Coeur

Меня тошнило. В этом злогребучем автобусе укачивало так, что блевать хотелось каждую секунду поездки. Ненавижу Японию. Ненавижу Осаку конкретно и этого мудака с именем типа Такашимы, который везет нас в клуб. Вообще, нам случайно повезло - на нас упал масштабный тур по клоповникам Японии. Отлично, значит, где-то на полгода потом можно будет забыть о работе и заняться новым альбомом. - Эй, Чонин, - позвал меня Чанёль, рассматривая рекламный проспект в руках у Бекона, - ты вообще в курсе, как называется клуб, в котором мы выступаем сегодня? - Понятия не имею, - еле выдавил я. Вся концентрация сил уходила на то, чтобы не блевануть при следующем резком торможении. Кёнсу сочувственно вздохнул и намочил водой из бутылки свой платок. Я благодарно улыбнулся и вытер им лицо. Когда мне будет сорок и если до этого времени я не найду себе никого постоянного, я женюсь на До Кёнсу. Честное слово. - Он называется… Блин, Чунмён, прочитай! - Шинсаибаши, - усмехнулся Сухо. Чанёль фыркнул. - Чанёль никогда не пропадет, - вздохнул Сехун, смотря на барабанщика как на умалишенного. - Он готов ржать с каждой глупости. - Ты завидуешь, как я погляжу? - повернулся к младшему Чанёль. - Девочки, прекратите! - я уже совсем лежал на Кёнсу, пытаясь найти положение, в котором меня не так мутило бы. - Без вас тошно. Чанёль и Сехун продолжили перепираться, но шепотом. Иногда мне кажется, что я ненавижу их всех. Однообразные шмотки, кривой мэйк, выбеленные лица. А потом понимаю, что если бы не они, моя мечта никогда не стала бы реальностью. Именно эта толпа сделала меня тем, кто я есть. Именно ради них я не сплю ночами. Именно ради них я выворачиваю внутренности в поисках новых мелодий. И они принимают меня, принимают благодарно, с криками и вспышками фотоаппаратов. В такие моменты я чувствую себя гребаным айдолом. Только меня никто не учит танцевать и красиво петь. Я просто играю на басу и одеваюсь в кожу. От этого лихорадит еще сильнее - они любят нас, любят меня. - Жив? - участливо спрашивает Чунмён, когда мы ползем до гримерки. - Нет, - честно отвечаю я. Пот с меня льется ручьями, подводка поплыла, и выгляжу я сейчас не лучшим образом, плюсуя к этому отстойное самочувствие. Но мне все равно удается улыбнуться какой-то девице, ловящей меня за рукав куртки. - Кай, можно? - она кивает на фотоаппарат у себя в руках. - Сколько угодно, - слащаво ухмыляюсь я, слыша фырканье Чунмёна. Он не ждет меня, у нас всех договоренность - никто никогда никому не мешает, фанатки есть фанатки, и если кто-то из них себя предлагает, нет нужды отказываться. Остальные молчат. Хорошее правило. Девочка фотографируется со мной и неловко сует мне в руку скомканный листок. О боже, что бы это могло быть? Она улыбается, а я сканирую ее взглядом. Несовершеннолетняя, возможно девственница - знаете, сколько я таких видел? Им кажется до одури романтичным лишиться невинности не с любимым и любящим человеком, а с музыкантом, по которому визжишь на концертах и который забудет тебя через полчаса от твоего ухода. Мне все равно - я улыбаюсь в ответ и киваю. Если не забуду, позвоню. В гримерке суматоха. Следующий город в туре - Киото. Потом - Нагойя. Потом еще два каких-то, я честно не помню. Первое, что я вижу, зачехляя бас, - угрюмого Чанёля. - В чем дело? - Бекон усвистал на встречу с какой-то фанаточкой, - объяснил мне Сехун. Вообще, сейчас нам всем неплохо было бы усвистать в гостиницу, а не по фанаточкам. Хотя, раз наш вокалист развлекается… - Я тоже собирался, - улыбаюсь я. - Да хоть женитесь на них! - не выдерживает Чанёль и вылетает из комнаты, хлобыстнув дверью. Мой друг не медленно и верно превращается в истеричку. Я вздохнул. - Ты не хочешь отдохнуть? - назидательно спрашивает Чунмён. - Жалко потом будет - девочка очень даже, - я пожимаю плечами. Он кивает. Не знаю, какой срок действия у организма при таком ритме жизни, но очень надеюсь, что он закончится не через три года. Если вы думаете, что я не задумываюсь о любви в такие моменты, то вы ошибаетесь. Я думаю о ней. В свои двадцать я чувствую себя стариком, у которого вся жизнь позади. Я толком ничего в ней не видел, но я уже так устал, будто на моей шее - пятеро детей и вдвое больше внуков. Вот эта очередная девочка. У нее имя из двух слогов - это всё, что я запомнил. Она начиталась книжек про красивый секс и думает, что со мной будет так же. Пока я ласкаю ее, она картинно стонет и закидывает голову. Но стоит мне войти в нее, как она понимает, что реальность куда хуже книжек, потому что больно, потому что я не тот, кто будет нежен с незнакомым человеком, потому что мне плевать на ее чувства. Ей даже подружкам рассказать будет нечего. Потому что придется врать о том, какой я трепетный и чуткий, как герой сказок и разве что на коне не скачу. Учись. С этого начинается боль - с момента, когда понимаешь, что реальность ужасна. Ни одна сказка не сбывалась до конца. Не верь никому, особенно таким, как я. Мы любим вас, когда вы толпа, и нам наплевать на ваши чувства, когда вы по одному. В тур-автобусе с утра все мрачные. Чанёль не разговаривает с Бэкхёном, тот почему-то дуется и показушно отворачивается к окну. Чунмён клюёт носом, наваливаясь на Сехуна, отчего последний не испытывает особого счастья. Кёнсу сначала несколько минут изучает мое лицо, а потом закрывает глаза. Перед ним мне всегда неловко. Стыдно признать, но то, что было у меня с Кёнсу - самое лучшее и самое светлое из воспоминаний об отношениях. Поэтому я беру его за руку и засыпаю. Это было очень мудрое решение. Потому что в следующий раз поспать мне удалось только через двое суток. Бэкхён насторожил меня еще перед концертом. Он постоянно выглядывал в зал, словно ждал кого-то. Чунмён тоже наблюдал за ним, недоуменно переглядываясь с Кёнсу. Всё стало известно ночью после концерта, когда я вломился к себе в номер и бревном упал на кровать. Толпа выжала меня сегодня до капли, ни о каких фанаточках и речи быть не могло - мне хотелось СПАТЬ, у нас был целый день для этого - из Киото мы уезжали только послезавтра. Упал на кровать и тут же ткнулся носом во что-то жесткое. С трудом поднялся - это оказался запечатанный конверт с ровными буквами «Ким Чонин, это для тебя». Я швырнул конверт подальше - не хватало мне еще фанатских писем. А уже перед тем, как провалиться в сон, я вдруг подумал, что почерк очень знакомый. Бён Бэкхён. Такие ровные буквы могли быть только у него - когда мы подписывали контракт с лэйблом, я обратил на это внимание. Я моментально подорвался и поднял конверт. Подумал, что лучше мне будет сесть. «Милый мой Кай, тебе лучше сесть». Как заботливо. У меня свело желудок - ничего хорошего, явно. «Сколько лет мы вместе? Четыре года? Вау, это срок, правда?» Нет, не правда. Чуваки и по двадцать лет вместе тусят - и ничего. «В общем, я подумал... » Опасность. Бекон, тебе нельзя думать. Это никогда не заканчивается ничем хорошим. «Мне нужно идти дальше. Мне 22 года, а я все еще не знаю, чем хочу заниматься по жизни. Не думаешь же ты, что мы всегда будем молодыми и всегда будем вместе? » Думаю. Очень думаю. Я даже мысли не допускаю, что может быть иначе. «Я ушел из группы, если ты еще не понял». СУКА. Меня как ледяной водой окатило. Я выронил это чертово письмо и схватился за голову. Кёнсу, позвать Кёнсу. Пусть спрячет Чанёля. Мы все встряли, гребаный Бекон... Кое-как я нашел в себе силы сползти на пол и продолжить чтение. «Прости меня. Я знаю, что будет сложно, но со временем ты поймешь, почему я так сделал. Ее зовут Юмико. Она нужна мне. Пойми меня, Чонин. Мне нужно строить свою жизнь». Ёбаный. Бэкхён. «Извинись за меня перед ребятами... и перед Чанёлем. Он сможет меня забыть, я верю в него». Отлично. Значит, эта хитрожопая тварь всё понимала. И про сопливые чувства нашего рыжего барабанщика, и про его же болезненную привязанность. «Я буду следить за вашим творчеством. Уверен, вы легко найдете мне замену. Не держи на меня зла слишком долго. Люблю тебя, Бён Бэкхён». Я устало закрыл глаза. Я так рад за тебя, Бён Бэкхён. Ты такой взрослый и разумный. Ты сбежал с какой-то японской бабой, чтобы строить новую жизнь. Прямо посреди тура. Во мне закипала злость. Дрожащими руками я вытащил телефон из кармана и набрал номер Кёнсу. - В порядке? - сразу же спросил он. - Нет, - сквозь зубы процедил я. - Кёнсу, я сейчас сдохну. Быстрей. - Понял, - услышал я перед гудками. Можно быть зависимым от алкоголя. Можно от спида. Можно сидеть на героине и забывать свою ничтожность, вкалывая в вену наспех стерилизованную иглу. Без проблем, но у меня был куда более безопасный способ. Кёнсу знал такие мои настроения, они бывали редко, но очень метко. Он не говорил ни слова, просто подходил и целовал меня. Я кусал его губы вместо своих, выговаривал ему всё, грубо сжимал в руках, - а потом меня отпускало. Оставались только объятия друга, в которых мне было спокойно. И только тогда Кёнсу спрашивал. - Что случилось? - Нам пиздец, Дио. Он хмурится - его бесит, когда я ругаюсь матом. Прости, но сейчас я не могу иначе. - Идем, нужно собрать парней. Есть новости. Кёнсу внимательно смотрит на меня, потом переводит взгляд на лист бумаги в моей руке. Я киваю. Это - корень всех наших грядущих бед, о да. Ребята смотрят на меня и не могут понять - почему объявлен общий сбор, а Бэкхёна все еще нет? Я стою рядом с сидящим в кресле Чанёлем. Я должен быть рядом, я не могу потерять еще и барабанщика... друга. В первую очередь, друга. С выражением читаю последнее письмо Бэкхёна, не опуская ни одного слова - то, что адресовано Чанёлю, озвучено тоже. В комнате - мертвая тишина. По-настоящему мертвая - никто из нас с таким никогда не сталкивался, никто не знает, что делать. Ее нарушает Чанёль - он глухо всхлипывает и резко подается вперед. - Стой, - я хватаю его за плечи и прямо смотрю в глаза. - Ты не будешь убегать от этого. Мы все переживем, понял меня? Не знаю, что Чанёль услышал в том, что я сказал, но он лишь кивает и как-то весь оседает. - Этот недоделанный Вилле Вало свалил от нас к какой-то японке? - рычит Сехун. Чунмён мрачно кладет руку ему на плечо. - Я понятия не имею, что делать с концертами и как сильно нас натянут с неустойкой, - говорю я. - Давайте подумаем трезво, - Чунмён берет у меня письмо Бэкхёна, еще раз пробегает его глазами и едко выплевывает: - Тварь. Он прав - мы найдем ему замену. Но пока нужно решить вопрос с концертами. - Мы можем сказать, что Бэкхён заболел, - тихо произносит Кёнсу. - Мы с Чунмёном потянем его партии. Я готов его расцеловать прям перед ребятами. - Отличная идея, Кёнсу, - но я лишь улыбаюсь и киваю. - Завтра у нас день на отдых. Давайте не будем думать о Бэкхёне больше? Все уныло покивали, но я прекрасно понимал, что мысли о сбежавшем вокалисте не оставят никого еще очень долго. - Чанёль? - мой когда-то улыбчивый друг вжимается в кресло, но мою протянутую руку все же принимает. - Идем, ты сегодня спишь со мной. Как в старые и добрые, а? Парни понимающе кивают, тепло смотря на Чанёля. Ему сейчас вдвойне тяжело. Когда-то давно Чанёль грел свои холодные ступни о мои и хохотал, пока я извивался, пытаясь спрятать от него свои ноги. Сейчас он молча кутается в одеяло, а когда я ложусь рядом - утыкается носом мне в грудь и глухо сопит. - Какая же он... тварь, - выдавливает он. Я обнимаю его крепче. - Он все знал. Он мог бы послать меня сразу, мне так было бы проще. - Ты же не будешь убиваться по такому, как он? - я разворачиваю лицо Чанёля к себе. Он медленно и неуверенно мотает головой. - Поцелуй меня, Кай. Поцелуй так, будто я - это твой обожаемый Кёнсу. Кёнсу - не мой обожаемый. Он - моя отдушина, и мы оба понимаем, что не больше. Но Чанёля я целую. Медленно и тягуче, глотая его всхлипы. Его губы - мягкие и податливые, с ними можно делать, что угодно. Но сейчас не нужна жестокость - я целую его нежно, почти осторожно. Я люблю его, я без него никуда. Он - моя рука. Дио - вторая рука. Чунмен - мой позвоночник. Сехун - опора. Бэкхён тоже был кем-то важным, и сейчас нестерпимо больно, но это пройдет - любая ампутация перестает болеть, нужно лишь время. Мы справимся. - Ты сможешь, - шепчу я Чанёлю. - Ты самый сильный, я тебя не брошу. Он цепляется за мои руки и нервно смеется. Сказал бы мне это кто-нибудь... сказал бы, что я самый сильный. Но пока я просто целуюсь с Чанёлем, забирая его тревогу себе. Уже скоро он засыпает, а я лежу и смотрю на его лицо. Эта выпендрежная жизнь меняется слишком неожиданно. Я даже вспоминать не хочу, как прошел остаток тура. Кёнсу и Чунмён справились на ура, кажется, об отсутствии Бэкхёна фанаты тосковали недолго. Мы вернулись в Сеул обогатившиеся, но разбитые. Все сразу же разбрелись по своим комнатам. Вещи нашего бывшего вокалиста, так опрометчиво оставленные им в доме, летели с десятого этажа. Бэкхёна в этой жизни больше не существовало. Пора решать эти проблемы, иначе мы не вывезем.