Рисунок

      Вечеринка была в самом разгаре, люди отрывались под зажигательную музыку и веселились, выгибаясь навстречу ритмам и аккордам, звучным голосам и ярким мелодиям. Ночь была светлее дня, сияя тысячей огней разных цветов и оттенков, напитки лились рекой, смех разрывал мелодию и дружные голоса то и дело подхватывали тексты. И только организатор всего этого праздника жизни молча наблюдал за всеобщим весельем, потягивая пиво из бутылки: вот Абарай и Кучики танцуют вместе, подпевая известным исполнителям; вот Харрибел и Старк зажигают свои латиноамериканские танцы и выглядят вполне довольными, чуть дальше Заэль химичит новые коктейли, вон там Хисаги и Мацумото что-то обсуждают. Вся лужайка была заполнена весёлыми лицами и приятным общением. Если присмотреться, то можно было разглядеть в этой пёстрой толпе даже преподавателей: вот профессор Укитаке (литература) пытается убедить профессора Кёраку (химия), что ему уже достаточно, вон профессор Унохана (декан медицинского факультета) с лёгкой полуулыбкой наблюдает за своими подопечными, рядом с ней стоит профессор Кучики и с явным неодобрением смотрит за всеми. Есть тут и ректор Университета Ямамото Генрюсай, в его глазах и лице трудно прочесть одобрение или злость, но профессор точно не собирается прерывать веселье.       — Его тут нет, — раздался рядом холодно-спокойный голос, выдёргивая Гриммджоу из его мыслей и наблюдений.       А прервал столь занимательное занятие Улькиорра Шифер — лучший друг Джагерджака. Они выросли вместе, когда после смерти родителей Шифера отец Гриммджоу Айзен усыновил мальчика. Улькиорра знал его таким, каким не знал никто, и, как говорится, таких друзей либо убивают сразу, либо дружат с ними до конца жизни. Вот Гриммджоу и выбрал второе. Учились они, правда, на разных факультетах: Джагерджак — юрист-адвокат, а Улькиорра — экономист-логист.       — Кого? — повернулся к другу Гриммджоу, хотя повернулся — это громко сказано, просто скосил взгляд кошачьих глаз в его сторону.       Шифер только сощурился на этот вопрос и вздохнул. Ему-то было очевидно, что парень уже битый час выискивает в толпе самый яркий из всех возможных цвет волос.       — Куросаки. Он не пришёл, предпочёл книгу твоему обществу, — хмыкнул Улькиорра, пожимая плечами.       Джагерджак нахмурился. Он не понимал, что Шифер так зацепился за этого пацана: самонадеянный, наглый, волк-одиночка, не умеющий промолчать. Такой просто не мог понравиться Гриммджоу, но вот Улькиорра упёрто придерживался прямо противоположного мнения.       — С чего ты взял? — равнодушно бросил Джагерджак.       Шифер, в который раз за вечер, поразился этому деланному равнодушию. В конце концов, Гриммджоу хотел бы сейчас видеть Ичиго, вообще, хотел бы видеть его как можно чаще, потому и перевёлся со следующего года на медицинский факультет, будет хирургом. Так он решил. Айзен обрадовался, даже не подозревая, что основным аргументом был некий невразумительный рыжеволосый парень, который одним взмахом пушистых ресниц вскружил его сыну голову, заставив смотреть на себя изо дня в день и упорно отрицать симпатию. Сам Джагерджак, конечно, твердил, что юриспруденция — это не его, что медицина интереснее, а хирургия — это Олимп данной профессии. И это, разумеется, было правдой, но присутствие на оном факультете одного уникального со всех сторон субъекта явно сыграло не последнюю роль в данном решении.       — Абарай сказал об этом Кучики, а я просто мимо проходил. Кажется, он совсем не горит желанием тебя видеть, — пожал плечами Улькиорра.       Слова, брошенные вскользь, явно задели Гриммджоу, который моментально подобрался, словно большая кошка, готовящаяся к прыжку, и нахмурился. Вообще, у Шифера складывалось стойкое ощущение, что эту вечеринку Джагерджак затеял только ради того, чтобы увидеть Куросаки ещё раз перед тем, как все они разъедутся на каникулы кто куда.       — Да плевать мне на этого пацана, — отрывисто бросил Гриммджоу, отправляя пустую бутылку в урну точным броском баскетболиста.       Он бы хотел, возможно, увидеть в этой толпе извивающееся, гибкое тело Куросаки, посмотреть, как разноцветный свет неоновых лампочек путается в его волосах. Да, он бы хотел, наверно, провести руками по его телу, почувствовать ответную реакцию и увидеть хитринку в глазах, которую раньше наблюдал только издалека, рассматривая этого невозможного пацана. Почему-то ему вдруг стало скучно на собственной вечеринке.       — Так плевать, что за эти три часа ты так и не отошёл от дерева, выискивая его глазами. Брось, Гримм, тебе не плевать, — покачал головой Улькиорра.       Он бы и хотел запереть этих двоих в одной комнате, чтобы они разобрались, наконец, в своих отношениях, но боялся, что любую дверь они просто вынесут, кроме бункерной, пожалуй.       — Голова болит, — ответил Гриммджоу, отправляясь в свою комнату в общаге.       Он действительно хотел сейчас остаться один, и пустые, совершенно тёмные коридоры способствовали этому, как никогда лучше. Проходя по третьему этажу, чтобы скорее добраться до своей комнаты на четвёртом, он увидел свет, пробивающийся из-под одной из дверей. Джагерджаку стало любопытно, поэтому он и повернул ручку, ожидая увидеть какого-нибудь задрота или ботана, но точно не спокойно читающего книгу Куросаки с наушниками в ушах. Ичиго лежал на животе спиной к двери и перелистывал страницы, постукивая пальцем по кровати в такт музыке. Он даже не заметил чужого присутствия, поглощённый интересным сюжетом.       Гриммджоу с любопытством осмотрел разбросанные на соседней кровати вещи, бардак на одном из рабочих столов, книги на прикроватной тумбочке Куросаки, его прямую спину, задницу, обтянутую плотной тканью джинсов, длинные ноги, а потом бросил взгляд на стол Ичиго, на котором лежало много карандашей и альбомов для рисования. Ещё раз взглянув на читающего хозяина комнаты, Джагерджак сел за стол и начал листать альбомы: в первом было много пейзажных работ, сделанных в разное время в разных уголках Японии и, похоже, не только; во втором обнаружилось много незнакомых людей, которые переходили из картины в картину и изображались на разных фонах: счастливая семья, состоящая из матери, отца, двух дочерей и сына. Женщина на картинах всегда изображалась с распущенными волосами и в лёгком летнем платье, которое идеально сидело на её фигуре, мужчина был то суровым и серьёзным, то улыбчивым и весёлым с лёгкой щетиной и бородой, торчащими волосами и озорными, поразительно детскими глазами. Девочки были совсем непохожи одна на другую. Первая, которая младше, всегда была в красивых платьях, с длинными волосами, убранными то в косички, то в хвостики, была она и с аккуратным каре. А вот вторая неизменно была в шортах или джинсах, кедах или кроссовках, футболках или ветровках с кепкой на голове и торчащими из-под неё волосами, явно недавно отросшими после короткой стрижки. Парень же был всегда разным, но в его глазах мелькали чёртики и хитрые искорки, на губах блуждала рассеянная улыбка, а черты лица демонстрировали яркий характер. Это был Ичиго, Гриммджоу не сомневался.       Правда, вскоре эти люди сменились другими: странным мужчиной в полосатой шляпе, которая скрывала глаза, с лисьей улыбкой на губах, в его руках всегда был веер, что придавало образу ещё больше загадочности. Но был и совсем необычный его портрет. Этот же мужчина стоял возле пруда, глядя на спокойную водную гладь, не было на нём не панамки, ни привычного пиджака, а руки не сжимали веер. Он просто стоял в брюках и рубашке и смотрел на воду, в глазах его плескалась печаль или простая задумчивость, ветра не было, поэтому лепестки сакуры мягко опускались на голову незнакомца, путаясь в его волосах, по небу плыли спокойные облака, отражаясь на воде, и казалось, что он вот-вот поднимет голову к небу. Была ещё женщина с длинными волосами, неизменно убранными в высокий хвост, и улыбкой на губах. Очень красивая, но не счастливая, это ярко читалось в её глазах, которые Ичиго рисовал особенно тщательно, чтобы было понятно, что её что-то тревожит, она о чём-то сожалеет или, быть может, чего-то боится.       Семь альбомов были посвящены Университету. Тут были и профессора, и студенты, и здания Института. Гриммджоу с удивлением рассматривал разные портреты Кучики Рукии и Бьякуи, Абарая, Заэля и Ильфорте Гранцов, Халибель, Старка, профессора Маюри, который преподавал информатику, ректора, Шухея... Был тут совершенно невероятный портрет Улькиорры. Шифер сидел в университетском дворе и читал книгу или учебник, его глаза сосредоточенно скользили по строчкам, в то время, как на его плече сидела маленькая птичка и тоже внимательно «читала» содержание книги, а возле ног развалился спящий полосатый кот, которого Улькиорра автоматически гладил рукой, зарываясь пальцами в густую шёрстку. Картина была такой умиротворённой, что Гриммджоу долго не мог оторваться от неё, разглядывая своего друга так, словно видел впервые. Но самым большим потрясением для Джагерджака стали его собственные изображения. Гриммджоу словно смотрел на другого человека. Он никогда не думал, что бывает таким спокойным, задумчивым и расслабленным, что может так безмятежно смотреть в небо или умопомрачительно играть в баскетбол.       Посмотрев на всё ещё читающего Ичиго, он удивился. Было невозможно поверить, что этот яркий бунтарь видит людей такими, какими они сами себя не видят. Парень был талантлив настолько, что дух захватывало от его картин, и Джагерджак просто не знал, как себя вести и что сказать, поэтому просто вышел, прикрыв за собой дверь. Уже в своей комнате он никак не мог забыть те рисунки, не мог поверить в то, какими видит людей Куросаки, словно рисует не физическую оболочку, а саму душу, которая радостно показывает ему все свои секреты в моменты забытья разума. Примерно с такими мыслями он и заснул, а в его снах был мурлычущий под лёгкими касаниями Улькиорры кот, смеющийся Шухей, достающий с верхней ветки яблоко, ставящий разные опыты Заэль и мечтательный Ильфорте, сидящие рядом Кучики и Абарай, и он сам, а рядом, с лёгкой полуулыбкой — Ичиго, который рассказывает что-то о том, почему нарисовал его с крыльями.

***

      А потом начались прекрасные летние каникулы. Гриммджоу уехал вместе с Улькиоррой к отцу в Окаяму, а Куросаки вернулся в родную Каракуру, и всё бы ничего, если бы не одна встреча.