Исполнитель желаний

Подходя к клинике, он машинально бросил взгляд на уже знакомый ему магазинчик сладостей и с удивлением обнаружил, что он открыт. На дверях сияла вывеска о круглосуточной работе. Лайт сначала удивился, зачем магазину конфет работать круглые сутки, но тут же понял причину. В клинике было и детское отделение. Так же, как и взрослое, специализирующееся на тяжелых болезнях сердца. Многие маленькие пациенты завершали свой путь в стенах этой больницы. И одной из немногих доступных для них радостей были конфеты. Яркие, разноцветные конфеты всевозможной формы, вкусов и расцветки. Способные отвлечь от болезни, от лечения, от страха. Подарить хоть и маленькую, но такую необходимую радость. И, разумеется, родители бежали за этой маленькой радостью в любое время суток, по первой просьбе. Лайт, чувствуя себя ужасно глупо, решительным шагом зашел в магазин и купил приглянувшийся вчера леденец в форме разноцветной ленты Мебиуса. В конце концов, почему он не может позволить себе слабость и купить эту чертову конфету ненавистному сладкоежке? Злясь на себя, Кира бережно уложил в карман пиджака полученный кулек с хрупким леденцом. Несмотря на раннее время, Рюдзаки был умыт и причесан. - Привет, - буркнул Лайт, подходя к кровати и стараясь не смотреть на снова ставшее непривычным лицо. Он взял подвернувшийся под руку фарфоровый стаканчик, вероятно использовавшийся для того, чтобы поить пациентов. Но этому пациенту он был не нужен. Все, что ему было нужно, поступало в его организм через трубки капельницы и установленную в вену иглу. Поставив стаканчик на прикроватную тумбочку, предназначенную для хранения различных приборов для реанимации больного, а вовсе не для личных вещей, Лайт вытащил сверток с леденцом. Бережно, чтобы не сломать, развернул его и поставил палочкой в стаканчик. - Вот, - получилось как-то неловко, и Лайт еще больше смутился, - Я купил тебе леденец. Прости, что раньше... когда ты мог оценить, это не приходило мне в голову. Он ощущал себя несколько глупо, но, в то же время – почему-то он был очень доволен, что принес ему конфету. Это было... очень правильно, что ли. Только горькое чувство, что правильно, но – поздно, отравляло момент. Лайт почувствовал, что снова начинает злиться. На себя. И на Рюдзаки, который по-прежнему не отвечал ему, напоминая восковую куклу. - Знаешь, тебе совсем не идет быть причесанным, - Лайт нашел, куда выплеснуть поднимавшееся раздражение. Краем сознания он отметил, что каждая фраза в общении с неподвижным телом дается ему все легче и легче. Становится все более естественной. Он привыкал к новой форме общения? Принимал... новые правила их сосуществования? - И, раз уж ты до сих пор не соизволил прийти в себя, мне придется сделать это самому, - Лайт присел на край кровати и уже знакомым жестом принялся взбивать волосы детектива в хаос. – Прости, что приходится прикасаться к тебе. - Я думаю, он не стал бы возражать, - от внезапно раздавшегося тихого голоса, Лайт чуть не подпрыгнул. В дверях стоял Ватари, тяжело опираясь на грузную, но довольно миловидную женщину средних лет. - Здравствуйте, господин Ватари, - спокойно проговорил Лайт. Сердце билось в бешеном темпе, но выдержки Кире было не занимать, - Вам уже разрешили вставать? - Да, господин доктор любезно разрешил мне дойти до палаты Рюдзаки, спасибо Ханне, - женщина, сопровождавшая старика, очевидно, и была Ханной. Аккуратно поддерживая, она проводила Ватари до диванчика и помогла сесть. - Я говорил, что я сильнее, чем выгляжу и могу справиться сам, но она мне не поверила. - Каждый из нас может нуждаться в помощи, и ничего постыдного в этом нет, - подала голос женщина. У нее был странный акцент, какая-то излишняя мягкость, она ощутимо растягивала звуки, что очень гармонировало с ее европейской внешностью. Несмотря на то, что Ханна была уже не молода, появлявшиеся на щеках при разговоре ямочки придавали ее лицу какой-то задорный и очень домашний вид. Она производила приятное впечатление. - А вы, - она перевела взгляд лучистых глаз на Лайта, - и есть друг Рюдзаки, который его навещает? Меня предупреждали о вас. Я Ханна, и я обеспечиваю уход за вашим другом. - Да, мне тоже о вас говорили, - Лайт вспомнил, что надо представиться, - Ягами Лайт. Я...мы работали с Рюдзаки вместе. - Очень приятно, - Ханна удовлетворенно кивнула, - знаете, я предпочитаю знать всех, кто навещает моих подопечных. Некоторые возмущаются, обвиняя меня в праздном любопытстве, но у меня уже своеобразный пунктик. Мало ли, кто приходит к больным, они ведь, пока лежат в этом отделении, совершенно беспомощные. Конечно, у нас есть охрана, и она отлично справляется, но, я хочу сказать... - Вы совершенно правы! - с энтузиазмом перебил ее Лайт, почувствовав, что Ханна относится к категории женщин, способных говорить бесконечно, - Это замечательно, что вы так трепетно относитесь к своим обязанностям! - Хорошо, что хоть кто-то это понимает, - с достоинством кивнула Ханна, но в глазах ее мелькнуло огорчение, что ее прервали и не дали продолжить тираду. Лайт почувствовал легкий укол совести, что огорчил эту добрую женщину, взявшую на себя тяжелый труд по уходу за лежачими больными. В конце концов, ей, наверное, тоже одиноко - весь день ухаживать за теми, с кем невозможно даже поговорить. Он покосился на Рюдзаки - почему-то он ощутил чувство вины за невольную грубость именно перед ним. - Это просто замечательно, что мы можем рассчитывать на вас, Ханна, - мягко вступил в разговор Ватари, спасая Лайта от непривычного для него чувства неловкости, - К сожалению, у каждого из нас найдутся недоброжелатели и, возможно, даже враги, и я рад, что вы постоянно находитесь рядом с Рюдзаки. Теперь я могу быть спокоен. «Боже, - пронеслось в голове у Лайта, - да у него врагов целый мир. И самый главный враг сейчас стоит рядом с его кроватью». Уже въевшаяся в душу привычка заставила чуть опустить голову, пряча под челкой глаза. Ханна же была растрогана словами Ватари, и с удовольствием проговорила: - Можете быть уверены, я буду присматривать за этим парнишкой. Признаться, мне редко приходится ухаживать за такими молоденькими....Но ничего, чем моложе – тем крепче, быстрее встанет на ноги! - Благодарю вас. Я наслышан о вашей способности выхаживать безнадежных больных и очень надеюсь, что Рюдзаки не будет исключением, - голос Ватари звучал абсолютно ровно. Казалось, от того потрясения, что он испытал позавчера, не осталось и следа, - я немного побуду здесь, а потом вернусь в палату. - Хорошо, господин Ватари, пожалуйста, нажмите на вызов, когда соберетесь уходить, я провожу вас, - Ханна направилась к двери, но на половине пути остановилась и, обернувшись, с подозрением взглянула на Лайта, - Ягами Лайт, прошу меня извинить за любопытство... Но, я ухаживаю за ним, и в мои обязанности входит поддержание идеального внешнего вида. Скажите, а зачем вы лохматите его волосы? Вам не нравится, как я его причесываю? - Нет-нет, что вы! Вы отлично его причесываете, - Лайту казалось абсурдным обсуждать подобные темы, кроме того, он был несколько смущен. – Просто... он терпеть не мог... терпеть не может причесываться. - Лайт прав, - с едва уловимой улыбкой в уголках губ подтвердил Ватари, - Рюдзаки предпочитает ходить лохматым. Думаю, Лайт просто хотел вернуть ему привычный вид. Ханна удивленно перевела взгляд с одного на другого. - Странная привычка для молодого человека, забывать причесываться. Ну, у богатых свои причуды. Хорошо, я буду пытаться делать ему такую прическу, как вам нравится. Кивнув на прощание обоим, она вышла. Повисла несколько неловкая тишина. Лайт смотрел в лицо Рюдзаки и думал, что они только что говорили о нем так, как будто готовили манекен для установки в витрину. Почему-то именно такая неприятная ассоциация пришла ему в голову. И еще он пытался понять, почему постоянно сбивается на прошедшее время при разговоре о детективе. Как будто тот уже умер. Или как будто Кира очень надеется на то, что его враг уже не проснется, и спешит отпраздновать победу. Лайт запутался в своих чувствах, к которым совершенно не привык. Он вообще редко испытывал какие-либо эмоции до того, как поднял тетрадь. Возможно, именно поэтому эта игра так захватила его. В ней он чувствовал себя живым. Но сейчас эмоции захлестывали через край, сбивая с толку, мешая рассуждать и добиваться намеченной цели. Он уже не мог с уверенностью сказать, стоил ли его новый мир такой жертвы. Ему был нужен, ему катастрофически был нужен Рюдзаки. Был нужен его голос, его хитроумные ловушки, его подозрения. Его прожигающие душу глаза. Для того, чтобы обрести силу, Кире был нужен L. Лайт вспомнил, что хотел узнать у Ватари, сохранились ли пароли к личным документам Рюдзаки. Он повернул голову, и сердце ухнуло куда-то вниз, забившись часто-часто. Старик сидел на диванчике и читал газету. Перед ним на столике лежал еще целый ворох свежих газет, заботливо приготовленных персоналом для посетителей больного. И на всех обложках газет было одно и то же...Кричащие заголовки, яркие фотографии, целые полосы – все было посвящено только одной новости. Новой серии убийств, не похожих на предыдущие. Кровавых убийств и неестественных смертей. Заголовки, набранные огромным шрифтом с вопросами «За что Кира сердится на нас?», «Что случилось с Кирой?», «Пришествие нового Киры?» или восклицаниями «Кира объявляет войну!», «Кира мостит дорогу в ад!», «Третий Кира!» – сливались в единый полоумный вопль, несущийся с первых полос газет. Кира, Кира, Кира. «Покайтесь, грешники, – пронеслась в голове Лайта самодовольная мысль, и губы с трудом удержались, чтобы не растянуться в довольную улыбку, в глазах сверкнуло пламя. - Ваш Бог карает вас». Мысли о Рюдзаки мгновенно вылетели из головы. Он, из-под челки, с интересом разглядывал фотографию, размещенную на обложке газеты, которую читал Ватари. Смерть настигла отпущенного под залог преступника на улице, явившись к нему в виде колеса, соскочившего с проезжавшего мимо на большой скорости большегрузного автомобиля. Огромное колесо буквально размазало несчастного по асфальту, оставляя от него лишь кровавую лужу с какими-то ошметками внутренних органов и частей тела. Именно эта тошнотворная фотография и украшала первую полосу газеты. Надо отдать должное редакции – ради рейтинга, они не побоялись поместить подобное изображение. Лайт с удовольствием представлял, какой ужас и отвращение должна вселять эта иллюстрация его могущества. Он буквально смаковал вызванную им новую волну паники. Они будут бояться до ужаса. Они будут молиться на него. Они будут преклоняться. - Лайт? – Ватари вопросительно смотрел на него, подняв голову из-за газеты. - Я, гм... - Лайт откашлялся, - прошу прощения, я еще не видел сегодняшних газет... - Кира сделал новый ход, - Ватари говорил мягко, с каким-то странным сочувствием глядя на Лайта, - думаю, сейчас тебя очень ждут в штабе. - Да, мне, видимо, надо срочно бежать. Господин Ватари, - Лайт наконец-то вспомнил, о чем все время забывал спросить, - мы обнаружили много закрытых данных, вероятно, личных документов Рюдзаки, от которых у нас нет паролей. - Я знаю, - спокойно кивнул Ватари, - к сожалению, я ничем не могу вам помочь. Если Рюдзаки посчитал необходимым закрыть эти данные дополнительными паролями, значит, так было нужно. - Но его аналитические выводы существенно помогли бы нам в расследовании! – попытался убедить его Лайт, - Нам сейчас очень нужна помощь. Нужны подсказки. Возможно, мы могли бы найти их в данных Рюдзаки! - Если бы он мог оставить что-то, что помогло бы вам, он бы, безусловно, не стал этого скрывать, - все также мягко Ватари покачал головой, - мне очень жаль. Как только Рюдзаки придет в себя, я уверен, он тут же присоединится к расследованию. Но пока вам придется работать самим. - Да... я понял, - несколько растерянно проговорил Лайт. Слова Ватари всколыхнули в его голове какой-то не оформившийся вопрос, но он решил отложить его и обдумать позже. – В любом случае, спасибо. Что ж, меня, наверное, действительно очень ждут в штабе. До свидания, господин Ватари. - До свидания, Лайт, - кивнул ему старик, - и будь осторожен. Ведь теперь ты один. Постарайся не наделать ошибок. Мне кажется, сейчас Кира очень опасен. - Эм… Спасибо, я постараюсь! – пробормотал Лайт и выскочил из палаты. Ему показалось, или в словах Ватари действительно была двойственность? Бред... Хотя, что он знает об этом старике? Он никогда не вмешивался в расследование, никогда не встревал в разговор, никогда не высказывал свои мысли. Всегда был лишь тенью, преданным дворецким Рюдзаки, озабоченным только обеспечением его комфорта. Так казалось. Но кем он был на самом деле? Лайт понятия не имел и никогда не задумывался. Все его мысли всегда были заняты только Рюдзаки. Ватари он воспринимал как неотъемлемую часть детектива. Только сейчас ему пришло в голову, что старик, наверное, единственный человек в мире, кто знал настоящего L. Единственный, кому тот доверял. Кому позволял заботиться о себе. С кем делился своими настоящими мыслями. Ватари был тем, кем никогда не суждено было стать ему, Лайту. Последняя мысль пришла внезапно и полностью дезориентировала, лишив возможности продолжать анализировать слова Ватари и искать в них скрытый подтекст. Благоразумно рассудив, что он вполне может отложить на потом попытки разгадать скрытые мотивы старика, Лайт всецело сосредоточился на утренних новостях. У него было немного времени – ровно столько, сколько нужно, чтобы добраться до штаба. И не пешком, а на такси. Потому что слишком долгое его отсутствие может вызвать подозрение. А ему сейчас совсем не нужны подозрения. Кире, готовому занять место великого детектива, для того, чтобы ловить самого себя, нужно полное доверие окружающих. Зная, что на него никто не смотрит, Лайт позволил себе торжествующе улыбнуться, не в силах скрывать своего ликования. «Видишь, Рюдзаки, - мысленно обратился Кира к своему поверженному врагу. - Все сложилось как нельзя лучше. «Третий Кира» – звучит неплохо, не правда ли? Чем больше действующих лиц, тем сложнее найти истину. Разумеется, мой дорогой, ты не повелся бы на эту уловку. Но тебя нет, а значит, Кира получит полную свободу».