Верни мою любовь!

Шестнадцатое лето       В шестнадцать все кажется ярче: солнце радует, мороженое вкуснее, люди добродушнее… Наивность, вот с чем это связано. Слепая вера в добро и справедливость, желание творить добро и, конечно же, любить. И я любил, да так, что замирало сердце, увидев очертание его фигуры за километр. Я не могу понять до сих пор, о чем я думал, когда решил выйти вечерком в компанию. Наверно, виной тому была фраза сестры, брошенная как бы, между прочим: «Ваньку осенью призывают в армию». И меня словно окатили из ведра холодной водой. Как же так?! Я же думал, он будет всегда рядом, я смогу хотя бы смотреть на него исподтишка. Тогда я и решился, была не была, хотя бы последние летние месяцы проведу возле него.       — Ой, посмотрите кто тут у нас?! — первые его слова, брошенные в мою сторону, когда я явился на стадион школы. Одинокий фонарь освещал старые скамейки, на которых собралось человек двенадцать, — да это же наш сдвинутый по фазе дружок Гриня! Какими судьбами тебя к нам занесло?       — А что, нельзя? — не вынимая рук из карманов старых брюк, спросил я, стараясь сделать голос по грубее.       — Чего уж там, можно! Только если девчонки не будут против. Что скажете? Или боитесь конкуренции? — за последней фразой последовал громкий многоголосый смех. — А что, я не прав? Вы только на шевелюру его гляньте. Зачем волосы длинные отрастил?       — Они не длинные, просто кучерявые. Маме нравится. Говорит, я с белыми кучерявыми волосами на дедушку похож.       — Тогда, ладно. Главное, что не на бабушку.       Опять всплеск смеха разразился на весь стадион. На этот раз он затянулся на минут пять.       — Ладно, проехали, — глянул на меня, что-то замышляя, — если пришел, должен проставиться, правда, пацаны? Валяй за водкой. Димка, беги с ним. Купите два пузыря.       В тот вечер я впервые в жизни попробовал водку. Вначале неприятные вкус и обжигающее тепло, опускающееся вниз живота, за ним приятная легкость и чувство нереальности происходящего, а уж после… Рвота — итог моего первого опьянения.       — Ты точно не мужик, даже пить не умеешь! — я стою, склонившись в кустах, и выслушиваю Ванины нотации. Его рука сжимает мои волосы, собранные в пучок, чтобы не испачкать рвотой, — ты же выпил всего ничего. Теперь возись с тобой! Все уже разошлись по домам…       — Так остаф-ф-фь меня!       — Оставь его! Сука, лучше молчи! — стал нервными рывками собирать выпавшие из пучка волосы обратно, — а мог бы сейчас с Надькой… Да откуда тебе понять, ты и бабу голую, наверно, и на картинке не видел!       Так стало обидно, что, находясь рядом со мной, он думает о другой.       — Видел.       — И где ты ее видел, наверно, в бане подглядывал?       — В книжке.       — Ха-ха-ха! Как я сразу не догадался! — он хлопнул меня по плечу, — а ты остался такой же смешной. Как тебе? Лучше?       — Круж-ж-жится голова.       — Пошли, на лавке полежишь, протрезвеешь.       Закинув мою руку себе на плечо, словно приобняв, проводил к лавке. Уложил на спину и, присев рядом, положил мою голову себе на колени.       — Так лучше, пьянь?       — Как красиво! Звезды, словно, кружатся! — я смотрел на небо и удивлялся, как раньше я не замечал такой красоты.       — Смешной ты чудик, Гриня. Я недавно смотрел такой фильм про звездные войны… — он стал пересказывать сюжет фильма, а я, прикрыв глаза, вслушивался в каждое Ванькино слово, тепло, исходящее от его тела, приятно согревало. Мне тогда, лежа на его коленках, казалось, что это самый счастливый момент в моей жизни, — … Гриня? Грин-н-нь?       Ваня прервал рассказ и позвал меня, а мне так не хотелось расставаться с ним, что я сделал вид что уснул. Он затих, а потом что-то влажное и горячее коснулось моих губ. Я могу поклясться чем угодно — это был поцелуй. Не могло же мне по пьяни привидеться? Хотя слова, последовавшие за этим, заставили усомниться:       — Сука ты, Гриня!