Исполнитель желаний

Бейонд поднялся в свои темные апартаменты и, не включая света, торопливо прошел к креслу и рухнул в него, вытянув ноги. Пару минут он полулежал молча, глядя возбужденно расширенными глазами во тьму, пытаясь унять частое биение сердца. А потом сам собой, неуправляемо, из его груди начал вырываться смех. Сначала тихий, чуть слышный, слегка лишь колеблющий грудную клетку. Но постепенно он нарастал, заполняя собой все внутри, не давая нормально дышать, не давая возможности остановиться – и вот маньяк уже хохотал в голос, задыхаясь, захлебываясь, дергая ногами и сотрясаясь всем телом. На красных глазах выступили слезы, начали болеть мышцы живота, но Бездей не останавливался. Он мог позволить себе этот смех. Он заслужил его за этот длинный, такой восхитительный и успешный во всех отношениях день. - Кья-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! – хохотал Бездей в ночной тишине, и его хриплый кашляющий смех отражался от стен. – Я верю себе. А-ха-ха-ха!!! Пока…еще…веришь…ха-ха-ха! Он подался вперед, притягивая к себе колени и закрывая лицо руками, не в силах остановиться. - Себе! Кья-ха-ха! – Бейонд с трудом поднялся, утирая глаза, и, не переставая смеяться, дергаясь и сгибаясь от смеха, поплелся в ванную. Шлепнув ладонью по выключателю, он, обессилев от хохота, покачиваясь, подошел к раковине. Глядя в зеркало, Бейонд ликующе растянул губы в улыбке. - Мой, - чуть слышно, одними губами, пропел он себе под нос и подмигнул своему отражению. Он смотрел на себя, но привычно видел в отражении Эла - торчащие смоляные пряди, бледное волевое лицо, чуть опущенные уголки тонких губ. И чувствовал, как бесконечно спокойный холодный свет его божества предсказуемо гасит внутри раскаленную лаву, кипящую, бурлящую, грозящую вырваться на свободу и затопить собой разум. Этот свет усмирял злобный смех и загонял внутрь тьму, успокаивая, примиряя с окружающим миром. Создавая обманчивое ощущение, что он совсем рядом, что Бейонд дотянулся. Но все это была ложь, ложь, ложь! И за это скоро, совсем скоро, Бейонд погасит источник этого света в душе своего ненавистного идола. Эл ошибется. Поверит Кире. Попадет в западню, не сумев найти выход. И, низвергнувшись с недосягаемой высоты, потеряет свою необъяснимую власть над Бейондом. Вот тогда Эл умрет - потому что его двойник даст возможность Кире убить, устранив для него все преграды. И Бейонд Бездей, наконец-то, получит давно потерянную свободу. Монстр, заблудившийся, потерявший себя в погоне за неуловимой звездой Справедливости, снова обретет свою целостность и станет самим собой, как только уничтожит того, кто, единственный, никогда не видел в нем монстра. Но и не дал возможности следовать за собой неотъемлемой тенью. Сегодня все шло, как по маслу. Продуманный до мелочей план отлично работал, наконец-то начиная приносить ожидаемые плоды. Бейонд мог быть доволен собой. Вот только… Вот только Кира начинал его беспокоить, отравляя триумф. С самого начала Бездей отдавал должное виртуозному мастерству Ягами владеть собой и лгать – лгать так, что даже Бейонд, обладающий своими восхитительными глазами и знающий правду, нет-нет, да и начинал ему верить, забывшись. И если сначала он лишь восхищался и развлекался, позволяя себе безобидно дергать Киру за натянутые струнами нервы, заставляя демонстрировать свое мастерство, то теперь, глядя на красивое высокомерное лицо Ягами Лайта, Бейонд ощущал все более нарастающее беспокойство. Он не мог его раскусить. Не мог до сих пор понять – что на самом деле думает Кира, что он чувствует, что планирует предпринять. Ягами Лайт был загадкой, темной лошадкой в их скачке. И это было опасно. Бейонд не мог позволить себе ошибиться, недооценив того, кто рискнул бросить вызов самому L. Как бы там ни было, но Кира заслуживал пристального внимания. Определенно, он не был куклой, как остальные, и глупо было бы думать, что он безропотно позволит использовать себя в чужой игре. Ягами – Первый и единственный настоящий Кира, как Бейонд теперь понимал – ни за что не захочет уступить кому бы то ни было главную роль в этой пьесе. И он явно не собирается пользоваться моментом и уходить за кулисы, передавая другому эстафетную палочку, хотя не может не понимать, что рискует жизнью, играя с огнем. На что он надеется? Бейонд не находил ответа на этот вопрос, и это выводило его из себя. В голову закрадывалась предательски беспокойная мысль - что, если Кира пробыл слишком долго рядом с их далекой звездой? Если он отравлен Элом настолько, что просто не может остановиться? Вдруг Кира так заигрался, что готов рискнуть жизнью, лишь бы не прекращать противостояние с L, с которым, как он ошибочно полагает, они сейчас в тупике – нет доказательств, но и нет опровержений. Тогда есть опасность, что Ягами может заколебаться в нужный момент, не желая подчиняться и ставить точку, если будет считать, что он может еще затягивать время. Вероятность подобного крайне мала, но… Но Бейонд Бездей уже по горло был сыт неожиданными сюрпризами. В памяти мигом всплыло лицо Наоми Мисоры. Нет, хватит. Нужно использовать уязвимую точку Киры, что-то, на чем Бейонд сможет гарантированно сыграть, не давая противнику L отклониться от нужного курса. - Что-то, что-то, что-то… - Бейонд похлопал себя пальцем по губам, задумчиво глядя в зеркало. – Что-то, ради чего ты сделаешь все, что угодно. Да, именно! У Бейонда было, что предложить Кире, и от чего Кира не сможет отказаться. Надо только найти удобный момент и заключить сделку. Через два дня. Он сделает это через два дня – как только закончится эксперимент. А чтобы его предложение было особенно ценным – не должно быть ни одного альтернативного решения. Тогда Кира полностью подчинится ему. И у Бейонда были соображения, как это сделать. Даже не то, что соображения – некоторые заготовки, которые он подготовил, пока томился в ожидании главного действия. Просто так, на всякий случай. У него всегда было много запасных вариантов. И теперь он был готов пустить в игру все свои козыри. - Кстати, о козырях, - Бейонд поднял руку и погрозил пальцем своему отражению. - Ягами еще и слишком хорош собой, правда? Нужно быть слепым, чтобы этого не замечать… С этим тоже придется что-нибудь сделать. Бейонд всегда чутко улавливал все, даже незначительные детали вокруг, и он давно уже замечал, что Ягами – сознательно или нет – время от времени позволяет себе демонстрировать слишком близкую дружбу с Рюдзаки. Не настолько, чтоб было к чему придраться, но ровно настолько, чтобы заставить Бейонда насторожиться. Возможно – и этого нельзя исключать - целью Киры была не только смерть детектива. Возможно, он отважился попытаться его увлечь, используя полученные от природы данные. Кире, с его гонором, амбициями и эгоизмом, вполне подходило бы желание развлечься со своим врагом на прощание, раздавив его еще и морально. Если бы, предположим, у него был бы повод считать, что Рюдзаки могут заинтересовать однополые отношения, а его самого они не смущали – то, почему бы и нет? В конце концов, следит же он постоянно за Бездеем, пряча взгляд под ресницами, когда Бейонд решается прикоснуться к Рюдзаки… Бейонд скрипнул зубами и, раздраженно ударив ладонью по зеркалу, повернулся к нему спиной и вернулся в комнату. Радужное настроение и ощущение триумфа разом развеялось. Нет, он не боялся, что кому-нибудь удастся пробить оборону его божества и добиться чего-нибудь – нет. Эл никогда никого не пустил бы в свое сердце ни на йоту – Бейонд был в этом уверен. Как и все остальное, его идол использовал эту мышцу строго по назначению – всего лишь насос, обслуживающий тело и, в первую очередь, гениальнейший мозг. И, хотя от одного лишь предположения, что кто-то может просто осмелиться попытаться хотелось взорвать вселенную, но он мог пока, пусть и с усилием, но закрыть на это глаза. Гораздо сильнее Бездея волновало другое: если Кира на самом деле решился на такую игру, то он гораздо глупее, чем кажется. В этом случае Кира так до сих пор и не понял, кому бросил вызов. Эл раздавит его, словно гусеницу: небрежно примет протянутую возможность, вступая в игру и имитируя все, что угодно, использует в своих целях, и, не оглядываясь, двинется дальше. Эл был виртуозом. Во всем. И в таких играх тоже – у Бейонда не было доказательств, он просто об этом знал. Но тогда вся продуманная стратегия может оказаться на грани срыва… из-за чего? Из-за глупости возомнившего о себе мальчишки, решившегося помериться с Элом тем, в чем их лидеру не было равных – равнодушием и притворством. «Я накручиваю себя, - сидя на подоконнике и глядя на ночной город, мысленно оборвал поток своих предположений Бейонд. – Нет ни одной веской причины подозревать, что Ягами решился пойти на подобное... Кроме того он, кажется, консерватор и натурал до мозга костей. Вряд ли такой правильный образцовый студент позволил бы себе подобные шалости… Тем более, под носом у своего отца. Это просто все его близость к нему - она сводит меня с ума. И еще то, что он Кира… так долго». Бейонд тяжело, хрипло вздохнул. Конечно же, он перестраховывается. Пытается принять во внимание даже ничтожные вероятности, стремящиеся к нулю. Но, тем не менее, раз зародившись, эта мысль не должна быть забыта. Придется сделать еще пару ходов, чтобы исключить вероятность такой глупости со стороны Киры. Даже если Кира никогда о подобном не думал – хуже не будет. Бейонд не сделает ничего, что вызовет подозрение. А вот если думал… Пожалуй, это будет даже забавно. Тогда Бездей сорвет с него маску, разрушая эти его планы. Все просто. Конечно, если бы Тетрадь Киры не была заперта в сейфе – Бейонд бы весьма рисковал. Но сейчас Кира был связан по рукам и ногам, и Бездей мог не опасаться его неожиданной мести. Бейонд довольно хихикнул, вновь приходя в благостное настроение. И слез с подоконника. Вот теперь он мог позволить себе отдохнуть. В ближайшее время силы ему понадобятся, а бессонная ночь, проведенная на связи с его божеством, давала о себе знать. Вообще, жизнь рядом с Элом отнимала колоссальное количество сил и энергии. Но только благодаря его существованию приобретала смысл и цели. *** Сидя за письменным столом, Лайт рисовал на листочках бумаги одному ему понятные символы, скрупулезно собирая воедино всю имеющуюся информацию. Теперь уже не было никаких сомнений, что их игра, понятно и четко двигавшаяся в одной плоскости, обрела многогранность, расползлась под влиянием включившихся игроков ответвлениями в параллельные плоскости, пересекающиеся, конкурирующие, закрывающие друг друга от взгляда. Она стала объемной, напоминающей сферу, наполненную месивом из разных переплетающихся между собой паутин, цепляющихся друг за друга и, порой, имеющих даже единые тонкие нити. И его ненавистный враг распутывал сейчас эти безумнейшие хитросплетения, терпеливо и кропотливо разбирая комок слипшейся паутины, отделяя зерна от плевел, докапываясь до истины в каждой из раскинувшихся перед ним пересекающихся плоскостей чужих душ и мотивов. Посильной ли была эта задача для человека? Для того, кто и так бросил вызов собственной смерти, борясь со сверхъестественными вмешательствами, кто противостоял тому, на чьей стороне играли сами Боги Смерти и, при этом, не мог доверять даже собственной памяти, безжалостно урезанной диссоциативной амнезией? Лайт был уверен, что нет. Рюдзаки замахнулся на невозможное. Решать сложнейшую систему уравнений со столькими неизвестными, где каждый неверный ответ может нести за собою смерть, не имея никакой помощи, не имея даже запаса времени – это было утопией. Но отступать было некуда. L сам окружил себя сомнительными людьми, каждый из которых мог стремиться его уничтожить . Из любопытства ли, или же из желания сделать игру еще более сложной, но он сам позволил им всем приблизиться. И теперь у него просто не было выхода, кроме как продолжать, пытаясь успеть победить, прежде чем убьют его самого. Потому что отступать L попросту не умеет. Но, в таком случае… В таком случае он не может не понимать, что у него нет шанса выжить. Нереально вести столько игр одновременно, не допустив ни одной ошибки. Кто стоит у тебя за спиной, Рюдзаки? Лайт резко перечеркнул ручкой нарисованную схему. Нет. Не верно. Рюдзаки – искушенный охотник, он не станет из праздного любопытства или азарта рисковать своей жизнью, не имея конкретной цели. Все, что он делал, он делал сознательно. Наверняка было что-то, что-то такое, что по шкале ценностей детектива превышало смертельный риск, которому L подвергал себя, собирая вокруг своих странных друзей из забытого прошлого. Вовсе не искренних и самоотверженных друзей, стремящихся помочь, как виделось раньше, а имевших двойное дно, как выяснилось сегодня. Лайт должен был хотя бы попытаться понять, зачем ему это. Американские гангстеры, один из которых, как стало ясно благодаря Бездею, не только значимая фигура в мафии, но и высочайшего уровня киднеппер или же вообще киллер. Лайт прекрасно понял, какие «услуги» мог оказывать Мелло криминальному миру, благодаря которым он одним из первых получал данные о крупнейших заказах. А второй – безобидный геймер, гениальнейший программист, миролюбивый и молчаливый – его верный напарник, телохранитель и, теперь это очевидно, бессменный соучастник любого деяния. Ради чего они здесь? Чтобы не дать Кире убить L или же чтобы, выждав момент, принести своим заказчикам его лохматую голову и получить миллионное вознаграждение? А ведь Рюдзаки прекрасно знал, кто такие Мелло и Мэтт. Знал, но не только не рассказал остальным, чтобы хотя бы подстраховаться, но и оставил их в прежнем статусе возле себя даже сейчас, когда правда всплыла наружу и, кроме того, по имеющимся данным у детектива, у них, возможно, осталась на руках заполненная, но вполне действующая Тетрадь. Теперь Ниа… Маленький светлый подросток с пронзительными, не по возрасту взрослыми глазами и таким же холодным, как у Рюдзаки, сердцем. Большей частью он отстраненно наблюдает за происходящими действиями, включаясь в игру только по просьбе самого детектива, в другое время предпочитая отмалчиваться, лишь иногда вставляя меткие, точные замечания. Официальный преемник, которому L уже давал посидеть в своем кресле, отдавая бразды правления. Он мог быть преданным учеником, стремящимся уберечь своего знаменитого предшественника от ошибок, или же, как говорил Бездей – желать поскорее занять место L. И, как стало известно благодаря все тому же Бездею, получить миллиардное наследство в придачу. За такие возможности можно убить. Кстати… Мелло тоже не раз упрекал Ниа, пусть и не так детально, в том, что он официальный преемник. Но, в отличие от Бездея, лишь констатирующего факт, в голосе немца всегда звучала обида и злоба. Вот. Вот оно. Они ведь росли вместе, так? Видимо, Мелло тоже имел когда-то шанс стать преемником. Но проиграл. Вот откуда их нескончаемая вражда с Ниа, их противостояние, их ненависть и их неуловимая схожесть. Нет, ненависть была только со стороны Мелло. Ниа же, надо отдать ему должное, всегда стремился сгладить конфликт. А еще эти его взгляды, изредка бросаемые украдкой на Мелло и Мэтта, полные нехарактерной для равнодушных глаз грусти. Так обычно смотрят на того, кто когда-то был очень близок, а теперь бесконечно далек. Вот оно что. Видимо, когда-то очень давно, в детстве, Ниа и Мелло были друзьями. Но стали врагами, сцепившись в схватке за место преемника L. И Ниа вышел победителем из этой борьбы, а Мелло… Мелло проиграл. Лайт откинул ручку и, самодовольно улыбаясь, потянулся. Один маленький кусочек этой головоломки он смог распутать. Возможно, он ошибся в деталях, но в том, что он понял главное, понял суть нетерпимости Мелло к подростку – он был уверен, что прав. И тем глобальнее становилось достигнутое сейчас перемирие между ними. И опаснее. Под какими бы знаменами они ни объединились – ради защиты Рюдзаки или же ради его смерти – это было рискованно либо для детектива, либо для Киры. Опять вилка. Приходилось рассчитывать на ход Бейонда – только он, похоже, может снова посеять зерна раздора, разбивая начавший зарождаться опасный альянс. И Лайт больше не будет пытаться ему мешать. Напротив, постарается подыграть, по возможности. Как бы ни были ему симпатичны Мелло и Мэтт, теперь, с новыми знаниями, он не может играть с ними на одной стороне. Его вынужденно подходящий союзник – Бейонд, сеющий смуту, ссорящий всех друг с другом, затягивающий этим следствие. Именно в плане затягивания времени их цели, кажется, совпадают. Но Кира не может пойти на союз с Бездеем. Нет, ни за что. Лайт нахмурился и вновь поднял ручку, пододвигая к себе новый чистый листок – он всегда чертил на бумаге, когда приходилось мучительно размышлять. Как все запутано. Насколько было бы проще, если бы он по-прежнему мечтал убить L. В этом случае он легко бы пошел на сближение с красноглазым убийцей, оказывая посильную поддержку в его стремлении убить детектива. Тогда – раньше – это было бы идеальным решением. Но не сейчас. Теперь он даже подумать не мог без содрогания, что худое фарфоровое тело Рюдзаки вновь станет безвольным, соскальзывая со стула; эти ненормально большие пронзительные глаза навсегда скроются под сомкнувшимися ресницами, а тонкие упрямые губы чуть приоткроются, пропуская последний вдох… Нет. Кира не может еще раз убить L. И никому другому он этого не позволит. Никогда. Он, скорее, пойдет на сближение с Мелло (если сумеет найти доказательства чистоты помыслов немца), обрекая на проигрыш себя. Но тогда, по крайней мере, он будет знать, что ненавидящий сладкий враг, отправляющий его на электрический стул, находится под надежной защитой. Мелло не позволит Рюдзаки настолько увлечься интригой Бейонда, чтобы неосторожно шагнуть за черту. Ах, если бы… Если бы здесь не было хотя бы сумасшедшего Бездея. Если бы угроза, исходящая от него, не висела дамокловым мечом над Рюдзаки… Кира сумел бы найти лазейку, чтобы убрать из игры всех ненужных, снова оставшись с детективом вдвоем хотя бы к финалу. Но… Но был еще самозванец, о котором сейчас знал только Лайт. И, чем больше Лайт думал о нем, сопоставляя факты, поворачивая их так и эдак, тем все сильнее с горечью убеждался, насколько этот безликий игрок опасен. Его игра была гениальна. Взять хотя бы то, как далеко он шагнул в возможностях использовать Тетрадь – он подошел к процессу поистине креативно и нестандартно. Более того, если тот, кто владел сейчас Тетрадью, был непостижимым образом посвящен в дела штаба – проще говоря, был связан с кем-то из тех, кто их окружает, и имел доступы к информации, как предположил Бездей, то… То Лайт сейчас тоже был под ударом, потому что схема игры, целью в которой было бы заставить L ошибиться, прежде, чем его уничтожить, вырисовывалась до боли прозрачно. Если бы Кира был сейчас на месте самозванца, он однозначно знал бы, что дальше делать. Прекратить убивать до результатов эксперимента, доказывающего, что правило тринадцати дней - фальшивка. Дождаться, когда новые друзья детектива бросятся рыть землю, наперегонки пытаясь найти, в чем же ошибся L, снимая обвинения с Ягами Лайта – единственного постоянного подозреваемого. И, объединившись, они, без сомнения, рано или поздно что-то найдут. Пройдут каждый шаг вслед за Лайтом – снова и снова. Просмотрят до дыр записи камер в метро. Не поленятся пообщаться с институтскими и школьными друзьями Лайта, узнав, наконец, о свидании в выходной день. И о наркомане в автобусе. И об агенте ФБР, удержавшего школьника от безрассудного геройства. Они будут трясти их с Мисой, допрашивая снова и снова , сосредоточив усилия лишь на одном – где и как они познакомились. Будут ловить нестыковки в их показаниях, заставляя запутываться все больше и больше. У них будет то, чего так не хватало Рюдзаки – время и свободные руки. Детективу всегда не хватало ни времени, ни людей. А вот Мелло, Мэтту и Ниа больше будет нечем заняться, кроме как просеивать сквозь мелкое сито и рассматривать под микроскопом всю имеющуюся информацию. И они своего добьются. Заметил же Мелло на видео его улыбку над распростертым телом ненавистного друга... Кира прекрасно знал каждого оставленного свидетеля, каждое узкое место на своем, таком долгом, пути. Знал, где он смог «проскочить» лишь благодаря удивительному везению. Но если этот путь скрупулезно будут рассматривать под микроскопом, не ища неизвестное, а сосредоточившись на поиске доказательств против конкретного человека, против Ягами Лайта – они их найдут. И тогда Лайт умрет. Это будет громкий процесс – «Мир против Киры». А может быть, даже процесса не будет. Обещал же Мелло его пристрелить. А потом… Потом Х-Кира вновь начнет убивать, заставляя L поверить в то, что он ошибся. И не просто ошибся, а позволил убить своего лучшего друга – слишком заносчивого и слишком самовлюбленного, чтобы оправдываться, но совсем невиновного сына бывшего шефа Японской полиции. Заставил оговорить себя под гнетом мелких косвенных улик, которые на фоне новых убийств станут казаться стечением обстоятельств. А потом Рюдзаки умрет – раздавленный, проигравший, разуверившийся в себе… Потому что, если и дальше предполагать, что самозванец связан с кем-то из штаба, он наверняка сумеет найти способ увидеть лицо детектива. И, заключив сделку с Рюком, прочтет его имя. Вот и все. Точка. Лайт устало потер слипающиеся глаза и бросил взгляд на часы. Три часа ночи. Где носит Рюдзаки? Или тот холод, что возник между ними сегодня, разрушил и таинство тьмы, в котором они негласно стремились быть рядом друг с другом, когда весь мир спит? Не хочется в это верить. Лайт же чувствовал, видел, что и Рюдзаки тянет к нему. Он не мог вот так просто потерять интерес к их странной игре. Или же… мог? Передернув плечами, Лайт снова склонился над схемами, что он чертил на листочке. Вероятность того, что самозванец находится в штабе или хотя бы связан с кем-то из них, стремится, как говорит Рюдзаки, к нулю. Но, тем не менее, Кира не может пренебрегать ей. Слишком высоки ставки в этой игре. А значит, ему придется рискнуть. Придется пожертвовать Кирой. Временно уступить самозванцу свою игру, отдавая вместе с ней и сжигающий интерес темных глаз своего врага и изолирующее от всех повышенное внимание. Кира снова должен стать Ягами Лайтом – как это было уже, когда он терял память. Он должен сосредоточиться полностью на расследовании, больше не подогревая подозрения детектива в адрес себя. Лайт рискует потерять постоянный контроль Рюдзаки и его понятное желание следить за каждым его шагом, но зато получит возможность переключить внимание детектива на самозванца. И, возможно, еще успеет вывести своего ненавистного друга на след их общего врага. Потому что иначе даже того, на что рассчитывал Лайт – остаться хотя бы в памяти L величайшим и гениальнейшим противником, какого ему доводилось встречать – он не получит. Самозванец сотрет его, присвоив его игру, оставив Ягами Лайта всего лишь самоотверженным студентом, невинной жертвой ошибки расследования и фатального стечения обстоятельств. Поддавшись внезапному порыву, Лайт в раздражении смял все исчерченные листки и швырнул их в корзину. Он не мог сконцентрироваться. Не мог полностью сосредоточиться на проблемах, нарастающих, как снежный ком. Мысли упрямо снова и снова срывались, заставляя прислушиваться к ночной тишине, ожидая тихого стука в дверь. В который раз уже Лайт мрачно подумал, что, определенно, он сходит с ума. Вместо того, чтобы думать о смертельной игре и о том, что он уже не просто шагает над пропастью, а практически сорвался вниз – он думает о том, почему его враг не пришел. Глобальный вопрос – чем занят Рюдзаки, и желание немедленно, прямо сейчас, вновь ощутить волнующий азарт и щекотливое возбуждение их странной игры, безжалостно глушат инстинкт самосохранения и вообще все возможные инстинкты и логику. Резко оттолкнув стул, Лайт поднялся. Снова мельком взглянул на часы и, сжав до скрипа зубы, вышел из своих апартаментов. Мысль о том, что Рюдзаки, возможно, предпочел их странной игре очередной ночной сеанс видеосвязи с Бейондом, заставила до боли сжать кулаки. Распахнув шкаф, Лайт нашел свои джинсы и, порывшись в карманах, отыскал маленький смятый листок. Он покажет Рюдзаки, как рисует его Бейонд. Если его враг так беспечен, что не видит того, что видят Мелло, Ниа, Лайт и даже Мэтт – кто-то должен открыть ему зашоренные самоуверенностью глаза. Лайт криво усмехнулся, подумав, насколько же это сюрреалистично – массовый убийца открывает глаза детективу на охотящегося на него маньяка. Но его решимости это ничуть не убавило. На самом деле, он просто хотел быть сейчас с Рюдзаки. Все остальное, каким бы это ни было важным, было всего лишь предлогом. Апартаменты его врага встретили Лайта привычно незапертой дверью. И тишиной. И пустотой. Рюдзаки здесь не было. Светился в полумраке забытый открытым ноутбук: черная литера L на белом фоне. Подойдя к нему, Лайт наугад потыкал пальцем по клавиатуре, но, разумеется, шансов подобрать пароль и убрать заставку у него не было. Рассеянно оглядевшись, Лайт вдруг почувствовал, как тоскливо сжимается сердце. Это их комната. Комната, в которой они должны быть вдвоем. Как много бы он теперь отдал, чтобы вновь ощутить на запястье холодный металл наручника. Сейчас эта неестественная искусственная связь двух абсолютно разных людей больше не казалась ему дикостью и абсурдом. Напротив, он думал, что со стороны Рюдзаки это был гениальнейший ход - невозможно ближе узнать человека, чем находясь на расстоянии метра двадцать четыре часа в сутки. Такая связь за короткое время может раскрыть все потаенные стороны, заставить проявить свои самые скрытые тайны. Наверное, если бы Лайт не потерял память, он бы не прошел этого испытания. Можно было лишь мысленно поаплодировать детективу – если бы он играл один на один с человеком без вмешательства сверхъестественных сил, он бы выиграл одним этим ходом. Но любое мощное средство имеет побочный эффект. Скованные одной цепью на такой долгий срок неминуемо обречены – либо навсегда возненавидеть друг друга, либо стать лучшими друзьями на всю жизнь. Или… Или сойти с ума, потерявшись между ненавистью и дружбой, и дойти до того, чтобы начать хотеть своего врага. Лайт мрачно поджал губы и дернул плечом. И снова задумчиво провел пальцами по клавишам ноутбука. Прошелся по комнате, прикасаясь к вещам, погружаясь в воспоминания. Усмехнулся, обнаружив на тумбочке возле кровати аккуратно надкусанный пончик на блюдечке. И три шоколадных конфеты в ярких обертках. И стопку тщательно разглаженных двумя пальцами фантиков. Здесь снова все было пронизано уютным ощущением присутствия Рюдзаки, и ничего не напоминало о том, как эта комната была сиротливо пуста, когда ее хозяин находился где-то между миром живых и миром мертвых. И Лайту в обители своего заклятого друга снова было необыкновенно комфортно – ему это место казалось уютней даже собственной комнаты дома. - Ищешь что-то конкретное, Лайт-кун? – раздался за спиной невозмутимый голос, заставив Лайта подпрыгнуть от неожиданности. Он совсем не услышал, как Рюдзаки пришел. Обернувшись, Кира надменно вскинул подбородок, пряча под челкой глаза. - Тебя, - насмешливо дернув краешком губ, снисходительно ответил он. Рюдзаки ожидающе смотрел на него, невозмутимо откусывая маленькие кусочки от зажатого в пальцах печенья и медленно пережевывая. Оставалось только гадать, как давно он пришел и как долго следил за Лайтом, предававшимся воспоминаниям. Какое-то время они, застыв, молча стояли друг напротив друга. - А, - нарушил, наконец, повисшую паузу детектив и засунул в рот остатки печенья. – Прости, Лайт-кун, я не подумал, что ты опять начнешь волноваться. Как будто то, что Лайт ищет его среди ночи, вместо того, чтобы давно крепко спать, было само собой разумеющимся. Он явно не был удивлен позднему визиту своего лучшего друга. Впрочем, обрадован он тоже явно не был. Кажется, ему вообще было все равно. Непроницаемая мгла больших глаз детектива светилась в ночном полумраке абсолютнейшим равнодушием. И от него по-прежнему исходил этот холод, появившийся днем – Лайт ощутил его буквально физически. - Ты мой друг и, разумеется, я волнуюсь, – скрывая поднимающееся внутри разочарование, Кира небрежно пожал плечами. – К тому же, мне не спалось. Вот и подумал, не сыграть ли нам перед сном партию в шахматы. Но ты, видимо, был чем-то занят. Спать хотелось невыносимо, и Лайт очень надеялся, что Рюдзаки не заметит, с каким усилием он не дает слипаться усталым глазам. Но ничего более естественного, чтоб объяснить свой ночной визит, он не придумал. - Я был занят, Лайт-кун, - эхом откликнулся Рюдзаки. – И все еще занят. И, обогнув Лайта, он подошел к столу и закрыл крышку ноутбука. Выдернул шнур, явно собираясь забрать ноутбук и уйти. «Он меня… избегает? – с немым изумлением следя за манипуляциями своего врага, ошарашено думал Кира. – Собирается взять ноутбук и сбежать, лишь бы не оставаться наедине? Да что, черт возьми, происходит? Что ты решил для себя сегодня, что все так стремительно изменилось?» Он лихорадочно соображал, как вывести Рюдзаки на разговор и заставить хоть намекнуть, что происходит в голове у лохматого гения. Машинально он медленно двинулся следом за детективом, невозмутимо прижавшим ноутбук к груди и двинувшимся к выходу. - Лайт-кун, ты выглядишь очень уставшим, - не оглядываясь, Рюдзаки неожиданно остановился у самой двери, и Лайт чуть не налетел на его согнутую спину. – Пожалуйста, ложись спать. Ты ничем не поможешь мне, если будешь следовать за мной тенью. Вот так. Теперь он имел наглость еще и обвинять Лайта в навязчивости. - Не льсти себе, Рюдзаки, - хмыкнул Лайт. – Я просто иду спать. К себе. У тебя, я вижу, есть планы на ночь, не оставаться же мне в твоей комнате? Не оборачиваясь, Рюдзаки повернул голову, через плечо искоса внимательно глядя на Лайта. Очень внимательно. - Почему нет? – медленно спросил он. – У меня создалось впечатление, что эта комната кажется тебе более привлекательной, чем твоя новая. - Не… - начал было Лайт. Но Рюдзаки вдруг резко крутанулся на пятках, оказавшись с ним лицом к лицу. - Я не против снова делить ее с тобой, - вкрадчиво проговорил он, пристально глядя в глаза бездонными омутами тьмы своих огромных зрачков. Сердце подпрыгнуло вверх и камнем рухнуло в желудок. Лайт был не готов, совсем не готов к такому стремительному и откровенному выпаду, сбитый с толку недавним холодом и отчуждением. Непроизвольно приоткрыв рот, он застыл, беспомощно распахнув глаза цвета темного меда. Предложение Рюдзаки можно было воспринимать как угодно – от абсолютно невинного, до безнравственно пошлого – в этом был весь его безжалостный экзекутор. Это была ловушка. Слова детектива зачастую означали вовсе не то, что думали собеседники, и это давало возможность внимательному охотнику выявить их сокровенные мысли. При этом сам Рюдзаки никогда ничем не рисковал – он всегда мог, в зависимости от реакции собеседника, перевернуть смысл фраз. Вот и сейчас Лайт понятия не имел, как реагировать, и что действительно предлагает ему его лучший друг. Пауза затягивалась, а Рюдзаки все так же, не отрываясь, пристально вглядывался в лицо Лайта, сохраняя при этом свою непроницаемую маску. - Рюдзаки… я не то, что считаю ее… - начал было Лайт длинную витиеватую фразу, пытаясь выскользнуть из ловушки противника и, в свою очередь, запутать его в паутине из слов. - Лайт-кун, - прижав к груди ноутбук, Рюдзаки протянул вторую руку и осторожно приложил палец к губам Лайта, заставляя сбиться и замолчать. И очень серьезно добавил: - Возможно, я неправильно выразился. Когда я говорил «ложись спать», я имел в виду, что ты можешь лечь здесь. Если хочешь. Какой смысл возвращаться к себе, если ты привык спать на этой кровати. И он убрал руку, снова обхватывая ей своего верного электронного друга. - А ты не собираешься отдыхать? – мрачно спросил Лайт, ненавидя себя за этот вопрос. И за то, что сердце по-прежнему стучало как сумасшедшее, не желая мириться с тем, что его враг так легко отступил, не пытаясь закончить виртуозно начатый розыгрыш, принесший ему легкую победу в первом же сете. Как будто бросил ракетку на поле, только начав партию и сразу же потеряв интерес к игре, оставляя раззадоренному противнику горькое разочарование. И Лайт понятия не имел, как вновь зажечь чарующий блеск в глазах лохматого гения. И почему он погас. - Нет. У меня назначен сеанс связи, - Рюдзаки отвернулся и шагнул к двери. - С ним?! – кровь бросилась в голову так резко и неожиданно, что Лайт не успел осознать, что творит: рывком развернув своего не пытавшегося сопротивляться врага за плечо, он толкнул его, впечатывая спиной в стену. И, нависнув над ним, угрожающе процедил. - Еще одна бессонная ночь за пустой болтовней? - С кем? – словно бы не заметив удара о стену, невозмутимо приподнял брови Рюдзаки, по-прежнему сильно сутулясь и даже не пытаясь выпрямиться на один уровень с Лайтом. Как будто действительно признавал его право на подобное поведение. – Кого ты имеешь в виду, Лайт-кун? - Ты ведь понял, о ком я, - Кира горящими глазами всматривался в худое лицо L, чувствуя, как от ненависти и ревности сводит скулы. – Ты так любишь позировать, Рюдзаки? - Позировать? А, ты слышал мой вчерашний разговор с Бейондом, когда он меня рисовал, - наконец-то в глазах детектива равнодушная непроницаемая мгла дрогнула, уступая место зарождающемуся интересу. - Конечно, слышал. Я был рядом с тобой, ты не заметил? - Лайт изо всех сил пытался вернуть себе привычную холодность, но вместо этого лишь сам себя раззадоривал. - Заметил... - вот теперь Рюдзаки снова был с ним. В глазах вспыхнуло любопытство, палец привычно скользнул ко рту, а кончики губ чуть заметно приподнялись. И он тут же вернулся в игру. - Лайт-кун, ты ревнуешь? - Боже, Рюдзаки... Ты опять за свое, - Лайт картинно хлопнул рукой по лбу и огорченно покачал головой. Но он чувствовал, что идеально сыграть не получится, потому что Рюдзаки был прав - он ревновал. Это странное и противоестественное для него чувство безжалостно подтачивало уверенность в себе и способность владеть лицом. И потому, зная, что не сумеет сейчас сыграть безразличие, во всяком случае - достоверно для своего искушенного противника, Лайт решился не лицемерить. У него на самом деле был весомый повод для беспокойства. Торопливо засунув руку в карман, он выудил из кармана смятый листок, расправил и угрожающе шагнул к интуитивно вжавшемуся в стену в попытке отстраниться от непрошеной близости Рюдзаки. - Вот, - уперевшись рукой в стену возле головы детектива, Лайт поднял перед его лицом портрет с выколотыми глазами. И прожигая врага вспыхнувшим от ярости взглядом, прошипел: - Вот как тебя рисует твой Бездей. По-твоему, твоя шутка про ревность уместна?! Внутри все кипело почти неуправляемым горячим жаром, бешеным варевом из смеси ревности, ненависти, ярости и поднимающегося ненормального желания. Они снова почти что касались телами, и соблазн схватить за плечи своего ненавистного друга, пользуясь тем, что его руки заняты, и впиться в его губы отчаянным, жадным, безжалостным до крови поцелуем грозил уничтожить остатки благоразумия. Это желание было даже сильнее, чем порыв ударить Рюдзаки за его полнейшую невозмутимость и негласный отказ видеть в Бейонде опасность. Это была невозможно гремучая смесь эмоций, грозящая непредсказуемыми последствиями. Но Лайт уже не был уверен, что действительно опасается этих самых последствий. Возможно, это было бы даже лучше, чем эта невыносимая бесконечная пытка их странной щекотливой игры, становящейся с каждым прожитым днем все более возбуждающей. - Мой Бездей? – с чуть слышимой насмешкой переспросил Рюдзаки, глядя Лайту в глаза, а не на рисунок. Он по-прежнему прижимал к груди ноутбук двумя руками и казался обманчиво беспомощным сейчас перед Кирой – чуть заметная полуулыбка, горящий любопытством и многозначительностью взгляд темных глаз из-под игриво падающей на них челки, его полная расслабленность, несмотря на явную агрессивность Лайта… После сегодняшнего отчуждения он словно бы с неохотой вновь возвращался к их странной игре, и это чувствовалось. И, странным образом, заводило еще сильнее. - Ты издеваешься? - Кира скрипнул зубами, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться. И буквально ткнул рисунком в лицо детектива. – Посмотри сюда, Рюдзаки! И оставь, уже, наконец, свои пошлые шутки! Это серьезно! Рюдзаки картинно вздохнул и демонстративно закатил глаза к потолку, как будто не ждал от рисунка ничего занимательного, в отличие от пышущего яростью Лайта. Снова перехватив ноутбук одной рукой, он, снисходя, двумя пальцами выдернул за уголок рисунок из руки Киры. Подняв его на уровень глаз, нелепо изогнув руку, он склонил голову набок, внимательно разглядывая свой портрет с выколотыми глазами, свисающий под углом. Он всегда настолько странно рассматривал предметы, что Лайта это уже не могло удивить. Рюдзаки даже газеты исхитрялся читать, держа их всего двумя пальцами, зачастую, под таким же углом. - Ну? – требовательно проговорил Кира, упираясь второй рукой в стену с другой стороны от детектива. И приближаясь еще на чуть-чуть. Теперь он смотрел на него совсем в упор – их лица, глаза, губы находились на расстоянии нескольких сантиметров. – Так что ты скажешь, Рюдзаки? Я ревную, или у твоего лучшего друга действительно есть повод для беспокойства? Может быть теперь, наконец, ты признаешь то, что очевидно для всех – Бейонд Бездей опасен! - Не все так однозначно, Лайт-кун, - Рюдзаки опустил руку и поднял лицо, словно не замечая, как интимно близко они снова находятся. Его глаза светились азартом. И интересом. Но ни то, ни другое не имело никакого отношения к Лайту. Кира с ужасом запоздало осознал, что, вместо того, чтобы предупредить своего самоуверенного врага и заставить остерегаться, он лишь подкинул дров в топку его нарастающего интереса к Бейонду. - Не все однозначно? – Лайт не мог поверить, что допустил такую катастрофическую ошибку. – Он рисует тебя и выкалывает глаза, Рюдзаки! Бездей хочет тебя убить, это ясно младенцу! - Рюдзаки, - вспыхнувший на стене большой монитор заставил Лайта вздрогнуть и торопливо отстраниться, отступая на шаг и опуская руки. Обернувшись, он увидел большую каллиграфическую W на белом фоне. – МИ-5 на связи. - Я уже иду, Ватари, - невозмутимо отозвался Рюдзаки, насмешливо глядя на отскочившего от него Лайта. – Только пожелаю спокойной ночи Лайт-куну. - МИ-5? – непонимающе переспросил его Лайт, переводя на него удивленно распахнутые глаза. - Служба национальной безопасности Великобритании, - детектив оттолкнулся спиной от стены и, отодвинув плечом Лайта, шагнул к двери. - Я знаю, что это! – возмутился Лайт. – Но почему? Почему они выходят на связь с тобой? - Ты идешь, или все-таки остаешься? – уклонился Рюдзаки, явно не собираясь отвечать. И, заметив в своих пальцах рисунок, не оборачиваясь, пренебрежительно протянул его Лайту. - По поводу рисунка можешь не волноваться, Лайт-кун. Бейонд рисовал не меня. - Не тебя? – ошарашено уставился на портрет Лайт, машинально взяв измятый листок. – Ты шутишь, Рюдзаки? - Мне сложно это объяснить, Лайт-кун, так, чтобы ты понял, - толкнув дверь освободившейся рукой, Рюдзаки вышел и остановился, демонстративно придерживая ее. – Так что просто прими это, как информацию. - Нет, ты уж попытайся! – мрачно буркнул Лайт, торопливо выходя следом за ним. И едко добавил. – Я вроде не идиот-Мацуда. Мельком взглянув на него, Рюдзаки еле уловимо дернул кончиками губ, как будто хотел улыбнуться, но вовремя себя удержал. Но тут же отвел глаза и, покусывая палец, двинулся к лифту, сосредоточенно разглядывая пол. - Правильнее сказать – это не совсем я, - медленно и задумчиво попытался объяснить он торопливо спешащему за ним Кире, жадно ловящему каждое слово. - Попробуй посмотреть на этот рисунок, как на единый собирательный образ, в котором есть как мои черты, так и черты Бейонда. Бейонд действительно очень хорошо рисует, Лайт-кун, ты согласен? Если ты приглядишься, ты поймешь, о чем я говорю. Он нажал на кнопку вызова лифта и оглянулся на остановившегося Лайта, озадаченно вглядывающегося в рисунок. - Я полагаю, здесь он рисовал одновременно и себя, и меня, - спокойно проговорил он. – Единое целое. В нем можно узнать Бейонда, а можно меня – смотря что захотеть увидеть. Понимаешь? - Нет, - держа в руках рисунок, Лайт подошел к нему. – Если ты прав, что он рисовал и тебя и себя одновременно, зачем он выкалывал себе глаза? - Чтобы показать различие между нами, - Рюдзаки шагнул в лифт. – Я бы интерпретировал это именно так. - Различие между вами? – Лайт все еще не мог уловить его мысль. – Он проткнул карандашом глаза, потому что думает, что все, что вас различает – это их цвет? Шагнув в лифт он с раздражением подумал, что Рюдзаки слишком часто придает излишнюю значимость совершенно простым очевидным вещам, пытаясь отыскать в них потаенный глубокий смысл. Это было логичной слабостью – словно ребенок, наивно верящий, что каждый встречный готов с ним играть, детектив ожидал сложных запутанных загадок от тех, кто смог добиться, чтобы он заметил их со своей высоты. Он готов был бесконечно искать и отгадывать эти загадки. И упорно не видел, что нет никаких загадок – одни пустышки. У него не было никого, кто мог бы хотя бы приблизиться к игре Киры, как бы он ни пытался найти альтернативу, предвидя наступающую пустоту. Кому, как не Лайту, знать об этом на сто процентов. - Н-нет, - глядя в пол, Рюдзаки задумчиво покусывал палец, прижимая к груди ноутбук. Он снова был далеко, бесконечно далеко от Лайта. – Думаю, Бейонд хотел сказать этим другое. Отсутствие глаз – это слепота. Он видит что-то, чего не вижу я. Думаю, он именно это имел в виду. И это очень… интересно, Лайт-кун. Скажи, где ты взял этот рисунок? И он вскинул на Лайта глаза, полные сосредоточенного интереса. И протянул руку, в безмолвной просьбе дать снова взглянуть на портрет. - Нашел у него под кроватью, когда мы с тобой заходили к нему, - словно не замечая его жеста, Лайт смял в кулаке листок и засунул в карман. - Почему ты упорно его выгораживаешь, Рюдзаки? - Выгораживаю? – детектив невозмутимо убрал руку. – О чем ты, Лайт-кун? - Он одержим тобой, Рюдзаки, - Лайт шагнул к детективу, с нажимом пытаясь донести правду до его самонадеянной лохматой головы. – Он охотится на L! И он ненавидит, ненавидит настолько, что выкалывает глаза на рисунке, на котором рисует тебя. Я не верю, что ты этого не понимаешь. Но ты упорно пытаешься убедить меня, да и всех нас, что Бездей для тебя не опасен. И придумываешь какие-то абстрактные объяснения. Зачем, Рюдзаки? Зачем ты лжешь и не хочешь признать очевидное? - Твой этаж, Лайт-кун, - отступив на шаг, Рюдзаки кивнул на распахнувшиеся двери лифта. - Ты устал и запутался. Я ведь сам говорил тебе, что на пятьдесят процентов он хочет меня убить. Этот процент постоянно колеблется, но у меня есть причины, чтобы он находился здесь. И есть причины считать, что он не причинит мне вреда в ближайшее время. И уж тем более, Бейонд не опасен для всех остальных… пока. Как только это изменится – не беспокойся, Лайт-кун, я сразу же сообщу. Если тебе этого все-таки мало – мы когда-нибудь потом поговорим о Бейонде. А сейчас, извини меня, я очень спешу. Нехорошо заставлять себя ждать. В мягком голосе L звучал бескомпромиссный приказ прекратить все расспросы. Холод, нарастающий холод и отчуждение не оставляли надежды, что он позволит пытаться ослушаться. Кира почувствовал себя маленьким, очень маленьким и ничтожным, стремительно низвергающимся с головокружительной высоты, на которую он забрался. Рюдзаки дал ясно понять, что есть вопросы, в которые он не собирается углубляться. Вопросы, касающиеся его отношений с Бейондом Бездеем. - Но… - ошарашено распахнув глаза, еще попытался Кира сопротивляться. - Спокойной ночи, Лайт-кун, - прожигая его властной тьмой больших глаз, Рюдзаки демонстративно положил палец на кнопку этажа штаба. – Надеюсь, сегодня ты, наконец, отдохнешь. Поскольку Тетрадь Х-Киры уничтожена – можно не опасаться новых убийств. Я намерен объявить выходные на эти два дня, пока мы ждем результатов эксперимента. Без них мы не можем двигаться дальше. Так что постарайся выспаться, как следует. И Лайту ничего не оставалось, кроме как подчиниться и выйти из лифта. Рюдзаки сразу же уехал, даже не взглянув больше на него. И Лайт наконец-то понял и этот холод, и его стремительное отдаление. Случилось именно то, что он предполагал и чего боялся - L перестал видеть в нем Киру. И, скатываясь в уже знакомую депрессию от предстоящего вынужденного бездействия и ожидания результатов эксперимента, стремительно терял интерес к блистательному сыну бывшего шефа Японской полиции. Но зато красноглазый маньяк, плетущий свою паутину, вполне мог скрасить для L тоскливое ожидание недостающих кусочков пазла в деле о Кире. И Лайт только что сам, собственными руками, переключил и без того гаснущий интерес своего врага с себя на Бейонда. Он действительно слишком устал. Настолько, что начал делать непозволительные ошибки. *** Он проснулся настолько выспавшимся и бодрым, что даже сам удивился. Это было немного странно - учитывая, сколько вчера пришлось пережить, и что спать он лег только под утро, уже пошатываясь от усталости. Правда, доведение себя до полнейшего изнеможения было в чем-то даже полезным - Лайт провалился в сон сразу же, как только коснулся щекой подушки, больше не изматывая себя долгими мучительными размышлениями во тьме. Сейчас, при свете утра, пробивающегося сквозь задернутые шторами окна, неоднозначность Мелло, угроза, исходящая от Бейонда и участие невидимого самозванца уже не довлели такими уж мрачными перспективами, как казалось вчера. Он все равно сойдется в финале один на один со своим врагом, чего бы это ни стоило. Он так хочет. А Лайт всегда получает то, чего хочет. Он боится, что самозванец займет его место в памяти детектива? Но он имеет на руках неопровержимые доказательства – кусочек тетради. В любой момент, в любую минуту, как только Кира почувствует, что загнан в угол и действительно пришла пора расставить все точки над “i” – он сможет сделать это поистине феерически и получить и признание L, и потрясение всего мира. Два-три имени известных людей вполне влезут на оставшийся у него листок. Самозванец не сможет сбросить его с доски – Лайт давно уже позаботился о безусловной страховке, даже не подозревая об этом. Только сейчас, на светлую голову, он это понял. Х-Кира хочет занять его место, дождавшись обвинения и казни Лайта? Но перед казнью Лайт откроет глаза своему врагу на все. И у L не будет потом, после его смерти, никакой сложности уничтожить того, кто посмел попытаться вмешаться в чужую игру – Лайт даст Рюдзаки все необходимые знания. Его лохматый враг выживет, навсегда сохранив в памяти Киру, как единственного неповторимого противника. Вот и все. Эту игру по-прежнему ведет он, Лайт, сколько бы игроков в нее не включалось. Как все просто… Самые правильные решения всегда лежат на самом виду – кто это сказал? Не важно. Он был прав абсолютно. А что касается остального… Рюдзаки больше не видит в нем Киру? Прекрасно! Значит он, наконец-то, может полностью сосредоточиться на том, чтобы заставить Рюдзаки почувствовать что-то к Ягами Лайту. Не к неуловимому массовому убийце, способному бросить вызов самому L и влекущему смертельным риском, а к своему случайному другу, сыну бывшего шефа Японской полиции. Просто студенту, всеми силами стремящемуся помочь в расследовании и оберегающему детектива, пусть иногда и неловко. Новый уровень в их игре. Как незаметно они закончили предыдущий, и подошли к переходу на следующий. А ведь это и есть именно то, чего он, Лайт, действительно хочет на самом деле – чтобы Рюдзаки увидел в нем его настоящего, и именно этот, настоящий Ягами Лайт пробил оборону равнодушного холода. Лайт, а не Кира. Хотя бы успеть узнать, возможно ли это. Хотя бы попробовать. Самодовольно улыбнувшись, Лайт сладко потянулся, мимолетно подумав, насколько меняет восприятие мира такая банальная вещь, как достаточный отдых. Физическая усталость и измученный, загнанный безумными нагрузками мозг, словно тонущий в вязком сером болоте желания спать - плохие помощники в играх. Прав был Рюдзаки - глупо было постоянно себя загонять, это вело лишь к потере остроты восприятия и отсутствию безупречной реакции, что не могло, в свою очередь, не приводить к потере очков в их безумной игре. Все-таки стоит почаще, пожалуй, прислушиваться к рекомендациям своего лучшего врага. Хмыкнув, он откинул одеяло и сел. И тут же, рассеянно взглянув на часы, торопливо вскочил. Вот, вот она – причина его отличного самочувствия и ощущения бодрости. Он никогда, никогда в жизни не просыпался так поздно. - Черт! – буркнул Лайт себе под нос, бросившись в ванную умываться. – Черт, черт, черт! Он не мог понять, как могло произойти, что он не только настолько проспал, но и никто не потрудился его разбудить. Никто – разумеется, в первую очередь, его сладкий враг. Что он пропустил, пока спал? И что происходит сейчас там, в штабе? Лайт яростно чистил зубы, чуть не раздирая щеткой в кровь десны, пока, наконец, не вспомнил, что Рюдзаки говорил ему вчера, что собирается дать всем два дня выходных. Очевидно, раз уж они снова зашли в тупик и им оставалось лишь бездействовать и терпеливо ждать, детектив действительно решил дать возможность ему отдохнуть. - Очень заботливо, - с сарказмом пробурчал Лайт, сплевывая пену в раковину. И, вдруг вспомнив давний-давний разговор, хмыкнул, скривив гримасу себе в зеркале. – У меня никогда не было такого друга, как ты, Рюдзаки. Штаб встретил его атмосферой тоскливого ожидания. Из старой команды здесь были только Мацуда и Моги - Рюдзаки, как и обещал, объявил выходные, и отец с Аидзавой воспользовались появившейся возможностью побыть с семьями перед решающим днем. Остальные же вяло отсортировывали документы или просматривали материалы, доводя до идеального состояния архивные данные и отчеты. Разумеется, причиной такого упадка энтузиазма был никто иной, как сам Рюдзаки. Откинувшись в своем кресле на высокую спинку, почти утонув в нем в своей позе с притянутыми к груди коленями, он сидел перед выключенным центральным монитором. И был полностью сосредоточен на том, что лениво выискивал в недрах пакета с разноцветными зефиринками, который держал в руках, мягкие подушечки только желтого цвета, методично набивая ими рот. Лайт даже не нуждался в комментариях Мацуды громким шепотом, что "Рюдзаки снова в депрессии" - он видел это и так. Да он и не сомневался, что так случится - его враг терпеть не мог утыкаться в тупик. А смерть Миками, уничтожение Тетради и отсутствие новых зацепок не оставляли им ничего, кроме как ждать результатов эксперимента. Без них они не могли ни закрыть дело, ни двигаться дальше, вновь возвращаясь к истокам в попытке отыскать, где же они свернули не туда. И ожидание, и снижение темпа игры уже знакомо ввергали гениального детектива в рассеянную меланхолию и депрессию. А его настроение мгновенно передавалось и всем остальным. Кроме того, вчерашняя темнота, что выплеснул на них Бейонд Бездей, заставив с подозрением смотреть друг на друга, не могла пройти незаметно, оставив тяжелый осадок у всех, что тоже было отчетливо видно. И не способствовало энтузиазму и хорошему настроению в штабе. Неудивительно, что все были подавлены. Все, за исключением Бейонда и Ниа. Первый, вопреки общему вялому настроению, просто светился восторгом, сидя на стуле, пододвинутом вплотную к креслу детектива, а второй в принципе был не склонен к перепадам настроения, оставаясь всегда отстраненно-бесстрастным. Сегодня Бездей был в черном, контрастно оттеняя своим мраком и рвущейся наружу энергией погруженного в равнодушную меланхолию вялого и апатичного, но такого светлого в своей безразмерной белой футболке Рюдзаки. «Прямо инь и ян» - мрачно подумал Лайт, стараясь не концентрироваться на том, что не подходящие по цвету зефиринки Рюдзаки не глядя протягивал Бездею, а тот, жадно выхватывая из его пальцев, быстро запихивал их себе в рот, растягивая губы в довольной улыбке. И это было… как-то слишком… интимно. Как будто они были близки, бесконечно близки уже очень давно. Бейонд стремительно завоевывал освободившееся место рядом с Рюдзаки. Ниа же, не обращая ни на кого внимания, внимательно вглядывался в фотографии страниц Тетради, поочередно выводя их на свой монитор. На втором мониторе мелькали столбцы имен, вызываемые тонкими пальцами подростка, порхающими по клавиатуре. Очевидно, Ниа сверял имена жертв и обстоятельства смертей, записанных Миками, с жертвами Киры. Рюдзаки лишь на минуту отвлекся от своей увлекательнейшей игры с зефиром, чтобы невыразительно поприветствовать Лайта, равнодушно заметить, как он рад, что Лайт выспался, и сообщить, что Ватари оставил на кухне для него завтрак. Все это он пробубнил, не прекращая жевать, лениво разглядывая содержимое пакета с зефиринками, лишь один раз мельком взглянув на Лайта. И тут же переключился на выуживание следующей сладкой жертвы желтого цвета. Мелло, развалившийся на диванчике рядом с Мэттом, надвинувшим на глаза свои мотоциклетные очки и сосредоточенно уткнувшимся в игровую консоль, поприветствовал Лайта пренебрежительным кивком головы. И, чуть поморщившись, полез рукой в карман своих узких кожаных брюк. Сегодня немец был в жилетке, а не в футболке, и в расстегнутую молнию была видна тугая белая повязка у него на груди. Массивный крест с глубокой вмятиной от пули вновь гордо болтался у Мелло на шее. Достав из кармана смятую купюру в сто долларов, Мелло толкнул плечом Мэтта и сунул ему ее в руку. - Тебе пора платить мне проценты, Мэтт, - заметив эти их действия, насмешливо хмыкнул Лайт, привлекая к себе всеобщее внимание. – Благодаря мне ты хорошо зарабатываешь. На какое время моего появления ты поставил, Мелло? Приятно осознавать, что с самого утра ты думаешь обо мне. Мэтт оторвался от игры и вскинул голову, сдвигая на лоб очки. Взглянул на Мелло и перевел взгляд на Лайта. И тепло улыбнулся. Оторвались от своих дел агенты ФБР и Моги с Мацудой, явно с облегчением предвкушая возможность хоть немного отвлечься от гнетущей подавленной атмосферы. - Я ставил вчера, - презрительно глядя на него, Мелло снова откинулся на спинку диванчика и подхватил с подлокотника начатую шоколадную плитку. – Я ставил на то, что ты первым примчишься сегодня в штаб. И он с хрустом откусил шоколад. Ниа, оторвавшись от мониторов, бросил на немца быстрый взгляд через плечо. - Мелло, боюсь, тебе не стоит играть на скачках, - как-то неожиданно и очень неумело попытался он вступить в ничего не значащий разговор. - Ошибаешься, Ниа, - дружелюбно хмыкнул Мэтт. – На скачках Мелло просто сразу подкупит жокеев. Мелло довольно хохотнул, снова откусывая шоколадку и даже не пытаясь привычно осадить Ниа какой-нибудь колкостью. Вот так. Еще не союзники, но явно уже не враги. Но Лайт не успел сосредоточиться на этом – краем глаза он заметил, как еще ближе пододвигается Бейонд к Рюдзаки, нависая над его плечом. Засунув руку в пакет с зефиром на коленях детектива, маньяк безошибочно выудил подушечку желтого цвета и, многозначительно сияя вишневого цвета глазами, поднес ее двумя пальцами к тонким губам лучшего друга Лайта. И Рюдзаки, даже не взглянув на него, равнодушно приоткрыл рот, позволяя торопливо положить в него сладость. Эти двое ничего не замечали вокруг – детектив был погружен в свои мысли, а для Бездея вообще никого больше не существовало. - Глупо было не воспользоваться возможностью, чтобы как следует выспаться, - Лайт дружески улыбнулся Мелло и Мэтту, непринужденно отходя от них к Рюдзаки. - Нам достаточно одного любителя доводить себя до изнеможения. Да, Рюдзаки? Не обращая внимания на отшатнувшегося в возмущении Бездея, Лайт резко присел перед детективом, хватая его двумя руками за плечи вплотную к шее, заглядывая в лицо. Пальцы мгновенно раскалились от прикосновения к гладкой бледной коже и ощущению жестких выступающих костей ключицы, а детектив вздрогнул всем телом от неожиданности, вскидывая голову и протестующе подаваясь назад, вжимаясь в спинку кресла. На Лайта удивленно и беззащитно смотрели светлые глаза цвета осеннего неба, контрастно подчеркнутые мрачными тенями под глазами и густыми смоляными ресницами. Лишь немного увеличенные зрачки дрогнули, медленно и словно нехотя расширяясь. - Кое-кому здесь тоже не мешало бы выспаться, чтобы хоть немного себя поберечь, - глядя в глаза своего врага, насмешливо проговорил Лайт, имитируя заботливую подначку. – Ты же спишь на ходу. Проснись, Рюдзаки! И он дружески легонько потряс детектива за плечи, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех от изумления всех, абсолютно всех вокруг. И больше всего – от откровенного потрясения своего врага от такой фамильярности. Рюдзаки даже не попытался его скрыть: приоткрыв рот, он ошарашено смотрел в глаза Лайту не в силах вымолвить ни слова. - Не трогай его, - с явно прорывающейся яростью и угрозой прошипел рядом Бейонд, слышимо только им троим, но Лайт не обратил на него ни малейшего внимания. - Ну же, не раскисай. Давай, взбодрись, - выпрямившись, он, все так же фамильярно, потрепал онемевшего детектива по голове, взлохмачивая и без того встрепанную шевелюру. – Осталось совсем немного, Рюдзаки. Еще чуть-чуть, и мы победим это дело! - Ты полагаешь, Лайт-кун? – словно придя в себя от этих слов, медленно проговорил детектив, пристально глядя на него, и тьма в его глазах уже почти поглотила светлую радужку, оставив лишь тоненькую каемку. - Разумеется, - Лайт хмыкнул, и убрал руку с его головы. Конечно, он бы с удовольствием прикасался к своему врагу и дальше, но нельзя было переигрывать. Поэтому он выпрямился, глядя на него сверху вниз с добродушной улыбкой. - Разве здесь есть кто-нибудь, кто в этом сомневается? - Конечно, мы победим! – с готовностью вскочил со своего места Мацуда. – Нам осталось совсем немного! - Да…Да! – поддержали его и агенты ФБР со своих мест. Бездей, кажется, готов был проглотить его целиком. Чуть заметно покачиваясь на своем стуле, маньяк испепелял Лайта взглядом, зажав руки между колен. Но Лайта это сейчас не особенно волновало. С Бездеем он тоже разберется… чуть позже. Сейчас он увидел для себя самое главное - и этого было более, чем достаточно. Для начала. Он самодовольно заметил, как одобряюще дернул бровями Мелло, переглядываясь с Мэттом. А потом с Ниа. Его виртуозный маневр по разрушению близости Бездея и Рюдзаки был оценен по достоинству весьма прихотливыми наблюдателями. Это приятно грело самолюбие, но тоже было не так уж и важно. Важно было лишь то, что Рюдзаки, без сомнения, понял, что Лайт не собирается уступать Бейонду свое место рядом с ним. И это, и только это, а не близость красноглазой копии, заставило вновь расшириться манящую мглу больших глаз детектива. Вот теперь Лайт мог со спокойной душой сообщить всем, что он очень голоден, и предложить желающим разделить с ним завтрак. Узнать, что все давно уже завтракали, пожать плечами, и отправиться в кухню, ощущая восторг от восхитительно проведенной игры. Эта игра не имела никакого отношения к смертям и Кире, и это было вдвойне приятней. Он собирался продолжить и дальше, не снижая темпа, вынуждая своего врага включиться в нее. Потому что все, что ему оставалось на этом, наверное, последнем уровне сложности – это уповать на азарт и любопытство Рюдзаки. Ватари хозяйничал на кухне и, тепло поприветствовав Лайта, тут же поинтересовался, приготовить ли ему что-нибудь персонально. Но Лайт не стал загружать старика и ограничился хлопьями и тостами с джемом. И мимолетно подумал, что все-таки, как ни крути, а он все больше предпочитает быструю кухню, отвыкая от привычных домашних завтраков. Насыпав себе в миску хлопья и залив их молоком, Лайт, намазывая тост джемом, оценивающе вглядывался в прибирающегося на кухне Ватари. Пожалуй, сейчас была отличная возможность, чтобы попытаться разговорить старика и получить ответы на интересующие его вопросы. Во всяком случае, попробовать стоило. - Ватари… скажите, - как бы между делом начал он, зачерпывая ложкой хлопья. – Почему Рюдзаки не отправил Бейонда обратно в тюрьму? - Что? – Ватари, протиравший столешницу, обернулся. От Лайта не укрылось, как старик бросил быстрый взгляд на дверь. - Они нас не слышат, - проговорил он. И, предупреждая вопрос верного дворецкого детектива, пояснил: - Я знаю, что Бейонд сбежал из тюрьмы. И что он совершил. Рюдзаки мне рассказал. - Вот как, - невозмутимо откликнулся Ватари. – Что ж, Рюдзаки знает, кому можно доверять. - Так почему Бездей здесь? – нетерпеливо повторил свой вопрос Лайт, махнув ложкой. - Очевидно, потому что так нужно Рюдзаки, - старик вновь отвернулся, вернувшись к прерванному занятию. - Но он болен, Ватари, - Лайт начал терять терпение, раздражаясь от того, что у Ватари было так же бесполезно пытаться о чем-то спросить, как и у заклятого друга. – Он ненормален! Мелло, Мэтт и Ниа тоже считают, что он опасен. Один Рюдзаки делает вид, что этого не замечает! - Рюдзаки знает, что делает, - Ватари вновь обернулся и строго посмотрел на Лайта. – И он никогда не станет без особой необходимости рисковать здоровьем и жизнью других людей. - А своей? Ватари, вас не волнует, что он рискует своей жизнью? – продолжал допытываться Лайт. Ватари, опустив глаза, аккуратно складывал тряпочку, которой только что протирал столешницу. И Лайт вдруг увидел, как дрожат его старые пальцы. В памяти тут же всплыла невыносимая беспомощная боль в глазах старика, которую он видел в больнице. И одинокая слезинка, катящаяся по морщинистой щеке. - Волнует, - по-прежнему невозмутимо ответил Ватари. И Лайту вдруг стало стыдно. Бесполезно было пытаться выудить информацию у старика, это ясно, как день. Он все равно ничего никогда не скажет – не даст ни малейшей подсказки, способной пролить свет на то, что происходит в голове гениального детектива. И потому причинять лишнюю боль своими вопросами было бессмысленно и жестоко. Наверное, раньше Лайт даже не задумался бы об этом, но с тех пор прошло много времени. Он многому научился. - Меня тоже волнует, - буркнул он, сворачивая расспросы. – Что ж, будем надеяться, Рюдзаки действительно знает, что делает. И уткнулся в свою миску с хлопьями, размышляя о том, что общая боль, оказывается, на многое открывает глаза. Слишком на многое. И залатать дыры, пробитые ей в толстой защитной стене эгоизма, удастся, увы, не скоро. Но ему не удалось пофилософствовать, как и не удалось закончить завтрак в гордом одиночестве. Пряча взгляд под упавшей на глаза челкой, сутулясь и засунув руки в карманы, на кухню деловито зашел Рюдзаки. Все так же, не вынимая рук из карманов, легко влез на стул напротив Лайта и уселся на нем на корточки. И только после этого вскинул голову и уставился на Киру большими немигающими глазами, задумчиво закусив указательный палец. Молча. Лайт насмешливо улыбнулся, глядя в глаза своего врага, отправляя ложку с хлопьями в рот. Какое-то время они сидели, разделенные столом, молча разглядывая друг друга, пока Ватари торопливо готовил свежий кофе для детектива. Лайт с удовольствием доел хлопья, ощущая, как поднимается щекотливое напряжение между ними, обволакивая, словно изолируя от остального мира. Вот теперь у него появился аппетит. Да еще какой. Обычный завтрак разом показался необыкновенно вкусным. Есть, неотрывно глядя в глаза своего врага, погружаясь в эту непроницаемую манящую мглу, словно бы растворяясь в ней – это было так… неожиданно упоительно. Пожалуй, вот за такие подарки, когда чувствуешь, как живет внутри каждая клеточка тела, как несется по венам кровь, разогреваясь все больше, как стучит внутри сердце, а весь мир отодвигается куда-то за пределы сознания – вот за такие минуты насыщенности жизнью и колоссальнейшим буйством чувств можно было простить детективу все, что угодно. Вся эта безумная смертельно опасная игра на краю пропасти стоила этого. Просто удивительно, как этот ледяной бесчувственный идол мог зажигать в душе не менее холодного прежде Киры настоящий пожар одним только пристальным немигающим взглядом. - Спасибо, Ватари, - поблагодарил Рюдзаки старика, поставившего перед ним дымящуюся чашку. Оказывается, Ватари готовил ему не кофе, а густой горячий шоколад. – Ты можешь идти к себе. - Хочешь о чем-то поговорить, Рюдзаки? – многозначительно улыбнулся Лайт, откусывая кусок тоста. Ощущение щекочущей напряженности еще больше сгустилось – он прекрасно понимал, что Рюдзаки явился не просто так, и не случайно так непринужденно выгнал Ватари. Он явно стремился остаться с Лайтом наедине – и это означало не что иное, как то, что его враг вновь готовится сделать очередной выпад. Вот только, в какой из их игр? В любом случае, одно то, что он, судя по всему, своей фамильярной утренней выходкой сумел выбить детектива из погружения в меланхолию, продемонстрировав, что чихать он хотел на все воздвигнутые барьеры и негласный запрет не переходить обозначенную черту личного пространства L, приятно грело самолюбие. Хочет Рюдзаки того или нет, но Лайт не подчиняется его тотальным правилам и контролю, как подчиняются остальные. И поэтому детективу придется не отдаляться, по-прежнему пытаясь разобраться в источнике такой стойкости, или же непонятливости. Усмехаясь, Лайт мысленно весь подобрался, ожидая первого хода врага. - Хочу, - Рюдзаки отпил шоколад и поставил чашку на стол. По-прежнему глядя Лайту в глаза, медленно облизал испачканные в напитке губы кончиком языка. – Скажи, Лайт-кун… Почему ты избегаешь Мису Аманэ? - Что? – как ни готовился Лайт, но ход мысли его врага, как всегда, невозможно было предугадать. – О чем ты, Рюдзаки? - Твой телефон, - невозмутимо откликнулся детектив. – Ты его не включаешь. И, под ошарашенным взглядом Лайта, Рюдзаки полез двумя пальцами в карман и вытащил из него телефон. Его телефон. - Я взял его у тебя в комнате, - как будто это было само собой разумеющимся, пояснил бессовестный экзекутор. И раскрыл телефон двумя руками. – Он был выключен. Судя по всему, уже давно. Лайт смотрел на него, вытаращив глаза, не в силах вымолвить ни слова от возмущения. - Исходя из того, что круг твоего внешнего общения крайне ограничен, а с семьей ты общаешься через отца, я и предположил, что единственный человек, который может тебе звонить и которого ты избегаешь – это Аманэ Миса, - взглянув на Лайта из-под смоляной челки, Рюдзаки повернул к нему телефон, демонстрируя горящий экран с иконками о поступивших голосовых сообщениях и пропущенных вызовах. - И я оказался прав: у тебя множество неотвеченных вызовов от Мисы, Лайт-кун, а ящик голосовой почты переполнен. - Зачем ты его включил?! – Лайт наконец оправился от шока от такого бесцеремонного нарушения всех этических правил и прав на невмешательство в личную жизнь. – Какого черта ты его вообще трогал? - Я твой друг, Лайт-кун, и я беспокоюсь о тебе, - невозмутимо ответил Рюдзаки. – Я подумал, вдруг вы поссорились из-за того, что тебе приходится столько времени проводить в штабе. Мне не хотелось бы, чтобы участие в расследовании разрушило твою личную жизнь, поэтому утром я позвонил Мисе… - Чтооо?! – перебил его Лайт. Рванувшись вперед через стол, он вскочил и схватил детектива за грудки, подтягивая к себе, испепеляя вспыхнувшим яростью взглядом. – Да как ты смеешь?!! Идиот, кто позволил тебе вмешиваться в чужую жизнь?! Рюдзаки, как обычно, даже не подумал сопротивляться – безвольно уронив руки на стол, в одной из которых был зажат телефон, он покорно подался к Лайту, и в глазах его не было ни испуга, ни хотя бы беспокойства. Лишь абсолютное спокойствие и уверенность в правильности своих действий. - Она очень хочет увидеть тебя, - как будто не замечая, что они вот-вот подерутся, по-прежнему ровно проговорил он, глядя Лайту в глаза. – И я сказал, что она может придти. Раз уж у нас выходной. Задохнувшись от ярости, Лайт замахнулся. И дело было даже не в том, что Рюдзаки позволил себе бесцеремонно вмешиваться в его отношения с девушкой, что само по себе было вопиющей наглостью. Нет, вовсе нет. Просто он не хотел, не хотел, не хотел видеть Мису. Не хотел слушать ее щебетание, восторженные признания в любви, принимать жаркие поцелуи… И лицемерно целовать в ответ. У него больше не было не то, что ни капли чувств или хотя бы физического влечения – нет, хуже того, сама мысль о том, что ему придется целоваться с Мисой, вызывала теперь отвращение. Он и раньше-то не был ей увлечен. Но раньше ему хотя бы не приходилось переступать через желания своего тела – как бы ни было мало возбуждение, которое дарили ему девушки, но ничего большего он и не знал, а потому принимал и это. Но теперь… Теперь, когда он познал, каким действительно жарким бывает влечение, как срывается сердце и разум в крутое пике от безумнейшего желания даже не обладать – прикасаться, как захватывает дыхание от одной только мысли… Он вообще не собирался в ближайшее время думать о Мисе или поддерживать с ней какую-то связь. По большому счету, девушка, потеряв способность участвовать в этой игре, вообще перестала его интересовать – он и не заметил бы, если бы она просто исчезла. А сейчас его грубо принуждали ломать себя, лгать, лицемерить, испытывая отвращение, и изображать чувства, которых не существует, под прицелами безжалостных камер. И кто заставлял? Тот, из-за которого перевернулся весь его мир, кто и породил эти безумные восхитительные ощущения, позволяющие чувствовать жизнь каждой клеточкой тела. Он ненавидел сейчас Рюдзаки. Ненавидел всем сердцем за то, что он должен был, обязан был понимать, как кощунственно было его вмешательство. И он, скорее всего, понимал, просто в очередной раз ставил эксперимент, оценивая реакцию своего подопытного кролика и свое влияние на него. В очередной раз забыв, что перед ним живой человек. - А я-то думал, что Мацуда сгущает краски, говоря, что вы жить не можете, чтобы не драться, - хриплый голос заставил Лайта вздрогнуть и опустить занесенную руку. Стоя в дверях кухни, Бездей демонстративно три раза хлопнул в ладоши. - Браво! Вы действительно лучшие друзья, теперь я это наглядно вижу. Вы не против, если я разрушу ваше уединение? - Против, - чуть слышно буркнул Лайт себе под нос и машинально разжал пальцы, выпуская футболку Рюдзаки. И детектив тут же снова уселся на корточки, отпил шоколад, как ни в чем не бывало, и невозмутимо повернулся к маньяку. - Ты что-то хотел, Бейонд? - Принес тебе конфету, - Бездей вытащил из кармана плоский круглый леденец на палочке и подошел к детективу. Демонстративно снял прозрачную обертку и подал ему. – Так значит, ты все-таки услышал меня и дал ему возможность увидеться с Мисой? - Что? Что значит «услышал тебя»? – Лайт, уже начиная догадываться, перевел подозрительный взгляд на детектива. - Лайт-кун… - начал было Рюдзаки. Но Бездей тут же его перебил, заговорщицки наклоняясь через стол к Лайту и растягивая губы в широкой улыбке: - Рюдзаки никогда не думает о тех, кто его окружает. Его интересует только расследование, а о том, что у остальных могут быть и другие интересы, может быть личная жизнь - он всегда забывает. Вот я и напомнил ему, что из-за его равнодушия и своей скромности ты рискуешь отношениями с девушкой, на которой собираешься жениться. - Что? Собираюсь жениться? – Лайт был настолько опять потрясен, что даже не пытался скрыть своих чувств. – Кто тебе, черт возьми, это сказал?! - Мацуда, - Бездей невинно пожал плечами и хихикнул. – Да и остальные полицейские тоже это говорят. И твой отец, между прочим. Все считают, что вы прекрасная пара. А что, разве это не так? Лайт вдруг почувствовал, что его загоняют в ловушку. Кинул быстрый взгляд на детектива, пытаясь поймать его взгляд, но Рюдзаки на него не смотрел – задумчиво покусывая принесенный Бездеем леденец, он молча разглядывал донышко своей опустевшей чашки. - Не твое дело, - процедил Лайт, переводя взгляд на Бейонда и надменно вздергивая подбородок. – Я не собираюсь с тобой это обсуждать. - Разумеется, не мое, - Бездей тут же вскинул руки в примиряющем жесте. – Я всего лишь убедил Рюдзаки, что он, как твой лучший друг, просто обязан не дать тебе разрушить свое счастье из-за чувства долга. Я ведь тоже твой друг, Лайт, и потому за тебя переживаю. Бейонд был сама невинность. Но в многозначительном быстром взгляде глаз цвета спелой вишни, Кира безошибочно распознал триумф мести. Маньяк играл на опережение – и вот сейчас явно подготовленный заранее план по отдалению Лайта от Рюдзаки позволил ему сокрушающе отомстить за демонстрацию Лайтом своей значимости двадцать минут назад. Вряд ли он действительно что-нибудь заподозрил – Лайт был уверен, что они виртуозно скрывают свою вторую, видимую лишь им с Рюдзаки игру. Скорее, Бездей чувствовал что-то на интуитивном уровне. Но эта его интуиция была колоссальна. - Бейонд, - Рюдзаки предупреждающе вскинул глаза к маньяку, явно давая понять, что он должен уйти. - Молчу-молчу-молчу, - Бездей, провел рукой вдоль улыбающихся губ, изображая, что застегивает молнию. – Я бы и не пришел… И, оперевшись руками в стол, он склонился к детективу низко-низко, в упор заглядывая в глаза под свисающую челку. - Но мне очень не нравится, когда тебя бьют, - с нажимом проговорил он, и было в его голосе что-то такое, от чего Лайт почувствовал, как мурашки бегут по спине. И в эту минуту оглушающее зазвонил его телефон. Выпрямившись, опустив руки вдоль тела, Лайт бессильно смотрел на высветившееся на экране имя. Миса. Бездей, тоже поднявшись, бросил быстрый взгляд на телефон и поднял глаза на Лайта. И его губы начали растягиваться все шире и шире в хищной улыбке. Рюдзаки протянул руку и осторожно подвинул кончиком пальца звонящий телефон поближе к Лайту. - Это Миса, Лайт-кун, - мягко проговорил он. - Я вижу, - процедил Лайт сквозь зубы, чувствуя себя до невозможности беспомощно и глупо. В такое идиотское положение его не ставил даже Рюдзаки. Бездей оказался истинным пауком. Оказывается, все это время он плел паутину не только для детектива. Он незримо опутывал каждого из них, изучая, прячась в тени, создавая невидимые ловушки, ждущие своего часа. Теперь даже страшно было предположить, сколько он успел их создать, пока они велись на его маску безумного кривляющегося клоуна, сосредоточенного лишь на лохматом гении. Все-таки не зря он вызывал такой нескончаемый интерес детектива. - Ты не хочешь взять трубку, Лайт-кун? – все так же мягко поинтересовался Рюдзаки, вскидывая на Лайта вопрошающие темные глаза. Бездей тоже смотрел на него, победоносно ухмыляясь во весь свой отвратительный рот. - Нет, - процедил Лайт, с вызовом глядя в глаза Рюдзаки. – Не хочу. Он понимал, что это глупо, но все еще сопротивлялся. Он не сможет оттолкнуть Мису под прицелами камер – это породит массу вопросов и даст повод ненавистному экзекутору догадаться, что происходит в его душе, но… Но целовать ее или даже просто позволять себя целовать – так же было равносильно признанию, что вся их щекотливая игра с Рюдзаки всего лишь игра, ложь, развлечение. Кто бы мог подумать, что его вчерашняя напарница принесет ему столько проблем, став оружием, умело использованным в своих целях Бейондом Бездеем. И самое обидное было в том, что Бездей играл вслепую, наугад, но бил точно в цель. «Почему я не порвал с ней сразу же, еще в больнице?» - с ненавистью подумал Лайт, бессильно глядя, как Рюдзаки берет телефон и, неловко раскрыв его, подносит к уху. - Да, Миса. Да, здравствуй, - мягкий голос детектива звучал привычно отстраненно и ровно. – Лайт немного…занят. Он завтракает, Миса. Ты уже здесь? Он сейчас спустится. Рюдзаки захлопнул телефон и вскинул глаза на Лайта. - Миса уже внизу, Лайт-кун. Прости, я не могу позволить тебе покинуть здание до результатов эксперимента, но вы можете побыть с ней вдвоем в холле на первом этаже. - Да, я понимаю. Спасибо, Рюдзаки. Я действительно тронут твоей заботой, - спрятавшись за привычной маской вежливой невозмутимости, Лайт холодно улыбнулся. И, уже подходя к двери, оглянулся. – И твоей заботой, Бейонд, я тоже тронут. Я этого не забуду. И Кира встретился пылающим взглядом с глазами маньяка, с удивлением обернувшегося на его слова. Долю секунды они смотрели друг другу в глаза, и, кажется, Бездей его прекрасно понял. Во всяком случае, его ликующая улыбка застыла, а взгляд стал тяжелым и настороженным. Но в следующую секунду Рюдзаки вскинул голову, озадаченно посмотрев сначала на Бездея, а затем переводя взгляд на Лайта, и Лайт поспешил отвернуться и уйти, привычно пряча глаза под полуопущенными ресницами.