***
Земля. В это время. Белокурая женщина, когда-то улыбчивая и привлекательная, сидела на кровати своей пропавшей дочери с опухшими глазами, а под ними образовались тёмные мешки. Каково было матери, когда та, вернувшись домой с хорошим настроением и подарками, не обнаружила нигде дочь, которая обычно в вечернее время никуда не выходила? Она была трусишкой, чтобы выйти из дома даже после шести часов вечера, а потом вдруг и исчезла. Конечно, женщина сразу начала искать её, обратилась в полицию, но как обычно ей никто не помог, сославшись на подростковый бунтарский период. Она после двух дней поставила на уши все отделения полиции, своих родственников, отца, который был на командировке за границей. Все с тревогой искали девочку, но безрезультатно. Никто её не нашёл. Потекла одинокая капля из голубых глаз. Потом вторая. Она потеряла свою дочь, единственную и неповторимую. Кто сумел украсть её девочку? Куда она пропала? Прошло уже две недели, а она никак не появляется… — Маш, опять ты сидишь здесь, — подал голос мужчина средних лет, высокий брюнет со стройным телосложением, приближаясь к своей жене. — Идём, дорогая. Тебе надо поспать, набраться сил, — он сел рядом с ней, полуобнимая одной рукой. — Ты уже две недели толком не спала. Отдохни, — мягким низким голосом он начал уговаривать блондинку, стал гладить рукой её тонкое исхудалое плечо. — Я… Я не хочу, — хрипло прошептала осипшим голосом. Она сорвала голос, когда билась в истерике и кричала дорогое и важное для неё имя, когда звала её. Врачи укололи успокоительное, и она просто сидит здесь и смотрит в одну точку, в голове называя только одно родное имя, ставшее её жизнью: «Даша». — Я не хочу спать, милый. Сейчас же светло… Вадим знал, как сейчас плохо его жене. Самого тоже новость об исчезновении дочки повергла в глубочайший шок, но в отличие от Маши он верит, что она жива и здорова. Верит, что сбежала из дома и шляется где-то в городе, прячась от полиции, потому что главную роль в пропаже сыграл буйный бунтарский нрав подросткового возраста. Конечно, здравый разум кричал, что это не так, что его дочь на такое не способна, просто не могла поступить так… Сейчас нужна жене его поддержка, поэтому он должен быть спокоен. Скоро Дашу найдут. Он уверен. — Даша жива, Машка. Жива, я увер… — Вади-им, — прошептала Кушкина, закрыв лицо обеими руками. Одно имя, упомянутое кем-то, начинает сжимать её сердце, от боли хотелось выть, кричать, разбивать всё вокруг, но этот мягкий и приятный голос всегда останавливал, поэтому приходилось лишь тихо плакать на его плече. — Она вернётся. Не надо отчаиваться, дорогая. Я верю, и ты тоже верь. В ответ женщина лишь сильнее зарыдала, уткнувшись в широкую грудь брюнета, сжала его серую футболку бледными маленькими руками. Никогда не подумала бы, что всё так обернётся для неё и мужа. Не думала, что случится такой ужас. Если бы она только знала, что будет такое, то никогда бы не покинула свою маленькую девочку. Какая же она дура, что посмела причинять боль дочери, оставляя ту одну. Боже, верни её обратно, помоги ей, прости дуру бессердечную… — Дорогой, — внезапно женщина перестала плакать и встала с места, направилась к выходу, шатаясь слабыми ногами. Вадим тоже встал следом за ней, удивлённо следя взглядом серых глаз. — Давай снова порасклеим листовки, вдруг кто-нибудь откликнется. — Тебе плохо? Ты еле ходишь, — он заботливо взял её за руку. — Ты поспи, а я пойду и сам с листовками разберусь. — Нет, тебе одному будет трудно, я тоже иду с тобой… — Так, Маша! — закричал он, не в силах сдерживать злость. — Хватит упрямиться и иди спать! Я сказал, что пойду и сам во всём разберусь! Почему ты всегда упрямишься? Почему не можешь подумать хотя бы ради дочери о себе? Если она вернётся, а ты в таком состоянии. Ты об этом подумала? Марина посмотрела на мужа и замолчала. Она снова заплакала и отвернулась, чтобы не смущать его, ведь он не любил, когда женщины плачут. — Да, ты права, — сдерживая всхлип, сказала она. — Ты прав, милый… Я, наверное, пойду… Шатаясь и покачиваясь, вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.***
— Охико! Давай пообедаем вместе с девчонками, — перед Хаякавой возникла миниатюрная улыбчивая девчушка с длинными каштановыми волосами, завязанными в высокий хвост. — Охико? — одноклассница никак не реагировала на неё и задумчиво сидела да рисовала зверюшки. — Охико-о! Ты где витаешь? Я говорю, давай обедать вместе с девчонками. Охико вздрогнула и отстранённо уставилась в подругу, но потом, поняв всю нелепость ситуации, виновато улыбнулась и согласилась пообедать, вытаскивая бэнто из пары. — Извини, что игнорировала тебя, — виновато сказала девушка. — Я задумалась и не заметила. — Да ничего, Хико-чан, — с тёплой улыбкой успокоила Аи, идя рядом с Охико. — Я заметила, как ты в последнее время странно ведешь себя. Что-то случилось? Ты мне можешь довериться. — Ничего важного, Аи-тян. Я действительно тебе доверяю, но эта проблема семейная. Со временем всё уладится. «Завтра богиня любви возвращается, и мне придётся дать ответ, — подумала Хаякава. — Я выбрала, чего действительно хочу». Завтрашний день. Утро. РОV Охико. Я встала рано утром и как обычно направилась в ванную, чтобы умыться. Потом пошла на кухню и по привычке начала готовить завтрак на две порции. Раньше часто готовила только себе, а сейчас ещё кому-то, и это такое приятное чувство. Усуи проснётся, наверное, через полчаса. Надеюсь, он будет счастлив… — Привет! Ну что? Каков твой ответ, милая Охико? — раздался энергичный голос богини. Я перестала готовить и обернулась к ней. — Я… Я возвращаюсь домой, к родителям, — выпалила я. Мой выбор верен. Лучше будет для всех в этом мире, если я исчезну из него. Родители, наверное, места себе не находят, я им очень нужна. Усуи тоже будет лучше, ведь больше под их ногами не будет вмешиваться какая-то левая девчушка. Я посмотрела на белокурую богиню, которая смотрела на меня как на идиотку, упавшую с Марса. — Т-ты… Это… Серьёзно?! — громко выпалила та. Я предупредила её быть потише, и сама начала шёпотом: — Лучше всего будет, если меня здесь не будет, а родители, наверное, беспокоятся. — Хорошо, тогда отправляемся сей… — Подождите, — я её перебила, желая высказать последнюю просьбу, — можно я приготовляю для Такуми свой последний завтрак? — Сомневаюсь, что он будет в восторге, проснувшись, а там неожиданный завтрак, ведь он после твоего возвращения забудет всё, что связано с тобой. — Я-я понимаю, — мне стало ещё хуже, но и одновременно лучше. Всё будет с ним как раньше… Он будет счастлив, и я, наверное, тоже.