Жена по объявлению

Пасмурный вечер после продолжительного рабочего дня, но даже усталость не может испортить состояние полного удовлетворения. В компании Мари Акулов движется к выходу, но его останавливает второпях настигнувший друг и сообщает, что нужно кое о чём поговорить. Понимающе кивнув, женщина удаляется по своим делам, а двое мужчин выходят на улицу и устраиваются на лавке в сквере напротив здания суда. — Я же говорил, что узнаю, по какой причине ты опекаешь студентку, — без вступлений начал Женя. Блондин почувствовал, что его лоб вспотел, мысленно обругав сначала любопытного прокурора, который суёт длинный нос не в своё дело, а потом и Соню. Очевидно, это она ему всё растрещала. Они же так сблизились после пьянки, друзья хреновы. — Но почему ты мне не рассказал? — продолжил шатен, чем ещё больше разозлил приятеля. — С какой стати? — рявкнул он. — Это тебя не касается. Теперь уже Женя озлобился на такое заявление. Его это касается в такой же степени, как Сашу — они вместе вели это дело, но по разные стороны баррикады. Что мужчина и высказал, тем самым вызвав вопросительный взгляд. — Ты, как и я, чувствуешь вину и пытаешься её загладить таким образом. Но если бы я случайно об этом не узнал, ты и не рассказал бы. Я не понимаю, почему, — всё ещё с негодованием продолжал Женя, механически перебирая между пальцев замочек находящегося на коленях кейса с бумагами. — Что ты несёшь? Какая вина? — в конце концов не выдержал Акулов. — Не строй из себя дурака! То, что Соня — дочь мужчины, которого убил преступник семь лет назад, оказавшийся на свободе по нашей вине, — прокурора раздражали попытки блондина сделать вид, что он не понимает, о чём речь. Только вот Саша и правда не понимал. После услышанного его взгляд передал неподдельное удивление, которое постепенно сменилось недоверием. Соня — та маленькая девочка? Это бред. Хотя бы потому… Просто невозможно, он бы узнал её. Да что в голове у этого поехавшего прокурора? — Семья Селенских переехала в другой город. Соня моя ученица, её фамилия — Захарова, — нашёл адвокат аргументы в свою защиту. Теперь уже Женя был в полном замешательстве, разрываясь между двумя предположениями. Либо Акулов очень умный и своими словами заставляет шатена усомниться в открывшейся правде, либо очень тупой и за время знакомства с Соней так и не узнал в ней ту девочку. — Разве не поэтому она живёт у тебя, а не у себя дома, что её родители в другом городе? И тебе не приходило в голову, что она сменила фамилию на фамилию отчима, чтобы не возникало проблем с документами? — логично парировал прокурор. — В любом случае, когда я случайно начал рассказывать ей о том деле, Соня довершила мой рассказ, да ещё и с теми подробностями, о которых посторонним неизвестно. Девочка выросла и вернулась в родной город. Но даже эти соображения не убедили Акулова, и он попытался противопоставить что-то ещё. Спорить сейчас с блондином не было никакого желания — в отличии от него, Жене ещё нужно было заехать в прокуратуру и составить отчёт о закрытом деле. Очень скоро шатен ушёл, решив, что верить или нет в открывшийся факт — личное дело друга. Следующие минут двадцать Саша претерпевал внутреннюю борьбу уже с самим собой. Логика столкнулась с нежеланием сердца принять правду. Многие люди не могут доказать истину, адвокат же относился к тому меньшинству, что даже при наличии правды перед носом могли убедить всех кругом в ошибочной лжи, если это ему было нужно. Всех — но не себя. В конце концов, истину пришлось принять, дошедшую вместе с шоком. Не так он представлял их встречу. Не так собирался вести себя перед той, которой загубил жизнь. И совсем не так представлял Соню. Очень часто люди, столкнувшиеся в явной несправедливостью, чьей-то ошибкой, которая стоила жизни их близкому человеку, разочаровывались в этом мире и становились более жёсткими и замкнутыми. От Сони же всегда исходил внутренний свет, жизнь и упорство нескончаемым ключом пульсировали в ней, что после пережитого могло случиться либо с очень чёрствым и недалёким человеком, либо с очень сильным. А он снова принёс в её жизнь сплошные проблемы. Вскочив, Акулов яростно пнул рядом стоящую мусорку и уже после этого действия обнаружил на себе взгляды наблюдателей. Устранив последствия своего гнева, он поспешил удалиться, приняв решение как можно быстрее разорвать все контакты с девушкой. * * * Типичная больничная палата с тремя белыми койками и обшарпанными кое-где углами. Редкий для Петербурга солнечный день щедро купал помещение в солнечных лучах, которые слегка грели спящего блондина. А вот соседа по палате — мужчину лет сорока, это солнце раздражало, поэтому он подошёл к окну и зашторил его. Акулов открыл глаза из-за постороннего звука и резкой перемены падающего на прикрытые веки света. Хотелось поспать ещё немного, но недавние события всплыли в голове тревожными отрывками, и желание отдыхать пропало. Где Соня? В порядке ли она? И сколько дней он тут находится? Переведя взгляд с потолка в сторону, Саша не поверил своим глазам. Брюнетка сидела рядом с его койкой и смотрела на него. Она улыбнулась, увидев, что он наконец-то пришёл в сознание, и осторожно провела кончиками пальцев по высунутой из-под одеяла руке. Акулов почувствовал прилив нежности, который ранее никогда не испытывал, и, пусть и слабо, но светло и искренне улыбнулся в ответ. Он был рад, что студентка в порядке. — Как ты? Всё хорошо? — спросил Саша, а когда почувствовал тонкие пальцы на своей ладони, несильно сжал их. — Прости. Ты, наверное, волновалась. Мне так много надо тебе рассказать. Продолжая нежно улыбаться, девушка едва сдерживала слёзы счастья. Она была по-настоящему рада, что всё обошлось. — Я переживала за тебя. Хорошо, что ты пришёл в себя, — сказала она. — Не извиняйся, ты спас мне жизнь. Эти слова подействовали как бальзам на душу. Акулов редко смотрел продолжительно кому-нибудь в глаза, а если и делал это, то используя как способ для моральной прессовки. Говорят, глаза не могут врать, поэтому он и боялся, что кто-то проникнет в те углы души и мыслей, которые должны оставаться в тени. Но Саша не был против, если это сделает Соня. Не теперь. Она тоже преподала ему важный урок, который так сразу не освоишь, но адвокат хотел попробовать подписаться на эту опасную офетру. Попробовать дать узнать кому-то себя настоящего. — Я долго искал тебя. Очень жалею, что не признал, когда мы встретились. Наверное, ты не разделишь моих чувств после того, что я тебе расскажу, но я хочу, чтобы ты знала, что я не жалею. О том, что написал объявление о поиске домработницы-сожительницы. О том, что оно привело ко мне именно тебя. Я был с тобой так холоден всегда, снисходительно и порой грубо относился. Прости за всё это, — эти слова давались нелегко, ещё тяжелее было не прятать глаз, но хотя бы в этот раз Акулов хотел поступить по совести. Он всё же боялся рассказать. Хотел исправить свои грехи, начать иначе относиться к сожительнице. Оберегать и устроить те условия для жизни, которые Соня заслуживает. Но если она его возненавидит и больше не захочет иметь с ним дела, всё это уже будет невозможно воплотить. Поэтому Саша медлил. — Я узнал об этом в тот день, когда потом заставил тебя срочно уйти. Выслушай, пожалуйста, до конца, — попросил Акулов, решив, что пути назад нет. — Если бы я чуть больше интересовался хотя бы тем, почему ты ненавидишь адвокатов, понял бы всё раньше. Сейчас я не осуждаю тебя. Я был тем самым человеком, который оправдал преступника и не поверил твоим словам. С тех пор я не брал ни одного дела, связанного с убийством. Я правда очень сожалею о том, что испортил жизнь тебе и твоей семье. И пойму, если ты возненавидишь меня и решишь больше не видеть. Но это и то, чего я очень боюсь. Все эти годы я хотел найти тебя и искупить свою вину… Не знаю, как, но искупить. Я очень постараюсь сделать это, если ты позволишь, — Акулов крепче сжал вложенную в его ладонь руку, инстинктивно боясь того, что сейчас она выскользнет. Не имел права препятствовать, конечно, да и не мог по сути — сил было очень мало даже для того, чтобы самостоятельно держать кружку. Мужчина внимательно вглядывался в лицо брюнетки, на котором отразилось множество эмоций в ходе его рассказала. Непонимание, удивление, растерянность. И почему-то снова нежность. — Глупенький, — тихо произнесла девушка, а прозрачная слеза таки оставила борозду на щеке. Акулов трепетно вытер её полусогнутым указательным пальцем, грустно подумав о том, что из-за него Соня опять плачет. Теперь уже девушка взяла его ладонь обеими руками. Приподнявшись со стула, она нависла над адвокатом и нежно, не спеша поцеловала его в лоб. — Какая разница, что было в прошлом? Ты дорог мне, и я тоже не жалею о том, что встретила тебя, — искренне произнесла она, всё так же заглядывая в глаза. Акулов вытаращился на неё, ожидая какой угодно реакции, но не такой. Он не мог оставаться невозмутимым, хотя в душе по прежнему звонил тревожный колокольчик, напоминающий о том, что эти слова могут оказаться блефом, неожиданностью, которой он сам научил студентку. Но нет. Соня не собиралась менять отношение к Саше в худшую сторону, просто не могла после случившегося. На несколько секунд блондин прикрыл глаза тыльной стороной руки и провёл ею в сторону. — Спасибо тебе, — выдохнул он с явным облечением. — Знаешь, я правда о многом жалею. Хочу всё исправить. В палату вошла мед сестра и просмотрела показания приборов. Сосед по палате перевернулся на живот, готовый к уколу, которые ему ставили четырежды в день. Всё это время он с удивлением косился на Акулова, которому его существование сейчас было вообще до лампочки. — Слушайте, почему пациент с капельницей разговаривает? Это нормально? — решил уточнить мужчина у мед сестры. Та посмотрела на блондина, который продолжал что-то бубнить себе под нос и держаться рукой за трубку. Со стороны выглядело несколько шизофринично, а кого-то могло и рассмешить. — Это последствия анестезии. Многие несут бред и потом даже не помнят об этом. Скоро само пройдёт, — ответила она и, поставив укол, удалилась. Мужчине было стрёмно оставаться с человеком в таком состоянии — мало ли, что тому померещиться. Но очень скоро Саша перестал разговаривать с воображаемым собеседником. Адвоката одолела икотка, которая некоторое время не давала уснуть, и лишь когда он отключился, сосед по палате почувствовал себя в безопасности. А тем временем за прошедшие дни слух о том, что Акулов в больнице с ранением, разлетелся по всему университету. Много точек зрения высказывали на этот счёт: и что из-за него выгнали богатого студента из влиятельной семьи, и те решили убрать помеху; и что есть, оказывается, неформальная организация студентов, которые решили нанять киллера. Говорящие сходились лишь в одном — все были счастливы, что некоторое время не придётся терпеть тиранию «Трёх А», и хотели, чтобы он подольше задержался в больнице. — Ну и чему вы радуетесь? — возмущалась Соня, когда в её группе зашёл очередной разговор на эту тему. — А ты что, недовольна? — удивился Миша, поглаживая урчащий живот. — Наконец-то он получил по заслугам. Девушка хотела вступить в яростный спор, на защиту имени спасшего её, но это и правда со стороны выглядело бы как минимум странно. Поэтому она просто предложила старосте пройтись до столовой, чтобы не слышать обсуждения. Впервые она посмотрела на Акулова не как на врага народа, подобно остальным, а более объективно. Может, его методы довольно жёсткие, но такое поведение заставляет студентов хоть что-то учить. Он просто хотел, чтобы из университета выпустились не болванчики с пустыми головами, только вот никто этого не понимает. В столовой брюнетка долго выбирала, что купить, но есть не хотелось от слова совсем. Аппетит пропал с момента нападения. Девушка провела следующие день и ночь, и крошки в рот не взяв, в палате своего преподавателя и, кажется, поверила в Бога, когда он вышел из кратковременной комы. Тем не менее, желание есть не спешило возвращаться, поэтому Соня купила лишь коробку вишнёвого сока. В отличие от неё, староста набрал еды на сотку: порцию пюре с сосикой, две булки и компот. Но всё это чуть не полетело с подноса на пол, когда Миша случайно увидел промелькнувший в руках одногруппницы кошелёк. Тот самый, розовый с зайчиком, который он заносил Акулову не так давно. В голову сразу стали лезть самые невероятные идеи, которые не казались такими уж бредовыми хотя бы потому, что объясняли недавнее поведение Сони. А ещё она не появилась на парах в тот день, когда самый страшный преподаватель лёг в больницу. Простыми совпадениями уже и не попахивало. — Что не так? — увидев, как Миша на неё уставился и завис, спросила студентка, садясь за свободный стол. — Соня, твой кошелёк… Тебе его Акулов передал, после того, как я занёс? — осторожно поинтересовался парень, всё так же пристально сверля девушку взглядом. Та поперхнулась соком и закашлялась. Миша поспешно побил её по спине, пока Соня с грустью думала, на какой мелочи спалилась. — Ну… Сам понимаешь, почему я скрывала, что мы соседи, — попыталась выкрутиться она. — Не хочется всяких слухов. Ты же никому не расскажешь? — Не расскажу, — кивнул Миша. Но больше он одногруппнице не доверял. Почему тогда в её кошельке был написан адрес именно Александра Александровича, включая номер квартиры? Что-то тут не сходилось, и парень решил выяснить, где же собака зарыта. После пар он на безопасном расстоянии следил за девушкой, которая пошла не как обычно в сторону дома, а совсем в другом направлении. Больше часа приходилось её преследовать, после чего Соня наконец-то зашла в здание, которое оказалось прокуратурой. Миша удивлённо остановился на входе, задаваясь вопросом, что ей могло там понадобиться, но внутрь не последовал. Тем временем девушка шла по коридору в поисках нужного ей кабинета. На стенах висели стенды с фотографиями разыскиваемых преступников, а также пропавших людей, о которых заявили в полицию. Найдя нужную дверь, Соня вошла, постучавшись. Помещение представляло собой небольшой кабинет с несколькими столами, типично оборудованными для офисов. За одним из них сидел Женя. Увидев знакомую, он улыбнулся и поздоровался, жестом подзывая к себе. — Чай будешь? — предложил он студентке, но та отказалась, имея желание поскорее управиться здесь, чтобы поехать в больницу. — Как он там? — зная, что Соня вчера была у Акулова, поинтересовался прокурор. — Пока без сознания, — вздохнула девушка. — Почему никто из родных за эти дни к нему не пришёл? — спросила она в надежде, что Жене что-то известно на этот счёт. — На сколько я знаю, у него достаточно прохладные связи с имеющимися родственниками, — уклончиво ответил мужчина. — Ну, не буду тебя долго задерживать, мне самому скоро на расследование ехать. Женя подозвал следователя, занимающего соседний стол, и тот задал несколько вопросов Соне. Сначала он попросил описать день перед нападением, потом, собственно, все детали, что девушка помнит. Ещё тогда она уверенно сообщила, что нападавшим был отец Златы и догадывалась, по какому мотиву. Только вот с места преступления он скрылся быстрее, чем приехала полиция, а Соне было не до этого — Акулова забирала скорая. Саму Злату задержали как возможную соучастницу, и весть об этом ходила по университету наравне с обсуждением преподавателя. Когда допрос закончился и девушка ушла, Женя как раз направился в обезьянник — не полноценную камеру, но всё-таки изолятор с решётками, где передерживали всякое хулиганьё время от времени. Сейчас Злата была в нём одна. Увидев вошедшего, она встала с старого стула и взялась за прутья решётки. — Ну что, ничего не вспомнила? — поинтересовался прокурор. — Сейчас я поеду к тебе домой и что-нибудь, да найду. Но если ты расскажешь что-то, что поможет расследованию, может обойдёмся без этого. — Я ничего не знаю! Вы не имеете права меня здесь держать без каких-либо доказательств, — уставшим, но бесконечно озлобленным голосом сказала Мисс Университет. Пожав плечами, Женя направился к рабочей машине, где его уже ожидал следователь. Вместе они приехали к дому преступника. Квартира находилась под наблюдением. Внутри она выглядела на первый взгляд самым заурядным образом. Вначале двое нашли шкаф, в котором хранились все важные семейные документы и записи. Разумеется, паспорт Михалёв унёс с собой, но он и не был особо нужен. Следователь стал просматривать документацию на предмет подлинности, а также искать возможные упоминания людей, с которыми преступник мог быть связан. Женя последовал в другие комнаты в поиске вещей, которые могли принадлежать гостям Михалёва. Среди множества фотографий в семейных альбомах прокурор наткнулся на несколько одиночных снимков людей, которые на других фото не попадались. Он бы не обратил на них внимание, если бы не необычное расположение. На левой стороне листа находился снимок человека, а на правой — достаточно красивая художественная фотография какого-нибудь блюда. Сосиски, запечённые с картофелем и сыром; изобилие овощей с сочным стейком; котлеты с кабачком, тефтели. «Любимые блюда родственников?» — подумал прокурор, но колокольчик интуиции давал тревожный знак, поэтому мужчина отнёс альбом следователю с вопросом, что может значить такое расположение фотографий. В отличии от коллеги, следователь обратил внимание не на расстановку снимков, а на изображённых людей. Все эти лица он знал. Люди числились пропавшими без вести с прошлого года. — Ты осматривал холодильник? — спросил он, и прокурор покачал головой. Следователь быстрым шагом прошёл на кухню и открыл морозилку, до верху забитую мясом, но ничего подозрительного не обнаружил. Много куриного филе, крольчатина, свинина и говядина. Каждый упакованный кусок двое стали разворачивать и потрошить в поисках нычки, но по-прежнему ничего не находили. — Это не говядина, — когда Женя взял небольшую закрытую магазинную пачку, на которой даже ценник был, заявил он. — Говядина более красная и без желтоватого жира. Следователь выхватил находку и внимательно осмотрел её, подтвердив догадку. — Кажется, мы нашли каннибала, — произнёс он, раскидывая небольшие части от всех имеющихся кусков в специальные пакеты. Женя поморщился, почувствовав лёгкую тошноту. За столько лет работы с криминалистикой он привык к различного рода неприятным вещам и рвотного рефлекса такие случаи уже не вызывали, а вот неприятно было. Он уже догадался, почему напротив снимков людей были фотографии мясных блюд.