Безумцы не притворяются

Холодные руки накрывают лицо, плотно прижимая ладони к векам; что-то липкое течет по щекам, слепляя ресницы и шерсть. И бархатистый торопливый голос, срывающийся на визгливые нотки, несдержанно треплет дыханием чуткое ухо. — Угадай кто! — и хихикает, будто тут недалеко заживо расчленяют небольшую армию. — Тссссицссерон, — усталый голос плохо выговаривает согласные имени, выдавая их со свистящим шелестом, за что тут же получает. Белые, почти как и кожа шута, зубы легко тянут за встопорщенные усы вверх, открывая клыки. — Каджиту стоит поучить северный язык, — издевательски мурлыкает Хранитель, все еще играясь с жесткими усами кота, — имя Цицерона произносится не та-ак! Ри'сдас с прищуром смотрит на хитрое лицо шута, пытаясь вывернуться из окровавленных цепких рук и убрать документы, которые ранее пытался разобрать. — Мне некогда, — снова с картавостью, которая забавляет имперца, — а ты снова кого-то убил. У тебя не было контррактов, Тссиицсерон. Шут недоуменно поднимает брови, пряча руки за спиной и принимая насупленный вид. Это совершенно напрасно, когда по лицу стекают капельки кровавого цвета, сливаясь с шутовским одеянием. У него одновременно дерзкий и дикий вид, смешанный с обидой ребенка. — Плохой Слышащий не слышит несчастного Цицерона. Поджатые губы искривляются в жуткой улыбке. — Слишком много говорит. Глаза из карего в свете факела на стенах убежища отражают красноватый свет огня. — Что же делать преданному Матери… — Уходи, иначе я не закрою глаза на твое нарушение. Каджит поворачивается к столу, немного сгорбив плечи и поджав хвост. Нелегкими мыслями приходит осознание того, что Хранитель все больше впадает в безумие, выходя из подчинения. С ним становится… опасно. В первую очередь для Ри'сдаса. — Слышащий ведет себя как котенок, — фыркает Цицерон, покачиваясь в седле позади Ри'сдаса, распевающего звонкие песни на всю округу. Кот как раз заводит очередную балладу на своем мурлычущем наречии, вибрации его голоса отдаются по всему телу, и Цицерону не нравится, что они проникают и в него. Теплые окрестности Фолкрита пестрят зеленью, красное выделяется на фоне листвы, и шут чувствует себя слишком заметным. Слишком неловким. Слишком нормальным.Он не смеется. — Давай лучше я спою тебе свою песенку? — с надеждой произносит он, болтая ногами и вызывая недовольство коня. — Про то, как ты любишь маленьких котят? — с ухмылкой произносит каджит, на миг поворачиваясь к имперцу. Тот кривит губы, когда тело в его руках изгибается немыслимым углом, доступным лишь кошкам, и недовольно смотрит в серые с желтыми прожилками глаза. Фраза. Цицерон поднимает брови. — Цицерон не любит Слыщащего. Тот смеется. И снова чертовы вибрации проникают прямо в сидящее рядом тело. — А кто это сказал? — Цицерон любит убивать и морковку. — гордо бормочет шут, фальшиво хихикая. — Цицерон не любит глупые шерстяные клубки. С противными глазами цвета редкого ядовитого колокольчика, растущего только в теплых местах Тамриэля — хочет добавить он, но Ри'сдас снова топорщит усы в усмешке, и желание выпутываться из своего собственного клубка пропадает. — Глупый кошак, — шипит за спиной Цицерон, сверля взглядом спину каджита и так взмахивая рукой, что стены веером украшает алая россыпь. Карие глаза вовсю полыхают красным, а Ри'сдас только убирает очередной листок, проводя пальцем по неровным строчкам собственного почерка. Таким же острым согласным и округлой каймой, что кажется, это Цицерон так проник в него самого, что стал частью абсолютно всего, мягко обнимая острыми руками и прижимаясь с каждым днем все ближе. — Цицерону не стоит, — мягко урчит Ри'сдас, выхватывая кинжал из судорожных рук. Каджит с жалостью смотрит на хозяина тех дневников, что не так давно прочитал, случайно найдя брошенными поверх томов о Королеве-Волчице. Выглядит шут жалко, утопая в вынутых органах каравана каджитов, на которых был заключен контракт. Зачем — неясно, но кто будет спорить с Мавен? Сидит, жалко сгорбившись, что даже уголки шутовского колпака поникли. В руке кинжал, перед кинжалом испуганная мордочка маленького каджита с глазами самого нежного из южных колокольчиков. Совсем котенок, с ужасом смотрящий на рыжего убийцу его приемной семьи. Ри'сдас тоже смотрит на него, неловко взмахнув усталой от тяжелого меча рукой, сшибая колпак. Оба кота завороженно смотрят на искристые багряные пряди волос, раздуваемые ветром. Еще немного — взметнется костер. А внутри Цицерона давно пожарище. Натужно сипя дымом, горит поле сероватых с желтым ядовитых колокольчиков. — Не слышит! Не слушает! Не видит!!! Не замечает!!! — практически верещит Цицерон, разводя руки так широко, словно собираясь взлететь. Ри'сдас не выдерживает и оборачивается, встречаясь с отчаянным гневом. Цицерон так похож на огонь. Красный. Порывистый. Беспощадный. — Я не могу понять тебя, — шепчет Ри'сдас на каджитском наречии, и Хранитель тоже ничего не понимает. Он смотрит на того, кто сжигает его дотла, выворачивая всю душу, весь хохот, все устои, кричит с новой крайности безумия. — Ну, тише, — распахивает глаза каджит, ловя перепачканные руки в свои и убеждая В чем? Не сводить с ума и его? — Где ты был? — цепкий взгляд кошачьих глаз смеряет сумрачного хихикающего Хранителя с головы до ног, только что вышедшего из сизого вечера к костру. — Цицерон гулял под луной, — оскалился шут, обнажая белые зубы. Перепачканные красным. — Слышащий не смыслит в романтике ночи! — Ладно. Там впереди деревня… — Ри'сдас не успевает договорить, как неприятно холодный Цицерон живо подскакивает к нему, бешено сверкая глазами. Тогда кот замолкает, подозрительно сощурившись и властно беря острое лицо ассасина в мягкие ладони. Тот начинает остро улыбаться, напоминая собой злобного волка, чья добыча сама сунулась во временное логово. Бубенчики на колпаке хрипло звенят, то и дело западая и сбиваясь с ритма, и каджиту холодно как никогда. Он рассматривает темное лицо имперца, покрытое то застарелыми ржавыми пятнами засохшей крови, то россыпью родинок, образующих созвездие, схожее с изображением на камне Любовника. — А нет деревни, Слыщащий! — хрипло смеется Хранитель, истерично повизгивая.- Нет ее! Цицерон замолкает, глядя на сжатые руки. Потом на испачканные в крови щеки Ри'сдаса. — Цицерон сходит с ума, — жалуется он, доверчиво заглядывая в глаза каджиту. — Куда уж больше? — смеется Рис, но осекается, видя, как поднимается в оскале губа рыжего, как резко и с силой выворачиваются его руки. Спину больно прикладывает о каменную глыбу стола, а сверху нависает взбешенный Цицерон. Огненный. С оголенными нервами. Каджит проводит по коже шеи кончиком когтя, словно исследуя этот самый нерв, в который превратилось все это истерзанное тело. Плавно опускается на пол, сидя в позе караванщика и любуясь рыжими жесткими волосами, упавшими на острую ключицу. Цицерон все так же упирается руками в край стола, нависая теперь и над головой кота, едва сдерживая злость и какой-то особый беспомощный смех. Тот запрокинул голову и смотрит, любуясь прозрачной загрубелой кожей. Без единого волоска, кажущейся такой безупречной. — У каджитов острые зубы? — прыгает в дурацком танце Цицерон, мешаясь пробирающемуся через болото Ри'сдасу. Тот сцепляет зубы, не обращая внимания на танцующего по уже проверенной тропинке Хранителя, и сосредоточенно нащупывает следующую кочку. — Острые-острые, как кинжал? — поет он, взмахивая руками. Рыжие волосы так и мелькают в сером тумане и серых глазах каджита. — Который я всажу тебе в язык, если не заткнешься! — рявкает каджит. Цицерон замолкает, покачивая головой и щуря глаза. Он слишком быстрый. Прыжок. Смыкаются белые зубы на чувствительном ухе. — У Цицерона острее! — снова смеется шут, пускаясь в пляс под округлившееся глаза кота. Ри'сдас смотрит на него, на его испещренное морщинами лицо, неуловимо выворачивая все наизнанку. — Я же думал, ты меня ненавидишь за то, что Слышащий не ты, Тссцерон. Ты не любишь маленьких котят, — тихо усмехается. Мужчина удивленно смотрит на него. Улыбка. Жаркая улыбка подчиняет его губы, наполняя тело вибрацией смеха. Живого смеха. — Цицерон любит Слышащего. А Слышащий никогда не слушал бедного Цицерона. Белая кожа становится под стать образу багровой под колкими зубами каджита, а Цицерон не сдерживает удивленного выдоха. Шершавый, как и у кошек, язык больно расчесывает шею, заставляя склоняться корпусом все ниже и ниже. Каджиту тепло, он не дает человеку садиться на земляной пол, усаживая на себя и прижимая к теплой шерсти. В руках трепетно бьется шальной огонек, разметав рыжие волосы. Еще немного — пожар. — Мое имя не Слышащий, — картаво шепчет кот, прикусывая мягкую кожу мужчины. — Рррри'сдасссс, — спокойно мурлыкает Цицерон, пряча кривую улыбку в спутанных волосах, отгибаясь назад. Кот гибко следует за ним, уложив на пол в кольце рук и положив лицо на грудь Цицерона. Тот смотрит в ядовитые глаза, прикрыв свои. — Тут холодно, Слышащий. Ри'сдас думает о том, что едва ли ему теперь вообще будет холодно, но покорно поднимает с пола себя и легкое тело Хранителя, которое едва ли тяжелее того проклятого меча. — Меня зовут Ри'сдас, Тссцерон. Мужчина склоняет голову набок и болтает ногами: — Идем, я научу тебя произносить свое имя.