Быть Офелией

Бён Бекхён всегда мог без лишнего укола совести похваcтаться своей рассудительностью, сдержанностью и терпеливостью. Он был славным парнем, которого можно завести вместо комнатной собачки, чтобы приносил тапки и вилял лохматым хвостом, когда хозяин возвращается домой. В общем, список такого рода положительных рекомендаций уходил в небеса к сияющей путеводной звезде, но то ли сегодня выдался слишком облачный денек для космического излучения, то ли карма парня скоропостижно протухла. - Пак Чанёль, - Бекхён еще раз прочитал именную табличку возле двери нужной ему квартиры. Бён четко понимал, что рано или поздно придется постучаться в эту страну Оз, хочется ему или нет, поэтому он оттягивал решающий момент, как только мог: подышать свежим подъездным воздухом, сложить из не очень хороших слов, которыми были исписаны стены, хокку, пересчитать ступеньки, позаигрывать с дверью. Все это очень важно и, несомненно, необходимо. Ещё вчера он шелестел газетой с объявлениями, сетуя на свою жизнь, которая с чего-то вдруг стала приобретать силуэт детородного органа. Бекхёну нужны были деньги, а так как стипендия устремилась в закат, не написав прощального письма, то подработка на полставки оказалась единственным возможным вариантом, ведущим к спасению и успокоению души. И вот, когда он напряг все свои чакры до уровня закипания атмосферы, в темном неприметном уголке нашлось нужное объявление, казавшееся предельно подозрительным, и именно поэтому заинтересовало его: «Профессиональному живописцу требуется натура на неограниченный срок». Оплату обещали щедрую, особенно если учесть, что всего лишь требовалось на несколько часов застыть в одной позе, пока тебя рисуют. Дело не такое уж трудоемкое, думалось Бекхёну, да и он достаточно симпатичный для того, чтобы пару раз увековечиться для будущих поколений на полотнах настоящего художника! «Будет весело, познакомлюсь с интересным человеком, принесу пользу», – это было вчера. - Ну и какого черта я здесь делаю, - то, что еле слышно произнес Бекхён в данный момент. Почему-то именно сейчас Бён понял, что там за дверью находится человек, который ближайшие несколько часов будет неотрывно и вполне законно оправданно рассматривать его и думать опять же только о нем. Мини-вселенная с центром по имени Бён-Бекхён-гребанное-солнышко. Это смущало, и парень уже не был уверен, сможет ли выдержать такого рода напор. Где-то между слоями этих предельно печальных размышлений, табличка «Пак Чанёль» многозначительно качнулась, и дверь, порядком уставшая от бекхёновских домоганий, открылась. Рок судьбы, скажете вы, но у Бекхёна сразу же сложилось иное мнение: «Пиздец». Из глубины квартиры выглядывало что-то лохматое, заоблачно высокое и, видимо, клинически творческое (этим словом Бекхён заменил более подходящее прилагательное «сумасшедший»). Причем это нечто выжидательно молчало, явно не собираясь как-нибудь развеять первое пугающее впечатление. - Я Бён Бекхён, пришел по объявлению. Ни «добро пожаловать, проходите», ни «извините, что я такой страшный упырь, мама не учила меня в детстве, что быть стрёмным – плохо и совсем невежливо», ни чего-то подобного Бекхён так и не дождался услышать. Неопознанный объект так же исчез из поля зрения, как и появился, оставив входную дверь открытой. «Наверняка он хочет, чтобы я зашел за ним», - сквозь панику успел сообразить Бён, - «чтобы потом откусить мою голову и положить себе под подушку, чтобы лучше спалось». И было бы логичнее сейчас закончить рассказ, потому что обычно так и случается, но мы ударимся в недра научной фантастики, ибо по замыслу должно быть забавно и уморительно. Итак Бекхён последовал за дуновением ветров судьбы и закрыл за собой дверь, оставшись в полумраке коридора. Он не знал, насколько еще хватит необъяснимой смелости, поэтому быстро зашагал вперед. «Спасите, помогите», - два слова и одна комната. Дощатый пол полностью был застлан полиэтиленом, стены выкрашены в спокойный серый оттенок, а огромные окна почти на всю площадь вертикали, оказались завешаны плотной черной тканью, которая имела странное свойство пропускать через себя дневной свет, но в иной рассеянной и завораживающей форме. Атомы воздуха в комнате тесно жались друг к другу, и Бекхёну казалось, что он плывет сквозь вакуум. В центре стояла изящная ванная в старом добром стиле 19-ых веков, позолоченные ножки с рельефом из виноградных лоз, но ни слива, ни другого признака того, что данным агрегатом действительно пользуются по назначению. Остальное пространство занимали несколько полок и шкафов, расставленных вдоль стен и забитых различными художественными принадлежностями, ряд крючков с измятыми и грязными рабочими халатами и два мольберта. Все логические цепи, которые лихорадочно Бекхён пытался выстроить, чтобы объяснить происходящее, так и не нашли своего подтверждения. Весь глубинный смысл на корню пресёк хозяин (?) квартиры, который с помощью чернокнижной магии появился вслед из того же тёмного коридора, причём с ведром воды. Белые, опалённые тяжелой судьбой, волосы рьяно спутывались и определённо жили своей жизнью, большие и почти безумные глаза, смотрящие сквозь предметы, высокий рост и худощавое неуклюжее телосложение. Пак Чанёль (по крайней мере, Бекхён надеялся, что его действительно так звали и ясность останется хотя бы в этом) подошел к ванной и вылил туда содержимое ведра. - Раздевайся, - вот что прозвучало хриплым, явно не привыкшим, что его используют, голосом вслед вышеперечисленным действиям. Бён Бекхён подумал, что лучше бы рассказ о нем закончился еще несколькими абзацами ранее.