Учитель танцев

Я онемела от этих слов и моментально вспомнила все, что произошло в тот день. Обручальное кольцо на пальце стало казаться мне отлитым из свинца... Мое сердце дрогнуло... Он знает!..И ясно дал мне это понять… Я должна была ожидать, что очень скоро человек, который и так видит всех людей насквозь, догадается о том, что я к нему неравнодушна... Я поступала очень глупо, потакая своим желаниям и стремлениям, а теперь гадала, как мне выпутаться из всего этого... А он?.. Все эти намеки и недомолвки стали похожи на какую-то жестокую насмешку надо мной и моими чувствами! Неужели он – всего лишь хитрый волокита, и вообразил себе, что воспользовавшись ситуацией, сможет безнаказанно делать все, что ему заблагорассудится? А если нет, то зачем поступает со мной так недостойно?.. Я была вне себя от досады! Не могу сказать, догадался Холмс или нет, какое смятение и негодование вызвали в моей душе его слова, ибо маска отстраненности и беспечности на его лице была совершенно непроницаема. Он был невозмутим, как игрок за карточным столом, танцевал так легко и непринужденно, будто делал это каждый день, и изредка поглядывал на меня – я чувствовала это. Только чувствовала, потому что старательно избегала проницательного, ясного, почти гипнотического взгляда его невозможных темных глаз. Не смотря на уязвленное самолюбие, я танцевала с ним, как завороженная, позабыв о том, что вокруг столько людей, не чувствуя под ногами пола, не слыша музыки, лишь ощущая даже через перчатки тепло его ладони, легко сжимавшей мою руку, и приятную тяжесть его руки, обвившей мою талию. И при этом я чувствовала себя самой счастливой, но одновременно самой несчастной женщиной на свете: человек, которого я любила всей душой, всем своим существом, был здесь, со мной рядом, но я не смела преступить рамки дозволенного, не могла коснуться его так, как мне хотелось, не могла вымолвить ни слова!.. Когда вальс подошел к концу, он взял меня за руку, и мы медленно пошли по залу. - Вы танцевали просто чудесно, - заметил он, поглядывая по сторонам. – Но, уверен, вы этого даже не поняли. Я глубоко вздохнула, отгоняя дурные мысли и усилием воли возвращая себя к реальности. - Вы правы. Но у меня был хороший учитель, - отвечала я, потупив взгляд. - Благодарю. Думаю, нам стоит выпить за ваш успех, - сказал он с улыбкой. Разгоряченная танцем, я кивнула. Холмс взял с подноса одного из сновавших туда и сюда официантов два бокала шампанского и протянул один из них мне. - Благодарю вас. Наши бокалы легонько звякнули. Шампанское было превосходным и дарило мне приятную прохладу, но вызвало легкое головокружение. Понемногу отпивая из бокала, я смотрела на великолепную обстановку и прогуливавшихся по залу дам и джентльменов и меня посетила мимолетная мысль о том, что я чем-то похожа на героиню сказки Перро, которая по милости волшебницы, а в данном случае, волшебника, попала на этот бал. Но я не питала на этот счет никаких иллюзий и прекрасно знала, зачем я здесь, и понимала, что этот праздник жизни в любой момент может превратиться в поле боя, а идиллическое спокойствие – обернуться ужасом. За этими размышлениями мой взгляд снова выхватил из толпы гостей Майкрофта. Он оживленно беседовал о чем-то с несколькими джентльменами. Но вдруг к нему подошел лакей и протянул записку. Майкрофт прочел ее, на мгновение задумался, а потом, по всей видимости, попросил собеседников его извинить, поклонился и быстро направился к выходу. Я с тревогой взяла Холмса под руку и тихо сказала: - Вы видели? Майкрофт уходит... - Да. - Наверное, что-то случилось... - Нет-нет. Все так и должно быть, - спокойно проговорил он. Оглядев толпу гостей, я заметила, что лорд Чемсуотер исчез – его нигде не было видно, и как ни старалась я отыскать его взглядом, мои попытки были тщетны. Я попыталась обратить внимание Холмса на этот факт, но он успокаивающе похлопал меня по руке и едва заметно покачал головой в знак того, что причин для волнения нет. И, действительно, через каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут я снова увидела в зале лорда Уильяма. Он стоял неподалеку от нас и беседовал с герцогом Кенсингтоном. После кадрили состоялся обед. Все гости перешли в обеденный зал, и расселись за огромным, великолепно сервированным столом в соответствии с именными карточками, расставленными у каждого прибора. Лорд Уильям, как почетный гость, восседал во главе стола. По правую руку от него сидела хозяйка дома. Нас с Холмсом, как «молодоженов», к счастью, усадили рядом. Он вел себя так же непринужденно, как и раньше, без труда поддерживал пустую светскую болтовню, успевал ухаживать за мной, и вообще казался завсегдатаем светских раутов, но я заметила у него первые признаки беспокойства. Я видела как иногда он в нетерпении покусывал губу, или слегка постукивал пальцами по столу, отпуская очередную безобидную остроту либо поражая присутствующих дам широтой своих интересов. И я поняла, что за кажущейся беспечностью и весельем скрывается напряженная работа ума и, вероятнее всего, что-то пошло не так, как он ожидал. Разговор за столом неожиданно приобрел политическую окраску, когда граф Лоутон, вернее, Том Паркер, ловко выдававший себя за него, произнес: - Господа, я узнал из газет, что посол Её Величества в Германии, Уильям Дадли, сейчас в Лондоне. Как вы думаете, что это может значить? Несколько человек ахнуло, и на мгновение за столом воцарилась тишина. Я напряглась, услышав его голос. Холмс демонстративно вставил монокль в глазную впадину и заинтересованно повернул голову. Вне всяких сомнений Паркер знал о том, что сегодня на балу присутствуют представители противоборствующих политических партий, и меня поразило то, как открыто и с какой неслыханной наглостью он пытается столкнуть их в словесной перепалке. - Неужели это правда? – воскликнул один из гостей, мистер Арчибальд Томпсон, фабрикант. Его сухощавая фигура с редкими седыми волосами возвышалась над всеми гостями. – Я ничего не знал об этом. - К сожалению, да, - удрученно произнес мнимый граф, но его слова прозвучали для меня, как скрытая насмешка. - Полагаю, это вызовет большой общественный резонанс... - Неужели вы верите, что это событие может служить почвой для каких-либо серьезных опасений? – отозвался сэр Майкл Кремстон – загорелый, коренастый человек с круглым, немного одутловатым лицом. – Я думаю, в этом нет ничего странного. Возможно, он приехал в Лондон для консультаций. Или вы думаете иначе? Мистер Томпсон поднял голову и с достоинством произнес: - Конечно, может оказаться, что мистер Дадли в Лондоне лишь по этой причине, но если нет, - это не может не беспокоить и меня, и всех прочих. Не означает ли это каких-либо изменений в нашей внешней политике? И думаю, всех нас волнует вопрос, предпримет ли наше правительство какие-либо меры в ответ на выпады Германии против Франции. - Я согласен с мистером Томпсоном, господа, - заговорил маркиз Корнуолл, сидевший за столом напротив нас с Холмсом. – Если Германия, которая вооружилась до зубов, объявит Франции войну, кого поддержит Британия? Или мы сохраним нейтралитет? При этих словах маркиза за столом раздался ропот. - Господа, господа, - мягко сказал лорд Уильям. – Ваше негодование вполне понятно. Но мне кажется, вы торопите события. Нам стоит дождаться официального заявления Министерства иностранных дел или Правительства. К тому же, через три дня состоится заседание Парламента, которое может определить политику Британии в этом вопросе на несколько лет вперед. - Но вы не можете не признать, лорд Уильям, - не унимался маркиз, - что Германия готовится к войне. Все говорит об этом... Я слышал из вполне достоверных источников, - добавил он, - что господин Крупп в скором времени сможет удвоить свой капитал… - Да, господа, я вынужден согласиться, что обстановка очень напряженная, - задумчиво проговорил лорд Уильям. – Усиление позиций Германии на мировой политической и экономической арене вызывает обеспокоенность не только у нас, но и у всей Европы… С прискорбием вынужден признать, что война вполне возможна. За столом снова раздался шепоток и несколько возмущенных возгласов. - Но в этом случае, что мешает Германии напасть на нас? – возмущенно воскликнул маркиз Корнуолл. – И почему бы нам в этом случае не встретить неприятеля во всеоружии? - Прошу прощения, маркиз, но до заседания Парламента я не могу обсуждать этот вопрос, - отрезал лорд Уильям. - Вы правы, милорд, - сказал маркиз, склонив голову в знак согласия. - А вы, господин барон? - неожиданно обратился он к Холмсу. – Ведь вы немец. Что вы думаете обо всем этом? При этих словах все участники разговора, даже лорд Уильям, заметно оживились и оглянулись на нас с Холмсом, а следом за ними в нашу сторону обернулось еще несколько голов заинтересовавшихся разговором гостей. Холмс взглянул на маркиза. - Я пацифист, господа, и мало интересуюсь политикой… - слегка ухмыльнулся он и отпил вина из бокала. Его ответ, а также несколько перекрестных реплик ослабили внимание публики к нам. Неожиданно Холмс продолжил вполголоса: - … но, по-моему, разногласия Германии и Франции стали напоминать глубокий омут, вода в котором стала слишком мутной, чтобы что-то в ней разглядеть, но хороший рыбак может поймать в ней весьма крупную рыбу. Кроме того, этот омут грозит в любой момент превратиться в болото, в котором может увязнуть вся Европа. А что до господина Круппа… Что ж, тот, у кого есть миллион, всегда богаче того, у кого всего полмиллиона. Маркиз усмехнулся. - Но ведь ваша жена – дочь одного из сталелитейных промышленников, не так ли?.. - Что вы хотите сказать, маркиз? – вскипел Холмс, глядя на него исподлобья. При этом его мелодичный, глубокий голос понизился на целую октаву. - Господин барон!.. Маркиз!.. Господа, господа!.. – донеслись до меня голоса соседей по столу. Я осторожно сжала запястье Холмса, а затем посмотрела на маркиза и негромко сказала: - Может ли какой-то Винкельхок сравниться с самим Круппом?.. - Право же, господа, - донесся до нас голос хозяйки, – давайте оставим разговоры о политике и войне в такой чудесный вечер! Сэр Рой рассказывал мне сегодня о своем путешествии по Австралии. Это было так увлекательно и захватывающе, что мне самой захотелось побывать там!.. - О, да! – поддержал ее сэр Рой. – Австралия столь же загадочна, сколь и по своему прекрасна, леди и джентльмены. А такой природы и удивительных животных вы не найдете нигде в целом мире... Внимание большинства гостей было отвлечено от нас и, воспользовавшись этим, Холмс бросил на маркиза испепеляющий взгляд. - После окончания обеда я буду ждать вас у выхода в парк, сэр, - прозвенел его голос. - Я не замедлю явиться, - огрызнулся маркиз. Я схватила Холмса за руку и прошептала: - Um Gottes willen was machen sie?* - Mach dir keine Sorgen, liebchen. Ich will einfach nur, um im Platz legte den Schlingel** - ответил Холмс с улыбкой, скрывавшей его раздражение. ________________________ * Ради всего святого, что вы делаете? (нем.) ** Не беспокойтесь, дорогая. Я только хочу поставить на место этого негодяя (нем.). Дело в том, что слово «liebchen» в переводе с немецкого означает скорее «любимая», чем «дорогая». Это обычное обращение мужа к жене. Но в данном случае оно прозвучало очень двусмысленно (прим. автора).