Coeur

Жар софитов впитывается в мою кожу. Мне кажется, что от меня идет дым - я горю, медиатор давно выброшен в зал, резервный зажат в зубах, пальцев я почти не чувствую. Толпа беснуется вместе со мной. Я живу этим. Я вижу их глаза - они все хотят меня. Сцена - это жизнь. Я не понимаю тех, кто ее боится. Нет, я не могу быть собой на сцене, но здесь я честнее, чем за кулисами. Рваное жесткое соло - и меня разносит на куски, когда к нам с Чанёлем резко присоединяются гитары. Каждый рифф вписан в мою кровь. Кто-то орет «ЛуКаи!», я мысленно посылаю его к черту. Идите дрочите на айдолов, любители фансервиса. Здесь творится искусство, а не хуй знает что. Лу Хань не подходит ко мне ближе, чем на два метра. Я зло смеюсь. Волосы прилипли к лицу, я почти ничего не вижу, это уже больше, чем музыка. Он боится меня. Думал, попал на сопливую педовку? Нет, дружище, я не настолько слаб. За кулисы меня буквально тащит Чунмён. - Ты решил сдохнуть на сцене? - шипит он, но в его голосе нет злости - он доволен мной, я знаю. - Кай, ты был охуенен! - Сехун восторженно стискивает меня. - Я чуть не кончил, глядя на тебя! Я смеюсь. Перед глазами все еще пелена, я не понимаю ничего. Как будто снова вернулось наркоманское детство, когда я почти не отвечал за свои действия. Вот он, настоящий Кай. Очень четкое разграничение между ним и Чонином. Чонин мне нравится меньше. - Кай, привет. Именно этого мне не хватало, без сарказма. Я поворачиваюсь и встречаюсь глазами с улыбкой Тао-Цзытао. - Привет! - радостно выдыхаю я, даже не реагируя на укоризненный взгляд Чунмёна и замершего рядом Лу Ханя. - Сумасшедшее выступление, - просто говорит Тао, а у меня в голове долбит - вот, каким должен быть парень рок-звезды. С выжигающими всё живое глазами, с четкими чертами лица, с улыбкой, от которой колени сводит. А не таким, как эта девочка, которая у нас на вокале. - Подождешь меня? - торопливо спрашиваю я у Тао, он кивает. Кому я вру, конечно. Я зол на Лу Ханя. Зол даже не из-за того, что он там что-то крутил со своим китайским дружком, а из-за того, что он ни слова мне не сказал потом. Он ходит рядом со мной и молчит. Видимо, это и есть поведение ахуенно взрослого человека. Противно. Противно, что ему настолько все равно, что я могу чувствовать, что он даже не сделал ни одной попытки поговорить. Может быть, я ошибался на их с Ифанем счет. Может быть, у них действительно только дружба. Может быть, почему нет? Да только сейчас мне уже почти все равно. Почти перегорело. Я все думал, пока шел от Тао по ночным улицам. Если влюбленность - это крайне зыбкое состояние, в котором все хорошо, в котором краснеешь и боишься рассказать кому-то… То не может же быть любовь тем, что я сейчас чувствую? Я предложил Тао встречаться. Просто так, в качестве благодарности за первоклассный секс. А он засмеялся и сказал, что я люблю другого человека. Я понятия не имею, откуда он в курсе наших внутренних дел, но его слова осадили меня. Может ли быть, что я правда люблю Лу Ханя? Может ли так быть, что я упустил момент, когда закончилась моя влюбленность, и началось то, от чего так просто не избавиться? Я не хотел быть Чанёлем или Кёнсу, которые любят по нескольку лет, ждут непойми чего и терпят похождения предмета их любви на все стороны, какие тому только заблагорассудится выбрать. Мне даже представить себя таким было страшно. Дома тихо и почти темно - в общей комнате горит ночник. Я заглядываю туда - Чунмён смотрит на меня и улыбается. Прохожу и сажусь в кресло рядом. - Скажи мне, друг мой Чонин, - начинает он, выбрасывая в пепельницу остатки сигареты, - когда наша славная группа умудрилась стать копией какой-то стремачей дорамы с соплями, любовными треугольниками и всякой подобной хернёй? - Понятия не имею, - отвечаю я. - А что, она стала? - Ты пропустил столько всего интересного, что мне тебя даже жаль. Я замираю - что тут могло случиться уже? - Сначала у нас был весьма мрачный Лу Хань, который ни с кем не разговаривал, постоянно кому-то писал и толокся в коридоре, явно намереваясь свалить, - насмешливо рассказывал Чунмён. - Чанёль ушел сразу после клуба - видимо, к этому своему Ифаню, из-за которого он в последнее время ведет себя, как баба. Я усмехнулся - у Сухо идеально получалось давать событиям свои имена. - Все бы ничего, если бы этот самый Чанёль не влетел за секунду до того, как Лу Хань открыл дверь, чтобы уйти, с воплями про то, что ненавидит сраных китайцев. Потому что, видите ли, один из этих сраных китайцев убивает его лучшего друга, а второй - что удивительно, друг первого сраного китайца, - уничтожает его. Я давлюсь смехом. Ситуация критичная, и я представляю, насколько была накалена атмосфера в доме, но в изложении Чунмёна это было шедевром. - У Лу Ханя, само собой, отвисла челюсть, - продолжает Сухо. - Он попросил уточнить, кто это там кого убивает. Чанёль с радостью просветил беднягу - выложил как на духу про то, как сильно ты страдал из-за измен Лу Ханя, про то, как ты его любил, и про… ну в общем, ты понял. Я только кивнул - у Чанёля нет костей в языке. - И тут случается кульминация нашей истории. В квартиру залетает… как ты думаешь, кто? Правильно, второй сраный китаец. Видел бы ты его - волосы растрепаны, глаза горят. Вот именно тогда Сехун приволок с кухни поп-корн. Меня складывает пополам. С этих чокнутых вполне станется жрать, пока у других разыгрываются трагедии. - Пока Лу-хён мялся и приводил в порядок мозги, Ифань пытался остановить недобежавшего к себе в комнату Чанёля. Наш рыжий картинно заламывал руки и просил отпустить. Понятия не имею, что у них там произошло, но на вопле Чанёля «Не мучай меня, ты любишь Лу Ханя, я знаю!» Ифань потерял остатки крыши и поцеловал его. Так что у этой парочки сейчас все хорошо - они выяснили отношения и теперь спят. А бедный Сехун сбежал в комнату к Кёнсу. Ладно, тут все понятно. Рад за Чанёля, он это заслужил, в конце концов. - Если тебе интересно, что с твоим сраным китайцем, то могу сказать - он закрылся в комнате и не пускает меня туда. Это не справедливо, я думаю. Поговоришь с ним? Мотаю головой - я не Чанёль, я не умею истерить и выяснять отношения. - Чонин, мне важно, чтобы ты был счастлив, - Чунмён осторожно берет меня за руку. - И если это счастье в Лу Хане - иди к нему. Не отпускай так просто. Ты ведь не знаешь людей, они иногда тоже боятся. Понимаешь? - Может быть, - улыбаюсь я. - Просто есть то, что важнее людей. - Оно никуда не денется. Просто хватит быть слепым. Тебе двадцать, а не сто девяносто. Я пожал плечами. Иногда мне кажется, что мне куда как больше.