Грани

Американец идет по коридору, направляясь к металлической двери в его конце. Тяжелые шипованные ботинки звякают об железный пол под ногами молодого человека. Шаги Альфреда слышатся все ближе. Спустя несколько секунд щелкает, поддаваясь, замок, когда в нем проворачивают ключ, и Америка толкает дверь с такой силой, что та с противным лязгом ударяется о бетонную стену, позволяя, наконец, свету из коридора проникнуть в затемненное помещение, освещая хрупкого юношу, безвольно лежащего на полу. Мэтью, сперва не понимая, в чем дело, приподнимается на локтях, жмурясь от чересчур яркого света. Слишком непривычным он кажется после долгого времени, проведенного в абсолютной темноте наедине с собой. На глазах невольно выступают слезы, лишь сморгнув которые, Канада может рассмотреть застывшую в проеме фигуру, из-за чего глубокие, с сиреневым отливом глаза подергиваются пеленой узнавания и почти животного ужаса. Альфред щелкает выключателем по свою сторону двери. Под потолком загорается одинокая лампочка, висящая на одном проводе, и освещает остальную часть комнаты: серые стены, грязный холодный бетонный пол, что-то вроде миски у двери и треснувшую кружку без ручки рядом. Американец пинает миску и вытаскивает ключ из замка, сразу убирая связку в карман брюк и прикрывая за собой дверь. - Ты еще не сдох, тварь? Мэтью вздрагивает, отползая в сторону, чувствуя на себе холодный немигающий взгляд. От голода чуть кружится голова, отчетливо напоминая о том, что канадец уже и сам забыл, когда ел в последний раз. Впрочем, вряд ли это было важно. После того как Альфред уйдет, ему, скорее всего, дадут еду, но... Лучше было бы, если тот никогда не приходил, просто забыл о его существовании. Легче сдохнуть от голода, чем раз за разом терпеть все это, давясь собственными слезами. Америка, словно догадываясь о мыслях несчастного пленника, быстро пересекает комнату и со всей силы придавливает юношу к полу. Наблюдать за страданиями брата, как физическими, так и душевными, слишком приятно, чтобы лишать себя этого удовольствия. Даже забавно смотреть, как обессилевший юноша пытается отползти в сторону. Впрочем, это быстро надоедает, поэтому американец убирает ногу и резко бьет ею в бок, с удовольствием наблюдая, как шипы рвут тоненькую футболку и оставляют царапины на бледной, испещренной синяками коже Канады. Не удержавшись, да и не особо стремясь это сделать, Альфред нагибается и хватает рукой в перчатке грязные, слипшиеся от грязи волосы Мэтью, поднимая того с пола. Юноша только дергается от боли, лишь крепче сжимая зубы. Слишком привычно, чтобы реагировать как-то иначе, к тому же ему слишком хорошо известно, что крики и мольбы ни к чему не приведут. Остается только терпеть, с ненавистью и ужасом глядя в глаза своего мучителя, чувствуя жгучее желание забиться в самый дальний угол или... Вцепиться в глотку ненавистного американца. Мэтью прикрывает глаза, испытывая непередаваемое отвращение от своих почти что животных инстинктов, даже не замечая, что этим еще больше злит американца. - Смотри мне в глаза, тварь, - рычит Альфред, от души пиная своего пленника в живот. Ужас и ненависть в глазах брата не надоедают, а приносят необъяснимое, извращенное удовольствие. -Твой "любимый Гилберт" продал тебя, как последнюю шлюху! - Америка злобно усмехается и разжимает кулак, роняя Мэтью на бетон. - Всего лишь за какой-то вшивый миллион! - Не смей... Говорить так… О Гилберте, - почти шипение. Канада не верит. Не хочет верить, слишком сильно любит пруссака, чтобы позволить когда-то родному человеку обвинить его в предательстве. И это, наверное, даже глупо, Мэтью прекрасно осознает всю хрупкость своих надежд, но все равно не хочет, чтобы ненавистный американец своими жестокими словами оскорблял такое прекрасное чувство, как любовь... А ведь Канада до сих пор любит своего Гилберта, и даже Альфред не в силах выветрить из головы воспоминания о нем, и уж тем более никакая боль не станет его помощником в этом деле. -Заткнись! - американец швыряет юношу в стену, даже не задумываясь, когда успел опуститься до избиений и изнасилований собственного не так уж давно любимого брата. Теплые воспоминания из детства уже давно перестали всплывать перед мысленным взором Америки, замахивающегося для нового удара, не в силах поколебать, даже не говоря уже о том, чтобы остановить его. Альфред снова приближается к жертве и, перевернув ее на живот, резким движением окончательно разрывает серую футболку, тут же заламывая и связывая руки канадца. Затем молодой человек выпрямляется и, пройдясь по спине Мэтью, надавливает одним ботинком тому на голову, заставляя уткнуться в пол, а тот лишь сильнее вжимается в бетонную поверхность, неосознанно пытаясь избежать прикосновений безжалостных шипов, и до крови кусает губы, сдерживая слезы, - слишком противно, отвратительно это терпеть, но иного выхода все равно нет, а показывать настоящие чувства, всю боль, отвращение и страх чересчур унизительно, даже для того, чью гордость уже давно вдавили в грязь. Однако с каждым разом становится гораздо сложнее скрыть крупную дрожь, сотрясающую тело юноши при приближении брата. Вдоволь потоптавшись на спине Канады, Альфред сходит на пол и поднимает безвольное тельце за связанные руки, наплевав на вполне реальную возможность вывернуть их из суставов. Мэтью снова оказывается вжат лицом в холодную поверхность, на этот раз в стену, и содрогается, чувствуя, как американец нажимает на старые, уже пожелтевшие, или же еще свежие багровые синяки, и со всей силы бьет брата по спине плотно сжатым кулаком. Наигравшись с израненным пленником, Америка стаскивает с него штаны, безжалостно раздирая лодыжки острыми шипами на ботинках. Мэтью закрывает глаза, стискивая зубы, больше всего на свете желая сейчас оказаться как можно дальше отсюда. Дальше от этих уродливых бетонных стен, затхлого воздуха и ледяного, насквозь пронизывающего взгляда бездушных глаз. Боль обжигает тело юноши, теплыми багровыми каплями скатываясь на холодный пол и снова возвращаясь, стоит только грубым пальцам, затянутым в перчатки, коснуться кожи Мэтью. А тот даже не сопротивляется, смирившись с тем, что не сможет ничего противопоставить ненавистному мучителю. Америка всем телом прижимается к хрупкому канадцу, чувствуя его дрожь и прекрасно осознавая, что ощущение человеческого тепла на обнаженной коже только добавит тому неприятных ощущений. Страх брата доставляет американцу удовольствие и распаляет его, поэтому, наплевав на все, мучитель бесстыдно трется пахом о ягодицы пленника, опаляя влажным дыханием его ухо и шею, болезненно прикусывая кожу, и, просунув руку между стеной и грудью Мэтью, терзает его сосок, затвердевший от холода. На лице насильника появляется довольная ухмылка. Американец полностью удовлетворен реакцией Канады: как тот прогибается в руках брата, отчаянно желая избежать противных, скользких прикосновений, как продолжает дрожать от с трудом сдерживаемого ужаса, до боли впиваясь отросшими ногтями в кожу ладоней, пытаясь хоть как-то отвлечься от того, что с ним вытворяет американец. Из груди несчастного юноши против воли вырывается всхлип, и даже сам Канада неприятно поражен, насколько жалобно и жалко он звучит. - П-пожалуйста, не надо... Не трогай меня!.. - Я же сказал, заткнись! - рявкает американец, и Мэтью получает очередной удар по ребрам. Альфред отходит на шаг назад, и до ушей пленника доноситься, как негромко звякает пряжка ремня, который молодой человек вытаскивает из своих брюк. Широкая полоска кожи обхватывает тонкую шею пленника, а Америка, продев конец ремня в пряжку, затягивает черный ошейник-удавку и тянет за него, заставляя жертву повернуться к стене спиной, а Мэтью ничего не остается, кроме как подчиниться. Мучитель хищно облизывается, разглядывая слезы и ужас в сиреневых глазах перед ним, и, расстегивая ширинку, приспускает белье, высвобождая возбужденную плоть. -Раздвинь ноги, шваль Мэтью всхлипывает и отчаянно трясет головой, с ужасом глядя в глаза мучителя. Обернутый вокруг шеи ремень с трудом позволяет дышать, а тело сотрясает крупная дрожь. Ноги подгибаются, и Канада снова падает на пол, сжимаясь в комочек и продолжая хрипеть: - П-пожалуйста... Н-не трогай... И тут же зажмуривается в ожидании удара. Даже не остается сил, чтобы как-то уклониться, отползти в сторону... Только тоскливая безысходность и животный страх. Воздух буквально пропитан ими. Америка бьет брата ногами в живот, по лицу, пинает в солнечное сплетение, упиваясь ужасом и отчаянием, которыми охвачен юноша перед ним. Альфред безжалостно тянет за ремень, вынуждая несчастного пленника, задыхаясь, подняться с пола, и следом отпускает полоску кожи, от чего удавка, наконец, ослабевает и дает канадцу возможность нормально вдохнуть. Не давая юноше опомниться, мучитель хватает его под колени, широко разводя их в стороны, и поднимает хрупкого юношу в воздух, вновь прижимая худое тельце к бетону. Не утруждая себя даже элементарной подготовкой несчастного юноши, Альфред резко входит в жертву и едва не кончает от ощущения обжигающего и давящего жара напряженного тела, даже не замечая, что причиняет брату нестерпимою боль, которая буквально раздирает несчастного юношу, на этот раз не сумевшего сдержать крики. Тело горит огнем, заставляя до крови прикусить губы, только бы вытерпеть эту пытку, не разрыдаться, но, вопреки желанию Мэтью, слезы сами текут по лицу, а долгожданный воздух, с хрипом врывающийся в легкие, приносит почти физическое мучение. Сил на сопротивление не остается, поэтому юноша только обмякает в руках брата, захлебнувшись в собственной боли. Американец довольно ухмыляется, наблюдая, как тоненькая струйка крови стекает из уголка губ Канады, смешиваясь со слезами, и снова тянет за конец ремня, почти полностью перекрывая кислород своей жертве. Страдание и боль на лице брата еще сильнее разжигают похоть в темной душе мучителя, и тот начинает вдалбливаться в обмякшее тело пленника, даже не заботясь о том, чтобы дать несчастному юноше привыкнуть. Багровые капли стекают вниз, пачкая белье Альфреда. Мэтью едва не теряет сознание от боли, безжалостно, раз за разом захлестывающей тело, и хрипит, силясь сделать вдох, но пропитанный ужасом и похотью воздух словно сам не желает попадать в легкие, обжигая горло. Теплые капли крови бегут по лицу и сочатся из многочисленных царапин на теле пленника, стекая вниз и пачкая пол и одежду Америки. Осознание происходящего медленно начинает уплывать, оставляя после себя лишь дикую боль и какое-то непонятное равнодушие к собственной судьбе. Юноша едва замечает, как, почувствовав близкую разрядку, насильник резко отстраняется и обильно изливается на лицо рухнувшего на пол пленника. Удовольствие затопляет сознание Америки, заставляя слегка пошатнуться и опереться рукой о стену, с ненормальным блеском в глазах наблюдая, как последние белые капли пачкают бледную кожу Мэтью. Американец поправляет одежду и, перевернув канадца на живот, быстро развязывает его руки, напоследок еще раз пиная юношу носком ботинка. Через пару секунд грохает тяжелая дверь, и снова щелкает ключ в замке, после чего комната опять погружается в темноту, а до Канады доносятся удаляющиеся шаги. Оставшись один в темной камере, Мэтью на ощупь находит обрывки футболки и, дрожа от отвращения, вытирает лицо, давясь слезами. Ненавистный мучитель ушел и теперь можно дать волю чувствам, сразу захлестнувшим юношу волной отчаянья, заставляя, кое-как натянув штаны, забиться в угол комнаты, сжимаясь в комочек от ужаса и ноющей боли во всем теле. Несчастный пленник действительно не понимает, за что с ним так. Что случилось с его любимым и, пусть немного глупым, но заботливым братиком? Куда исчез тот Альфред, который никогда бы не причинил ему боли? На эти вопросы у него нет ответов, но воспоминания настойчиво лезут в голову. Вот маленький Америка впервые видит тихого, милого канадца, сжимающего в руках своего медвежонка, и громко обещает, что Герой всегда будет его защищать. Вот молодые страны вместе прячутся от грозы под кроватью, а Англия, посмеиваясь, пытается их оттуда вытащить… Да что там, много разного было – хорошего и не очень… Но никогда Альфред не бывал настолько холоден и жесток не то, что с собственным братом, вообще ни с кем. И Мэтью даже не может понять, где проходила эта тонкая грань, отделяющая американца от безумия. Что-то изменилось в таком родном Америке, это было ясно еще несколько лет назад, может, слишком опьянила власть, или еще что произошло, а Канада просто не желал это замечать. За что и расплачивается сейчас, и Мэтью почти уверен, что если не найдется тот, кто сможет остановить Джонса, расплачиваться будет весь земной шар. А ведь когда-то Альфред любил весь мир… Любил своего брата. А потом просто захватил его земли, не считаясь с мнением тихого канадца, подчиняясь какой-то своей прихоти. Не выдержав этой пытки воспоминаниями, Канада проваливается в тревожный сон, то и дело вздрагивая и тихонько вскрикивая, словно пытаясь остановить что-то или кого-то. Даже во сне образ мучителя не желает отпускать несчастного пленника. Пока канадец спит, дверь комнаты снова открывается, пропуская внутрь еще одного человека. Слуга притаскивает тонкий матрас и кладет его рядом с пленником, а затем приносит воду и немного еды. Проснувшись, Канада, первым делом, уже привычно нашаривает рядом с собой миску с водой и с жадностью делает несколько больших глотков, после чего, оторвав от обрывков ткани небольшой кусочек, смачивает его в воде и начинает с остервенением оттирать свою кожу. Грязь и кровавые разводы по всему телу вызывают отвращение, а слипшиеся волосы доставляют почти физическую неприязнь, поэтому остатки воды канадец тратит на умывание и попытку хоть как-то промыть сальные пряди. Закончив с этой процедурой, Мэтью приступает к еде. И вот так уже на протяжении нескольких месяцев. И даже не остается никакой надежды, что это когда-нибудь изменится. И, возможно, смерть может стать выходом, но пленник мало уверен в том, что ему позволят это сделать, да и слишком страшно это – умирать.