Жена по объявлению

Липкая тьма обволакивала больничную палату. Она была настолько плотной, что, казалось, мешала даже дышать. Через прикрытые веки Акулов услышал верещание приборов, после чего зажёгся свет, и в палату вбежали врачи. — Давление упало, вколите эпинефрин, — послышался голос и возня. Мужчина попытался пошевелить рукой, и его большой палец дёрнулся. — Пациент! Пациент, вы слышите меня? — вопрошал приятный женский голос. Открыть глаза так и не получилось, но адвокат смог слегка кивнуть. — Он очнулся! — радостно констатировал другой голос, принадлежащий мужчине. Смысл дальнейших слов Акулов не улавливал, и звуки становились всё менее различимыми. Сознание снова провалилось в пустоту, а когда он очнулся в следующий раз, был день. Глаза получилось открыть, пусть и не без труда. Перед лицом стал вырисовываться тёмный силуэт, в котором спустя полминуты адвокат узнал Женю. — Очнулся? Как себя чувствуешь? — поинтересовался он. Саша попытался приподнять голову, но ничего не вышло. — Выспавшимся, — признался он. Взгляд скользнул по палате, ожидая найти кого-то ещё. Прокурор сообщил, что Акулов здесь уже две недели, и эта новость совсем не удивила его. — Врач сказал, что твоё состояние пока не стабилизировалось, поэтому надо отдохнуть ещё, — сказал Женя. — Тебе что-нибудь нужно? — Пока не знаю, — пожал плечами Саша. Свой телефон он обнаружил на тумбочке, и тот даже оказался заряжен. Прокурору пора было возвращаться на работу, и когда он ушёл, Акулов принялся названивать Соне. Наверняка она изволновалась за эти две недели. Он хотел лично услышать её голос, но роботизированный голос раз за разом сообщал, что абонент не абонент. Пришлось надеяться, что Женя в скором времени сообщит всем новость, и тогда брюнетка наверняка примчится самой первой. Но этого не происходило. Ни в этот день, ни на следующий. Пусть Акулов был ещё слаб и большую часть времени спал, пробуждаясь, каждый раз он искал глазами Соню. Её телефон по-прежнему оставался выключенным, и это начинало волновать. Всё встало на свои места, когда адвоката приехал навестить Демьян. Несмотря на то, что он мог спокойно прийти в палату как посетитель, парень в своём репертуаре переоделся в уборщика и зашёл с тележкой, на которой находилось ведро, тряпки и моющие средства. — Ну ты и безбашенный, — прокомментировал Демьян последние поступки Акулова. — Не ожидал огнестрелов на фабрике, — попытался оправдаться тот. — Так что в итоге с бандитами? Нашли Мутного? — Не уверен. Там, конечно, всех повязали. Они попытались уничтожить наркоту в подвале, но поскольку дверь была закрыта, взрыв не задел помещение. Михалёва будут повторно судить, скорее всего на пожизненное, но я сомневаюсь, что Мутным был он, — рассказал Демьян. — Возможно кто-то расколется при допросе. — Понятно… Значит ещё не всё кончено, — немного расстроенно кивнул Акулов. — А что с Соней? У неё телефон выключен. Он заметил, как парень нахмурился и замолчал, и даже после длинной паузы не спешил что-то пояснять. Саша не без труда поднялся с кровати и, подойдя к товарищу, схватил его за плечо. — Дёма, что с Соней?! — уже громче повторил он, пытаясь заглянуть в глаза собеседнику, которые тот старательно отводил. — Вернись в кровать, ты ещё не восстановился, — негромко попросил он. — Я никуда не вернусь, пока не узнаю, что с ней! — уже с некоторым отчаянием воскликнул адвокат. Он вёл себя сейчас как маленький ребёнок, пытающийся угрожать собственным здоровьем. Акулов желал и одновременно боялся услышать ответ, но неизвестность пугала ещё больше. Может, её уже схватили и где-то держат, пока он тут валяется. Демьян покачал головой, словно опровергая его мысленное предположение. — Ты её не увидишь, — жёстко отрезал он. — Она не выжила в результате неудачной операции. — Бред! Какой ещё операции? — отказывался верить Акулов, продолжая трясти парня за плечо. Иногда лучше не знать правды. Может, если бы поначалу кто-то наплёл бы какую-нибудь чушь, что Соня отправилась в командировку или учиться за границу, или к родственникам в другую страну, то было бы проще успокоиться. Хотя, глобально это ничего бы не поменяло. Акулов задыхался и чувствовал, как нестабильно бьётся его сердце. Он слушал рассказ Демьяна про внезапно обнаруженную болезнь, а пол всё больше уходил из-под ног. В конце концов пришлось приземлиться на кровать, чтобы не упасть. Всё это казалось бредом, очень жестокой выдумкой, в которую невозможно было поверить, даже если вестником выступал друг. И адвокат до самого конца отказывался верить, пока — уже чуть позже, Демьян не привёз его на кладбище. Стоя напротив могилы, Саша с каменным лицом перечитывал слова на мраморной плите. Всё было бессмысленно. Все эти годы, потраченные на поиск информации о преступниках, все дальнейшие планы очистить от них город. Раньше в голове было так много планов, но сейчас они утратили всяческую актуальность. Акулов вернулся в пустую квартиру глубоко вечером. Он раз за разом пытался дозвониться Соне, пока собственный телефон не сел. С ним, в свою очередь, пытался связаться Женя, но адвокат не брал трубку. На столе в гостиной стоял открытый ноутбук, тускло освещая монитором темноту. Подключённый зарядным устройством к сети он, судя по всему, работал всё это время. Саша подошёл к нему, чтобы закрыть крышку, но увидел в открытой вкладке почты одно новое сообщение. Сердце пропустило удар, когда он прочитал имя адресанта. Рядом с названием почты висела миниатюра Сониной фотографии, которую Акулов развернул. Это была достаточно старая фотография, наверное, ещё с первого курса учёбы в университете, когда девушка завела эту почту. Здесь она была такой живой и улыбающейся. Адвокат жадно впился глазами в длинный текст письма. Дорогой Акул Не знаю, как к тебе теперь общаться, ведь ты больше не мой преподаватель. Если ты это читаешь, значит что-то пошло не так. Извини, что не получилось попрощаться лично. Пожалуйста, думай, что я куда-то уехала, как и ты когда-то. Ты очень скрытный и вредный человек! Знаешь, недавно я подслушала твой разговор с Женей про близнеца, и что ты им притворялся, чтобы выйти на бандитов. Ненарочно, и всё же — прости моё любопытство. Я бы хотела знать это с самого начала и помогла бы тебе, но возможно ты не хотел беспокоить меня. Сейчас мне грустно от того, что из-за этого я сторонилась тебя и сомневалась. И что ты так же сомневался во мне. Я бы многое хотела ещё узнать про тебя. Какую музыку ты любишь? Кем мечтал стать в детстве? Какие фильмы смотришь? И всё же я, возможно, знаю о тебе больше, чем кто-либо другой. Ты любишь макароны по-флотски и прохладную погоду. А пельмени тебе нравятся «медвежье ушко». Ты носишь светлые костюмы и в чём-то действительно походишь на хищную рыбу. Ты не любишь много вопросов. Прости, что я так часто тебя ими донимала. Иногда мне хочется вернуться в прошлое и столько всего поменять, но мы всегда думаем, что впереди много времени. Ты всегда был очень деятельным, и всё же — не потрать жизнь в пустую. Время, когда я жила с тобой, было самым ярким. А помнишь, как было весело прыгать по лужам наперегонки к машине после дождя? А как мы втроём разобрались со шпаной, когда я напилась? Правда же играть в снежки поздно вечером было очень весело? Спасибо за чудесные моменты. Пожалуйста, помни, что каждый хороший день нужно проживать ради тех, кого больше нет. Не смей отчаиваться. Не знаю, когда это случилось, но даже если это не взаимно, я была счастлива. Хотя сейчас кажется, что об этом знали все, кроме тебя. Ну и меня. Я люблю тебя. Р.S. На твоей кровати оставила то, что мне дорого. Акулов перечитал сообщение несколько раз прежде чем, словно робот, пройти в свою спальню. Он понимал смысл прочитанных слов, но организм, вероятно, заблокировал поступающие эмоции. На кровати он увидел игрушечную акулу и приземлился рядом. Взяв её на колени, мужчина несколько секунд вглядывался в бездушный взгляд игрушки. Тёмно-голубой плюш стал темнеть в местах, где на него падали капли. Согнувшись почти пополам, Акулов грудью упёрся в игрушку и остался так сидеть в неизменной тишине квартиры, в которой больше никто, кроме него, никогда жить не будет. * * * Всё кругом белое. Мебель, стены, потолок, даже пейзаж за окном. Соня очнулась в палате, подключённая к различным устройствам, следящим за её состоянием. Рядом на стуле дремала мама, которая проснулась, как только дочь начала шевелиться. Татьяна вскочила, не веря глазам, и стала звать врачей, после чего бросилась обнимать Соню. — Это чудо! Спасибо, спасибо, что очнулась! — в слезах повторяла она, проводя сухими пальцами по худой щеке девушки. Соня поморщилась от громких звуков и подтянулась на кровати, чтобы принять полугоризонтальное положение, но мама попросила её лежать. — Ты ещё слишком слаба, тебе надо долго восстанавливаться, — всё ещё не веря в своё счастье, с беспокойством сказала Татьяна. — Много времени прошло? — решила уточнить Соня. Она в очередной раз беспокоилась, что оказалась таким слабым работником, и коллеги наверняка продолжают делать её объём работы. Но всё потеряло значение, когда она вспомнила, с каким настроением шла на операцию. — Что с Акуловым? Он жив? — беспокойно спросила брюнетка. Татьяна в непонимании округлила глаза, на несколько секунд растерявшись. — А это кто? — уточнила она, присев на край кровати. — Мам, ну это уже слишком! Как бы ты к нему ни относилась, я хочу знать, что с ним после ранения, — жалобно попросила Соня. — Не знаю, о ком ты говоришь. Тебе бы сейчас о себе побеспокоиться. Ты провела в коме четыре года. Эти слова окатили разум ушатом ледяной воды. Девушка всё же присела, чувствуя невероятную нехватку сил. Наверное, сейчас она бы не смогла держать даже кружку. — Как четыре года? А что с работой? Меня уволили? — удивлённо спросила брюнетка. Этот разговор был похож на общение немого со слепым. Они обе совершенно не понимали друг друга, а вопросы порождали лишь новые вопросы. — Какая работа, милая? Ты разве подрабатывала? — обеспокоилась Татьяна, мягко и в той же мере тревожно погладив дочь по руке. — Работа в прокуратуре, — пояснила Соня очевидную и известную матери вещь. Неужели за прошедшие годы Татьяна забыла всё, чем она занималась? Женщина покачала головой. — Ты же знаешь, чтобы устроиться в прокуратуру, нужно высшее образование. Или ты подрабатывала уборщицей? — Мам, да как ты могла всё забыть? — с обидой воскликнула Соня. — Я, конечно, понимаю, что в ваше время был специалитет, и вы бакалавриат за высшее не считаете, но в прокуратуру с ним берут! Тем более, что мне немного осталось до окончания магистратуры. В палату зашёл врач, и Татьяна очень обрадовалась его появлению. — Милая, ты всё перепутала. Тебе, видимо, что-то приснилось. Ты собиралась поступать в университет, но твоя болезнь прогрессировала, и нужно было срочно сделать операцию. Однако во время неё у тебя произошла остановка сердца. Его еле смогли запустить заново, но ты впала в кому. Доктор, вы можете проверить её состояние? — попросила она мужчину, который присел напротив на стул и уставился на экран с показателями, попутно задавая вопросы больной. Соня растерянно отвечала на них. Она не верила, что провела столько времени в коме. Нет, в целом такое могло случиться, но последние годы просто не могли оказаться плодом её воображения. Слишком много воспоминаний и эмоций, слишком многое было прожито и усвоено. И слишком настоящие чувства Соня испытывала к человеку, которого, по словам матери, даже знать не может. Все расспросы о нём упирались в непонимание со стороны Татьяны. Даже когда брюнетка захотела узнать фамилию адвоката, что оправдал убийцу её отца, услышала совершенно другую. Существовал только один способ во всём удостовериться. Выздоровление проходило очень долго. Было сложно приводить мышцы в тонус, и эти дни оказались самыми мучительными в жизни Сони. Она окончательно поникла, когда из Смоленска её приехал навестить отец. Михаил был бесконечно счастлив видеть дочь очнувшейся, но она радовалась, что он не убийца и не сидел в тюрьме, совсем не так, как должна была. Наконец, наступил тот день, когда Захарова могла вернуться к обычной жизни простого человека. Ей предстояло заново поступать на учёбу, и пускай это невозможно было сделать в середине года, первым делом Соня пошла в университет. В этот день она бежала так, словно хотела выиграть олимпиаду. Оказавшись на первом этаже основного корпуса университета, она последовала к расписанию и долго изучала его. Но взгляд так и не смог отыскать нужную фамилию, впрочем, очень скоро Соню похлопали по плечу. Она с надеждой обернулась, чувствуя, как замерло сердце. — Соня? А ты что тут делаешь? — удивлённо спросила радостная Карина. — Ты уже восстановилась? — Да, я в порядке, — кивнула брюнетка с небольшим разочарованием. — Захотелось прийти посмотреть университет. На всякий случай Захарова больше не упоминала ничего из того, что ей якобы приснилось. — Ох, я бы тебе с удовольствием всё здесь показала, но мне нужно на конституционное право. Препод — просто жуть, — вздохнула Карина. — Он у нас на замене, так что это, слава богу, временно. Воодушевившись, Соня попросилась сходить на пару вместе с подругой, что вызвало бесконечное удивление с её стороны. Пришлось врать что-то про интерес к учёбе, хоть это отчасти и было правдой, но не являлось истинным мотивом её неожиданного желания. Придя на пару вовремя и даже чуть раньше, подруги разместились на втором ряду поточной аудитории. Положив перед собой какую-то из Карининых тетрадей, Соня задумчиво уставилась в парту, когда её с правой стороны осторожно потормошили по руке. — Привет, а ты из какой группы? Я тебя раньше на нашем потоке не видел, — дружелюбно улыбнулся Миша, от которого брюнетка шарахнулась, как от прокажённого. — С государственно-правового профиля, — брякнула она первое пришедшее на ум название. Парень задумчиво протянул, собираясь уточнить что-то ещё, но в следующий миг в аудитории повисла гробовая тишина. Захарова с надеждой подняла голову, устремив взгляд ко входу, где увидела ещё одно знакомое лицо. В её воспоминаниях этого преподавателя называли Криминал, и он очень нравился Карине. Правда, тогда он вёл криминалистику, а конституционное право всегда вёл Акулов. Его не было. Ни на этой паре, ни на кафедре, ни дома, куда Соня поехала вечером. Даже рабочего кабинета адвоката не существовало. Никаких упоминаний в интернете, и лишь удивление при расспросе людей, которые могли его знать. Соня шла по улице, раздумывая, где ещё можно было поискать Акулова, и её снова похлопали по плечу. — Ты здесь недалёко живёшь? — увидела она Мишу, который обаятельно улыбался. — Не хочешь прогуляться? Может, зайдём в кафе? Брюнетка промедлила с ответом и удивлённо посмотрела на парня. В её воспоминаниях они редко куда-то заходили — больше гуляли, даже в плохую погоду. Но это осталось на той стороне. Настоящий Миша может оказаться совершенно другим человеком и, неуверенно кивнув, Соня последовала за ним, слушая неловкие рассказы парня об универе и отвечая на его вопросы. Удивительная и страшная вещь — воображение. Оно может погружать нас в другие миры, а может причинять боль, создавая очень правдоподобные галлюцинации и выстраивая иллюзии. Но, как бы тяжело ни было возвращаться в действительность, это единственный верный путь. Нельзя проводить единственную жизнь в несуществующих воспоминаниях и фантазиях, какими бы сладкими они не были. Может, однажды она забудет всё, что происходило в её голове, и лишь редкие сны будут напоминать о том мире, что принёс столько радостных и грустных моментов. С этого дня Соне предстояло продолжить жить в реальном мире.