Рисунок

      Гриммджоу наслаждался тёплым солнышком Мацуэ. Он приехал сюда отдохнуть с Улькиоррой и, в кои-то веки, с отцом. Айзен и Шифер ещё дрыхли в своих номерах, а сам Джагерджак выбрался на солнышко. Из приятных мыслей его выдернул громкий крик:       — Ну куда он мог подеваться в день своего рождения?! Ичиго! — орал Абарай, осматривая пляж.       Рядом стояла мелкая Кучики, мужчина в панамке и женщина с волосами, собранными в высокий хвост, которых Гриммджоу видел в альбоме Куросаки. Панамка, как оказалась, у мужчины была зелёная в белую полоску, пиджак и веер тоже зелёные, а волосы светлые. Женщина же оказалась смуглой мулаткой с фиалковыми глазами и тёмными волосами. А вот у Ичиго сегодня, оказывается, день рождения, и именинник сбежал куда-то с утра пораньше.       — Где-то рисует, ты же знаешь его, нахлебник-сан, — хмыкнул мужчина в панамке, хитро улыбаясь в свой веер.       Абарай злобно или, скорее даже, недовольно покосился на него, но ответить ничего не успел. Его остановил весёлый звонкий голос, который пронзил Гриммджоу насквозь:       — Именно этим я и занимался, Урахара-сан, — улыбнулся Ичиго, выходя из моря.       Гриммджоу смотрел, как по смуглой коже стекают капельки воды, солнце переливается в рыжих волосах, словно поглаживая парня по голове. Куросаки тряхнул волосами, с которых тут же полетели маленькие капельки во все стороны. Он был похож на картинку из модного журнала, а водонепроницаемый рюкзак за спиной придавал ему и вовсе особый вид.       — С днём рождения! — крикнули одновременно Рукия и Ренджи, и понеслись к другу, сбивая его с ног обратно в воду.       Ребята барахтались в воде и весело смеялись, опрокидывая друг друга в ласковые морские волны. А Гриммджоу всё больше накрывало злостью, ведь он-то не мог так же спокойно коснуться Ичиго, поздравить его или просто получить вот такую же улыбку, какую сейчас получил Абарай. Было очень странно вот так спокойно признаваться себе в подобном, когда так долго отрицал даже малейшую симпатию к этому человеку.       — Ойя-ойя, дайте и мне поздравить крестника, — усмехнулся мужчина, стоя на берегу и обмахиваясь веером.       Ичиго улыбался и смеялся, уходя со всей этой компанией с пляжа. Гриммджоу проводил его взглядом и вздохнул.       — Хотел бы оказаться на их месте? — за спиной Джагерджака стоял Айзен и смотрел в ту сторону, где только что была шумная компания.       Гриммджоу посмотрел на отца и отвернулся. Высокий кареглазый мужчина излучал силу, спокойствие и какую-то вековую мудрость. Парень всегда уважал своего отца, но отношения у них были несколько прохладные. Сейчас, когда Джагерджаку нужна была помощь, отец оказался рядом, как и всегда в подобных случаях. Айзен постоянно был занят на работе, уделяя сыновьям мало времени, но, когда им нужно было помочь, он неизменно делал это.       — Возможно, — ответил Гриммджоу, наблюдая, как Айзен садится рядом, глядя куда-то вдаль, где небо и море сливаются по цвету во что-то единое.       — Вот интересно, он больше похож на Ишина или Масаки?       Джагерджак повернулся к отцу, с удивлением глядя на него:       — Эти люди — его родители?       Айзен задумчиво кивнул, воспоминания накатывали волнами, заставляя окунуться в далёкое прошлое.       — Да. Ишин работал хирургом, а его жена Масаки была художницей. С его отцом мы вместе учились, а потом и работали, а в его мать было невозможно не влюбиться. Рыжеволосая бестия, Масаки всегда обращала на себя внимание. Но, знаешь, не влюбиться в Ишина было ещё сложнее. Весельчак и душа компании, он постоянно находился в центре всеобщего внимания. Они заметили друг друга сразу и легко сошлись. Уже через пару месяцев знакомства его родители поженились и переехали в Каракуру, где Ишин открыл свою маленькую клинику. Ичиго и его брата-близнеца я видел всего раз, а вот младших сестёр мне повидать не удалось.       Айзен вспомнил вдруг, как заглянул в колыбель, где лежали два крошечных свёртка. Такие одинаковые, но один рыжий, а второй блондин (наверное, в деда удался: у отца Ишина были светлые волосы), глаза первого — оранжево-карие, а второго — золотисто-карие. Ичиго и Хичиго.       — Почему вы перестали общаться? — спросил Гриммджоу, всё так же глядя на отца.       Айзен пожал плечами:       — Я уехал в Окаяму и плотно занялся своей клиникой, мы потеряли контакты, а потом я прочёл в газете, что Масаки погибла, её сбила машина. Тогда я хотел связаться с Ишином, но тут заболела твоя мать, и было не до того. А позже не стало и моего друга. Автокатастрофа, в которой он погиб вместе с тремя своими детьми.       Гриммджоу вздохнул, теперь он понимал, что счастливая семья из альбомов — это погибшие близкие Куросаки, а парень, которого он принял за Ичиго, — его брат-близнец.       — А теперь он учится в Токийском Университете на нейрохирурга и очень красиво рисует, — ответил Джагерджак.       Айзен улыбнулся: он и не сомневался, что мальчик соберёт всё самое лучшие от обоих своих родителей, и это, видимо, очень влекло его собственного сына. Было так любопытно, что, когда-то, шутка могла вот-вот превратиться в реальность. Они тогда с Ишином праздновали рождение Гриммджоу, а Масаки как раз была беременна Ичиго и Хичиго, когда Куросаки заявил: «Наши дети обязательно поженятся». Айзен не спорил, а очень даже активно поддержал эту идею. Как видно, не напрасно. И, хотя ни о какой свадьбе речи не было, что-то между ними явно будет, и будет скоро. В конце концов, интуиция и знание человеческой натуры его ещё никогда не подводили.       — И вы не друзья, — констатировал мужчина.       Гриммджоу кивнул. Да, они не друзья, но Джагерджак вдруг осознал, что ему мало дружбы, которой и не было-то толком, он хотел намного большего. Ичиго манил его, привлекал, он был одновременно сильным и слабым, милым и жёстким, честным и хитрым. Необычным, по меньшей мере, человеком, и Гриммджоу хотел обладать этим.       — Нет. Даже круче: мы почти не разговариваем, при встрече кидаемся ядом друг в друга, и вообще, он меня недолюбливает.       Айзен засмеялся, глядя на сына. Было так странно это слышать, особенно сейчас.       — Сначала мы с Ишином тоже не ладили. Язвили, оскорбляли друг друга, а один раз даже подрались и, знаешь, после той драки стали друзьями. Нас заперли в кабинете директора на всю ночь, потому что учителям надоело терпеть наши перебранки, которые порой переходили в откровенные ссоры прямо на уроках. В ту ночь мы сидели в кабинете директора и много-много говорили. Вот и подружились. Так что он не недолюбливает тебя, я тебе больше скажу: ты ему небезразличен. Видишь ли, Ичиго Куросаки такой же, как и его родители — если ему кто-то не нравится, то этот человек испаряется из его жизни. Вот так вот, — Айзен хмыкнул, посмотрев на удивлённого Гриммджоу.       Парень сидел, глядя куда-то в небо, будто что-то вспоминал или восстанавливал в памяти:       — Он рисовал меня, — пожал плечами Джагерджак.       Мужчина улыбнулся, кивнув. Да, он определённо был небезразличен Ичиго. Масаки никогда не рисовала людей, которые ей не нравились, только тех, кто привлекал её, в ком была изюминка, нечто особенное.       — Вот видишь. Что-то в тебе его привлекает, цепляет, а значит, он что-то чувствует. Подумай об этом, Гримм, — на этом Айзен поднялся и ушёл.       На самом деле, по мнению Гриммджоу, размышлять тут было не над чем. Куросаки не примет его, не сможет доверять, не позволит коснуться. Вздохнув, парень поднялся и отправился к себе в номер. Хотелось немного поспать, а на пляже становилось жарковато. Он не переставал думать о том, что сказал ему отец, однако шансов у него не было. Психанув, Гриммджоу резко нажал на «стоп» и, подумав пару минут, отправился обратно вниз, клацнув цифру «один». Лифт взвизгнул и поехал вниз. Настроение падало с той же скоростью, что и железная коробка, в которой он находился, а может, и ещё быстрее, однако неожиданно рано распахнувшиеся двери явили ему подарок небес, не иначе.