперский посол что-то и понял, то предпочел смолчать. Но ощущение того, что между ними вырастает невидимая стена, в которую девушка каждым своим словом кладет новый камень, приводило принцессу почти в отчаяние. Кованые дворцовые ворота распахнулись, пропуская всадника и всадницу, в которых нетрудно было узнать лорд-канцлера Кромвеля, оседлавшего вороного скакуна, и леди Марию Тюдор, гордо восседавшую на серой лошади арабской породы. Шапуи внимательно наблюдал из окна, как они, о чем-то непринужденно переговариваясь, выезжают со двора. Когда Мария рассмеялась в ответ на какую-то реплику лорд-канцлера, лицо посла исказилось. Он наблюдал за всадниками, пока их фигуры не скрылись из виду, а затем резко отвернулся от окна и, прижав к губам сжатый кулак, о чем-то крепко задумался.