***
Немедленно выяснилось, что Викторика, помимо выдающегося ума и соответствующего характера, обладала удивительной способностью любому своему жесту, слову и мановению придать смысл и заставить его выглядеть настолько естественно, что не оставалось никаких сомнений в логичности его или надобности. Вот и сейчас она неожиданно сбавила темп в спуске по крутой винтовой лестнице, по которой уже вовсю топали остальные – прямо пропорционально той скорости, которая устраивала Викторику. Между тем, те минуты, что они прошагали, минуя бесконечные и однообразные полки книг, пробудили в Викторике какое-то неясное волнение и возбуждение, потому что шаги её вдруг сделались легки, почти невесомы, плечи распрямились, подбородок легонько вздёрнулся. Лайт, ещё вначале горевший неистовым желанием и исступлённым внутренним требованием и жаждой истины, уже почти успел перегореть, так что ему постепенно становилось дурно, душно, а самое главное, абсолютно всё равно, правдива и чиста Аврил, или же за её действиями скрывается зловещий смысл. Он шёл впереди всех и отчётливо слышал, что по ходу Викторика даже начала напевать какую-то неведомую ему песенку, её покрытая золотым шёлком волос спина лучилась воодушевлением, из чего Ягами заключил, что она поняла что-то важное, чем не спешит делиться. Лайту было знакомо это чувство: после долгих и тщетных размышлений вдруг наткнуться на потрясающий в своей простоте ответ, когда просто лопаешься от желания немедленно рассказать кому-нибудь о своём открытии, не желая при этом потерять эффект неожиданности и искромётного своего успеха. – Что хранится в Библиотеке? – вдруг спросила Викторика, не оборачиваясь. Лайт сначала счёл этот вопрос риторическим, но, когда пауза затянулась до неприличности, выдавил растерянно: – Что... книги, конечно, что же ещё... – Эта девушка, – перебила его Викторика, – пришла сюда, чтобы спрятать иголку в стоге сена. И впервые за долгое время улыбнулась – почти доброжелательно. – Она, когда нашла книгу, заметила, что ты за ней наблюдаешь, – пояснила Викторика, пока они (наконец-то закончилась эта бесконечная лестница – окружной хребет бездонной кроличьей норы) шли вглубь Библиотеки, – поэтому решила её спрятать. А Библиотека – лучшее для этого места. Скорее всего, такое её поведение обусловлено тем, что она что-то ищет в этой книге. – Но как мы её найдём? – озадаченно почесал затылок Нацу, боязливо оглядываясь на до отказа заполненные древними пыльными томами расписанные позолотой полки. Такое количество потенциального текста само по себе действовало на него угнетающе. Тогда Викторика снова улыбнулась, словно с нетерпением ожидала этого вопроса. Пара изящных светлых бровок взлетела вверх, изобличив красивые линии глаз и носика, волосы толстой длинной лентой обвили её фигуру, подобно водовороту, и она вновь зашагала вперёд. – Вы знаете историю о тринадцатой ступени на Небеса? – Считается, что, если встанешь на неё, тебя затянет на тот свет, – быстро нашёлся Лайт, обнаружив в Аврил кладезь полезных знаний, которые при первой их встрече и бесконечном трёпе, сидя на скамейке, он счёл грудой совершенно постороннего и дурацкого хлама. – На этом этаже выставлены книги по изучению древних и современных религий всего мира, – сказала Викторика, неторопливо подходя в небольшой лесенке, используемой обычно, чтобы достать книгу с высокой полки, взялась одной ручкой за ровные деревянные перила, пальцами другой поддерживая подол платья, вздёрнула подбородок и с глухим стуком поставила каблучок на первую ступеньку. Начался отсчёт. – И раз, два, три, четыре... Лайт почувствовал, как у него заныло где-то в области солнечного сплетения, из глубин живота поднялось какое-то трепетное волнением, по спине пробежал холод, когда он ещё раз взглянул на ни с чем не сравнимые волосы Викторики, ниспадающие потрясающим ярким шлейфом. А ещё он ощущал взгляд Рюзаки, направленный не прямо на него, а куда-то поверх его головы: не то в сторону Викторики, не то ещё дальше и выше, на противоположные стеллаж, полный исторических заметок современников правителей Англии. С самого начала Лайту показалось, что, как Ватари зорким соколом сидит над ним, так и он сам выполняет при де Блуа какие-то свои, понятные только ему обязанности. Вообще странные были у них взаимоотношения. Викторика явно, так же, как и Мелло, и Мэтт, и Ниа, питала к Рюзаки глубокое профессиональное уважение, хотя не лебезила и не подлизывалась. Рюзаки же занял позицию доброжелательно покровительственную, хотя Лайт всё равно не мог понять, какие же именно отношения связывают этих двоих. Смутные догадки у него имелись (строить собственные теории на основе наблюдений ведь никто не запрещал), но рядом имелись ещё Кудзё и Аоки, притязания, или, по крайней мере, скрытые желания, были почти что налицо. Только сейчас Ягами вспомнил, что Гревель, помимо того, что старается вообще не замечать присутствия Викторики и ни разу напрямую к ней не обратившись, а использовать, как рупор, новоизбранных Бельчат (до чего же мерзкое прозвище!), на Рюзаки за несколько их встреч тоже ни разу не взглянул. Что же связывает их, а? Как всегда, вопросов было в разы больше, чем ответов. – ...тринадцать, – удовлетворённо выдохнула Викторика и, встав в пол-оборота к остальным, обратила на них ободряющую улыбку. – Вот это та самая тринадцатая ступень на Небеса, та, на которую никто не осмеливается встать. Девушка спрятала книгу на этой полке, – с этими словами Викторика потянулась к стоявшим вплотную томам, – об этом мне поведал Источник Мудрости. Если бы у Лайта не ослабли и не онемели руки, то он бы зааплодировал. Но так как в тот момент ничего лучшего (и большего) ему в голову не пришло, то он просто остался стоять в разинутым ртом (Нацу громко матернулся, за что получил от Эльзы неприятную дозу профилактики под челюсть) и огромными глазами смотреть на Викторику, держащую в руках ту самую книгу, которую Аврил подобрала в склепе. Это был один из тех редчайших случаев, когда Ягами Лайт потерял счёт времени. Минуту спустя они уже рассматривали загадочную книгу, сидя на деревянных ступеньках, дававших начало неимоверному каскаду вверх к Ботанический Сад. Надо сказать, что с недавнего времени всё внимание Лайта занимало не столько таинственное чтиво, ради находки которого, собственно, и затевалось всё это обоюдное тесное расследование (сам по себе процесс упоительный для тех, кто знает в этом толк), а сама личность Викторики, ибо, каким бы умным Лайт ни был, он был вынужден признать, что от такого Источник Мудрости даже он бы не отказался. Викторика решила эту загадку всего за минуту, тогда как ему потребовалось бы несравненно больше времени и сил. Серая Волчица, Золотая Фея... Нет, Лайт, конечно, много странностей наблюдал, куда глубже из области хиромантии, но теперь был по-настоящему изумлён и даже трепетно восхищён. Тайна прошлого и личности Викторики де Блуа оставалась покамест для него покрыта мраком. Викторика раскрыла книгу в тяжёлом, тёмном фиолетовом переплёте, не то бархатном, не то ещё покрытый какой-то материей, засаленной от времени, с тоненькой золотистой надписью на французском. Первые страницы девочка пробежала не раздумывая, не удостоив своим драгоценным вниманием ни единой строчки, а сразу пролистала на половину книги вперёд, когда внезапно остановилась и опустила взгляд. Лайт проследил движение её глаз и уткнулся в иллюстрацию одной из чужеземных легенд. «Золотая фея в высокой башне». Там был изображено существо, напоминающее прелестного обнажённого ангела, с красивыми матовыми белыми крыльями, раскинутыми так, что не хватало масштаба картинки, и длинными, волокущимися по земле золотыми волосами. Действительно, очень похоже на Викторику. Что и говорить: а легенда имела полное право на возникновение и последующую культивацию. Тут Викторика громко хмыкнула, как обычно это бывает при внезапной и странной вести и приподняла на уровне глаз листок бумаги, исписанный косым и неразборчивым почерком, видимо, по-английски. – Это почтовая открытка, – констатировала де Блуа, конструируя с помощью маленьких бровок выражение удивления. – «Для Аврил Бредли. От сэра Артура Бредли», – прочитал Эдвард и обратил на Лайта внимательный взгляд. – Мась, это же вроде её дед? Лайт коротко кивнул, предпочтя игнорировать столь фамильярное и раздражающее к нему обращение. – На марке нет штемпеля, – задумчиво пробормотала Викторика, – значит, девушка ещё не получила этой открытки. После этого личико её приобрело выражение глубочайшего удовлетворения, она захлопнула книгу, оставив её сиротливо лежать на ступеньке, взяла в пальцы открытку и зашагала наверх. Все расступились. – Как скучно! Я ответила на твой вопрос, – бросила она Лайту через плечо, даже не обернувшись и не остановившись, – так что топай отсюда, и побыстрей. – Но Викторика!.. Она ещё раз помахала открыткой, подобно тому, как машут платочком на перроне удаляющемуся составу поезда, и с гордым и неприступным видом удалилась. Лайт никогда не считал себя обидчивым, и всё же какой-то неприятный сквозняк досады прошёлся у него по сердцу при мысли о Викторике, когда он шёл по аллее вдоль живой изгороди, размышляя над произошедшим. Никогда он не находил ничего приятного в том, когда тебя отбривает девушка, в особенности, такая как Викторика (интеллект и безусловные заслуги которых служат непреложной индульгенцией их хамству и самодовольству), и всячески старался в ворохе событий отыскать то обстоятельство, которое бы позволило его совести назвать Викторику «истеричной самодуркой», но, ей-богу, даже она не смогла дойти до этого. Никогда прежде не набивавшийся кому-либо в друзья (как правило, всё происходило наоборот), Лайту почему-то не хотелось терять с ней дружеских отношений, ибо, во-первых, её любил (ну, или очень уважал) Рюзаки, к которому Лайт питал глубоко интеллигентные, чуть ли не почтительные чувства, а во-вторых, некоторая степень похожести всё-таки между ними проскальзывала, что происходит не так уж часто. Если уж говорить совсем начистоту, но к Эдварду Лайт испытывал то же самое, только сильнее и явственнее, что-то, что не давало Ягами разорвать с ним отношения – а что ему в принципе мешало это сделать? – некая похожесть и потаённая страсть дознаться до правды, скольких бы потов, слёз и крови на это ни ушло. Боясь запутаться, Лайт захлопнул книгу, найденную Викторикой, огляделся и к своему удивлению обнаружил сидящего на скамейке инспектора Гревеля. Он восседал в позе мыслителя, закинув ногу на ногу и приложил палец к высокому лбу, так, точно изо всех божеских сил рождал гениальное решение наболевшей проблемы. Всю серьёзность положения Лайт осознал в тот момент, когда приблизился к его непоколебимой фигуре и не услышал в свой адрес нечто вроде «А вот и ты, загадочный Бельчонок номер два!», отчего даже слегка напрягся, но любопытство оказалось сильнее усталости и брезгливости, и Ягами, приведя в движение некоторые лицевые мышцы, соорудил на лице некоторое выражение заинтересованной покорности и осторожно приблизился к Гревелю. – Что-нибудь случилось, инспектор? – спросил Лайт скорее из вежливости, чем из интереса. Гревель нехотя обратил на него усталый, натруженный взгляд. – Загадку ведь уже разгадали, – сказал Лайт для того, чтобы сгладить неуютную паузу. – Так-то оно так, – тяжело вздохнул Гревель, постепенно возвращаясь в позу мыслителя. – Вот только, сразу, как разрешилась загадка с рыцарем, мне доложили, что в городе появился загадочный вор. Я расследую дело. «Час от часу не легче!» – пронеслось в голове у Лайта, который только-только вновь обрёл веру в лучшее и на позитивное разрешение вопроса. – Его называют Таинственный Вор Куеран – известный вор, который разорял Европу в своё удовольствие. – Если Лайт и читал или слышал о таком, то настолько давно, что сейчас уже с трудом припоминал суть вопроса. – Но он исчез семь-восемь лет назад (вот тебе и причина полного неведенья Лайта и дезориентации в разглагольствованиях Гревеля). Ходили слухи, что он уехал или умер, хотя никаких достоверных сведений нет. И вот теперь мне доложили, что появился второй Куеран, и он уже находится в городе. Бирюзовые, похожие на превосходно огранённые драгоценные камни, глядели прямо, холодные, похожие на тающие льдины в северных морях, они казались совершенно неподвижными, и тогда Лайт разглядел в нём настоящего аристократа и какого-никакого, а профессионала. Зачем было скрывать это за маской напыщенного и местами навящевого фарса, однако, тоже представить себе было несложно: можно себе представить, каким униженным чувствует себя двухметровый Гревель всякий раз, находясь рядом с миниатюрной Викторикой, до которой он, вопреки всем стараниям и напускным фанфарам, не мог дотянуться. Цитировать Нацу не хотелось, но Лайт был вынужден признать, что, когда тот говорит: «Тут хоть на жопе испрыгайся, если не дано!», он абсолютно объективен и режет правду матку. Понимает это сам инспектор, догадаться было сложно, однако, подсознательно надеясь тем самым вытянуть из него ответы на некоторые, уже некоторое время волнующие Лайта вопросы, Ягами всё же заметил осторожно: – Знаете, инспектор, вы сами на себя не похожи, – Гревель поднял слегка настороженный взгляд и чуть приподнял брови, – при Викторике вы намного пафоснее, а ко мне так и вовсе обращаетесь «О, Бельчонок номер два!» (на практике, воспроизведя этого своим голосом, Лайт счёл подобное прозвище ещё более оскорбительным и унизительным, чем он считал его раньше)... – Боже мой, о чём толкует этот странный ребёнок?! – вскинулся вдруг Гревель, резко встав со скамейки, нарочито педантично кашлянул и выпрямился во весь свой гигантский рост. Лицо его вытянулось и стало казаться ещё более бледным, длинным и угловатым, подбородок ещё более острым. – Как бы там ни было, – вновь прикладывая палец к подбородку, тем самым давая понять, что разговор окончен, Гревель зашагал прочь, изо всех сил изображая мыслительный процесс, – и если обнаружишь какого-нибудь подозрительного субъекта, немедленно сообщи, – бросил он напоследок. А Лайт ещё более укрепился в мнении, какие же загадочные отношения произрастают между едкой, но невероятно умной и столь же красивой Викторикой и занудой-недоучкой инспектором, а заодно и какой он всё-таки неприятный тип. Хотя, возможно, во всём виноваты диковинные британские порядки. Ну, с уверенностью можно было утверждать только то, что не сегодня завтра инспектор под самым благовидным и невинным предлогом заявится к Викторике и косвенными, патетичными и оттого нисколько не более убедительными пассажами, попросит помощи, когда сам окажется в тупике, как бы не напрягал извилины. Размышляя об этом с неприятным осадком в душе (а Лайт всегда питал острую неприязнь к людям недалёким, хотя, как показала жизнь, даже среди них находятся достойные субъекты), Ягами обогнул живую изгородь, когда зашагал вплотную к забору, который огораживал заброшенный (или используемый крайне редко) склад. На краткий миг отличнику пришло в голову, что, наподобие трупа в склепе, здесь тоже может обнаружиться нечто из ряда вон. Глупости, разумеется. И только Лайт хотел встряхнуть головой, желая отогнать нежелательные мысли, как со стороны старого, заплесневелого каменного здания донёсся странный шум, похожий на удары друг о друга тяжёлых деревянных коробок. В животе у Лайта отчего-то сразу похолодело, от застыл с парализованным открытым ртом и медленно обернулся к забору, почти не дыша. Шум не повторялся. Ягами понимал, что ему ничего не мешает просто уйти и не думать об этом больше никогда, но что-то у него внутри отчаянно сопротивлялось бездействию, исступлённо тянуло его посмотреть, подойти, узнать. Медленно Лайт подкрался к заржавевшей, некогда блестящей смоляной ограде, калитка имела маленький засов, но, за неиспользованием склада, его даже не удосуживались запирать. Взглянув на продолговатое и довольно бестолковое здание склада сквозь решётчатую калитку, Ягами осторожно схватился за неё свободной рукой, так как в другой держал книгу, чуть налёг на неё, она противно заскрежетала, и от этого звука мерзко сводило челюсть. Лайт ещё немного подался вперёд, калитка уже почти поддалась... ...Последнее, что Лайт помнил, это тупая, ноющая боль в затылке, мир вокруг тронулся, накренился и поехал, расплываясь, словно на него пролили воду, он рухнул лицом в землю. Видимая дверь склада заходила ходуном, взмыла под самое небо, и Лайт потерял сознание.***
Когда Лайт открыл глаза, был уже вечер, закатное солнце обволакивало всю комнату, а выглаженное белое постельное бельё было похоже на ровное предрассветное небо, которое он наблюдал из самолёта. Он сразу понял, что находится в приюте, вот только сначала не сумел сообразить, что произошло. Ягами немного поёрзал в постели, и тут ему в голову точно выстрелили: он схватился руками за виски в приступе нестерпимой боли, застонал, стиснул зубы. Да, действительно, хоть видимых отверстий нет, но выстрел был точно. Ещё чуть-чуть полежав неподвижно и приноравливаясь к ударам в мозг, Лайт слегка повёл взглядом в сторону, когда наткнулся на перевязанное запястье. В приступе несвойственного ему внезапного и ослепляющего страха Лайт вскочил, почти скривился от боли, когда вдруг услышал над собой озабоченный голос Аврил: – Эй, как ты себя чувствуешь? – Всё в порядке, – сбивчиво солгал Лайт, пытаясь унять дрожь в голосе и в коленях. Он вдруг обнаружил, что лежит в одной рубашке и брюках. Аврил медленно присела на стул, сложила ладони на коленях и участливо улыбнулась, так что у Лайта замерло сердце от тревоги. – А что... что со мной случилось? – Ты лежал возле склада без сознания, – ответила Аврил. – Я тебя нашла, а садовник принёс сюда. – С-спасибо, – пробормотал Лайт, начав машинально шарить вокруг себя рукой, как маленький ребёнок впотьмах пытается нащупать любимую игрушку. Тут вдруг его едва не задушил спазм острого, короткого и жалящего испуга, когда он вдруг понял: книги нет. Короткий смешок Аврил вывел его из раздумий. – Твои друзья так беспокоятся о тебе. Эта девочка – Миса – чуть с ума не сошла, когда узнала о тебе, медсестра еле уговорила её и этого высокого мальчика – Эдварда, кажется, – отсюда уйти. Они будут рады узнать, что с тобой всё обошлось... Что-то не так? – спросила она, заметив, как Лайт рассеянно шарит вокруг себя рукой. – Нет, всё нормально, – растерянно ответил Лайт, в то время, как мозги у него включились в судорожную, напряжённую работу: где, кто, когда именно, почему... – Вот и славно. Слышала, на том складе обитает призрак девушки, поэтому туда никто не решается заходить. Лайт, неужели на тебя напало приведение? – хохотнула Аврил. – Это вряд ли... – натужно рассмеялся Лайт, чувствуя, как волнение скручивает желудок. Минута ужасного, болезненного сжатия, когда отличник сжал кулаком простыню, желая заставить себя взглянуть на Аврил и даже не умея поднять голову: неужели это она, она напала на него там, у склада? Это она, взбалмошная, неуклюжая, румяная девчушка – преступник, орудующий в округе? – По этим местам ходит столько разных слухов, – продолжала Аврил, – даже о Библиотеке есть рассказ, вроде «Золотой Феи». Эта фея необыкновенно умна и может решить любую твою загадку, но взамен она забирает душу. По-моему, это больше похоже на демона, нежели на фею, тебе так не кажется? ...А ведь и Томое Кабеякава сначала показалась ему немного несуразной, но милой и приятной девушкой... – Неправда, – неожиданно для самого себя сказал Лайт, с трудом узнавая свой голос. Слова сорвались у него с губ помимо его воли. – На верхнем этаже Библиотеки живёт Викторика. – Викторика?.. – Да, она прогуливает уроке и в одиночестве читает книжки. А в обмен на помощь требует конфеты, а не души, – ответил Ягами, ощутив вдруг необычайную теплоту к этой миниатюрной светловолосой девочке. – Но ведь, кого не спроси, никто её не видел, – возразила Аврил, пока Лайт вылезал из постели и завязывал шнурки кроссовок. Ягами не хотелось быть предвзятым, но ему показалось, будто голос у неё как-то завибрировал. – Она вообще существует? – О да. После этого Лайт, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, для чего он нарочно вышел через заднюю дверь и короткими перебежками добрался до калитки, ведущий к складу, самым тщательным образом исследовал все кусты, прошерстил траву в радиусе двадцати метров вокруг, надеясь отыскать книгу. Однако после часа поисков стало абсолютно очевидно, что тот, кто его вырубил, разумеется, не мог позволить себе оставить книгу лежать рядом с телом. И то, что Аврил спрятала книгу, и то, что Лайта вывели из игры, а потом она пропала, говорило явно не в пользу Бредли. И это угнетало Лайта больше всего. Когда он наконец поднялся с корточек, а он провёл в этой позе довольно много времени, то вдруг увидел, как неторопливо у нему подходит мисс Сесиль, румяненькая, симпатичная, с каштановыми завитушками волос, немного напоминающими круассаны. Она семенила, немного смущённо улыбаясь смешным детским ртом, и улыбка её показалась Лайту ужасно неуместной, но он ничего не решился сказать, памятуя о том, как при виде трупа учительница рухнула в обморок. – Мисс Сесиль, вы хорошо себя чувствуете? – спросил Лайт, чувствуя, как начинает разрастаться неуютная пауза. – Ах, Лайт, спасибо, да! – смущённо защебетала мисс Сесиль. Потом она вдруг подобрала ноги, выставив вперёд грудь, вся посерьёзнев. – Кстати, ты слышал новости? Тот мертвец... был из Академии! Вот ужас-то! – при этих словах женщина мгновенно приобрела оттенок синевато-зелёный, задрожала, потом разом побледнела, прижимая ко рту книгу. Ту самую книгу. Лайт встрепенулся. – Простите, мисс Сесиль! – воскликнул он, одним шагом преодолев разделяющее их расстояние. – Откуда у вас эта книга? – Лежала на дорожке около клумбы, – растерянно ответила мисс Сесиль, явно не понимая, какое отношение книга имеет к страшным событиям и её полуобморочному святому ужасу за приют и Академию. Стало быть, это и не обязательно Аврил... – с некоторой надеждой подумал Лайт туманно, спиной чувствуя, что сейчас что-то должно произойти. И произошло. Оглушительный грохот тяжёлых деревянных балок донёсся со стороны склада. И если Лайт просто вздрогнул, то мисс Сесиль чуть не лишилась чувств, взвизгнула, пошатнулась, из-за чего Ягами был вынужден в срочном порядке прийти ей на помощь, и устремила неподвижный, полный леденящего ужаса взгляд на полуоткрытую дверь склада. Лайт, ибо любопытство оказалось сильнее страха или чувства самосохранения, осторожно подошёл и заглянул в проём, куда падала скудная, остроконечная полоса закатного света, но ничего, кроме коробок и мешков, не увидел, мисс Сесиль, титановой хваткой вцепившись ему в рубашку, побрела следом, но её хватило только лишь секунд на тридцать, после чего она спряталась за спину Лайта. Снова шум, скрип, в нос Лайту ударил едкий запах средства от насекомых, после чего он уже занёс ногу для следующего шага. – На помощь... на помощь... на помощь... И хотя Лайт был не из слабонервных, он не помнил следующих пятнадцати минут своей жизни, хотя был уверен, что никогда в жизни он ещё не бежал так быстро.***
Воровато оглянувшись, Аврил скользнула через массивную дверь Библиотеки и зашагала вверх по лестнице, на каждом пролёте вертя по сторонам головой, словно боясь запутаться и заплутать. И уж лучше бы лестница оказалась лабиринтом, она длилась бесконечно, и в какой-то момент Аврил стало казаться, что она карабкается по Вавилонской Башне. Впрочем, она и не могла много думать обо всяких неудобствах, поскольку совершенно определённо знала, зачем здесь находится. Ещё утром она быстро забежала сюда до занятий, чтобы не торопясь пролистать оставленную книгу и отыскать открытку, адресованную ей, и после того, как ни того, ни другого не обнаружилось, поклялась себе, что вернётся сегодня же и не покинет это место, пока не отыщет. Непроизвольно руки сжимались в кулак, дыханье перехватывало, а грудь сдавливало злостью от одной мысли, что все труды теперь пошли насмарку, всё псу под хвост, весь риск, которому она подвергалась каждый день, каждый час и каждую минуту, был напрасен, а она связана по рукам и ногам тошнотворной неизвестностью. Аврил фыркнула и ускорила шаг. К счастью для неё, тот азиатский юноша подсказал ей замечательную идею, где можно отыскать открытку, и, сам того не подозревая, здорово ей помог. Хотя, конечно, она не ожидала, что он станет рассказывать ей небылицы про какую-то девочку, которая живёт в Ботаническом Саду. Бредли усмехнулась. Она неплохо умела разбираться в людях и сразу, ещё при первом их разговоре, заметила, с каким плохо скрываемым недоверием он относится к разным историям о привидениях и духах, а тут – вот тебе на! – поверяет ей очередную. Наверное, не стоило так сильно бить его по голове... – Хм, – произнесла Аврил, когда наконец упёрлась взглядом во всё великолепии Ботанического сада, вымощенные под шахматную доску полы и разбросанные книги, – никакой девочки тут нет. Если кто и есть, то призрак, – она натужно хохотнула, – или библиотекарь, или, может быть, Золотая Фея! Она бродила между ограждёнными резными заборчиками посадки, оглядываясь на каждом шагу, и по мере того, как она продвигалась вглубь, возбуждение её нарастало, улыбка всё сильнее искривляла рот. – Конечно, девчонкам тут делать нечего. Она остановилась, потому что увидела маленький, почти буфетный, позолоченный шкафчик с красивыми блестящими ручками, вокруг которого тоже были разбросаны книги, а прямо около него лежал небольшой листочек бумаги, исписанный косым почерком пожилого искателя приключений. Чуть ли не плотоядная усмешка скользнула у неё на губах. «Вот она!» – торжествующе воскликнула про себя Аврил и уже было шагнула навстречу своей цели, как вдруг услышала позади: – Викторика! Эй, Викторика, ты здесь? Аврил прикусила нижнюю губу в бессильной злобе. Всё-таки надо было тогда от него избавиться! Она сверкнула глазами и скосила взгляд в сторону Лайта, мысленно посылая в его стороны самые страшные проклятия, какие только знала, метнула колючий взор туда, где только что разглядела открытку в области слепящего радостью света и вздрогнула, даже отшатнулась: её там не было. В первую секунду Аврил не поверила глазам (на что раньше она никогда не жаловалась), а когда поняла, что не спит и не ошибается, только сильнее скривилась, как от лимона, прерывисто дыша и стараясь взять себя в руки. Если Ягами её заметит, нельзя, чтобы он что-то заподозрил. Несколько раз глубоко вздохнув, Аврил приготовилась улыбнуться, когда Лайт (а он успел построить не меньше десятка догадок, почему, ища у Викторики совета насчёт Аврил, а Саду он застаёт именно последнюю, а не ту, которую искал) окликнул её, спросив, что она тут делает, на что Бредли дала довольно вразумительный и вполне логичный в свете их недавнего разговора ответ: – Просто захотелось посмотреть Ботанический Сад, про который ты рассказывал. Ну, ладно, до скорого! – она слегка помахала ему рукой, сложив губы в привычной уже лёгкой улыбке, и непринуждённо, почти невесомо, заскользила вниз по лестнице. Убедившись, что Аврил ушла достаточно далеко (наполовину это было из чувства потребности в конспирации, учитывая, что безоговорочно верить Аврил не стоит, наполовину из желания сохранить свою тайну при себе), он снова позвал Викторику. Ботанический Сад по-прежнему сохранял подмигивающее молчании, из чего Лайт сделал вывод, что Викторика или ушла, или... «Но ведь, кого не спроси, никто её не видел. Она вообще существует?» Ягами вздрогнул, выпрямил похолодевшую спину и энергично затряс головой, словно отгоняя наваждение. Бред какой-то! Викторика, которая спасла его от тюрьмы, Викторика, которую уважает Рюзаки, Викторика, благоговеющая перед L, умная, странная, загадочная, таинственная Викторика. И она существовала. Да, она существовала. Ещё раз протянув её имя, Лайт сделал глубокий вдох и снова оглянулся – почти безо всякой надежды. Но, словно решив доказать своё существование, именно в этот момент за его спиной возникла Викторика с чуть склонённой головкой и устало-отчуждённым выражением лица. – Какой же ты шумный, – заметила она. – Ты принёс мне что-то нескучное? Викторика встретила его рассказ довольно скептически и равнодушно, хотя, возможно, это было вызвано коробкой жевательного мармелада, купленного Кудзё, как плату за беспокойство, которая целиком и полностью поглотила внимание девочки: они медленно смаковала красненькие и жёлтенькие фигурки танцующих животных, держа поодаль зелёненькие – на потом. Пока Лайт в красках, выстраивая сложные и пленительные синтаксические конструкции, излагал цепь своих злоключений на сегодняшний день, Викторика подносила маленького оранжевого слоника на свет, глядела сквозь, а потом медленно опускала в рот двумя пальцами, неторопливо жевала, выбирая новое лакомство. Когда Лайт закончил, она даже не шелохнулась. – Так вот, Викторика, кто-то меня ударил, – подытожил Ягами, расхаживая вперёд назад позади девочки. – И вариантов, кто бы это мог быть, очень много. – Ну да, – растянуто согласила Викторика и повернулась к Лайту со странной улыбкой на гладеньком личике. – Вор Куеран, привидение со склада... или, может быть, Золотая Фея из Библиотеки! Конечно, ведь девчонкам тут делать нечего! Если кто и есть, то разве что библиотекарь, или, может быть, призрак, а, может, и Золотая Фея. – Ты о чём? – Эта Аврил, – шумно роясь в пакете из-под сладостей и изящным движением выуживая последнюю зелёную фигурку, торжествующе поднеся её к глазам. – Это она второй Куеран. И проглотила. А Лайт остался стоять на месте. – ...То есть? – тупо переспросил Лайт после длинной неуютной паузы. Вздохнув, Викторика поднесла трубку к губам и ненадолго прикрыла глаза, потом резко распахнула и долго, оцепенев, глядела в одну точку где-то поверх левого плеча Лайта. Наконец она сказала: – Так уж и быть, поскольку L – твой друг, я открою тебе правду, которую мне поведал Источник Мудрости. Первым Куераном был Максим. – Потому, что Куеран пропал семь-восемь лет назад, и Максим умер восемь лет назад, – закончил Ягами за неё мысль. – То есть это не совпадение? – Ни в коей мере, – Викторика чуть заметно мотнула головой. – Если ты помнишь, то Максим каждую весну возвращался сюда. Ему нужно было где-то спрятать украденное. И эта книга тому пример. Но Максим умер до того, как успел её спрятать. И Аврил искала эту же книгу. – Другой вопрос – зачем, – задумчиво произнёс Лайт, углубившись в свои мысли, когда заметил, что Викторика совершенно потеряла интерес к происходящему, отвернулась и с видом крайнего разочарования стал комкать пакет из-под мармеладок. – Кстати, – произнесла вдруг Викторика, – призрак со склада ведь что-то говорил? – Да, он звал на помощь. – Плохо, – констатировала де Блуа. – Идите и помогите, – безапелляционно велела она. – Помочь призраку? – переспросил Лайт, хотя почти не удивился такому развитию событий. Он уже много чего успел проделать, почему бы не прийти на помощь привидению сомнительного происхождения? – Привидение на складе – это настоящая Аврил Бредли. С тяжёлой душой Лайт направился к инспектору, мысленно исходясь душераздирающим безысходным воплем. Ему жутко не хотелось ввязываться с ним в какие бы то ни было отношения, поэтому для верности он взял с собой Эдварда и Ицки, как наиболее прилично владеющих английским и с мало-мальски адекватным выражением лица, которые могли бы уберечь его от несправедливых нападок Гревеля. Пока они скороговоркой и в смятении выложили ему ситуацию, он буравил их троих острым подозрительным взглядом, непрестанно проводя по контуру тонкого подбородка двумя пальцами, так что Эд даже удивился, как тот до сих пор не истончился до толщины игольной нитки. Когда рассказ окончился, Гревель важно хмыкнул, как бы показывая своё главенствование. Вообще говоря, у Лайта, как и у Эдварда позднее, сложилось впечатление, что, помимо служебных перед начальником полиции, Гревель выполняет ещё какие-то левосторонние обязательства, непостижимые для непосвящённых обывателей. Видя, что столь загадочная история не произвела на инспектора должного впечатления, Лайт добавил, что так сказала Викторика. Упоминание имени девочки волшебным образом подействовало на Гревеля: он сорвался с места, прошествовал к концу кабинета и с чопорным выражением физиономии натянул пальто, движением подбородка призывая следовать за ним. (Гревель принадлежал именно к той категории людей, которую Эдвард ненавидел всем своим существом: громадное самомнение сомнительного обоснования и происхождения, подкреплённое служебным положением) Через четверть часа они стояли с фонариками около входа на заброшенный склад, только на сей раз Лайт чувствовал себя более уверенно: рядом не было психически нестабильной учительницы, которая начинала вопить от каждого подозрительного и зловещего порыва ветерка. Наличие рядом такого неунывающего типа, как Эдвард и такого хладнокровного, как Ицки, вселяло в него хоть какие-то крохи уверенности. И если Гревель по-прежнему выражал скептическое недоверие, то весь вид и естество Эдварда просто вопили: я с тобой, мась, но пасаран! Так что, поборов робость и даже некоторую неловкость ситуации (учитывая, что обычно всё происходило наоборот: Лайта разводили на общение с потусторонними силами, а он активно отбрыкивался, подобно тому, как рыба ещё бьётся хвостом на сухом песке, тщетно борясь за жизнь), пошёл вперёд, освещая склад фонариком. – Голос призрака шёл как будто отсюда, – сказал он, осторожно ступая вперёд. Тут он вдруг услышал короткий вскрик инспектора, и резко обернулся, что у него даже заболела шея. Гревель стоял носом ботинка на чуть выдающейся вверх доске, скрипевшей неестественно густо в этом царственном запустении. Люк, догадались все четверо, не сговариваясь. Почти трепетно Эдвард и Лайт открыли крышку и синхронно отшатнулись. На дне его, на сырой земле, источающей запустение и холод, лежала Аврил Бредли. Её руки и ноги были крепко связаны жёсткой верёвкой, а повязка на лице, которая раньше, очевидно, служила кляпом, под воздействием её потуг позвать на помощь и вырваться на свободу, спустилась ей на шею. Девушка была бледна, что было особенно заметно в сравнении с розовым шёлковым платьицем с воротничком, колени были поджаты к животу. Она почти не подавала признаков жизни, и Эдвард быстро сунул в люк руку и проверил пульс на шее. Он молча кивнул своим спутникам, и Ицки ловким движением пальцев развязал эти гибельные путы у неё на руках, от которых на запястье и на щиколотках остались красные рубцы. Осторожно, точно хрустальную куклу, Лайт достал её оттуда и бережо потряс. – Вы в порядке? – услышал Ягами свой голос. – Мисс, мисс, вы живы? Под пытливыми взглядами присутствующих подлинная Аврил Бредли разлепила глаза и приподняла хорошенькую, свесившуюся у Лайта с рук, головку, затем с полминуты она рассеянно изучала лица других мужчин, а затем, громко и резко взвизгнув, встрепенулась, подпрыгнула и больно обвила шею Лайта руками, прижимаясь к его плечу и титановыми тисками сомкнув бледные пальцы на его рубашке. Сначала Лайт опешил, но потом немного успокоился – мало ли, в конце концов, что можно чувствовать, когда неизвестно сколько времени провёл в холодной и сырой ловушке? Он мягко отстранил девушку от себя. – Спасите меня! – всхлипывала она. – Вы Аврил Бредли? – вклинился Эд, воспользовавшись тем, что она набирала дыхание для нового панического вскрика. – Да, – пролепетала Аврил, а потом выпалила отчаянно: – Эта женщина! Она выдаёт себя за меня! Мы с ней встретились в поезде, когда я ехала сюда. Я рассказала, что дедушка оставил мне наследство в Академии, что рядом с приютом «Вамми». Это оно ей нужно! Лайт едва удержался, чтобы не зажмуриться от смешанных чувств вины и острого кишечного страха: просто он представил себе, как эта женщина заманивает невинную, ничего не подозревающую девушку за калитку к складу, не снимая ободряющей улыбки с обольстительных уст, а потом быстро бросается на неё и пытается набросить верёвки ей на шею, на руки, на талию... И эта девушка, не долго думая, впивается своей мучительнице зубами в палец так, что ручьём потекла густая кровь. «Ничего. Просто упала.» Ну да, как же. Потом она, наверное, бросилась в сторону и, так же, как и его, огрела пленницу чем-нибудь тяжёлым по затылку и сбросила в потайной люк. Лайта терзало невыносимое чувство вины перед этой прелестной девушкой с прозрачными глазами, ему было ужасно думать, какие страшные догадки он строил под её именем, когда на самом деле всё оказалось настолько непредсказуемо. Одновременно с этим Лайт испытал и настоящее облегчение, потому что, как бы ситуация не разворачивалась дальше, он убедился, что Аврил Бредли – настоящая Аврил Бредли – не была замешана ни в чём противозаконном, и даже наоборот, всячески сопротивлялась произволу. Сомнения рухнули у него с плеч с таким шумом в голове, какой мог бы быть приличен только при камнепаде в горах, когда под невыносимым грузом небосвода из раненых скал брызгают слёзы. В ушах наконец перестала стучать кровь. Однако вместо этого сердце у него всё сжалось и билось учащённо, мелко и так быстро, что Ягами не всегда мог его расслышать. Аккуратно усадив Аврил на коленки перед собой, Лайт быстро поднялся на ноги в необъяснимой на что-то решимости и уверенно направился к выходу. – Инспектор, пожалуйста, позаботьтесь об Аврил, – сказал он через плечо, а потом обратил взгляд на Эдварда и Ицки, твёрдых в своём намерении идти до конца. – А вы должны вызвать полицию и рассказать обо всём остальным. Никто не должен заходить в Библиотеку! Он бросился бежать, страстно надеясь, что его интуиция окажется не менее действенной, чем трезвый расчётливый ум.