Paris Burning

У них не было имен. Быть может, потому что ничему не было под силу их точно описать. Религия пыталась – ровно как поклонением, так и проклятием. Наука тоже пыталась – используя ярлыки и диаграммы, над которыми несчастному Комбеферу приходилось ночами корпеть перед предстоящими экзаменами. Обе провалились. Народ преуспел больше всего. Люди звали их просто-напросто «Городами». Такими они были. Мужчины и женщины, с волосами, глазами, конечностями и ртами. И все же, они являлись чем-то большим. Улицы и здания, памятники и рынки, дворцы и сточные трубы, бедняки и богачи – все смешанные вместе в обманчивой человеческой форме. Они были Городами. Любое другое громкое звание внимания не удостаивалось. Им не нужны были звания. Анжольрас любил подчеркивать это в своих речах. Ведь если само воплощение человечества и его величайшие детища не нуждались в званиях и деньгах, отчего же нам, людям, они вдруг понадобились? Это было бы хорошим замечанием, если бы не одна маленькая деталь: нелегко возносить достоинства Города, в существовании которого ты не уверен. Никто не знал, кем являлся Париж. Возможно, это несправедливое утверждение. Само собой, Париж существовал. Он был прямо там, перед глазами. У него были улицы, дома и люди. Это был хороший город, и, определенно, действительный. Конечно, все сходились в существовании города Парижа. Вот только никто не был уверен в существовании Города Парижа. Города всегда имели свои следы в истории: их образы были запечатлены на стенах египетских пирамид и высечены в храмах ацтеков. Причина очевидна – едва стареющие, мудрые и бессмертные, они являлись опорой миру, который находил своих богов далекими и жестокими. Императоры держали их при себе, короли использовали как советников, а люди, приходившие с самых дальних концов страны, с удивлением обнаруживали, что Город понимал все их трудности. И не важно, насколько незначительные. Не удивительно, что они были любимы. Не удивительно, что отсутствие Парижа вызывало столько распрей. Долгое время считалось, что король, ведомый своим эгоизмом, спрятал его под замок, ставя безопасность превыше народного одобрения. Довольно неординарная теория, учитывая, что нападение на Город считалось непростительным преступлением, даже во время войны. Но такова была отговорка, за которую цеплялись французы. Затем король со своей семьей бежал. Три дворца, и, вслед за ними, все тюрьмы были опустошены с накаляющимся отчаянием. Они пустовали. Даже Наполеон не смог найти их возлюбленный Париж. Спустя века, историки будут спорить о том, что это и было началом падения великого лидера, несмотря на несметное количество битв, в которых ему еще предстояло победить. В конце концов, как могли армии воевать за идеал, за сердце своей нации, не будучи уверенными даже в его существовании? Их враги быстро уловили это отступление от нормы. Ведь Мадрид и Берлин всегда сопровождали своих лидеров в сражениях. Санкт-Петербург смеялась и танцевала на снегу, когда французы были вынуждены спасаться бегством от ее зимы. Даже Лондон сидела подле своего короля, смеряя оценивающим взглядом каждого солдата, клянущегося ее защищать. Они были могущественными и, по большей части, преданными. «А где же был Париж?» – спросит чужестранец с усмешкой на лице. Вспыхнут многочисленные драки в тавернах. Начнутся они и в аудиториях. Потому что их город не хуже, чем другие. Потому что сами они не хуже лишь оттого, что их Город пока что не раскрыл себя. Потому что они еще покажут себя, они продолжат сражаться и умирать за их возлюбленный Париж, пока он не придет и не займет с гордостью свое место подле них. Да, они будут рады умереть за свой Париж. (никто не замечал мужчины с темными кудрями, борющегося с приступом рвоты в переулке)