Когда наступит осень...

Прим. Автора : И опять же, часть от третьего лица, часть от первого. - Я понял. Замолчи. Норвежец протяжно выдохнул, вглядываясь в окно такси. Желтые листья кружились вокруг деревьев, падали на влажный асфальт и крепко прилипали к нему, словно сливаясь с ним. Школьники с улыбками шли из школы, кто-то держался за руку и целовался, кто-то смеялся, а кому-то и просто взглядов хватало, чтобы понять друг друга. Это напомнило Кетилю о том времени, когда они с Хенриком были обычными выпускниками старой школы на окраине города. Сидя под цветущими деревьями в саду он все получал красивые любовные записки от датчанина, каждая была по-своему красива и важна для Иеннсена. Конечно же, Хенрик никогда не узнает о том, что они до сих пор лежат в шкатулке на шкафу. Что каждый раз, когда Норге перечитывает их, на его лице сверкает непривычная широкая улыбка. Пусть это и останется его небольшой тайной. - Какой ты грубый, - Хенрик потянул возлюбленного за щеку, но тут же получил по рукам. Да. Наступила осень, наступил сентябрь, ты уезжаешь. Я уже два года живу с тобой и чертовски привык к твоим привычкам, к твоей нежности… ко всему тебе. Что каждое утро меня кто-то обнимает и говорит «доброе утро», гладит по голове, даже иногда готовит завтрак или ужин, хотя это всегда было моим делом. Что кому-то интересно, как моя учеба и мои дела, что кто-то это хочет выслушать. «Ученье – свет», - вот что ты сказал, перед тем как сообщить мне, что собираешься уезжать на учебу в другой город. Тогда я и бровью не повел. Я уважаю твое право учиться там, где хочешь ты. Мне казалось, что твой отъезд будет таким же привычным и обычным делом, как, например, сходить в магазин. Но я ошибался. Я все еще не могу смириться с тем, что сейчас я в последний раз держу твою руку. Да, ты обещал приезжать как можно чаще, но я вряд ли смогу привыкнуть к холодной просторной постели, к дому, не наполненному разговорами, даже к одиночеству, бремя которого я нес всю свою жизнь до того, как мы познакомились. Порой мне кажется , что я просто застрелюсь. Или повешусь. Не важно. Без тебя мое сердце вновь заледенеет. Кто знает, сколько тебе придется преодолеть, чтобы растопить его и вновь почувствовать мою любовь. *** Хенрик с довольной улыбкой тащил тяжелую сумку к вагону. Хоть ему и очень не хотелось оставлять возлюбленного, но таков датчанин был всегда – вечно веселый и улыбающийся почти в любой ситуации. - Ну… вот и все, - Йоханнсон немного помолчал, а затем крепко сжал в своих объятиях хрупкого норвежца, но в ответ его лишь охватили слабые руки. Кажется, было поздно. Хенрик сам понимал, что вряд ли уже удастся что-то исправить. Он слишком изнурял холодного парня своим пылким характером. В итоге все привело к тому, что они имеют сейчас – невыраженные чувства и гробовое молчание. Вздохнув, датчанин со слегка опущенной головой направился внутрь поезда. Кетиль же стал ждать, пока из окна высунется голова назойливого юноши, который будет махать рукой на прощание и кричать всякие глупые (или же не совсем?) вещи. Но этого все не происходило. Послышался звук, характерный при запуске поезда, вот уже он и тронулся с места. Парень уже и начал жалеть, что даже не посмотрел на возлюбленного в последний раз… - Кетиль! Норвежец приподнял голову и успел словить бумажный самолетик, который был брошен датчанином. Дрожащие руки едва смогли развернуть мятый листок. «Кетиль. Мне жаль, что я постоянно кричал и ругался из-за ерунды. Я очень жалею об этом. Ты самый дорогой человек для меня во всем мире. Мне всегда казалось, что для такого как ты я смогу сделать все. Но я, как всегда, был груб и резок. В итоге моя резкость разбила твое сердце. Нежное и хрупкое, которое я сам поклялся защищать, но смог лишь навредить. Я обязательно приеду на осенних каникулах. Жди. Люблю тебя.» «Люблю тебя», - еще раз пронеслось в голове Кетиля. Паренек едва слышно всхлипнул и стал наблюдать за тем, как слезы смачивают лист и немного портят его. Руки сразу потянулись вытирать надоедливую соленую жидкость, что, правда, было безуспешно. В груди все сжалось от невыносимой боли и горечи, хотелось вновь почувствовать это тепло любимого тела, когда тебя крепко прижимают к себе и говорят, что все хорошо, что твои слезы делают больно близким людям. Но никого рядом не было. Только холодный пронзающий ветер обвивал юношу и давал понять, что рядом нет никого. «Я тоже тебя люблю», - раздалось в моей голове, перед тем как я безудержно зарыдал и упал на колени.