Альфа и Омега. Хамфри и Лили

      А приходилось ли Вам когда-нибудь на секунду задуматься, сколько порой абсолютно никому не нужных действий мы совершаем лишь только потому, что достопочтеннейшим Верхам нашим захотелось того или же иного требования, в коем не заинтересован никто, кроме самих Высших Кругов, которым это тоже, в принципе, не нужно, но делают они это скорее оттого, что желают показать, что они вообще что-то делают. Но последнее зависит от строгости начальства, да замыслов их бесплодных и порой бессмысленных, требований утруждающих не только людей, но и их самих в той мере, в коей они были способны замыслить то, как усложнить простому смертному жизнь его, и без них самих, нелёгкую. Ну, довольно подобных свободолюбивых мыслей, ибо их не всегда принимают в обществе, сочтя сие скорее за Вольнодумство, чем за Высокие побуждения души, показать тщетность совершаемых нами действий, порой столь усердных, что невольно сомнения нахлынут, насчёт тщетности её как таковой. Ах, к чему же эти предисловия? Да лишь для того, чтобы Вы, Уважаемые Читатели мои, глубже вникли в суть (не всегда, конечно), но порой такой бессмысленности и пагубности того, что диктуют нам Верха, а мы лишь внимаем их глас и повинуемся, словно презренные рабы, жалкие Омеги, не имеющие своего мнения и безропотно им подчиняющиеся. То же и произошло с героиней сей повести, некогда прекрасной волчицей Кейт, которая будучи Альфой, всё же гонимая Высшими кругами, словно Омега повиновалась им, оправдывая себя в своём самосознании, что не во благо себе, а во благо слияния стай, идёт она на этот, как мы понимаем, роковой шаг, что в корне изменил её жизнь, увы, не в лучшую для неё сторону. Хотела ли она понять это? Быть может, да, но теперь было уже слишком поздно... Был полдень. Солнце высоко стояло над бескрайними просторами Канадских лесов, однако день, впрочем как и все другие дни на этих землях, находящихся в довольно близком расположении от полярного круга, был прохладный, а северный ветер ещё более давал знать о негостеприимных нравах природы этой пространной страны. Кейт шагала впереди стаи. Сегодня торжественное событие - день её свадьбы, однако же нечто смутное творилось в душе её. Она ступала довольно быстро, возможно столь же быстро, как хотела теперь пройти свой жизненный путь. Кто знает? Но всё же что бы то ни было, а душу её, молодую, которая только начала наслаждаться жизненным существом её, теперь гложут и угрызения совести, и мысли тёмные да быстротечные, словно вспышка молнии во тьме ночной, побуждения чувств, казалось уже увядших в ней навсегда. Она шла, шла тяжело, словно на казнь. Да. Она действительно шла на казнь, но не на физическую, а на душевную. Она могла спасти себя от оглашения смертного приговора, но чего-то боялась. Боялась то, что внушила сама себе, убеждая свой разум, что нет иного благоразумного выхода, как выйти за муж за Гарта, во имя объединения стай, к великому сожалению, так и не попытавшись воспротивиться воле своего отца. К чему? Ради чего, спрашивается, была предрешена её незавидная судьба, её потерянная жизнь, ибо ничего более не предвещало ей ни светлого будущего, ни вообще будущего как такового. Теперь для неё будет лишь прошлое, полное приятных воспоминаний, которые под гнётом тягот судьбы, камнем тянувших её на дно жизни, обратятся в печальное прошлое, о коем не воспомнешь без слезы, которое она, дабы не терзать души своей, и без того израненной, постарается забыть как можно скорее. А забыв прошлое и потеряв будущее, она будет жить лишь настоящим, что обернётся ей в бесконечную муку, которой не будет конца, ибо она лишилась способности видеть грядущее в привлекательных, позитивных тонах, и побоится заглянуть в него, опасаясь воззреть лишь лоно страданий её душевных, которые она уже начинала испытывать в полной мере. Подойдя, будто в состоянии гипноза к Гарту, она решилась взглянуть в его зелёные глаза. Далее, насильно пробудившись из состояния апатии, дабы не вызвать неодобрение своим безразличием, постаралась натянуть улыбку, но скорее более похожую на оскал. Тем временем Гарт стал постепенно приближаться к ней, а она начала медленно идти по кругу, создавая впечатление, будто он ей чем-то интересен своей наружностью. За этой сценой наблюдал несчастный Хамфри, скрывшись от любопытных глаз на выступе скалы, гораздо выше от того места, на котором происходило действо. Он не без чувств замечал, как Кейт старается сдержать свои горестные эмоции, и мысленно сочувствовал бедняжке, с которой так несправедливо обошлась судьба, лишив её любви, а точнее сперва даровав ей любовь Хамфри, воспламенив её сердце, наполнив жизнь новым смыслом, а после изъяв таковую на всю оставшуюся жизнь, бросив Кейт терзаться в одиночестве... Ах, лучше бы несчастной вообще не предоставилось вкусить всю прелесть любви, дабы потерять после таковую в одночасье... Она медлила. Она не могла решиться так скоро, так беспристрастно обмануть Гарта своей любовью, которая уже отдана иному. Ах, совесть не позволяла Кейт свершить это. Муки её, да колебания, быть или не быть, не могли быть бесконечными, впрочем, как и все что ни есть в жизни нашей. Наступил момент, когда такое длительное раздумие, уже могло восприняться за нерешительность или того хуже - за немой протест быть женой Гарта. Всё ещё пытаясь убедить себя, что Гарт, как таковой, весьма неплох: он красив, он очень силён и подходит по социальному статусу. Но с другой стороны Кейт понимала, что всё это не более чем жалкие оправдания. Жалкие стимулы внушить самой себе, что любит Гарта. И вот настал момент истины. И, ах, безумная, несуразная мысль пришла в голову Кейт, и если бы не она, быть может, всё было бы совсем иначе. "Но... - неожиданно мысленно произнесла себе Кейт, - я не желаю бессмысленных смертей, я не желаю, чтобы наши стаи перегрызли друг друга, я не убийца... Я не эгоистка", - и с этими мыслями она коснулась носа Гарта. Что было дальше, Хамфри не знал, да и впрочем, знать не хотел, он всё осознавал, как и тяжёлое, безвыходное положение Кейт, так и бессмысленность травить своё сознание взирая на происходящее. Он помчался прочь, но смутно понимал, что именно он делает, будучи уверен лишь в одном: бежать, бежать прочь из этих мест, дабы не видеть более своей печальной Кейт, да не терзать души, ни своей ни её, бесплотными иллюзиями, которые, несомненно, будут возникать при их встрече вновь и вновь. Ах, какая жестокая судьба! Что может быть ужаснее осознания своей бесполезности и ненужности более никому, а уж тем более, что ужаснее казалось Хамфри во стократ, потери смысла своего существования, когда он понял, что единственный смысл его жизни, да и жизни большинства - любовь. Неважно какая, любовь к близкому, к родному, любимому или любимой, ведь порой, мы просто не можем представить жизни своей без них, как и они без нас. Мы представить не можем, а вот Хамфри пришлось столкнуться с этим, да ещё тогда, когда, казалось, стоит лишь радоваться да наслаждаться жизни - юность - время открытий, время нечто нового, время мимолётных страданий и влюблённости, время, когда впереди длинный путь, конец которого кроется в тумане, а ты идёшь вперёд и стараешься не заглядывать вдаль, живя настоящим... Хамфри бежал и бежал. Он жаждал уединения, а ночью, под покровом тьмы, освещаемый одним лишь лунным светом - теперь его вечным спутником, покинет эти территории раз и навсегда. Остановит ли его что-нибудь? Абсолютно ничего, ибо ему совершенно нечего терять, разве что собственную жизнь, которая теперь вряд ли что-то стоит. Он добежал до лесной поляны, посреди которой находилось озеро, трепещущее даже от малейших порывов ветра, отражая в себе и искажённые верхушки сосен, да небо, чистое и ясное, какой вряд ли когда-либо, считал Хамфри, будет его жизнь. Сделав ещё несколько шагов, он в изнеможении повалился наземь и более не шевелился...