Дело об огромном алмазе

   Дом, где жила чета Кэвендишей, стоял на том же месте, да и вообще, этот район отличался каким-то почти невероятным спокойствием и солидностью. Казалось, люди тут вообще не живут, настолько тихо было вокруг. И почти невозможно было поверить, что та жуткая вчерашняя сцена, свидетелями которой мы оказались, произошла именно здесь. Но дела обстояли как раз так. Для подстраховки мы позвонили в дверь профессора, но нам никто не ответил, из чего мы сделали вывод, что Гейл всё ещё находится в полиции. Что ж, тем лучше. – Постой на стрёме, – попросила я, присаживаясь у входа в квартиру на корточки. Санни усмехнулся. – За время своей детективной деятельности ты понабралась не самых утонченных выражений, – заметил он, послушно загораживая меня спиной и становясь лицом к лестнице. – Расследования обычно не располагают к шекспировскому языку, – хихикнула я, извлекая из сумки универсальную отмычку. Слава богу, замки в южноафриканских квартирах были проще простого, не то, что в американских домах, потому у меня ушло всего минут семь-восемь на то, чтобы вскрыть упрямый механизм. Я распахнула дверь, и мы вместе с азиатом проникли внутрь. Жилплощадь без хозяев смотрелась сиротливо, но мы вполне были готовы это перетерпеть: наша цель лежала далеко не в плоскости светских удовольствий. – Бери на себя гостиную, – решила я. – Я займусь кабинетом хозяина. Санни кивнул, направившись из холла в указанную комнату. Я же прошла через левую дверь, оказавшись в знакомом со вчерашнего дня хаосе. Ориентироваться здесь было неимоверно сложно, и я последовала совету, который в таких случаях давала методичка "Как быть детективом": осмотрела углы, а затем начала искать то, что бросалось в глаза. И нашла. Письменный стол, в отличие от всех прочих предметов мебели, не был сплошь завален хламом. На полированной поверхности сиротливо лежал листок бумаги, который так и просил, чтобы его прочитали.. Что ж, не буду разочаровывать. Я подняла неизвестный документ и, сдвинув у переносицы брови, начала читать, одновременно выкрикнув в сторону открытой двери: – Санни, так ты говоришь, что я случайно позвонила твоему брату? – Совершенно верно, – был ответ. – СынХо тут же перезвонил мне и продиктовал твой номер, и я понял, что ты отчаянно ищешь меня. – Насчет "отчаянно" я бы поспорила, – усмехнулась я. – Но вот вернуть пиджак мне нужно было. Кроме того, без твоей помощи мне пришлось бы туговато, ведь вся команда находится при деле. – Как, и Джорджина с Элизабет тоже? – удивился кореец, который, судя по звукам, двигал мебель. – Какие красивые викторианские имена... – А я Нэнси, – хихикнула я. Азиат рассмеялся. – Ну ничего, ничего, – радостно выдал он. – Если что, ты можешь стать фрейлиной. Так чем заняты наши премилые леди? – Бесс вызвали в полицию для дачи свидетельских показаний, а Джесси рыщет по электронным дебрям в поисках сведений об участниках нашей маленькой драмы, – ответствовала я, вчитываясь в строки документа. Санни что-то сказал, но я прослушала, увлечённая своей находкой: эта бумага оказалась прошением о принудительной госпитализации профессора Кэвендиша в психиатрическую клинику, подписанным его женой. Я медленно опустила руку с листком и застыла, переваривая информацию Заключение Ричарда в ментальный госпиталь ведёт к юридической потере дееспособности; для чего это нужно Гейл? Оглядевшись в поисках сейфа, я ничего не обнаружила, но это меня не остановило: я настолько привыкла к неудачам, сопутствовавшим нам в ходе этого дела, что развила в себе упорство муравья вкупе с терпением аллигатора. И я продолжила поиски. Над одним из комодов висела картина в тяжелой золоченой раме. На полотне был изображен типичный для голландской школы натюрморт: серебряная посуда, фрукты и небольшой букетик цветов. Итак, внимание, вопрос: какого рода художественные работы должны висеть в логове историка? Очевидно, средневековые батальные сцены, портреты выдающихся в прошлом личностей или, на худой конец, пейзажи ушедших в небытие горизонтов. Но уж никак не "мёртвая природа". Я скинула с одного из табуретов несколько папок с фотографиями каких-то свитков и придвинула его к комоду. Взобравшись на шаткую поверхность четвероногого предмета мебели, я потянула картину на себя. Она не поддалась. Тогда я начала внимательно ощупывать раму со всех сторон, пытаясь обнаружить хоть что-то. И мои потуги увенчались успехом: сбоку, скрытый под вычурными узорами, торчал едва заметный рычаг. Я нажала на него, и холст с картиной резко распахнулся, чуть не ударив меня по лицу. За ним, как и ожидалось, обнаружилась дверца с кодовым замком. Итак, кое-чего я достигла. Я спустилась с опасного для жизни предмета мебели и осмотрелась. Судя по тому, что я видела, историк не отличался ни любовью к порядку, ни хорошей организацией, ни отменной памятью. Из этого следует, что код к сейфу хранится где-то здесь, зафиксированный на одном из клочков бумаги. Итак, если бы я была Ричардом Кэвендишем, где бы я записала жизненно важные цифры? Я подошла к столу и поворошила какие-то листки, отодвинутые на самый край. Не то. Сделав несколько кругов по кабинету, я без сил опустилась на кресло хозяина. Видимо, препоны в этом деле будут возникать всегда. Но открыть кодовый замок было для меня приоритетом! Я вздохнула, барабаня пальцами по подлокотнику. Итак, попробуем ещё раз. Профессор, скорее всего, поместил код туда, откуда бы его не могли случайно выбросить. В то же время, бумага должна быть под рукой, неподалеку. А это значит... Возблагодарив всех святых за то, что додумалась надеть джинсы, я вскочила и встала на колени. Заглянув под сиденье кресла, я издала торжествующее восклицание: к обратной его стороне скотчем был приклеен небольшой белый листок. Я резким движением оторвала его и ринулась к сейфу. Введя комбинацию "07151976" (скорее всего, дата рождения Гейл), я с радостью услышала долгожданный щелчок. Нажав на ручку, я открыла металлическую дверцу и без стеснения запустила руку внутрь. На полках тайника лежали выписки из банка, толстая пачка денег и какие-то деревянные таблички с письменами. Проигнорировав последнее, я взяла банковские документы и начала изучать. По мере чтения мои глаза становились всё больше и больше. Теперь понятно, почему дражайшая миссис так хочет признать муженька недееспособным: Ричард Кэвендиш стоит двенадцать миллионов долларов! При его госпитализации в психиатрическую клинику весь этот жирный кусок отойдет милой жёнушке. При этом гонорары за дополнительные тиражи учебных пособий и монографий его авторства будут продолжать капать на его и без того распухший счет. Это куда выгоднее, чем просто физически устранить его. – Санни, я нашла кое-что интересное! – прокричала я в сторону. Ответом мне был странный грохот. Я замерла, а потом медленно повернулась к двери. – Санни? – несмело окликнула я своего спутника. Никакого ответа. Я сломя голову бросилась в гостиную. На первый взгляд, она пустовала, но потом, присмотревшись, я заметила ноги в старых кедах, торчавшие из-за дивана. Комната закружилась вокруг меня, а мысли в голове завертелись с ужасающей скоростью. Неужели, сердечный приступ? Порой это случается с молодыми людьми... Но Санни никогда и ни на что не жаловался, был сильным и выносливым. Кроме того, азиаты по статистике более здоровые, чем их белые собратья. Они едят больше морепродуктов, оттого и почти не страдают от сердечно-сосудистых заболеваний. Взяв себя в руки, я подошла ближе и склонилась над лежавшим без сознания корейцем. Проложив три пальца на его левое запястье, я едва сдержала вздох облегчения: пульс был наполненным, ритмичным, не учащенным. Подняв глаза чуть выше, я заметила рану на голове, из которой медленно капала кровь. Он просто потерял равновесие и ударился обо что-нибудь, вот и всё. Ничего страшного: сейчас доктор Нэнси поможет тебе, профессор Кан. Я потянулась к своей сумке, чтобы достать аптечку, но, уловив боковым зрением какое-то движение, резко обернулась. Опоздала я лишь на долю секунды: здоровенный молодчик в спортивном костюме, замахнувшись битой, обрушил её мне на голову. Свет, мигнув, быстро померк перед моими глазами.