И каждому воздастся...

Никто не может нам с тобой помочь, Никто не скажет вслух такого слова, Чтоб перестала причитать над нами ночь, Набросив на сердца свои оковы, Никто не может нам с тобой помочь… Никто не может нам смотреть в глаза — Боятся утонуть в чужой печали. Мы оказались тоньше хрупкого стекла, А все считали — мы из равнодушной стали, Никто не может нам смотреть в глаза. Никто во всей Вселенной не спасет, Никто во всей Вселенной не поможет, Я поклонюсь тебе, благодаря за все, Благодарю за все… Но все же… Никто во всей Вселенной не спасет! Никто не сможет нас остановить, Мы разбросали камни и собрали, Не надо громких песен о большой любви, Ни друг, ни враг ее в лицо не знают! Никто не может нас остановить… В. Кипелов «Никто»

Эдвард сел в машину и резко тронулся с места. «Кретин! Какой же я кретин! Какого хрена я таскал этот блокнот с собой?! Сначала с гитарой не мог расстаться, а теперь еще и с ним. Фетишист чертов! Да по тебе, Каллен, уже лет двенадцать как психушка плачет, а ты все еще чего-то сопротивляешься, пытаешься бороться...». Он горько рассмеялся и что было сил вцепился в руль. Полностью поглощенный своими невеселыми мыслями, Эдвард не заметил, как оказался возле бара Джаспера. Каллен закрыл глаза и со свистом втянул воздух. Сколько раз он проходил через это. И сколько раз ему еще предстоит через этой пройти. Но все равно было невыносимо тяжело и больно — с каждым разом все больнее и больнее. Эдвард ударил кулаком по рулю и вышел из машины, громко хлопнув дверцей. — Где она?! — крикнул он, залетая в бар. — В туалете, — кивнув налево, ответил Джаспер. Подбежав к запертой двери уборной, Эдвард увидел парня внушительной комплекции, сидящего на полу возле стены. — Это еще кто? — удивленно спросил Каллен. — Я парень Розали, — пробасил тот, вскакивая на ноги. — Может быть, хотя бы ты объяснишь мне, что за хрень здесь творится?! Я предложил Джасу выломать дверь, но тот сказал, что нам следует дождаться тебя. — Парень Роуз? Серьезно? — переспросил Эдвард, проигнорировав его вопрос. Лицо этого качка показалось ему смутно знакомым, но сейчас было не время копаться в сундуке своей памяти. — Ты не против, если я сломаю твою дверь? — обратился он к Джасперу. — Как будто в первый раз… — пожал тот плечами. — Может, лучше я? — предложил Эммет, скептически оглядывая не слишком внушительную фигуру Эдварда. — Главное не сила, а умение правильно ее распределить и направить, — поучительно заметил Джаспер. Эдвард окинул взглядом дверь, прикидывая, куда лучше бить. Ему понадобился всего один точный удар ноги для того, чтобы она с оглушительным треском распахнулась настежь. Они с Джасом вошли внутрь и увидели Роуз, сидящую на полу возле стены. В руках она сжимала неполную бутылку виски. — О, явились! — пьяным голосом, полным презрения, прокричала она. — Пошли нахер! Я вас не звала! Вы мне не нужны! Мне никто не нужен, ясно вам?! — Прекрати, — зло процедил Эдвард, медленно приближаясь к сестре. — Не подходи ко мне! Оставь меня в покое! Я ненавижу тебя, ненавижу! — взвизгнула Розали, обхватывая бутылку двумя руками и прижимая к груди, словно это было самое дорогое сокровище. — Ты же знаешь, что не могу! — теряя терпение, крикнул Эдвард голосом, полным горечи. В один прыжок он подлетел к ней и попытался вырвать бутылку из рук, но безуспешно. Роуз завизжала как дикая кошка и вцепилась ему в лицо ногтями. Щеку Эдварда словно обожгло огнем, но сейчас было не время обращать внимание на такие пустяки. Он заломил руку Розали ей за спину и, обхватив ее за талию, крепко прижал к себе. Однако та не собиралась так просто сдаваться и попыталась высвободиться, пуская в ход зубы. Джаспер поспешил на помощь другу, но тут же получил сокрушительный удар каблуком по ноге. Закусив от боли верхнюю губу, он опустился на холодный кафель и тяжело задышал. Наконец Эдварду удалось полностью совладать с сестрой. Он выволок ее из туалета. Джаспер, постанывая, медленно поднялся с пола и вышел вслед за ними. Эммет смотрел на разворачивающуюся перед ним жуткую картину и не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Он стоял и впервые в жизни не знал, что предпринять: то ли помочь Эдварду скрутить Роуз, то ли освободить ее из крепких рук Каллена. Мысли в его голове путались, опережая друг друга, но ни одна из них не была хоть сколько-нибудь здравой. Эммету не хватало воздуха, словно кто-то пробил у него в груди дыру, и тот медленно, со свистом, выходил через нее. — Эм! — крикнул Джаспер, выводя его из оцепенения. — Я не смогу вести машину Эдварда. Сядешь за руль? Эммет машинально кивнул и вышел из бара вслед за Джасом, который прихрамывал сейчас значительно сильнее обычного. Эдвард с трудом затолкал сестру в машину и залез сам. Джаспер на всякий случай устроился по другую сторону от Розали, а Эммет сел за руль. Только с третьей попытки ему удалось завести мотор и тронуться с места. — Выпусти наконец эту чертову бутылку! — грозно прорычал Эдвард. Сзади послышалась возня, что-то с гулким стуком упало на пол автомобиля, и салон заполнил терпкий запах дорогого виски. — Твою мать! — сквозь зубы выругался Каллен. — Я подберу, — поспешил успокоить его Джаспер, — крышка у меня. — Куда хоть ехать-то? — додумался спросить Эммет, крепче сжимая руль, чтобы немного унять дрожь в руках. Джас назвал адрес и объяснил, как туда добраться. Розали что-то невнятно пробормотала и разрыдалась, вцепившись в рубашку брата. Эдвард прижал сестру к себе и погладил ее по голове, словно она была маленькой девочкой. — Т-ш-ш… — прошептал он, — все хорошо… хорошо… скоро мы будем дома. Уже через двадцать минут все они входили в квартиру Калленов. Эдвард с рыдающей Роуз на руках скрылся в одной из комнат, оставив Джаспера и Эммета гостиной. — Может, хотя бы сейчас ты объяснишь мне, что происходит? — спросил Эммет вибрирующим от волнения голосом, бессильно опускаясь в одно из кресел. — Не думаю, что у меня есть на это право, — покачал головой Джас, поудобнее устраивая на диване травмированную ногу. — Тебе лучше задать этот вопрос Эдварду. Хотя будет честнее, если ты поговоришь с самой Роуз. — Безумие какое-то! — простонал Эммет, вскакивая с кресла. Он прошелся взад-вперед по комнате и снова сел. — Хорошо, тогда давай поговорим о чем-нибудь другом, пока я не сошел с ума! — Например? — Расскажи, например, о себе. Что с тобой случилось? — Эммет выразительно посмотрел на больную ногу Джаспера. — Мне кажется, что это тоже не слишком удачная тема для разговора, — поморщился тот. — Серьезно? — язвительно спросил Эммет. — Я смотрю вы все тут такие скрытные, таинственные. У тебя сейчас такое лицо, будто я попросил тебя признаться в убийстве Кеннеди. Я понимаю, мы знакомы не так давно, но мне казалось, что за это время нам удалось отлично поладить. И мне можно доверять, правда!.. Ладно, как хочешь… Давай тогда поговорим о чем-нибудь другом. О чем угодно, лишь бы отвлечься... Сегодня была отличная погода. А на завтра, кажется, обещают дождь. — Хорошо, — тихо ответил Джаспер и потер лицо руками. — Должен же хоть кто-то из нас перестать бояться говорить о своем прошлом. Джаспер невесело усмехнулся и, помолчав пару минут, продолжил: — На самом деле в моей жизни нет ничего интересного… и веселого… Я не стану тебе рассказывать о своем детстве: оно было нормальным, как у всех детей из обычных семей. Я даже не помню, сколько мне было лет, когда я впервые сел на байк, но отлично помню, что тогда почувствовал: великое счастье быть свободным, упиваться скоростью и слушать голос ветра… Я стал единым организмом со своим новым другом, у которого пусть было и железное, но сердце. Я слышал, как оно бьется подо мной. Наверное, ты сейчас слушаешь меня и считаешь все это не более чем романтичным бредом. Но я действительно думал тогда именно так. Байк надолго стал моим единственным увлечением, страстью… жизнью, наконец. К счастью, мои родители были строгими людьми, считающими, что их сын должен получить достойное образование. Несмотря на свою страсть к байку, я не был трудным подростком и всегда прислушивался к их мнению. Учеба в колледже давалась мне легко, поэтому хватало времени и на увлечение. Днем я сдавал экзамены, а вечером гонял с ребятами по городу… Через год после окончания колледжа умер мой отец. Мама осталась без средств к существованию, потому что никогда не работала, посвятив всю себя дому и семье. Несмотря на престижное образование, найти приличную работу без связей оказалось делом непростым. Денег и так не хватало, а тут еще она заболела, и понадобились дополнительные средства на лекарства. Поэтому когда ко мне пришел мой кузен Джеймс и предложил поработать на него за приличное вознаграждение, я согласился, не раздумывая. К тому моменту у него уже было много денег. Он не гнушался ничем в стремление разбогатеть. Чем только Джеймс не занимался! Но в этом бесконечном списке не было ни одного пункта, не запрещенного законом. Он решил заняться подпольными уличными гонками на байках, поэтому обратился ко мне, помня о моем давнем увлечении. Я стал участвовать в этом весьма прибыльном, но опасном бизнесе. За два года я не проиграл ни разу. Даже не берусь считать, сколько миллионов мой братец заработал на мне, но и я не мог пожаловаться на скромное существование. А потом умерла мама… и я остался совсем один… Не хочу оправдаться тем, что был в тот период в жутком душевном состоянии, нет… В общем, я стал принимать непосредственное участие и в других направлениях его… бизнеса. Я чувствовал, что постепенно становлюсь похожим на Джеймса, но остановиться было трудно. Очень трудно. В один из дождливых дней я катался по городу на байке. Мое колесо попало в небольшую выбоину на дороге, и я чуть не сбил девушку с огромным чемоданом в руках. Испугавшись, она отбросила чемодан в сторону. Он открылся, и все вещи оказались разбросанными по дороге. К тому моменту я уже превратился в такого человека, который мог спокойно проехать мимо, даже не притормозив, чтобы убедиться, что никто не пострадал. Но что-то заставило меня остановить байк. Я помог девушке подняться, заглянул ей в лицо и понял, что пропал… раз и навсегда… На меня смотрели огромные глаза олененка Бемби… Знаешь, иногда так бывает. Даже с такими моральными уродами, как я. Я усадил девушку на байк и отвез к себе домой, а ее вещи так и остались валяться на дороге. Оказалось, что последние три месяца она не платила за съемную квартиру, и хозяин выставил ее на улицу. Как ты уже догадался, это была моя Элис. Впервые в жизни я влюбился, и это чувство заставило меня на многие вещи взглянуть под другим углом. Я решил изменить свою жизнь, но, как оказалось, от Джеймса можно было укрыться только в одном месте — на кладбище. Через год мы с Элис поженились. Она все обо мне знала, но с готовностью прощала. Примерно в это же время я познакомился с Эдвардом, а еще через год я разбился на мотоцикле во время одной из гонок… Мой байк был неисправен. Как я потом узнал, Джеймсу заплатили огромные деньги за то, чтобы я проиграл. Но, конечно, он не стал просить меня специально поддаться, а нашел другой способ. Джеймс всегда был извращенцем. Меня, что называется, собрали по частям, но я не сдох, на что рассчитывал мой любящий братец. Я провалялся в больнице полгода, и все это время со мной были только Элис и Эдвард. Я подумал, что хотя бы теперь-то освободился от Джеймса, но, как оказалось, жестоко ошибся. Когда меня выписали, он пришел ко мне и очень «тонко» намекнул, что я связан с ним неразрывно, до самой смерти. С того момента я начал работать менеджером в его ночном клубе… Думаю, что конец этой истории тебе лучше узнать от Розали. — А когда ты познакомился с ней? — спросил Эммет, пытаясь осмыслить все, что только что услышал. Выходило так себе. — Где-то за пару лет до знакомства с Эдвардом. — Обо мне говорите? — раздался за их спинами голос, полный иронии. — Джас, мне кажется, что тебе пора домой, а то Элис наверняка уже с ума сходит от беспокойства. — Да, действительно, — опомнился тот, вскакивая с дивана настолько быстро, насколько позволяла покалеченная нога. — Ладно, ребята, пошел-ка я к нагретой постельке. — Проходя мимо Эдварда, он понизил голос до шепота и добавил: — Не наседай сильно на парня. — Вообще не собирался на нег наседать, — передернув плечом, довольно громко ответил тот. — Как Роуз? — обеспокоенно спросил Эммет, когда Джаспер ушел. — Через часок будет в норме, — Эдвард сел напротив него, прикурил сигарету и блаженно затянулся. — Как хоть тебя зовут? — Эммет Свон. Можно просто Эм. — Свон? Серьезно? — удивленно переспросил Эдвард, едва не подавившись сигаретным дымом. — Тот самый Свон? Брат Беллы? — Ты знаком с моей сестрой? Ни хрена ж себе! — Я Ромео, — криво улыбнулся Каллен. — А, спектакль, — понимающе кивнул Эммет, поражаясь тому, насколько тесен мир. В комнате повисло неловкое молчание. Эдвард внимательно разглядел сидящего перед ним парня и пришел к выводу, что не ошибся, когда в прошлый раз, рассматривая их с Беллой фотографию, заметил между ними сходство, заключающееся в теплом, жизнерадостном блеске в глазах. Каллен еще совсем не знал Эммета, но тот уже начинал ему нравиться. — У тебя кровь на щеке, — нарушил молчание тот. — Ерунда, — отмахнулся Эдвард. — У Роуз проблемы с алкоголем? — внезапно спросил Эммет. — Ты же сам все видел, — Эдвард пожал плечами, бросил окурок в пепельницу и достал новую сигарету. — И давно?.. Что… что вообще случилось? — Было видно, что слова даются Эммету с трудом. По лицу Эдварда пробежала тень, он сделал глубокую затяжку и медленно, словно под грузом огромной тяжести, проговорил: — Почти три года. Обо всем остальном тебе расскажет сама Роуз, у меня просто нет на это морального права. — «И сил», хотелось добавить ему. — Тебе нравится Розали? — Да, — не задумываясь, твердо ответил Эммет. — Я не знаю, как это объяснить, но у меня такое чувство… — Не продолжай, не надо, — прервал его Эдвард. — Я не хочу копаться в твоей душе. По крайней мере сейчас. Сегодня ты уйдешь и больше никогда не вернешься, но я не виню тебя за это, потому что любой на твоем месте поступил бы так же… Ну или почти любой. — Я не любой, — покачал головой Эммет, сцепляя пальцы в замок, чтобы Каллен не заметил, как они дрожат. — Поверь, я буду этому только рад, — Эдвард попытался улыбнуться, но не смог. Он устал, безнадежно устал от всего: от себя, от проблем с Роуз, от вечного притворства, от мучавших его воспоминаний, от удушливого чувства вины, что терзало его по ночам и, наконец, от самой жизни… Нет, не так — от жалкого существования. Но должен же быть выход! Должно же хоть что-то или кто-то разорвать этот порочный круг! — Расскажи мне про Беллу, — попросил Эдвард, удивляя своей просьбой не только Эммета, но и самого себя. — Белз… — протянул Эм, и его лицо озарила теплая улыбка. — Белз? — переспросил Каллен, откидываясь на спинку кресла и закуривая уже третью сигарету. — Я называю ее так с самого детства, — пояснил Эммет. — Что именно ты хочешь узнать? — Все что угодно. Может быть, что-то из детства, — пожал плечами Каллен. Эдварду действительно было бы интересно услышать все, что он мог рассказать ему о Белле. Удивительно, что даже сейчас, когда все мысли Эдварда должна была занимать Роуз, он продолжал думать о Белле. Сквозь боль и усталость радовался, что она есть в его жизни. Пока еще есть… — Однажды Белз утащила из вазочки все конфеты. Мама обнаружила это и учинила нам допрос с пристрастием, пригрозив, что оставит нас на неделю без сладкого. К тому моменту сестренка успела слопать все конфеты, кроме одной, которую перед сном благополучно засунула мне в джинсы. Мама каждый вечер забирала наши вещи в стирку, поэтому тут же обнаружила «улику». Мне влетело по первое число, и в наказание я остался на неделю без сладкого. Но Белз не была бы собой, если бы тут же не раскаялась в содеянном. Маме она, конечно, не призналась, но свою порцию десерта тайком приносила мне, и мы съедали его на пару. Почему-то от этого он казался нам еще вкуснее. — Эммет на минуту замолчал, улыбаясь своим детским воспоминаниям, а потом снова продолжил: — Один раз Белз прибежала вся в слезах и сказала, что соседский котенок застрял на нашем дереве. Мне тогда было лет тринадцать, так что, здраво рассудив, я предложил ей вызвать спасателей, но она разревелась еще больше, сказав, что не переживет, если котенок вдруг свалится. Белз умоляла меня достать его или подсадить ее, потому что сама она не дотягивалась даже до нижней ветки. Конечно, я понимал, что этот мелкий паразит никуда не свалится, но смотреть на плачущую Белз не мог, поэтому полез за котенком. Но глупый комок шерсти был против того, чтобы я брал его в руки, и все время пытался увернуться. Когда наконец мне удалось его схватить, ветка подо мной обломилась, и я полетел вниз. Приземлился я не слишком удачно и сломал ногу. Но был для меня во всей этой истории один плюс: из-за гипса я два месяца не ходил в школу. — Надеюсь, ты приземлился не на бедного котенка? — улыбнувшись, спросил Эдвард. — Нет, что ты! В таком случае Белла не разговаривала бы со мной и по сей день! — засмеялся Эммет. — Ты очень ее любишь, да? — зачем-то спросил Каллен. — Белз трудно не любить, — подтвердил Эм. — Невозможно… — шепотом поправил его Эдвард. Долбаная минутка откровенности. Эммет удивленно посмотрел на него, но не стал задавать никаких вопросов, потому что сейчас его голова была занята совсем другим. — Теперь твоя очередь, — сказал он, — какая Роуз? Не та, что сейчас спит в соседней комнате, а настоящая? — С ней все очень сложно, — покачал головой Эдвард. — Мы с Розали вместе всего неделю, но кое-что про нее я уже понял. Я вспоминаю, какой она была во время нашей первой встречи, и какой стала после того, как мы с ней сблизились. Роуз словно стала оживать, чаще улыбаться, перестала вздрагивать от каждого моего прикосновения… Это что-то неуловимое, неподдающееся точному описанию. Сейчас я смотрю на тебя и понимаю, что вы с ней чем-то похожи. Вы словно скованы сияющим льдом, который и манит, и обжигает одновременно. Этот лед проник в вас так глубоко, что сделай попытку его разбить, и вы вместе с ним разлетитесь на сотни осколков. Вас можно лишь отогреть, обхватив руками, прижав к сердцу, и надеяться при этом, что его жар растопит лед… Только бы успеть до того, как эта наледь не проникнет в согревающее вас сердце. Эдвард с интересом и даже уважением посмотрел на Эммета, который оказался едва ли не самым проницательным из всех, кого ему доводилось встречать. — И я уверяю тебя, что лед Роуз медленно, но верно стал таять в моих руках. Я даже не представляю, что такого она может мне рассказать, что я возьму и отступлюсь от нее, — закончил свой монолог Эммет. — Розали всегда была очень энергичной, импульсивной, эмоциональной… Даже порой слишком, — глядя куда-то в сторону, а не на Эммета, заговорил Эдвард. — Истинная итальянка. Сейчас в это сложно поверить, но так оно и есть. Немного своенравная, немного взбалмошная, немного бунтарь, эдакий белокурый дьяволенок. Но, несмотря на это, ее любили и в школе, и дома. Про детство Роуз я мало что могу рассказать: она старше меня на четыре года, и мои воспоминания начинаются примерно с того момента, когда сестра пошла в третий класс. Помню, однажды Розали раздразнила соседских мальчишек, и они решили ее поколотить. Я не мог этого допустить и вступился за нее. В итоге побитым оказался я. Прошло столько лет, а в этом смысле ничего не изменилось… Каллен резко замолчал, и на его скулах заходили желваки. — Эдвард, — хрипло позвала Роуз из своей спальни. — Ты можешь зайти к ней, если хочешь, — предложил он Эммету. Тот кивнул, поднялся с кресла и на негнущихся ногах пошел в комнату Розали. Каждый шаг давался ему с трудом, будто на его плечах лежала неподъемная бетонная плита. Эммет открыл дверь и вошел внутрь, моментально оказавшись в кромешной темноте. Он стал шарить рукой по стене в поисках выключателя. — Не включай свет, — шепотом попросила Роуз, садясь на постели. Эммет прекратил свои манипуляции и сел рядом с ней, беря ее за руки — настолько холодные, что в голове тут же вспыли его недавние слова о наледи, сковавшей Калленов. Освещенная лишь тусклым светом луны, заглядывающим в окно, Розали казалась неестественно бледной. Под глазами чернела размазанная тушь, а сами глаза блестели от застывших в них слез. — Прости меня, — пробормотала Роуз, и по ее щеке скатилась одинокая слезинка. — Не нужно извиняться, — покачал головой Эммет, сильнее сжимая ее ладони. — Просто расскажи мне все. — Я алкоголичка, что тут еще сказать? — горько усмехнулась Розали, выдергивая руки и вытирая слезы, ручьем хлынувшие из ее глаз. — Я не заметил этого, — с той же горечью ответил Эммет. — Потому что я не пью постоянно. Просто время от времени у меня бывают срывы… Если бы я прикладывалась к бутылке ежедневно, меня можно было бы смело отправлять в психушку. Ты же видел, какой я становлюсь, когда выпью… Боже, как же стыдно! Кажется, впервые в жизни мне так стыдно! — Роуз замолчала, закрыв лицо руками. — Я все еще жду твоего рассказа, — нетерпеливо напомнил Эммет. — Даже не знаю, с чего начать… — Розали задумалась, собираясь с мыслями. И с духом. — Знаешь, мне всегда нравились плохие парни… Звучит банально, но это так. Я вечно встречалась не с теми, с кем надо, но не потому что это было круто. Меня действительно притягивала их смелость, решительность, дерзость, чувство вседозволенности. Парадокс, но именно рядом с парнями, которые не умели обращаться с девушками, не испытывали к ним даже малейшее уважение, я чувствовала себя настоящей женщиной. Мой дядя слишком рьяно взялся за мое воспитание, пытаясь вразумить и направить на путь истинный. Я взбунтовалась и уехала в Чикаго сразу после окончания школы. Так я оказалась в чужом городе без приличного образования и средств к существованию. Но становиться проституткой я не собиралась: при всей своей бесшабашности шалавой я никогда не была. В детстве я занималась бальными танцами, поэтому решила попробовать устроиться в ночной клуб, но не стриптизершей, а танцовщицей гоу-гоу (Гоу-гоу — стиль эротического танца, при котором, в отличие от стриптиза, танцоры не раздеваются; прим. автора). Тот клуб принадлежал кузену Джаспера. Так я и познакомилась с Джеймсом Хейли… Розали судорожно вздохнула и замолчала. — Продолжай, — бесцветным голосом попросил Эммет. — На самом деле мне следовало начать свой рассказ с событий, произошедших двенадцать лет назад, так тебе многое станет понятнее… — снова заговорила Роуз. Эммет сидел и слушал Розали, с трудом осмысливая ее слова, доносившиеся до него словно через толстый слой ваты. То, о чем он ему говорила, больше подходило для сценария триллера, чем для реальной истории жизни молодой девушки и ее брата. Та дыра в груди, которую Эммет ощутил еще в баре Джаса, вдруг стала расширяться на глазах, он физически ощущал эту тупую ноющую боль в области сердца. Розали закончила свой рассказ и закрыла лицо руками. Ее плечи сотрясались от рыданий, рвущихся из груди. Эммет прислушался к своим чувствам, но безуспешно. Внутри у него словно образовался эмоциональный вакуум. Будто в тумане, он поднялся с кровати и направился к выходу. — Ты вернешься? — с робкой надеждой в охрипшем от слез голосе спросила Роуз. — Мне нужно подумать, — тихо ответил Эммет и вышел из спальни, бесшумно закрыв за собой дверь.