Исполнитель желаний

- Все в порядке? – Мелло подскочил навстречу им, как только они втроем вошли в штаб. - Рюдзаки, время, - озабоченно напомнил Ватари, взволнованный тем, что Рюдзаки заявил, что хочет сначала подняться в штаб, и лишь потом уединиться для аудиоконференции. - Да, Ватари, сейчас, - Рюдзаки перевел спокойный взгляд на подскочившего к ним немца. – Все в порядке, Мелло. Как я и думал – я все еще могу спокойно выходить из штаба, и мне пока ничего не грозит. Лайт искоса следил за Бейондом, вкинувшим голову и сильно напрягшимся при их появлении. Он заметил, как глаза цвета спелой вишни торопливо пробежались по нему, по его по-прежнему поднятому воротнику рубашки, и жадно впились в лицо Рюдзаки, явно пытаясь понять, видел ли он на шее Лайта следы их вчерашнего приватного разговора. «Боишься? – мысленно хмыкнул Кира. – Ты правильно боишься, Бейонд. Только совсем не того, чего нужно». Но в этот момент до него дошел смысл фраз, которыми обменивались Рюдзаки с Мелло под пристальным, немигающим взглядом Ниа и озабоченным - Мэтта, и понял, что снова что-то упускает. Его враг был слишком стремителен, слишком непредсказуем. Кира не успевал за ним, не успевал отслеживать все его игры. - Это свидетельствует лишь об одном – утечки данных о моей внешности и о моих перемещениях пока нет, - подтверждая его подозрения, невозмутимо добавил Рюдзаки. – Впрочем, я был уверен в этом на девяносто девять процентов. - Утечки данных о твоей внешности? – вскочил с места взволнованный Мацуда, и Лайт мысленно благословил его за привычную непосредственность. – О чем ты говоришь, Рюдзаки? - Что значит – ты можешь спокойно выходить из штаба? – поддержала его Лиднер, повернувшись и озадаченно нахмурив брови. Мелло торопливо оглянулся на них, а потом, обернувшись, переглянулся с Мэттом и Ниа. Оба его союзника хранили мрачное молчание. Рюдзаки не спешил отвечать, и повисла тяжелая пауза. Лайт, стоя с ним рядом плечом к плечу, искоса следил из-под челки и за своим врагом, и за всеми остальными, пытаясь понять, о чем идет речь, и стараясь не упустить ни единой детали. - Как обидно! – громко заявил Бейонд в повисшей тишине, и спрыгнул со своего диванчика, гулко стукнув пятками об пол. Засунув руки в карманы и ссутулившись, почти как Рюдзаки, он медленно направился к Ниа. – Похоже, наши американские друзья скрывают от нас какую-то информацию. И Рюдзаки их в этом поддерживает. Я прав? И он склонился к Ниа, в упор заглядывая ему в лицо. Подросток ответил ему невозмутимым взглядом, равнодушно накручивая на палец прядь волос на виске. Зато Мэтт, сидевший рядом на стуле, тут же выпрямился, и угрожающе подался вперед, явно готовый в любой момент нейтрализовать Бейонда. - Отойди от него, Бездей! – рявкнул Мелло, следивший за маньяком настороженным взглядом. - Пожалуйста, - Бейонд с готовностью выпрямился, и шагнул в сторону. – Значит, я прав. Вы скрываете что-то от нас. Фу, как некрасиво. И он демонстративно отошел к агентам ФБР и Моги с Мацудой, словно присоединяясь к команде обиженных. Кто-то из них пятерых вскочил, кто-то повернулся на своих стульях, но все они растерянно смотрели на Мелло, Мэтта, Ниа и Лайта с Рюдзаки. Все-таки нельзя было не восхищаться Бейондом – он виртуозно использовал любые случайные ситуации. И никогда не забывал про пешки. «Значит, ты тоже не в курсе, - мрачно подумал Лайт. – Это странно… Что это, Рюдзаки? Еще одна твоя игра?». Ему очень не нравилось то, что происходит. Это грозило разрушить все его планы. Да что там – это грозило вообще поставить все с ног на голову. О чем они говорили – о какой-то внешней угрозе для L? Это еще что такое? И как Рюдзаки исхитряется играть в какие-то игры у него за спиной, если они практически все время находятся рядом? От ярости руки сами собой сжались в кулаки, но Лайт повернулся и взглянул на Рюдзаки с молчаливым вопросом в глазах, и снисходительной улыбкой лучшего друга, уверенного, что ему сейчас все объяснят. - Господа, прошу вас не волноваться, - невозмутимо проговорил Рюдзаки, скользнув равнодушным взглядом по Лайту, и тут же перевел глаза на агентов и бывших полицейских во главе с Бездеем. И мгновенно отгородился от них невидимой стеной, словно проводя черту между посвященными и непосвященными. – Это не имеет никакого отношения к нашему делу. Уверяю вас, если бы была какая-то новая важная информация, я бы сразу же сообщил вам об этом. Я вообще зашел сюда не за этим… Он вскинул руку ко рту, привычно закусив палец и глядя в пол, словно не чувствуя скрестившихся на нем ожидающих, встревоженных, недоверчивых взглядов. И не замечая снова повисшей паузы. - Рюдзаки! – центральный монитор вспыхнул каллиграфической буквой W на белом фоне. Очевидно, Ватари уже занял свое рабочее место в центре видеонаблюдения, и все подготовил для конференции. – Ты не можешь заставлять себя ждать. - Сейчас. У нас еще семь минут, Ватари. Я не опоздаю, - нетерпеливо отмахнулся Рюдзаки, явно думая о чем-то другом. Он вскинул голову, и обвел всех задумчивым взглядом, по-прежнему покусывая кончик пальца. – Я зашел, чтобы спросить… Зачем люди приносят тем, кого уже не вернуть, вещи, которые они любили? - Чтооо? – пронеслось потрясенно по штабу. Агенты ФБР и бывшие полицейские недоуменно переглядывались друг с другом. Мелло отошел и присел на стол рядом с Мэттом, озабоченно глядя на него. Потом, словно в поисках ответа перевел взгляд на Ниа. Но подросток выглядел не менее озадаченным. Бездей же и вовсе застыл, приоткрыв рот, жадно вглядываясь в непроницаемое лицо детектива. Никто не решался сказать ни слова, ища подвох, пытаясь понять, к чему на самом деле клонит их непредсказуемый лидер, и боясь показать себя глупо неосторожным ответом. - Неужели это так сложно? – Рюдзаки бросил нетерпеливый взгляд на часы на стене. - Что… Что ты хочешь услышать, Рюдзаки? – настороженно отозвался Мелло. - Это загадка, Рюдзаки? – губы Бейонда начали растягиваться в привычную улыбку, а в глазах вспыхнуло обожание. – Ты хочешь с нами поиграть? - Загадка? Пусть будет загадка, - Рюдзаки рассеянно скользнул по нему взглядом, сосредоточенно покусывая ноготь. – Я попробую перефразировать, чтобы вам было понятнее. Зачем люди покупают и приносят что-нибудь тем, для кого все уже кончено? Что это за иррациональные действия? Почему? - Ты имеешь в виду мертвых? – хихикнул Бейонд. – Я думаю, люди тащат им их любимые вещи, потому что им самим они уже не нужны. Им кажется правильнее положить на могилу, чем выкинуть в мусор. Вот Мелло наверняка притащит Мэтту на кладбище какую-нибудь игровую консоль... или даже системный блок – надо же будет очистить квартиру от хлама, кья-ха-ха! Сверкнув глазами, Мелло яростно обернулся к нему. Пшеничные пряди его волос взметнулись волной от стремительного движения. Но Мэтт успел ухватить приятеля за запястье и удержать от очередной словесной стычки с Бейондом. - Неправда! – вскочил Мацуда. – А как же конфеты на детских могилах? И игрушки? - А куда ты денешь игрушки, когда твой ребенок умрет, Мацуда? – тут же повернулся к нему Бейонд. – Выкинешь на помойку? Или отдашь в детский дом, чтобы в них играли другие, живые дети? - Но я… Я не знаю… У меня еще нет… - растерялся молодой полицейский, и потерянно заскреб в затылке. - Тем, для кого все закончилось, не нужно уже ничего, - звонко вступил вдруг Ниа. – Все материальное нужно только живым. Что бы люди ни делали – они подсознательно делают это для тех, кто их окружает. Чтобы произвести впечатление. Или чтобы создать тот образ, в котором хотят, чтобы их воспринимали. Потому что, на самом деле, достаточно просто памяти, которую ни к чему выражать материально. Рюдзаки вскинул голову, быстро обернувшись к своему преемнику. И удовлетворенно кивнул: - Твое мнение полностью совпадает с моим, Ниа. Я тоже так думаю. Он прошел к своему центральному креслу и, склонившись, взял со стола гарнитуру, с прикрепленным к ней проводом передатчиком. - Создание образа? – Мелло хмыкнул и весело обернулся к Мэтту. – Ну… похоже на то. Тогда в этом есть хоть какой-нибудь смысл. Да, Мэтт? Геймер, вскинув голову, ответил ему серьезным задумчивым взглядом, неопределенно дернув плечом в полосатой футболке. Кира заметил, что Мэтт вовсе не так уверен в категоричных утверждениях своих равнодушных эгоистичных приятелей. Он-то как раз, единственный из них, вполне мог понять, зачем нужно было покупать каждый день леденцы умирающему человеку в коме – во всяком случае, так Лайту казалось. А в том, что Рюдзаки интересует ответ именно на этот вопрос, он перестал сомневаться, как только детектив согласился с Ниа. Вот что пробило ледяные барьеры его врага – маленький магазинчик конфет рядом с больницей, и разноцветные леденцы в стаканчике для питья на тумбочке возле кровати того, кто гарантированно должен был умереть. Теперь Лайту был понятен тот странный взгляд, что бросал на него в магазине украдкой Рюдзаки из-под полуопущенных век - он не понимал. Картинка не складывалась в голове гениального экзекутора. Образ заклятого врага, успешно прячущегося за ликом лучшего друга и нанесшего подлый смертельный удар, никак не вязался с ежедневным дежурством у больничного ложа и отчаянной верой в его возвращение. На такое способен был только действительно друг. Сам того не подозревая, Кира подготовил для себя идеальнейший козырь, сравнимый по мощности с джокером. И как бы ни пытался сейчас Рюдзаки побить его логическими построениями в своей голове – он был бессилен. Даже если ни L, ни его друзья, у которых он явно искал объяснения, не способны понять и почувствовать то, что чувствуют люди при тяжелой потере, он не может закрыть глаза на один бесспорнейший факт: для того, чтобы произвести впечатление на команду расследования, Кире вовсе не нужно было делать столько усилий. Достаточно было бы просто справляться о его самочувствии по телефону. И изображать скорбь в штабе. Ему бы и так поверили. Это так очевидно, что даже неважно уже, улыбался ли Кира в момент последнего обмена взглядами или нет. Потому что факты безжалостны: Лайт не мог быть врагом, желающим смерти L. Он, наоборот, был единственным, кто до конца не мог с ней смириться. А улыбка… Улыбка была лишь случайной непроизвольной гримасой подступающей паники. Другого объяснения нет. И это значит, что L ошибся. Ошибся еще в самом начале, увидев вместо друга врага, и отправившись в долгое путешествие по подтасованным кем-то уликам. Косвенным уликам, потому что прямых у них по-прежнему не было. Вот откуда и этот прячущийся под ресницами взгляд, и отсутствие ощущения пропасти между ними, и эти странные откровения, создающие иллюзию близости – L усомнился. Усомнился в себе. Он не смог найти объяснения, укладывающегося в рамки поведения врага. Не смог, потому что его и не было. На тот момент Лайт не лгал. Его чувства были отчаянно искренними. И L решился пойти на еще больший риск. На еще большее сближение. Он был вынужден приоткрыться, чтобы нырнуть еще глубже в душу Ягами Лайта, рискуя столкнуться с прячущимися во тьме глубины чудовищами, и все-таки отыскать подтверждение своим подозрениям. «Кто бы мог подумать, Рюдзаки, что в нашем противостоянии интеллектов и лжи победят… искренность и эмоции, - склонив голову, чтоб удержать рвущуюся наружу злую торжествующую улыбку, Кира из-под челки следил, как детектив цепляет на ремень джинс датчик, задрав край белой футболки и обнажив худой бледный бок. - Тебе нечем отбить этот козырь, не так ли? Каким бы ни был результат эксперимента, но сомнения уже поселились в твоем каменном сердце. Они поселились там – в этом маленьком магазине конфет. И ты уже ничего не сможешь с этим поделать, пока не добьешься признания. Только оно тебя успокоит. Но сегодня ты его не получишь. Как и завтра. Я хочу, чтобы эти сомнения точили тебя до конца. На что ты готов пойти, чтобы добиться правды?» - Ты можешь подключить меня к каналу связи, Ватари, - громко сказал Рюдзаки, обращаясь к монитору с литерой W. И одернул приподнятую футболку, скрывая датчик на поясе. – Я готов. Лайт почувствовал на себе чужой взгляд и, вскинув голову, предсказуемо встретился глазами с Бейондом, внимательно следившим за ним. - Простите меня, но вы все, видимо, еще никогда не теряли близких людей! – внезапно подала голос Лиднер, обычно предпочитающая воздерживаться от участия в общих отстраненных беседах. Но сейчас лицо девушки исказила странная горькая гримаса, а в голосе слышалась неподдельная боль. – О каком создании образа вы говорите? О каком желании произвести впечатление?! На кого и для кого, если мир рушится с уходом близкого человека, если все, что вы чувствуете – это нескончаемая боль и отчаяние? И пустота… И приходить к нему на могилу и что-нибудь ему приносить – это единственная возможность хоть ненадолго, хоть на мгновение, создать для себя иллюзию, что он все еще жив! Что он рядом, что он может слышать и видеть, что с ним еще можно поговорить и хоть что-нибудь сделать для него… Порадовать… Вам кажется это бессмысленным? Пусть будет так. Но каждый борется с горем по-своему. Для многих это - единственная возможность пережить эту боль и не сойти с ума от пустоты, тоски и отчаяния! От этой несправедливости! Она осеклась, явно сдерживая себя, стараясь взять себя в руки. Джованни положил ладонь ей на плечо и склонился к единственной девушке в их команде. Повисла неловкая пауза. Рюдзаки, уже водрузив на голову наушники с микрофоном, застыл, пристально глядя на нее, задумчиво водя подушечкой большого пальца по верхним зубам. Энтони и бывшие полицейские сочувствующе смотрели на Лиднер. «Получил? – мысленно хмыкнул Кира, искоса неотрывно следя за своим ненавистным другом. – Это тебе в довесок. Вот что чувствуют люди, Рюдзаки. Живые люди, в отличие от тебя и твоих приятелей». - Лиднер недавно потеряла близкого родственника, - отрешенно сообщил Ниа в пространство. – Хигути убил его, когда был Кирой и устранял конкурентов своей корпорации. - Мне жаль, - невозмутимо откликнулся Рюдзаки. Его бледное лицо было привычно бесстрастным. – Я должен был подумать об этом, и не заводить этого разговора. Прошу меня извинить. - Все в поря… - вскинула голову Лиднер, явно чувствуя неловкость за проявленную эмоциональность. Но Рюдзаки вдруг поднял ладонь, призывая к тишине в штабе. И, скользнув второй рукой к передатчику на поясе, спокойно проговорил в микрофон: - Добрый день, господа. Мы можем начать, если вы готовы. Его взгляд больше не видел никого из команды – он был сосредоточен на том, что происходило в наушниках. Развернувшись на пятках, детектив двинулся в сторону кухни, явно намереваясь пройти через нее, чтобы подняться к себе. Или присоединиться к Ватари. Но, проходя мимо Лайта, он мимоходом перехватил у него бумажный пакет со сладостями из магазина, который Лайт держал за верх в руке с тех пор, как они вместе поднялись в штаб. И стрельнул на Киру взглядом пронзительных черных глаз из-под длинной смоляной челки. Скрывая от всех довольную полуулыбку, Лайт легко разжал руку и отвернулся, направляясь к кофейному столику. После прогулки под холодным дождем горячий кофе был как нельзя кстати. *** Ужин был тягостен и уныл. Лайт лениво ковырял палочками в салате, рассеянно размышляя, что, хотя никто за весь вечер не обмолвился ни словом о завтрашнем дне – ни о том, что они, наконец-то, получат результаты эксперимента, ни о том, как эти результаты будут интерпретированы – но его давление буквально пронизывало все пространство штаба. Мацуда и Моги явно чувствовали себя крайне беспокойно и неуютно, с самого возвращения Лайта избегая встречаться с ним взглядом, и обращаясь к нему излишне веселыми, ненатуральными голосами. Агенты ФБР вели себя более спокойно: они просто поглядывали украдкой на Лайта – ожидающе, настороженно. Наверное, если бы в штабе были отец с Аидзавой, все было бы несколько по-другому, но они должны были приехать лишь утром. Рюдзаки так и не спустился на ужин, покинув их всех еще в середине дня. Ватари объяснил это коротко: «У Рюдзаки дела», и никто – ни Лайт, ни американские друзья Рюдзаки – не решился расспрашивать. Даже Бейонд промолчал, в одиночестве сидя на своем диванчике, почти не двигаясь до самого ужина. Все отчетливо понимали, что, как бы они не делали вид, что это обычный бесплодный день, но день был совсем необычным. Завтра они должны были получить ответ на главный вопрос. И все это знали. И еще, возможно, завтра они могли потерять L. Это тоже осознавали все, включая даже Мацуду. И потому они ждали его, ждали отчаянно, стараясь не показать своего ожидания, но все-таки, нет-нет да поглядывая украдкой на дверь. И почти не разговаривали друг с другом. Как-то не клеились разговоры. Им всем нужен был странный лохматый гений, чтобы снять это нарастающее напряжение своим невозмутимым бархатным голосом, своим бледным непроницаемым лицом и исходящей от него колоссальной уверенностью в победе. Победе любой ценой. Но его все еще не было. А озабоченное, даже как будто осунувшееся лицо Ватари, на котором, кажется, еще сильнее проступили морщины, совсем не прибавляло им уверенности в завтрашнем дне. Старик тоже переживал. Переживал, наверное, еще сильнее, чем они все. Но ничего не мог сделать, кроме как заглушать нарастающую тревогу привычными хлопотами по хозяйству. Что он и делал – легко, незаметно и ненавязчиво, отправленный вниз Рюдзаки, больше не нуждающимся в его помощи на время затянувшейся конференции. - Не хочешь ничего рассказать нам, Ягами? – холодный голос Мелло вырвал Лайта из размышлений. - А? – Лайт вскинул голову и встретился взглядом с чуть прищуренными бирюзовыми глазами немца. – Нет, не хочу. А должен? - Нет, конечно, - тут же вмешался Бейонд, сидевший по правую руку от Лайта. – Никто ничего тебе не должен, Мелло. - Может быть, - Мелло даже бровью не повел в его сторону, словно не слыша. Неотрывно и пристально глядя Лайту в глаза, он продолжал разговор только с ним. – Тебе виднее. Значит, не хочешь с нами ничем поделиться? Лайт опустил взгляд и помешал палочками салат в миске. Вновь вскинув голову, обвел рассеянным взглядом всех, собравшихся на ужин. Желали они того, или нет, но вся команда расследования теперь уже явно разбилась на две разные отдельные группы. И в том, как они сегодня расселись за столом, самостоятельно выбирая места, подчиняясь только внутреннему психологическому комфорту, это было особенно видно. Бывшие полицейские и агенты ФБР подсознательно сгруппировались на левой части большого стола. А Мелло, Мэтт, Ниа, Бейонд и Лайт расположились на правой его стороне. И между их двумя группками разделяющей линией оставались свободные места для Аидзавы и Соичиро Ягами, словно бы подчеркивая своей пустотой границу. Раньше Ниа всегда садился подальше от Мелло, вместе с приехавшими с ним агентами. Да и Бездей все время перемещался, зачастую, когда Рюдзаки не садился за стол, предпочитая сидеть рядом с Мацудой или Аидзавой, к которому будто бы испытывал некоторую симпатию и дружеское расположение. Во всяком случае, маньяк изо всех сил их изображал, по причинам, известным только его больной голове. Но сегодня… Сегодня все куклы Рюдзаки будто бы наконец-то разобрались, смирились со своими ролями и заняли места, давно приготовленные для них гениальным манипулятором. Травоядные - слева, хищники - справа. Как и должно быть. Те, кто не мог подняться на высоту, достойную внимания L, должны были стоять в стороне, довольствуясь просто возможностью молча смотреть снизу, задрав головы. И ждать завораживающего зрелища, когда кто-то из хищников не выдержит пляски над пропастью и рухнет со своей высоты, разбиваясь в кровавую кашу о камни у них под ногами. Может быть, их и задевали эти тихие разговоры вполголоса на другом конце стола, неслышимые для них, но, скорее всего, они с этим давно смирились. Но это было еще не все. Их группа хищников тоже не была однородной. Лайт задумчиво перевел взгляд на Ниа, Мелло и Мэтта. Не опуская глаз, все они пристально смотрели ему в лицо. Боевые псы L. Дикие псы. Матерые, сильные, безжалостные и, несмотря на свою юность, уже закаленные во многих боях. С бесконечным холодом в равнодушных глазах. Умеющие так же, как и их предводитель, загонять свою жертву, терпеливо идти по следу, выслеживать, не зная усталости. Готовые так же, как он, идти до конца. Лайту вдруг отрешенно подумалось – интересно, осознают ли Мелло и Ниа, насколько они похожи, несмотря на такие контрастные отличия внешности? Особенно сейчас, когда изучают лицо Ягами Лайта холодными пристальными взглядами, так напоминающими взгляд L? А напротив сидели он и Бейонд Бездей. Кира и B. Хищники-монстры. Убийцы. И, как ни силился Лайт отделаться от отвратительного ощущения, что это их случайное расположение за столом отражает всю суть, у него не получалось. Это и было причиной полнейшего отсутствия аппетита. Он мог сколько угодно твердить у себя в голове: «Кира – не B! Я не то же самое, что Бейонд Бездей! Я не чудовище! Кира –не свихнувшийся от безнаказанности маньяк. Не банальный убийца! Я пытался изменить этот мир, сделать его лучше, чище, и у меня получалось!», но почему-то это не помогало. Червяк сомнения неуклонно ворочался внутри, лишая желания есть, желания думать, чтобы не приходить к неутешительным выводам. Ягами Лайт уже не был на сто процентов уверен, что между Кирой и Справедливостью можно поставить знак равенства. Вот в чем была проблема. За эти дни он слишком многое увидел, слишком многое переосмыслил. Словно шоры упали с глаз, открывая перед ним гораздо более объемный и сложный мир, чем выглядел он когда-то в мыслях самоуверенного подростка. И, хотя он по-прежнему не считал, что был в чем-то не прав, когда впервые вписал имя в Тетрадь, но мысли о том, что он где-то свернул не туда, не давали покоя. Лайт сам сел напротив Мелло и Мэтта, чтобы иметь возможность следить за немцем и, если получится, попытаться вытянуть что-нибудь об их странном разговоре с Рюдзаки об очередной угрозе для L. И лишь когда Ниа невозмутимо сел рядом с Мелло, а Бездей плюхнулся на стул рядом с ним, скаля зубы в привычной широкой улыбке, Лайта вдруг озарило, что их размещение за столом более чем наглядно показывает сложившуюся расстановку сил. Они – хотели того или нет – чувствовали друг друга на уровне подсознания. Похожее тянулось к похожему. И его напарником в этой игре стал Бейонд Бездей. Но сейчас, когда рядом не было укротителя, одинаково легко укрощающего и диких псов, и безжалостных монстров, Мелло давал ему шанс. Давал шанс хотя бы не ощущать себя союзником с Бездеем. - Мне нечего скрывать, Мелло, - вздохнув, Лайт отложил палочки и открыто выдержал взгляд немца. – Но я действительно не знаю, что должен был бы вам рассказать. Поэтому будет проще, если ты просто спросишь меня – что именно тебе интересно. А я расскажу. - Тебе не понравился салат, Лайт? – Бейонд подался к нему, вторгаясь в неприятную близость и навязчиво заглядывая в лицо. И тут же подхватил со стола новое блюдо. – Вот, кушай рыбу. Тебе надо побольше есть – ты выглядишь слишком уставшим и нездоровым в последнее время. Твой отец должен бы был волноваться. И он буквально ткнул Лайту в лицо тарелку с жареной скумбрией. - Спасибо… не нужно, Бейонд, - Лайт поморщился, неуверенно отстраняя от себя чужую руку с тарелкой, украдкой замечая, как быстро переглядывается между собой, словно безмолвно совещаясь, троица напротив. – Мне… мне просто не хочется есть. Нет аппетита. - Тогда выпей суп! – Бездей отставил рыбу, но тут же схватился за пиалу с супом, стоявшую возле Лайта. – Ты к нему даже не притронулся… Хотя бы попробуй – насколько Ватари справляется с вашей японской кухней. - Хватит, Бездей! Он не ребенок! – рявкнул Мелло, осаживая его. И вновь перевел ледяной бирюзовый взгляд на Лайта. – Меня интересует, где вы были сегодня, Ягами. Что делали. О чем говорили. Меня интересует все. - Ты вовсе не должен отвечать ему, Лайт, - мурлыкнул Бейонд, и с издевкой ухмыльнулся, переводя взгляд на немца. – Мелло слишком много о себе возомнил. Просто не обращай на него внимания, ешь. Ты ведь еще растешь, и тебе нужно питаться правильно. А то станешь таким же невыдержанным и злым, как Мелло. Он явно использовал любую возможность, чтобы спровоцировать немца. А еще, кажется, он не собирался оставлять ни единого шанса для нового альянса попытаться наладить с Лайтом сотрудничество, получая ответы на свои вопросы. Слишком откровенно он срывал начинающий зарождаться разговор, сбивая Мелло и давая Лайту возможность уйти от ответа. Мелло дернулся, сверкнув глазами на Бездея, но Мэтт тут же успокаивающе положил ладонь ему на руку, и тепло улыбнулся Лайту: - Пойми нас правильно, Лайт. Рюдзаки не любит выходить на улицу без особых причин. Естественно, что мы волнуемся. А ты был единственный, кто был с ним рядом все это время, и кто мог бы пролить свет на такое странное его поведение. - Я уже сказал, что мне нечего скрывать. Но и рассказывать особенно нечего, - чуть улыбнувшись ему в ответ, Лайт обескураживающе пожал плечами. И взял из рук Бейонда пиалу с супом, которую тот настойчиво продолжал совать ему в лицо. – Я не вижу ничего странного в его поведении. Рюдзаки давно уже должен был показаться врачам. Думаю, все мы прекрасно понимаем, что он вообще не должен был покидать больницу… так быстро. Спасибо, Бейонд. - Всегда пожалуйста, - растянул губы в довольной улыбке Бездей. – Друзья Рюдзаки – мои друзья, а друзья должны заботиться друг о друге. «Друзья должны заботиться друг о друге? – пронеслось в голове Лайта. – Где-то я уже слышал эту фразу совсем недавно…». Но он не успел додумать. - Меня интересует один вопрос, Ягами Лайт, - задумчиво наматывая на палец прядь волос на виске, вступил в разговор Ниа. Он вообще не притрагивался еще к еде, но вот это, похоже, точно никого здесь не волновало. – Как ты понял, куда он пошел? Ведь он никому не говорил о своих планах. Так как же ты догадался, где его искать? - Никак, - глядя в темные глаза подростка, Лайт насмешливо хмыкнул. – Просто спросил у Ватари. И отпил суп, из-под полуопущенных век наблюдая, как озадаченно переглядывается троица напротив, и слушая краем уха тихий хриплый смех B. Он знал, что их волнует, и что они хотели бы знать. И собирался балансировать на краю правды как можно дольше, по возможности, ничего не скрывая. Ну… почти ничего. - Дальше, - нетерпеливо буркнул Мелло. - Дальше… Я доехал до больницы и встретил Рюдзаки на ее ступенях, - Лайт снова отпил суп и отставил наполовину пустую пиалу. И подался вперед, всем своим видом изображая, что пытается вспомнить мельчайшие подробности. – Там как раз проходило шествие в поддержку Киры. Мы пропустили его, а потом зашли в магазин конфет – там есть магазин сладостей прямо рядом с больницей. Потом мы попытались доехать в штаб на автобусе, но Рюдзаки не захотел, и мы вышли на следующей остановке. Начался дождь, и мы спрятались под балкон, чтобы его переждать и дойти пешком. Но дождь так и не кончился, а за нами приехал Ватари. Вот, собственно, и все. - Не захотел! Кья-ха-ха-ха! – Бездей вдруг громко захохотал в голос, хлопая себя по коленям. – Ха-ха-ха! И, какие бы он не вызвал чувства у троицы, сидящей напротив, но его веселье коснулось и их. Мелло хмыкнул, быстро переглядываясь с усмехнувшимся во весь рот Мэттом, и даже Ниа дернул кончиками губ, изображая что-то похожее на рассеянную улыбку. Бывшие полицейские и агенты ФБР тревожно заоглядывались на них, вытягивая шеи, привлеченные громкими звуками смеха Бейонда. - Господа, прошу вас, не обращайте на нас внимание. – Бездей выглянул из-за Лайта, и помахал им рукой. – Лайт просто решил немного снять нервное напряжение и развеселить нас забавной историей. И у него получилось. И он очень натурально изобразил, что утирает выступившие от смеха слезы. Но Лайт, сидевший вплотную, успел поймать брошенный на него взгляд ненавидящих глаз цвета свернувшейся крови. Бездей был в ярости, но виртуозно маскировал ее смехом. Рассказ о такой невинной, обыденной прогулке Рюдзаки и Лайта явно привел его в бешенство, в отличие от остальных странных друзей детектива. «Почему, Бейонд? Потому что с тобой он бы никогда не смог просто гулять под дождем, отдыхая от вымотавшего его расследования? – мысленно спросил Лайт, искоса следя за маньяком из-под прячущих взгляд полуопущенных ресниц. Но тут же мысли его перескочили совсем на другое. – Что за «своя игра» может быть у него с тобой? Чем ты можешь привлечь его, Бездей? Ты ведь уже проиграл. L не из тех, кто даст шанс отыграться. Проигравший противник должен остаться в прошлом, вместе с закрытым делом. Так чем же ты снова сумел заинтересовать его? Чем?!» - И о чем был у вас разговор? – прервал его размышления Мелло. Они больше не улыбались. И вновь скрестили на Лайте сосредоточенные ледяные глаза, продолжая допрос. - Хм… – вздернув подбородок, Лайт ответил задумчивым взвешивающим взглядом, переводя его с Мелло на Ниа, и обратно. - Я мог бы ответить, что это не твое дело, Мелло. Но мы же вроде все тут в одной команде… Так что я с удовольствием бы рассказал тебе что-нибудь интересное. Но мне действительно нечем сейчас поделиться. - Зря ты ему уступаешь, - с наигранным сокрушением покачав головой, Бейонд заботливо пододвинул снова к Лайту тарелку с рыбой. Свои жуткие глаза он прятал под упавшей на лицо длинной челкой и казался снова совсем безобидным и просто дурачащимся. – Я только было подумал, что ты достаточно вырос, чтобы давать отпор бесцеремонности Мелло. Но нет. Тебе все-таки надо побольше кушать, Лайт, тогда ты быстрей повзрослеешь. - Хватит, Бездей, - мрачно проговорил Мэтт, тщательно пережевывая только что отправленный в рот огромный ролл. – Не нарывайся. - Вы же не могли молчать все это время? – требовательно процедил немец, стараясь даже не смотреть в сторону Бездея, словно его здесь и не было. – Так о чем же вы говорили, Ягами? - Ни о чем, - Лайт пожал плечами. – О дожде, о снеге… О девушках. Мне кажется, Рюдзаки просто хотел отвлечься и отдохнуть от всего… и от всех. Он взял пиалу и, допивая маленькими глотками суп, с интересом следил, как обмениваются взглядами, словно безмолвно переговариваясь, Мелло с Мэттом, а потом с Ниа. И с Ниа немец смотрел друг другу в глаза гораздо дольше, чем с геймером. От Киры не укрылось, как чуть заметно дернул Мелло бровями под челкой, поджимая тонкие губы, и как немного прикрыл веки подросток, словно бы соглашаясь. Они что-то поняли. Сделали какие-то выводы для себя. Но что, что они могли бы понять?! Кира не понимал. И от этого ему стало не по себе. - Знаете, что меня волнует больше всего? – отставляя опустевшую пиалу, он с прямым вызовом обвел взглядом сидящую напротив троицу. – Почему никто из вас так и не задал вопрос - а что Рюдзаки сказали врачи? Вас действительно интересует только расследование, и вообще плевать на него самого? Меня бы, на твоем месте, Мелло, интересовало бы в первую очередь, какими были результаты осмотра, а не то, о чем кто-то там говорил после с Рюдзаки! Мелло оторвался от разговора с Ниа глазами и, повернувшись, ошарашенно уставился на Лайта, как будто он сморозил какую-то несусветную чушь. Замер и Ниа, остановив на Кире непроницаемый взгляд, и медленно потянувшись тонкой рукой к виску, к завивающейся прядке волос. Мэтт, только-только склонившийся над тарелкой, вскинул голову, почувствовав изменение в общем настроении и, тревожно взглянув на Мелло, перевел недоумевающий взгляд на Лайта. - Что? – чувствуя, как внутри зарождается злость, раздраженно спросил Лайт. – Что вы так на меня смотрите? Вам не приходило в голову, что кома – это слишком серьезно, чтобы забыть о ней через пару недель? - Вот я же говорил тебе, ешь, - ехидно подал голос рядом Бейонд. И, повернувшись к новому альянсу, понимающе хихикнул. Как будто, несмотря на их нетерпимость к нему, сейчас они все вчетвером были вместе, а Лайт… Лайт был чужаком из другого мира, лишь маскирующимся под такого же, как они. - Иначе твой острый ум, который так восхищает Рюдзаки, усохнет из-за недостатка калорий. О каком осмотре врачами ты говоришь? - Что значит – о каком осмотре? – все еще стараясь сдержать раздражение, процедил Лайт, высокомерно глядя на маньяка. – Как ты думаешь, зачем Рюдзаки ходил в больницу? - Мы не знаем. Мы хотели это выяснить у тебя, - откровенно веселясь, мурлыкнул Бейонд. – Нуу… Мелло хотел, а мы готовы были послушать. - Я же сказал – ему давно уже надо было показаться врачу! – рявкнул Кира, сжимая под столом кулаки. - Лайт… - негромко позвал его Ниа, разом охлаждая ярость и заставляя насторожиться. - Неужели ты сам не заметил несоответствия времени? Плановый контроль пациента, который провел восемь дней в коме, да еще и с таким нейропсихическим осложнением, как диссоциативная амнезия, занял бы минимум половину дня. Одна томография потребовала бы не меньше часа даже без расшифровки. - А… - Лайт уставился на него широко распахнутыми глазами, внезапно осознавая, насколько подросток прав. Прав, черт возьми. И они – все четверо – мгновенно просчитали эту нехватку времени. А его, Киру, Рюдзаки обвел вокруг пальца, словно ребенка, вскользь упомянув, что «все хорошо», и тут же переключив внимание на другое. На себя. И Лайт поверил ему, как дурак поверил, совсем не ожидая лжи там, где ее не должно было быть. Не распознав обмана, не уловив явного несоответствия времени, не придав никакого значения этой очевидно странной теперь встрече на ступенях больницы. Если бы от этой его невнимательности зависела жизнь, Кира уже сделал бы шаг в последнем пути на эшафот. Мороз пробежал по спине от внезапного ужаса, от понимания, насколько теперь легко L манипулирует им. И насколько проснувшиеся эмоции рассеивают безупречное прежде внимание и могут в любой момент привести к фатальной ошибке. - Но… Но зачем-то же он туда ходил? – собственный голос показался Лайту отчаянно жалким. – Причем один… - Вот именно, - холодно глядя на него, процедил Мелло. – И именно это я и надеялся выяснить у тебя. Но вижу, что бесполезно. Так что прежде, чем обвинять кого-нибудь в эгоизме, Ягами, обрати внимание на себя, Doofkopf. - Alter, - Мэтт выпрямился, отодвигая от себя опустевшие тарелки. Он один из них, похоже, совсем не потерял сегодня аппетита. И добродушно взглянул на Киру. - Лайт, Мелло только что сказал самое невинное, что я от него когда-либо слышал. Так что не обращай внимания. - Geh zum Teufel, Мэтт! – рявкнул Мелло, мгновенно ощетиниваясь. И, резко отодвинувшись от стола, вдруг вскочил. – Ты закончил ужин? Пошли к себе. Ватари! Спасибо. Старик, разливавший чай на другом конце стола, вскинул голову и, поймав его взгляд, невозмутимо кивнул. Лайт давно уже пришел для себя к пониманию, что старик явно привычен и к резким сменам настроения странных друзей Рюдзаки, и к внезапным порывам, и к их сложным взаимоотношениям. Видимо, жизнь рядом с лохматым гением научила его не удивляться уже ничему. - Уже уходите, Мелло? А как же десерт? – снова напомнил о себе Бездей, подтягивая ногу на стул и прижимая колено к груди, словно забывшийся зритель, поглощенный захватывающим действием. - Scheisse, Бездей! – тут же переключился на него в своей агрессии Мелло. – Ты тоже уходишь! Давай, поднимай свою задницу, я провожу тебя в твою комнату. Думаю, нам всем будет спокойнее, если мы будем знать, что ты мирно спишь в своей теплой кроватке. - Единственный, у кого могла бы быть теплой кроватка сегодня, как ни прискорбно, абсолютно в ней не нуждается, - обхватив руками колено, Бездей повернул голову к Кире, и игриво склонил ее на бок. – Я прав, Лайт? - Ч-что? – замирая от подобной наглости, Лайт неверяще повернулся к нему. - Я имею в виду, что тебя ведь никто не держит здесь, Лайт, - растянул губы в невинной улыбке Бейонд. Но глаза его оставались холодными, злыми. – Ты мог бы спокойно уйти, так же как Аидзава и твой отец. И провести этот день… и вечер со своей девушкой… Мисой, да? - Ты! – Лайт резко рванулся вперед, хватая Бейонда за широкий ворот белой футболки. – Не смей упоминать мою девушку! - Тише, тише… - Бездей безвольно подался к нему, повисая на растянувшейся одежде, но не делая никаких попыток сопротивляться. Совсем как Рюдзаки. И тут же вскинул в примиряющем жесте обе ладони. – Почему все влюбленные такие злые? Ты не знаешь, Мелло? Взгляд глаз цвета спелой вишни скользнул вверх, к потолку, и Лайт мгновенно понял, чего именно добивается Бездей. И для кого он разыгрывает очередное свое представление. Надо отдать ему должное – он был очень последователен в плетении своих интриг. Камеры. Вполне возможно, что их бесчувственный кукловод наблюдает за ними в камеры. - Заткнись, Бездей! – начал было Мелло. – Ягами, не стоит… Но Лайт уже выпустил футболку Бейонда, брезгливо тряхнув рукой. На них и так оглядывались тревожно с другой стороны стола. К тому же, обнажившаяся в растянувшемся вороте изуродованная ожогами кожа вызвала у него приступ отвращения. Захотелось немедленно помыть руки с мылом. - Все в порядке, Мелло, - Кира хмыкнул, пряча взгляд под упавшей на глаза челкой. И, отодвинув стул, тоже встал. - Пожалуй, я тоже пойду к себе. Поднимемся вместе? - К сожалению, не могу составить вам компанию, - Бейонд непринужденно откинулся на спинку кресла с таким видом, как будто его действительно звали друзья. И, любовно разглаживая на груди двумя руками футболку, с непередаваемым чувством превосходства добавил, как бы невзначай. – Я уже обещал Ватари, что сегодня я помогаю ему прибраться и приготовить все для завтрака. И если нужно, готов работать до поздней ночи. Мне только в радость. Мэтт поднялся, и озабоченно заглянул Мелло в лицо. Да и Лайт почувствовал странный неприятный холодок, представив, что Ватари останется один на один с этим непредсказуемым клоуном на весь вечер. Маньяком, который совсем не был клоуном, между прочим. Мелло тоже явно заколебался, нервно переглядываясь с Мэттом. Но напряженную гнетущую обстановку неожиданно и очень легко разрешил тот, от кого этого никто не ожидал. Ниа. - Значит, сегодня дежурные мы, Бейонд? – звонко проговорил он и, вскинув голову, чуть-чуть улыбнулся Бездею кончиками губ. Подросток невозмутимо крутил прядь волос на виске, а его большие темные глаза были полны детской безмятежности. – Это неожиданная, но хорошая новость. Мне будет приятно поработать вместе с тобой. Я тоже договорился с Ватари, что сегодня буду ему помогать. - Что? – Бейонд задохнулся от возмущения и неожиданности. Взгляд глаз цвета спелой вишни заметался по сторонам, и остановился на старике, собирающем посуду на другом конце стола. – Ватари! Ниа что, тоже обещал тебе помогать сегодня? - Да, Бейонд, - Ватари невозмутимо выпрямился, держа в руках стопку тарелок. – И я очень рад, что вы вызвались мне помогать. Втроем мы справимся гораздо быстрее. - Но…но… - взгляд Бейонда опять заметался, он явно рассчитывал, что старик поможет ему уличить Ниа во лжи. - Ниа? – тряхнув пшеничными неровными прядями волос, Мелло склонился к подростку. И в голосе его прозвучала несвойственная ранее озабоченность. – Ты уверен? - Да, Мелло, - спокойно ответил Ниа, поднимая на него взгляд абсолютно невозмутимых глаз. – Я всегда уверен в том, что я делаю, ты же знаешь. Даже если это и была попытка еще больше сблизиться, она была неудачной. Лайт видел, как отшатнулся Мелло, как вспыхнули бирюзовыми льдинками его яростные глаза. Какими бы ни были условия нового альянса, но он явно давался немцу нелегко. И это было хорошо, очень хорошо – для Киры. А для Лайта… Лайт уже и не знал, хорошо это, или плохо. Поймав взглядом небрежный кивок Мелло, он поспешил за ним и Мэттом к выходу из штаба, не забыв мимоходом поблагодарить Ватари за ужин и пожелать покойной ночи всем остающимся членам команды расследования. Что бы ни происходило, но Ягами Лайт должен был оставаться Ягами Лайтом – внимательным, вежливым, правильным. Чтобы они все усомнились, когда придет время увидеть в нем Киру. - Ну а ты ничем не хочешь поделиться со мной, Мелло? – словно мимоходом поинтересовался Лайт, пока они втроем ждали лифта. - Чем, например? – тут же насторожено обернулся к нему немец. - Ваш разговор с Рюдзаки, - Лайт первым шагнул в раскрывшиеся двери лифта. И обернулся, требовательно глядя на входящих за ним друзей. – О том, что его внешность и его перемещения пока неизвестны, как он и предполагал. О чем это было? Ему что-то грозит? - Не твое дело, Ягами, - неожиданно резко и грубо откликнулся Мелло, входя следом за ним в лифт. – Мой тебе совет – приглуши свои уши. И тут же был прижат рукой Лайта к стенке лифта. Прижимая немца локтем, Кира склонился, прожигая его взглядом, и совершенно не обращая внимания на подскочившего сзади Мэтта: - Скажи мне, Мелло. Скажи мне. Ему что-то грозит? Еще что-то, помимо Киры? - Убери руки, Лайт! – Мэтт с неожиданной силой рванул его за плечо, откидывая к другой стенке лифта. Удар спиной был почти безболезненным – гораздо сильнее Лайта поразила вспыхнувшая в добродушных зеленых глазах решимость и жесткость. За Мелло Мэтт готов был убить – Кира понял это мгновенно. - Я имею право знать, Мэтт! – прижимаясь спиной к стене, почти крикнул он геймеру, вставшему в угрожающую боевую стойку. – Я не хочу опять его хоронить, неужели вы не способны понять! У меня никогда не было такого друга, как он… У меня вообще никогда не было друга! И это снова сработало. Определенно, Кира нащупал самое совершенное оружие в войне и с самим Рюдзаки, и с его странными друзьями. И сейчас он лишь подтвердил свою версию – они все терялись в ответ на откровенность. Программы сбоили. Игра в чувства не была их коньком. Красивые фразы, выплюнутые с необходимой долей отчаянья, работали с ними так же безотказно, как уверения в бесконечной любви в случае с Мисой. И этому знанию он был обязан никому иному, как L. Это он все время любил бить в лобовую, стараясь следить за реакцией и делать выводы. Кира лишь перенял и развил эти навыки, в соответствии со своим артистизмом, гораздо более объемным и развитым, чем у L. Мэтт опустил руки. И отступил. И Мелло мрачно насупился, исподлобья глядя на Лайта. Они ему верили. - Пожалуйста, Мелло, - довершая партию, смиренно попросил Лайт, переводя взгляд на него. – В конце концов, кто, как не я, мог бы отговорить его от необдуманных экспериментов с прогулками в Токио? Кто вообще мог бы хотя бы попытаться его от чего-нибудь отговорить? Я не прошу раскрывать мне секретную информацию, если она секретна, я прошу лишь рассказать об угрозе, если она существует, которую я мог бы предотвратить. Лифт остановился, и двери раскрылись. Но Лайт не тронулся с места, внимательно следя за немцем, оценивающе разглядывающим его самого. Повисла пауза. - Вот что, Ягами, - тряхнув головой, наконец процедил Мелло. – Я бы с удовольствием сыграл с тобой партию в покер. Может быть, ты действительно хороший парень, во что бы мне очень хотелось поверить. Но, может быть, ты гребаный Кира… И я не могу тебе доверять. Может, и хотел бы, но не могу. Поэтому спроси самого Рюдзаки, ок? Может быть, он ответит тебе… Если же нет – я буду готов продолжить с тобой разговор после того, как получим результаты эксперимента. Твой этаж, Ягами. Спокойной ночи. *** Почти час прошел в бесплодном ожидании. И все это время Лайт сидел в кресле, так и не включив в комнате свет. Подперев рукой голову, он смотрел в окно, на мрачное темное небо, затянутое тучами. Такое же мрачное и беспросветное, как и неуклонно приближающийся завтрашний день. Как поведет себя его враг, когда получит результаты эксперимента? Необходимо было тщательным образом продумать аргументы защиты. В том, что Миса будет арестована, Лайт практически не сомневался. Убийства начались сразу же, как с нее сняли все обвинения на основании правила тринадцати дней и выпустили из штаба. Он сам бы на месте Рюдзаки не колебался. Но судьба Мисы сейчас ни капли не волновала лучшего студента Японии. Рэм уже нет, а значит, ни Рюдзаки, ни ему самому больше не грозит вмешательство Шинигами. Рассказать же что-либо, что может повредить Кире, Миса не сможет – потеря Тетради в очередной раз благополучно очистила ее память, уничтожив опасного свидетеля. Со стороны команды расследования Лайт тоже пока не чувствовал сколько-нибудь существенной угрозы – пока рядом L, он не позволит ни Мелло, ни кому-либо еще поднять руку на сына Соичиро Ягами на основании лишь косвенных улик. Потому что фактов – железных фактов – у них по-прежнему нет, и не будет. Забавно, но его смертельный враг был гарантом безопасности Киры. Только благодаря ему Лайт мог быть уверен, что не получит от немца сразу же пулю в лоб, как только станет понятно, что правило ложное. Нет, с этой игрой все в порядке. Они еще поиграют, и L еще поломает свою лохматую голову в поисках Киры. Тоскливое настроение Лайта было связано вовсе не со страхом приближающегося разоблачения. Просто… Просто их странная близость закончится. Не будет больше ни редких улыбок кончиками губ, ни теплоты, ни манящей объемной мглы в огромных зрачках его мимолетного друга. Друга… Да, пожалуй, Лайт мог бы со всей уверенностью теперь сказать, что, в этот краткий период после выхода из больницы, Рюдзаки действительно был ему другом. Первым и, наверное, уже последним. Даже больше, чем другом. Гораздо больше. Он был ему… близок. Глядя в мрачное темное небо без единого даже намека на звезды, Лайт будто со стороны отрешенно перебирал в памяти все события, взгляды, намеки, прикосновения, разговоры. Как же близко подпустил его к себе L. Сколько барьеров, заслонов, холодных непроницаемых стен смог преодолеть Лайт за это время, воспользовавшись случайным шансом, подаренным диссоциативной амнезией и комой. Как много он сумел узнать нового о своем враге. Как много начал видеть благодаря проснувшимся чувствам… Пытаясь пробиться к чужому застывшему сердцу, он смог ожить сам, ощутить, почувствовать объемность и сложную красочность мира, казавшегося раньше слишком понятным и предсказуемым, а потому беспросветно скучным. Эти их странные отношения, в которых невозможно было понять, где правда, где ложь, больше всего, тем не менее, подходили под понятие дружбы. Той странной дружбы, которую каждый из них умел дать – насколько был на это способен. Пусть в ней присутствовал исследовательский интерес, безжалостные эксперименты, бесконечные ловушки, атаки и контратаки… пусть. Все равно они были связаны витавшей в воздухе взаимной симпатией. Неуловимо близки. Их тянуло друг к другу. Они оба искали встреч, жертвуя отдыхом, когда остальные обитатели штаба мирно спали в своих апартаментах. Оба стремились остаться наедине, в своем привычном изолированном пространстве, созданном сложными хитросплетениями их смертельно опасной игры. Им было комфортно вдвоем. Тепло друг от друга, несмотря ни на что. Как будто цепь, когда-то сковывающая их, никуда не исчезла - просто стала невидимой, но по-прежнему заставляла держаться на расстоянии шага. И Лайт не хотел терять именно это. Не хотел навсегда потерять Рюдзаки, оставшись в игре с отрешенным бесстрастным L. Особенно сейчас, когда он смог подобраться так близко, смог заставить своего друга-врага наконец-то засомневаться. Если бы у них еще было время… Но времени больше не было. Остался лишь этот вечер и ночь. И от понимания неотвратимости этого в груди начинала ворочаться уже знакомая тоскливая боль. Завтра. Завтра глаза Рюдзаки погаснут, снова наполнившись подозрением. Весь его гениальный мозг, его интуиция, все те чувства, что есть в его холодной груди, станут нацелены лишь на одно – доказать. Враг будет определен, необходимо будет лишь отыскать пропущенные детали и сложить правильно пазл. Лайт чувствовал, знал, что Рюдзаки так до сих пор и не верит, что с первым Кирой, с его главным врагом, покончено навсегда. А эксперимент ему нужен лишь для того, чтобы подтвердить этот факт остальным. Ради этого он готов был рискнуть и пожертвовать жизнью. И завтра… Завтра в его голове опять будет лишь Кира. Один только Кира. Охотник почувствует след. И у Лайта не останется выхода, кроме как снова принять свою роль. Брезгливо надеть маску Киры, которая ему самому казалась теперь чужой, уродливой, заскорузлой и липкой от пропитавшей ее крови. Либо так, либо… По другому никак. Лабиринт превратился в финальный туннель, в конце которого его ждет электрический стул. И уже ни свернуть, ни вывернуться; остается только идти вперед, гордо расправив плечи и вскинув голову. Кире не в чем раскаиваться - он не убийца. Нет, не убийца. Он на практике доказал, что этот мир может стать лучше. Пусть насильно, пусть через кровь, но – может. Кира просто не принял в расчет, что Справедливость не приемлет двойных стандартов даже ради самой Справедливости. Стукнув кулаком по подлокотнику кресла, Лайт вскинул взгляд на часы. Пока еще рано ставить точку в игре. И прощаться с Рюдзаки тоже пока еще рано. Знать бы только, где его носит? В том, что L рано или поздно придет к нему, чтобы использовать последнюю возможность поговорить, пока они все еще в этих странных своих отношениях, Лайт не сомневался. Но продолжать ждать, бесцельно копаясь в себе и погружаясь в меланхолию, он тоже не собирался. Надо выбрать себе одежду на завтра – Ягами Лайт должен выглядеть идеально, чтобы ни у кого даже мысли не зародилось, что эта ночь перед окончанием эксперимента далась ему нелегко. Теперь снова придется быть осторожным и тщательно взвешивать каждый свой шаг. Невесело усмехнувшись, он выбрался из кресла. Распахнув шкаф и проведя беглую инспекцию своих вещей, Лайт запоздало вспомнил, что давно уже собирался сходить в прачечную, но все время откладывал. Любимый кремовый костюм висел отглаженным на плечиках – Лайт предпочитал носить в штабе более простую одежду – но вот последнюю чистую рубашку он надел сегодня. Осталась еще теплая футболка с длинными рукавами, но она была черной, а походить на Бездея Лайт хотел меньше всего. Хмыкнув от этой мысли (она показалась ему довольно скептической), он достал бельевую корзину с нижней полки шкафа и начал сгребать в нее вещи, решив сходить пока в прачечную, пользуясь затянувшейся паузой. Если Рюдзаки захочет его отыскать, он найдет Лайта и там – наверняка, камеры помогут ему безошибочно определить местоположение его лучшего друга. Он спустился вниз, в прачечную, не столкнувшись по дороге ни с кем, что его более чем устраивало. Тщательно рассортировав вещи – белое к белому, цветное к цветному - Лайт запустил стиральные машины и присел на длинную мягкую скамеечку напротив. Бездумно понаблюдав некоторое время за вращением барабанов за прозрачным стеклом, он зевнул, и выудил из кармана постоянно выключенный в последнее время телефон. Включил его и, вполне предсказуемо, тут же начал получать сообщения от Мисы. Они шли бесконечно, пока память телефона не переполнилась. Сколько же она их отправила за прошедшие сутки? Голосовой ящик тоже был переполнен. Прослушав выборочно пару сообщений, которые были по-прежнему все о том же – бесконечные уверения в любви, слезы, упреки в молчании, отчаянные мольбы встретиться и поговорить о чем-то важном – Лайт пожал плечами и очистил память голосового ящика. Ему больше нет смысла врать ей. Ни к чему притворяться, рассыпая лживые обещания. С этой девушкой его ничего уже не связывало. Она и так принесла ему достаточно проблем – именно из-за его связи с ней L так быстро на него вышел. Конечно, Миса оказалась идеальным союзником, и несправедливо было бы не отдать ей должное – без ее активной помощи и участия Кира никогда не смог бы провернуть свою идеальную комбинацию, и заставить Шинигами вписать имя L в Тетрадь, но… Но об этом он не хотел вспоминать. Как не хотел вспоминать о безвольном падающем теле, последнем стекленеющем взгляде, скрывающимся под опускающимися ресницами, своем торжествующем ликовании… Тот Кира, празднующий победу, умер одновременно со своим заклятым врагом. Хотя умереть должен был Лайт. Именно это, а не чувство вины, заставляло Лайта морщиться от этих неприятных воспоминаний. Слишком ясно он теперь понимал, что, не вернись чудом L – и Ягами Лайт бы исчез безвозвратно. Остался бы только Кира. Кира - истинный Бог пустого холодного мира, наполненного лишь бесконечной сжигающей скукой и пеплом жертв. Рюдзаки потребовалось пройти через смерть, чтобы Лайт это понял. Понял, как близок он был к тому, чтобы безвозвратно перешагнуть черту, разделяющую добродетельное стремление сделать этот мир справедливым, и жажду безраздельно владеть им. Стать Богом. Начать убивать не ради очищения мира от скверны, а убирая ненужных свидетелей или просто неудобных людей. Превратиться в Бейонда Бездея – в монстра, для которого человеческая жизнь не значила ничего. Этого требовал Кира. Но разве этого хотел Лайт Ягами, открывая впервые Тетрадь? Снова накатило отвратительное ощущение раздвоения, вызывающее легкую тошноту. Он ненавидел L за это странное чувство, иногда возникающее теперь у него, и за сомнения, и вопросы, на которые Кира не мог дать ответ. Хотя, скорее всего, это просто сказывалась накопившаяся усталость – все-таки он не был Рюдзаки, чтобы жить в таком темпе, постоянно недосыпая и используя мозг на полную мощность. Перед глазами всплыл образ лохматого детектива, сидящего в полумраке с ноутбуком на полу, и внутри стало теплее и будто бы легче. Чуть улыбнувшись насмешливо самому себе, Лайт перевел телефон в режим авиаперелета (ему совсем не нужны были сейчас никакие звонки), и принялся удалять одно за другим короткие сообщения Мисы, чтобы скоротать время. Он не читал их – лишь бегло просматривал первую строчку, не несущую никакой информации, кроме смайликов или сердечек, и сразу же удалял. Простые действия позволяли разгрузить мозг и избавиться от ненужных мыслей, сосредоточившись на механической работе. Здесь, на нижнем этаже, было удивительно тихо после привычной многолюдности штаба. А негромкое жужжание работающих машин придавало комфортный уют, создавая иллюзию изолированного от всего пространства. Но звук крутящихся барабанов не помешал Лайту услышать тихие шаркающие шаги. Не оглядываясь, Кира быстро запустил на экране первую попавшуюся игру и, напрягшись, весь обратился в слух, ловя каждое движение своего врага. Сердце сорвалось с ритма и заколотилось, как бешеное и Лайт с удивлением осознал, что боится. Боится оглядываться. Боится узнать, что может дать им этот последний их разговор. За спиной стало тихо – Рюдзаки остановился, не дойдя до него. Разозлившись на себя за это глупое волнение, схожее с тем, что испытывают мальчишки на первом свидании, но сам он никогда не испытывал, Лайт резко выпрямился и оглянулся. Он не привык отступать. И он ждал, весь вечер ждал этого разговора, ни секунды не сомневаясь, что он состоится. Так почему же сейчас сердце так бьется в груди, а воздух стал липким, мешая нормально дышать? Рюдзаки стоял метрах в трех от него – почти у самого входа. Засунув руки в карманы, он разглядывал Лайта из-под упавших на лицо смоляных прядок челки. Просто стоял и смотрел, привычно ссутулившись и чуть наклонившись вперед. И в огромных глазах его было все то же странное задумчивое сомнение. Встретившись взглядом с Лайтом, он чуть качнулся, и разлепил тонкие бледные губы: - Привет. - Привет, - негромко выдохнул Лайт. - Я узнал, что ты здесь, благодаря камерам, Лайт-кун, - мягко проговорил Рюдзаки. – Могу я составить тебе компанию? - Составь, - буркнул Лайт, чуть подвинувшись на скамейке, хотя места было достаточно. Его враг виртуозно изображал некоторую неловкость, порожденную случайным порывом дневной откровенности. L безошибочно выбрал наиболее эффективную защиту от возможного неприятия. Интересно, испытывал ли Рюдзаки когда-нибудь – хоть когда-нибудь - неловкость по-настоящему. Лайт был уверен, что нет. «Черт бы побрал тебя, Рюдзаки, - в смятении думал он. – Сколько в тебе личин? Или ты действительно не можешь понять, что твои откровения не имеют значения, что я давно уже знал, что ты извращенец, даже не знал – хотел, хотел всей душой, чтобы ты был таким?! Может быть потому, что там, глубоко в подсознании и я такой же? Черт побери, L, ты дышишь одним лишь Кирой, ты живешь им, так неужели твоей гениальности не хватает на такую банальную малость – всего лишь помочь разобраться, почувствовать… Ты так умен, так коварен и опытен, так почему ты не можешь дать мне ответ на простейший вопрос: чего хочет Кира? А что хочет Ягами Лайт? Кто, как не ты, может распутать этот клубок, который ты сам и запутал в моей голове?». Рюдзаки неспешно подошел к скамейке, на которой сидел Лайт, и, перешагнув через нее, сел рядом, сохраняя, впрочем, дистанцию. Чуть заметно вздохнул и вытянул из кармана круглую конфетку на палочке, одну из тех, что они купили в магазине. И, не глядя на Лайта, привычно неловко стал срывать с нее обертку двумя пальцами. - Знаешь, как много интересного я узнал, пока тебя не было, Рюдзаки? – поинтересовался Лайт, вполоборота наблюдая за ним. – Например, о том, что ты вовсе не посещал лечащего врача в больнице… Или о том, кто мог бы знать твою внешность и данные о твоих перемещениях, и чем тебе это грозит? Не хочешь рассказать мне об этом? Рюдзаки молчал, сосредоточенно снимая обертку с конфеты. Он не поднимал головы, и Кире был виден лишь прямой нос, острый подбородок и чуть приоткрытые тонкие губы – все остальное скрывала упавшая на лицо густая завеса смоляных волос. - Нет, - после долгой паузы спокойно проговорил L, и, запихав снятую обертку от конфеты в карман, невозмутимо засунул леденец в рот, по-прежнему не поднимая головы. - Ясно, - Лайт неслышно втянул воздух сквозь сжатые зубы, подавляя растущее раздражение. – А почему? - Потому что это не нужно, Лайт-кун, - Рюдзаки с чмоканьем вытащил за палочку леденец изо рта и поднял перед глазами, задумчиво рассматривая его блестящую поверхность. – Ты спрашиваешь не потому, что это важно для тебя, а чтобы просто придумать тему для разговора. - Уходишь от ответов, Рюдзаки, - хмыкнул Лайт. – Разумеется, для меня это важно. Друзья ведь должны заботиться друг о друге, разве не так? Его лохматый недруг оторвался от разглядывания леденца, который он вращал за палочку двумя пальцами перед глазами, и повернул голову к Лайту. В глубине равнодушной мглы его огромных зрачков вспыхнула зарождающаяся искорка интереса. - Именно так, Лайт-кун, - вкрадчиво проговорил он. – Друзья – должны. - А я тебе друг, Рюдзаки? – продолжал допрос Лайт. Повисла пауза – слишком долгая, тягучая пауза, которую так хотелось прервать. Но Лайт сдержался, прямо глядя в глаза своего экзекутора, выдерживая его пристальный немигающий взгляд. - Я не посещал лечащего врача, Лайт-кун, - прошла, казалось, вечность, прежде чем Рюдзаки ответил. – Моих знаний вполне хватает, чтобы самостоятельно оценивать свое состояние. - Тогда зачем ты ходил в больницу? – Лайт и сам не заметил, как легко его враг действительно ушел от ответа, переключив внимание совсем на другое. - Я отозвал запрет на реанимацию, - Рюдзаки еще долю секунды пристально вглядывался ему в глаза, а потом отвел взгляд и отвернулся. Задумчиво разглядывая крутящийся барабан стиральной машины, он равнодушно добавил. – Я всего лишь человек, и я хочу жить, Лайт-кун. И, словно считая разговор оконченным, засунул в рот леденец. Лайт замер, ошарашено разглядывая точеный профиль своего врага, оттененный остро торчащими прядками встрепанных смоляных волос. В этой равнодушной констатации факта он услышал не только спокойную готовность к фатальному финалу, если он окажется неизбежным. Он услышал и самое главное – Рюдзаки не было все равно. В погоне за Кирой он четко осознавал риск, которому себя подвергает и, так же, как любой другой человек, стремился найти способ выжить. Он не был бесчувственным ледяным идолом, он был живым, теплым… Но в их игре мог выжить только один. Кире стало не по себе. По спине пробежал озноб, некстати промелькнул в памяти последний сон с участием Бейонда Бездея, и будто повеяло могильным холодом. - Рюдзаки! – Лайт сжал в руке телефон и подался к детективу всем телом, хватая его за плечо свободной рукой. И порывисто выдохнул, пытаясь убедить даже не столько его, сколько себя. – Я не дам тебе умереть! Я не позволю тебя убить ни Кире, ни кому-бы то ни было другому, я сто раз уже говорил! Рюдзаки невозмутимо скосил глаза вниз, на его руку, а потом так же искоса взглянул на Лайта, вскинув густые смоляные ресницы. - Ты слышишь, Рюдзаки? Я твой друг и смогу защитить тебя! – склонившись к нему еще больше, с нажимом повторил Лайт, заглядывая в огромные темные глаза. Он даже чуть тряхнул его за плечо, заглушая в самом себе неожиданно заворочавшееся внутри отвращение к собственной лживости. Все так же косясь на Лайта, детектив поднял руку и двумя пальцами вытянул за палочку леденец изо рта. - Я тебя слышу, Лайт-кун, - с едва уловимой насмешкой проговорил он, и уголки тонких губ дрогнули, чуть заметно приподнимаясь. – Спасибо. Теперь я уверен, что мне ничего не грозит. Хорошо, что у меня есть такой друг, как ты. И он повернул голову, пронзая Киру пристальным взглядом. Так, словно он знал, чего стоит дружба Ягами Лайта. - Ты… мне не веришь? - растерянно пробормотал Лайт, убирая руку с его плеча и невольно выпрямляясь. Чтобы скрыть внезапное смятение, он отвернулся, старательно изображая обиду. Словно бы стараясь ее при этом не показать, рассеянно бросил взгляд на экран телефона. И предсказуемо увидел мигающую надпись “Game over”. Он отвлекся с приходом Рюдзаки, и игра прошла без него, логично завершившись проигрышем. Дернув углом рта, изображая досаду, Лайт вновь запустил ее, чувствуя на себе пристальный, немигающий взгляд своего врага. Снова повисла тягучая пауза. «Он не может знать ничего, - лихорадочно думал Кира, управляя нарисованным героем, сражающимся с другими такими же бесполезными персонажами в нарисованном мире. - Не может. У него амнезия. Он просто завел свою старую игру в подозрения, пытаясь хоть что-то нащупать… Или же… Или он всего лишь опять развлекается, проверяя на прочность мое дружеское терпение?!» Стиральные машины по-прежнему тихо жужжали, но теперь Кире казалось, что их звук тяжело бьет по барабанным перепонкам, наполняя собой все пространство. Он буквально чувствовал прожигающий взгляд Рюдзаки, и ему стоило колоссальных усилий продолжать изображать на лице старательно скрываемую обиду. Лайт машинально жал на кнопки, управляя своим героем, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не вскинуть голову и не попытаться снова вступить в разговор, пытаясь выяснить, о чем думает его враг. Потому что Рюдзаки только этого и ждал, пытая его повисшей паузой и пристально следя за реакцией. Нельзя было доставлять ему удовольствие получить то, что он хочет. Если Лайт начнет выяснять – он выдаст себя с головой. Потому что понять двусмысленность и насмешку в словах его недруга мог только Кира. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Рюдзаки выпустил его из плена своих пристальных глаз. Чуть слышно вздохнув, он спрятал мглу огромных зрачков под полуопущенными веками и мягко проговорил: - Я тебе верю, Лайт-кун. Если бы я не верил, я не сидел бы здесь рядом с тобой. Но, в любом случае, запрет на реанимацию стоило отозвать. Перестраховка еще никому не мешала, ты согласен со мной? - Согласен, - буркнул Лайт, ожесточенно нажимая на кнопки и пытаясь понять, что же на самом деле имеет в виду его враг. Любые слова Рюдзаки в такие моменты, когда напряжение грозило посыпаться искрами в сгустившемся воздухе, могли оказаться ловушкой – шагнешь на безопасную с виду траву и рухнешь в яму, наполненную острыми пиками. В том, что его сладкий друг затеял очередную игру, Лайт не сомневался. Вот только никак не мог распознать – какую. И потому предпочел затаиться, выжидая его дальнейших шагов. Но дальнейших шагов не последовало. - Ты играешь? – стремительно меняя маску, заинтересованно спросил Рюдзаки, пододвигаясь поближе и касаясь Киры плечом. Засунув леденец за щеку, он склонился к телефону Лайта, мимолетом взглянув на него из-под челки взглядом наивного любопытного подростка. – Можно я посмотрю? Я не буду тебе мешать? - Как хочешь, - неопределенно дернул Лайт плечом, чтобы почувствовать соприкосновение их тел. И чуть повернул телефон, чтобы Рюдзаки было удобнее смотреть на экран. – Но я не очень хороший игрок. Рюдзаки подтянул одно колено к груди и обхватил его руками. Посасывая леденец за щекой он еще сильнее прижался к Лайту острым плечом, рассматривая происходящее на экране. И, кажется, игра его действительно интересовала. На мгновение вскинув глаза, Лайт увидел смоляную встрепанную макушку склонившегося детектива. Хотелось бросить этот дурацкий телефон и обнять его, насильно прижимая к себе. Хотелось почувствовать тепло его худого тела и щекотливость их безумной игры… Нельзя. В этой игре проигрывает тот, кто первым выдаст свои желания. Усилием воли он заставил себя вновь сосредоточиться на происходящем на экране. - А в чем смысл, Лайт-кун? – внимательно рассмотрев все детали, Рюдзаки чуть выпрямился, чтобы не мешать Кире видеть экран и жать на кнопки. Но он продолжал внимательно следить за игрой, и прядка его волос щекотала Лайту щеку. - Вот смотри… Лайт начал объяснять, старательно управляя героем. И постепенно и сам увлекся игрой. Он никогда особенно не любил компьютерные игры, и уж тем более, примитивные игры на телефоне. Но сейчас, под внимательным заинтересованным взглядом Рюдзаки, игра показалась вдруг достаточно интересной. К тому же, она здорово отвлекала от всех мрачных мыслей. Захотелось пройти этот уровень, во что бы то ни стало. И, объясняя нехитрые правила, он старательно управлял схематично нарисованным героем, стараясь не ошибиться и не проиграть. Поддавшись азарту, Лайт не замечал, что детектив давно уже не смотрит вместе с ним на экран. Посасывая леденец за щекой, Рюдзаки задумчиво почти в упор разглядывал лучшего студента Японии, с чуть взлохматившейся к вечеру идеальной прической: его тело, его лицо, его губы, шепчущие проклятия нарисованным монстрам, его сосредоточенные на телефоне глаза… - А в конце уровня будет босс - самый главный противник, - увлеченно говорил между тем Лайт, яростно нажимая на кнопки. – О, а вот, кстати, и он… - Тебе действительно это так интересно? – вдруг негромко спросил его детектив таким тоном, словно ему надоело изображать интерес к телефону. - А? – Лайт непонимающе вскинул голову, и застыл, столкнувшись взглядом с Рюдзаки. И мгновенно забыл про игру и про то, что он уже почти прошел этот уровень. Глядя ему в глаза, детектив взялся двумя пальцами за палочку и, словно бы нехотя, вытянул леденец изо рта. Глубоко вздохнул и, подавшись вперед, невесомо коснулся кончиками пальцев щеки оцепеневшего Лайта. На мгновение замер, будто заколебавшись, пристально вглядываясь Кире в лицо, словно ожидая привычного возмущения. Лайт молчал, глядя широко распахнутыми глазами в непроглядную тьму огромных зрачков своего врага, боясь пошевелиться, боясь даже неосторожно вдохнуть. Рюдзаки медленно облизал губы, наверняка сладкие сейчас от конфеты, и, будто решившись, еще немного подался к нему, опустив взгляд на приоткрытый рот Лайта. Тонкие пальцы скользнули по щеке дальше, пробежались по уху, и зарылись в ухоженные волосы массового убийцы. Сердце Лайта бешено билось в ребра, дыхание готово было вырваться из-под контроля, выдавая его, а тело уже горело, изнемогая от застывшего напряжения. Он понял, что Рюдзаки сейчас перешагнет ту черту, от которой они оба старательно держались подальше, и от паники, ужаса и безумного щекотливого жара внутри уже невозможно было соображать. В эту самую секунду Лайт не смог бы ответить, чего он боится больше – смерти на электрическом стуле или этого запретного поцелуя, после которого уже нельзя будет вернуться обратно. Прежнего Лайта уже не будет. Самое время, пока не поздно, опомниться и прекратить это безумие, оттолкнув своего бесстыдного ненавистного друга. Вскинув смоляные ресницы, Рюдзаки еще раз пристально взглянул в глаза Лайту, словно ожидая приказа остановиться. И, не дождавшись, потянулся к нему, чуть склонив набок голову и приоткрыв тонкие влажные губы, не отрывая взгляда от его глаз. Лайт почувствовал на своих губах чужое теплое дыхание, задохнулся на вдохе, и… И взгляд Рюдзаки скользнул вниз, мягко прячась под опускающимися густыми ресницами, а в следующее же мгновение он вдруг отшатнулся, широко распахивая мгновенно ставшие цепкими и жесткими темные глаза. Рука, только что невесомо зарывающаяся в волосы Лайта, стремительно рванулась к шее, резко отодвигая поднятый воротник белой рубашки. Еще ничего не понимая, Лайт ошарашено смотрел на произошедшие с его врагом кардинальные перемены. Бледное лицо, только что расслабленное, манящее будоражащим сознание уже знакомым вкусом сладковатых губ, сейчас будто окаменело. Тонкие губы плотно сомкнулись, зубы сжались, а точеные ноздри затрепетали. И лишь когда Рюдзаки поднял на него тяжелый вопрошающий взгляд, Лайт наконец-то вспомнил. Вспомнил, и чуть не застонал вслух от досады. Черт бы побрал Бейонда Бездея! Цепкий взгляд детектива в самую последнюю секунду сумел ухватить чуть заметные темнеющие пятна на шее Бога Нового Мира, старательно скрываемые под щегольски поднятым воротником рубашки. - Что с твоей шеей, Лайт-кун? – отрешенно спросил Рюдзаки, как будто это не он только что так неуверенно и отчаянно возбуждающе склонялся для поцелуя, который – кто знает! – возможно, мог бы стать их первым настоящим поцелуем, как бы пугающе и дико это не звучало. - С шеей? А, с шеей… - Лайт пренебрежительно усмехнулся и, оттолкнув руку Рюдзаки, вновь поднял воротник. И, расправляя его, с издевкой дернул углом рта. – Ты так испугался, Рюдзаки, что это даже забавно. Не волнуйся, это не заразно. Всего лишь аллергия или что-то типа того. Я думал, я тебе нравлюсь, а тебя, оказывается, способны оттолкнуть подобные мелочи. Ему ничего больше не оставалось, кроме как пытаться вытянуть все в привычную издевательскую насмешку, чтобы заглушить внутри оглушающее чувство жгучего разочарования. Его враг был так близок к тому, чтобы, если не проиграть, то хотя бы явно признаться в своей заинтересованности в этой щекотливой игре. А теперь… Теперь он гарантированно сделает вид, что ничего не было. И быть не могло. «Я уничтожу тебя, Бездей, - мысленно пообещал Кира. – Еще не знаю, как, но я раздавлю тебя. Это был наш последний, последний вечер». - Это не аллергия. Это следы удушения, - Рюдзаки двумя пальцами вновь опустил воротник рубашки Лайта. И вскинул пристальные, требующие откровенного ответа глаза. – Это сделал Бейонд? - Возможно, - Лайт отложил телефон на скамейку и повернулся всем телом к нему. – Судя по тому, как быстро ты догадался – ты прекрасно знаешь, на что он способен. И что ты теперь сделаешь, Рюдзаки? Изолируешь его, наконец-то поверив, что он представляет опасность для окружающих? Серьезно глядя на него, Рюдзаки медленно покачал головой. - Нет. - Я и не сомневался, - зло поджав губы, Лайт отвернулся и раздраженно снова схватил телефон. – Твой персональный ручной монстр, да? Зря он наверное так открыто показывал свое раздражение. Но уже невозможно было сдержаться. Бог Нового Мира отчаянно ревновал, ощущая, как позабытое уже чувство ненависти и желание убивать, доказывая свое превосходство, волной нарастают внутри. Рюдзаки пристально смотрел на него непроницаемым темным взглядом, и его бледное худое лицо казалось сейчас застывшей фарфоровой маской. Прошло, наверное, несколько нескончаемо долгих минут, прежде чем тонкие губы гениального детектива снова разжались, окончательно добивая Киру. Совсем другое он жаждал услышать. - Бейонд не ручной монстр, Лайт-кун, - холодно и твердо проговорил Рюдзаки. – И никогда им не был. Он не сделал бы этого просто так. Чем ты сумел его спровоцировать? - Спровоцировать?! Спровоцировать, ха! – Лайт вскочил, вновь отшвырнув телефон. И, отойдя на несколько шагов, развернулся и вскинул подбородок, с презрительным вызовом глядя сверху вниз на детектива. – Знаешь, что я скажу тебе, Рюдзаки? Это не твое дело. У тебя могут быть свои игры с Бездеем, а у меня могут быть свои. Так что давай забудем про твоего сумасшедшего двойника. Ты говорил, что у нас с тобой своя игра? Ну, так доведи ее до конца! - Ты не понимаешь, Лайт-кун, - не заметив последней фразы, Рюдзаки отвел глаза и, словно бы вспомнив, что по-прежнему сжимает в пальцах палочку леденца, рассеянно посмотрел на него и засунул в рот. И поднялся. – Это опасные игры. Засунув руки в карманы и сильно ссутулившись, он серьезно смотрел на Лайта, склонив набок голову. Леденец оттопыривал его щеку, но сейчас это совсем не казалось смешным. - Да неужели? – Лайт насмешливо сложил на груди руки. Как же он его сейчас ненавидел. - То есть то, что я рисковал жизнью, охотясь с тобой на Киру – это не было опасным, а Бейонд Бездей – опасен? Опасней, чем Кира? Между ними снова была стена. Стена отчуждения, раздражения, ненависти. В глазах своего врага Кира видел нарастающий властный холод. Никто не спорил с Рюдзаки. Не пытался яростно настаивать на своем, зная, что он все равно не послушает. Не смел «не подчиняться». Кроме него, Лайта. Он один упорно не принимал в расчет известную на весь мир фигурную литеру L на белоснежном фоне. Их противостояние простиралось гораздо дальше, и было даже намного глубже, чем противостояние заклятых врагов. И его недруг не мог не чувствовать этого, каким бы ледяным бесчувственным эгоистом он ни был. - Для тебя, Лайт-кун - да, - вытянув за палочку леденец изо рта, невозмутимо ударил в открытую L. - Бейонд нужен мне, поэтому он останется здесь. А тебя я вынужден попросить прекратить с ним любое общение наедине. Иначе я не смогу гарантировать твою безопасность. И он отвернулся, явно собираясь уйти. - Так значит, ты признаешь, что он опасен, Рюдзаки? – не в силах остановиться, зло процедил ему в спину Лайт. Это было не то, совершенно не то, чего он ждал от этого вечера, уже перешедшего в ночь. Совсем не так он представлял себе их последний дружеский разговор. Но Лайт никогда не испытывал ревности, а сейчас она бурлила бушующей лавой внутри, расплавляя мозг огненными языками. От фразы «Бейонд нужен мне», произнесенной тихим, невозмутимым голосом, потемнело в глазах. - Единственное, что по-настоящему опасно – это глупость, - тяжело вздохнув, Рюдзаки остановился и оглянулся через плечо. – Спокойной ночи, Лайт-кун. Нас завтра ждет напряженный день, а мне нужно еще поработать. И он направился к двери своей шаркающей походкой, засунув руки в карманы и засунув за щеку леденец. Растерявшись от такого финала, Кира потерянно наблюдал, как ускользает от решающей схватки его ненавистный единственный друг. - Стой, Рюдзаки! – он все же успел опомниться, не дав детективу уйти. Его окрик скорее походил на приказ, но плевать сейчас было Лайту на это. – Не смей уходить сейчас, стой! Рюдзаки остановился у самой двери и равнодушно оглянулся, придерживая двумя пальцами палочку леденца и задумчиво покручивая его во рту. И вопрошающе вскинул непроницаемые глаза на Лайта. - Я тебе кое-что должен, - подходя к нему, с ленивой надменностью проговорил Кира. – Не терплю ходить в должниках. Он подошел к нему вплотную, совсем вплотную, без колебаний переступая черту их безопасной дистанции. И L отступил. Вскинув на Лайта огромные темные глаза, он качнулся назад, подсознательно пытаясь уйти от непрошеной близости. И уперся лопатками в стену, глядя снизу вверх на него из-под упавшей на глаза смоляной челки, все так же невозмутимо покручивая леденец во рту. В темной мгле огромных зрачков был лишь вежливый интерес, но ни капли настороженности и, тем более, растерянности или испуга. - Выключи камеры, - требовательно приказал Лайт. Ему больше ничего не оставалось, кроме как рискованно идти ва-банк. Рюдзаки скосил глаза вбок, к потолку и, подняв руку, вытащил леденец изо рта. Удерживая его за палочку двумя пальцами в стороне от себя, он перевел взгляд на Лайта. И хладнокровно спросил: - Зачем? - Хочу вернуть долг, - Лайт шагнул еще ближе, и уперся рукой в стену возле его головы. И склонившись к лицу детектива, еще раз потребовал, но теперь уже совсем другим тоном: вкрадчивым, многозначительным. – Я знаю, что ты можешь управлять ими звуками. Выключи. Сердце в груди колотилось, как бешеное, но Кира не привык отступать. И уж, тем более, не терпел бросать партию на середине. Он хотел увидеть финал. Хотел по-максимуму ощутить щекотливость их странной опасной игры и узнать, наконец-то, ее границы. Или же их отсутствие. Лайт не был уверен, что ему даже сейчас хватит смелости дойти до конца, если его лучший враг не отступит. Что хватит сил разрушить оковы, и выпрыгнуть из загона незыблемых истин, что, оказывается, прочно засели у него в голове. Он не был свободным, абсолютно свободным, в отличие от Рюдзаки, для которого границы определялись лишь его собственными желаниями, но никак не устоями общества или же гнетом чужого мнения. Не был… Но он хотел хотя бы попробовать освободиться. Или хотя бы точно узнать, как далеко готов пойти детектив в своей безжалостной лжи. Потому что другого шанса – Лайт это отчетливо теперь понимал – больше не будет. И отчаяние придало ему сил. А ярость в коктейле с ненавистью – уверенности и решимости. Пристально глядя ему в глаза, L поднес ко рту леденец и задумчиво его облизал, явно не торопясь выполнять просьбу, оценивая ситуацию. Если он все еще в глубине души считал, что Лайт – это Кира, то выключить камеры и остаться с ним один на один на нижнем этаже, куда редко кто заходил из команды расследования, и откуда так легко было бы выскользнуть потом на улицу, было полным безумием. Тем более – накануне получения результатов эксперимента, способных пролить свет на загадку и, возможно, полностью опровергнуть железные доказательства невиновности Ягами Лайта. Но L не умел отступать, так же, как Кира. Рюдзаки отвел руку с леденцом в сторону и, вытянув из кармана вторую, поднял ее вверх и громко щелкнул пальцами. Дважды, с небольшим перерывом. - Я тебя слушаю, Лайт-кун, - огромные зрачки детектива, казалось, проникают Лайту в самую глубину подсознания. – Что ты хотел мне сказать? Он так и не понял. Не сумел просчитать. Стремительно положив ладонь ему на щеку, большим пальцем проскальзывая под подбородок и заставляя удивленно вскинуть голову, Лайт подался к нему. Успел заметить взметнувшиеся смоляные ресницы и распахивающиеся в немом изумлении огромные глаза, и накрыл губами приоткрывшиеся на ошарашенном вдохе губы, разом перечеркивая всю свою прежнюю жизнь. Он был слаще, гораздо слаще, чем раньше, что, впрочем, неудивительно – в отведенной в сторону руке Рюдзаки по-прежнему был зажат леденец. И он не ответил. Лайт мягко захватывал губами то верхнюю его губу, то нижнюю, ласкал языком, ищуще проскальзывая им между ними, но неизменно наталкивался на плотно сомкнутые зубы. Он скользил по ним языком, тщательно исследуя нежную внутреннюю кожу щек и губ, пытаясь добиться отклика, пытаясь прорваться, но не получал в ответ ничего. Ни ответа, ни яростного сопротивления. Ни-че-го. И эта безответность уничтожила остатки самообладания Бога Нового Мира – возбуждение нарастало безумной волной, Лайт полностью потерял голову и чувство реальности. Он уже не мог себя контролировать, и плевать ему было сейчас, что будет дальше. Мягко оглаживая пальцами острые скулы, впалые щеки, шею, прячущиеся под длинными прядями волос уши, он прижался к телу своего врага, стремясь почувствовать разом его всего. Навалившись всем весом, вжимая Рюдзаки в стену, он протолкнулся коленом между его ног, пытаясь достичь максимально возможной запретной близости. Руки скользнули вниз – по шее, по широким плечам, на спину, на поясницу, жадно осязая сквозь мягкую ткань футболки горячее сильное тело, прячущееся под ней. Кира продолжал требовательно целовать своего врага, уже легко покусывая его губы, задыхаясь, жарко дыша, слыша лишь гулкий стук собственного сердца в ушах. Все свое отчаяние, ненависть, сомнения, неуверенность, потерянность, страх перед завтрашним днем и перед новым собой вкладывал он в этот яростный поцелуй, надеясь своим напором и своим жаром суметь зажечь своего ледяного врага. Заставить его хоть как-то ответить, разбив бесчувственный кокон, в который он заковал сам себя… Внизу живота стало жарко, все тело покрылось испариной, и Лайт еще крепче прижался к Рюдзаки бедрами, ощущая грудью его широкую грудную клетку. Но этого мало. Он хотел еще больше чувствовать своего врага. Хотел его ощущать. Хотел почувствовать гладкую фарфоровую кожу под пальцами и узнать, каково это – ласкать человека одного с тобой пола. Одна рука скользнула с поясницы Рюдзаки, сминая в ладони белую ткань футболки, задирая ее, стремясь добраться до тонкого бока... Вторая потянулась к ягодице, обтянутой жесткой джинсовой тканью. И он не сразу сумел понять, что Рюдзаки зовет его, неестественно спокойно произнося имя Лайта между безответными страстными поцелуями. - Лайт-кун… Лайт-кун… Лайт! – видимо поняв, что его банально не слышат, Рюдзаки отклонил набок голову, и вскинул безвольно опущенные до этого руки. Обхватив двумя ладонями Лайта за щеки, он насильно чуть отодвинул его лицо от себя, по-прежнему удерживая в одной руке двумя пальцами леденец за палочку. И уперся лбом ему в лоб, удерживая тянущегося к нему влажными губами Бога Нового Мира, пристально вглядываясь ему глаза. - Лайт… Что ты делаешь? - Ч-что? – выдохнул Лайт, лишь каким-то отдаленным участком сознания с ужасом замечая, что широко распахнутые темные глаза его врага светятся изумлением, любопытством и немного растерянностью, но ничуть не желанием. - Что ты делаешь, Лайт-кун? – прошептал Рюдзаки, мягко отталкивая его лицо еще дальше от себя. И, дождавшись, когда во взгляде Киры появится хоть немного осмысленности, требовательно спросил, продолжая невесомо держать ладони у него на щеках. – Зачем? Это совсем не то, что я хочу от тебя. - Нет? – Кира растянул губы в злобной усмешке. Лайт поверить не мог, что это происходит реально. Он чувствовал бедром горячий пах Рюдзаки, чувствовал все его тело, даже, кажется, ощущал размеренные удары его сердца под жесткими ребрами. Его руки лежали на поясе детектива, и один кулак сжимал мягкую ткань задранной футболки, обнажившей бледный худой бок, до прикосновения к которому осталось одно лишь движение… Он чуть не сошел с ума от того вихря ощущений и чувств, что обрушились на него, как только он решился шагнуть за черту. А в глазах своего врага Лайт видел лишь бесконечное изумление и недоверие. Так кто же, черт побери, из них двоих извращенец? - Тогда что же ты хочешь? – процедил он, отстраняясь и вскидывая подбородок. - Правду, - непроницаемая мгла в глазах его лучшего друга колыхнулась, на мгновение обнажив безжалостную твердость в глубине огромных зрачков. – Я хочу знать, кто ты. - Рюдзаки! Я не Кира!!! – Лайт отскочил, словно ударенный высоковольтным разрядом. – Сколько можно тебе повторять?! Я. Не. Кира! Я твой друг! Как еще я могу тебе это доказать?! - Разве дружбу надо доказывать, Лайт-кун? - Рюдзаки упрямо смотрел ему прямо в глаза, явно ничуть не жалея о потерянной возможности. - Ты пришел, надеясь, что я признаюсь? – полуприкрыв глаза, Лайт со снисходительной горькой усмешкой смотрел на него, чувствуя себя бесконечно разрушенным изнутри. – Что воспользуюсь последней возможностью до получения результатов эксперимента, чтобы признаться тебе? - Да, - глядя ему в глаза, твердо кивнул Рюдзаки, все так же прижимаясь лопатками к стене. - И почему я должен был на это пойти? - Потому что, возможно, так было бы легче, Лайт-кун, - Рюдзаки вздохнул и, наконец-то, отвел свои пристальные глаза, выжигающие все внутри равнодушным анализом. - Мне нечего сказать тебе, Рюдзаки, - Лайт сокрушенно развел руками. – Я знаю, что ты хотел бы, чтобы Кирой был именно я. Ты сам говорил мне об этом. Наверное, тебе действительно не нужны друзья. Тебе нужен враг. Враг, достойный тебя. Но я всего лишь сын Соичиро Ягами, и ничего не могу тебе дать из того, что было бы тебе интересно. Может быть, меня кто-то подставил, а может быть, просто так сложилось стечение обстоятельств, что подозрение пало именно на меня. Мне жаль, что за все то время, что мы были рядом, ты так и не сумел мне поверить… А веришь ли ты хоть кому-нибудь, Рюдзаки? - Да, - Рюдзаки поднял руку и медленно вытер губы тыльной стороной кисти. - Зачем ты это сделал, Лайт-кун? - Хотел вернуть долг, я же сказал, - насмешливо дернув углом рта, Лайт чуть пожал плечами. – К тому же, я хотел посмотреть, как ты отреагируешь. L вскинул глаза, и Кира тут же пожалел о том, что сказал, желая задеть побольнее в отместку за свое унижение. В огромных темных глазах своего врага он увидел… горечь и понимание. Рюдзаки вполне понимал желание ставить безжалостные эксперименты. Вот только у Лайта почему-то появилось гадостное ощущение, что он только что выстрелил в безоружного парламентера. Но он не успел ничего изменить. Взгляд его друга вновь стал привычно непроницаемым. - Долг засчитан, Лайт-кун, - Рюдзаки засунул в рот конфету на палочке, которую все это время держал в отведенной руке, и, оттолкнувшись лопатками от стены, невозмутимо пробубнил. – До завтра. Спокойной ночи. Не сиди допоздна. И ушел. Несколько секунд Лайт оторопело смотрел в стену, возле которой только что стоял его враг, а потом с размаху ударил в нее кулаком. - Ксо!!!