Необыкновенно темный*

Со сталактитов мерно хлюпала вода, в реке заунывно стонали души умерших, вдалеке звучно било по воде весло перевозчика. Стоит всё-таки подумать над тем, чтобы перейти на автономную лодку, а то с этим Хароном и его расценками разориться можно, — лениво подумал Аид и тут же отогнал подальше неприятную мысль, сулящую очередные заботы, лишнюю работу и нервотрёпку. — Инфляция у него, видите ли! — фыркнул бог себе под нос и поудобнее устроился на каменном троне. — Ваше темнейшество!.. Ваше злодейшество! — перекрикивая друг друга, кубарем вывалились к подножию трона Боль и Паник. Аид сомкнул пальцы на подлокотнике, старательно сдерживая желание пнуть прихвостней туда, откуда они выкатились. — Тут… к вам… Кто «тут к нам» выяснять не пришлось, ответ сам вскоре появился в зале с присущими ему громом и молниями. — Зе-е-евс, дорогой брат! Какими судьбами? Чем обязан? Ты надолго? — Аид подскочил как ужаленный и, что называется, на задних лапках запрыгал вокруг хозяина Олимпа. Что и неудивительно, ведь в прошлый свой визит Зевс разнёс половину подземного мира, да и самого владельца помещений знатно приложил. — Так что же? Чем могу помочь? — Да успокойся ты, Адик, — Громовержец хлопнул его по плечу так, что едва не сбил с ног, прижал к себе и разразился хохотом. — Я тут поразмыслил о прошлом, извиниться пришёл. Ты, конечно, знатный свинтус, но и я тоже не прав. Ты ж ведь тут гнобишь себя, заживо… ха-ха… хоронишь. В общем, забудем старые обиды, дорогой братец! — Конечно, — процедил тот сквозь зубы, безрезультатно попытался вырваться из железной хватки, но в итоге ограничился пинком по ноге, который, похоже, не особо привлёк внимание олимпийца. — Согласен, да? Ну, замечательно, идём! — он потянулся было потрепать брата по волосам, но обжёгся о синее пламя и с криками отдёрнул руки, что позволило Аиду освободиться. — Куда идём? — застигнутый врасплох, всё же поинтересовался бог смерти и предусмотрительно отошёл подальше. Некое внутреннее чувство подсказывало ему, что именно сейчас он совершает одну из самых больших ошибок в своей жизни, но как её избежать, несчастный не знал. — Ну, так надо ж отметить! В Трою, а? — А почему в Трою? — от растерянности Аид выдал первый вопрос, пришедший в голову, и только потом сообразил, что уж теперь-то ему точно не отделаться. — Там вино лучше всего разводят. Да и какая разница-то? — отмахнулся Зевс, подхватил брата под локоть и потащил к выходу из подземного мира. — Ладно, — пожав плечами, растеряно протянул бог смерти. — Арес говорил, там в последнее время весело. Смертные опять что-то затеяли, то ли олимпиаду, то ли войну… *** — Ну, и где эта треклятая чарка?! — едва не падая со стула, орал Аид несколько часов спустя и молотил кулаком по столу. — Гекуба! Наливай давай! Где ж тебя носит? — Адик, дорогой, может, тебе уже хватит? — заботливо осведомился Зевс и поддержал брата за плечо, когда тот едва не навернулся прямо на пол. — В самом деле, тебе ещё домой добираться. — Хватит? Как это хватит?! Да я трезвее всех живых! Или это не из той оперы? А чёрт с ним! В подземный мир идти только вусмерть пьяным… — Ты уже, дорогой братец, ты уже, — пробормотал Громовержец, взвалил на себя подкошенного вином собутыльника, кивнул на прощание Гекубе и побрёл на безлюдную в столь поздний час улочку разрушенной и разграбленной Трои. Вдали, на центральных улицах ещё горланили победные песни и добивали жителей города данайцы, а с ними и другие греки, долгие годы осаждавшие славный город. Аид, едва переставлявший ноги, окинул мутным взором руины, покосился на Зевса и неловко махнул рукой. — Это всё мы?.. — Не волнуйся об этом, смертные шалят, — Громовержец огляделся, прислонил брата к одной из последних уцелевших стен в городе и, хмыкнув, бодрым, хотя и немного неровным шагом направился на шум. — Ты пока постой тут, а я к смертным. Одним глазком только! И если что, Гере не слова, ладно? — Да ладно, ладно, — проворчал бог смерти, сполз по стене и, не заботясь о тоге, уселся прямо на землю, уже готовый мирно заснуть, как вдруг громкие крики и женский плач вырвали его из объятий Морфея. — Да что ж эти греки такие беспокойные-то?! Ни пожить тихо, ни умереть молча не могут… Вечно воют, кричат, стонут. Что за люди-то такие?! И после смерти от них покоя нет. Тут он запрокинул голову, словно желая разглядеть, кто же вздумал прерывать его божественный сон, и как раз вовремя: с башни прямо ему на голову что-то летело. На трезвую голову Аид, несомненно, отступил бы и позволил грузу шмякнуться об землю. Но то ли уж слишком крепкое вино, а разводили троянцы из рук вон плохо, то ли ещё какой порыв заставил злобнейшего из богов взлететь и подхватить груз. Дёргающийся, однозначно живой груз, который тут же вздумал захныкать. — Дети падают... Хм, это разве не в Спарте бросали? А ты симпатичный, малец. Не то, что этот… как же там его? Герконат? Геркулак? Геркогад? Герк, короче. У-тю-тю, — Аид наклонился ближе к ребёнку, изобразил улыбку и помахал пальцами у него перед лицом. Хозяин подземного мира никогда не отличался особой красотой. Кожа нежно-трупного оттенка, насыщенно синяя пламенеющая шевелюра, лицо, к-хм, выразительное, то ещё зрелище, одним словом. А уж когда этот милашка пытался улыбаться, к чему, стоит отметить, он прибегал не так уж часто, тут и вовсе описаться со страху можно. Что ребёнок, собственно, и сделал. В общем, на башню Аид поднялся почти протрезвевший, злой, как сто Горгон, и готовый крушить и убивать всё, что попадётся ему на пути. — Чего уставились, смертные? — прорычал он, оказавшись перед толпой греков. — Богов никогда не видели? Давно по Стиксу не плавали? Может, путёвочку организовать, в один конец, так сказать? Нашли забаву, самому Аиду на голову детей бросать. Пошли отсюда! Греков как ветром сдуло, лишь одна женщина застыла изваянием и никак не могла отвести взгляда от ребёнка, затихшего в руках бога и с интересом наблюдавшего за происходящим. — А тебе что, особое приглашение нужно? Сме-ертная, со мной шутки плохи. — Вы спасли моего ребёнка, — едва шевеля губами, прошептала женщина и неуверенно приблизилась, протянула руки к малышу. — Сыночек мой, несчастный мой… — Так это твой, что ли? — Д-да, благодарю вас, благодарю! — женщина, наконец, выхватила сына, прижала к груди, принялась осматривать, проверяя, не навредили ли ему полёты с башни и общение с весьма недружелюбным богом, отличавшимся дурной славой в народе. — Что я могу для вас сделать? — Тогу отстирай, — мрачно буркнул Аид, и взгляды двух взрослых остановились на характерном пятне, мальчишка улыбнулся с самым невинным видом и прикинулся дебилом. — Ой, конечно-конечно, пойдёмте, — первой опомнилась счастливая мать, неохотно спустила на каменные плиты ребёнка, вцепилась в руку бога и направилась к уцелевшим лестницам и тайным переходам. Аид не стал анализировать ситуацию, весьма нехарактерную для него, между прочим. Это Зевс напивался вдрызг, потом лез приставать к смертным и вот так вот гулял за ручку до спален. Но не он! Он, вселяющий ужас и страх, никак не мог оказаться в подобном положении. Да и не оказался, если б не коварное троянское вино. — Вы извините. Здесь обычно не так… эээ, — она запнулась, нахмурилась при виде очередной пробоины в стене и одарила своего спутника вымученной улыбкой. — Разрушено. Но сейчас, с этой войной, сами понимаете… — Да я уже привык, что в мою честь праздников не устраивают. Ничего страшного. Оставшуюся часть пути они преодолели в молчании. Женщина то и дело вздрагивала от всякого шума, пьяных криков вдали или же звука приближающихся шагов, и хваталась то за Аида, то за ребёнка. — Руку… — прохрипел бог, когда какой-то грек прошёл мимо них в обнимку с бутылкой, нараспев бормоча что-то вроде «Пенело-о-опа… наконец, верну-у-усь к тебе я, Пенело-о-опа!». — Руку пусти, смертная!.. — Ой, простите, — пискнула женщина, разжала дрожащие пальцы и отстранилась на всякий случай. — А мы уже и пришли. Покои имели не лучший вид, как, впрочем, и всё в Трое. Но куски дорогих тканей, обломки балдахина, сваленные кучей возле кровати, рассыпанные по полу жемчужины, полуободранная позолота, куски панелей из лучших сортов дерева говорили о том, что когда-то эта спальня была одной из лучших в городе. Мальчишку, который был отнюдь не в восторге от божественной компании, мать поспешила унести в комнатку, неприметная дверь которой скрывалась за чудом уцелевшей ширмой. — А я уж заскучал, — протянул Аид, когда та вернулась несколько минут спустя. Он сам уже толком не понимал, зачем пошёл в эти покои, а ведь преспокойно мог вернуться к себе. Уж тогу-то Паник и Боль как-нибудь да отстирали бы, наверное. — Ну, в общем, я тут подумал… пойду, наверное, поздно уже. — А тога как же? — она приблизилась, несмело потянулась к пряжке на плече и улыбнулась, когда бог смерти шарахнулся назад, к кровати. — В самом деле, не пристало богу так ходить. — Тебе ли знать, в чём боги ходят! Оставь, смертная, я пойду лучше… — Стесняетесь вы, что ли? — воскликнула та и рассмеялась, но веселье её было недолгим. Пламя на голове Аида полыхнуло красным, взметнулась, а в следующий миг он уже прижал женщину к противоположной стене, навис над ней скалой и с силой грохнул кулаком по каменной кладке в паре миллиметров от её головы. — Ч-что вы делаете? — Шутки со мной шутить вздумала, смертная? Над богом смеяться? Да к Церберу эту тогу! У меня женщины три сотни лет не было… *** Что-то неприлично яркое ударило по глазам, и Аид скривился. Неужто эти прохвосты опять вздумали устроить пожар? Или это кто-то с Олимпа заявился в его подземный мир с утра пораньше. Бог смерти потянулся и поспешил зарыться лицом в подушку, которая оказалась на удивление нагретой. Но на этом странности не закончились, подушка что-то пролепетала и задумала убраться из-под хозяина. Тут уж он не сдержался и открыл глаза. Мир ощутимо пошатнулся, по лицу хлестнуло волной волос, и он, наконец, всё вспомнил. — Ох ты ж ё… смертная, скажи, что я вчера просто здесь заснул, а?.. Ну, там, выпил лишнего, побуянил, может быть… — Хм, побуянил, интересное определение. Их милую беседу прервал громкий стук в дверь, с той стороны, можно сказать, тарабанили. И для похмельной головы бога это было как удары кувалдой по черепу, а потому Аид твёрдо вознамерился это дело пресечь, медленно поднялся и неуверенной походкой добрался до источника шума, толкнул дверь. — Опять вы?! — прямо перед ним, стремительно бледнеющие от страха, стояли вчерашние любители скидывать детей с башен. — И что же в выражении «пошли отсюда» вам не ясно? Или вы оттуда вдруг решили прийти сюда? Это вы зря-а… — Аид… — Да-да, он самый. А теперь сделайте доброе дело, проваливайте, — он прислонился затылком к косяку, зевнул и косо глянул на женщину, замершую на кровати. — И как ты здесь живёшь только? То детьми швыряются, то вламываются ни свет ни заря. Что за люди эти греки? — Всё равно я с ребёнком и до городской стены не дойду, убьют. — Может, тебя подбросить куда? Ну, там, Афины, Спарта… У изумлённой женщины хватило сил только на то, чтобы кивнуть. А через полчаса она с ребёнком на руках уже неслась на колеснице самого бога смерти навстречу новой благополучной жизни. Оставив случайную любовницу с сыном неподалёку от Спарты, Аид с чистой совестью вернулся в подземный мир, отправил брату с Гермесом послание о том, что вчерашний вечер был отвратителен, но добрался он хорошо, позавтракал и погрузился в ежедневные заботы с тем, чтобы благополучно забыть о давешнем происшествии на долгие семнадцать лет.