У меня есть триллион вещей, которыми я занялся бы охотнее, Чем трахаться с тобой. i don't fuck with you — big sean
Родители выперли меня из дома. Папа был напряжен, его лицо выражало страдания, а моя сучка матушка сказала, каким разочарованием я была для нее. Он молчал, а она, просто дьявол во плоти, разглагольствовала о моем плохом выборе карьеры, ведь существует столько хороших и успешных профессий. Я всегда хорошо знала об ее отвращении по отношению ко мне. Моя мама, если ее можно так назвать, была очень меркантильной. А это значило, что она смирилась бы только с хорошо оплачиваемой работой, вроде врача, инженера и юриста. Но, к счастью, я унаследовала выдающиеся артистические способности отца, он играл на саксофоне, так что я с самого детства была связана с музыкой. Я была его гордостью, человеком, который продолжил музыкальное наследие Уизли. Уизли (никак не связанные с Гарри Поттером, пожалуйста, сдерживайте себя) были знамениты по всему миру долгой линией музыкантов. Мой пра-прадедушка был виолончелистом, дедушка — пианистом, папа — саксофонистом, а я влюбилась в скрипку, как только увидела ее в четыре года. Так что я поступила в музыкальную школу через короткое время после первого физического контакта с тем, что стало страстью всей моей жизни. С того времени начались споры между родителями, а еще меня начал ненавидеть старший брат. Мика был маменьким сынком, постоянно жаждал ее внимания, даже взял курсы Права, чтобы заслужить ее одобрение. У всех свои способы уладить такие ситуации, и я любила брата до смерти. Но ведь не я виновата, что мама пыталась превратить меня в свою марионетку, а папа, который знал о моем таланте и преданности скрипке, пытался ее усмирить. Мика был прекрасным студентом, врать не буду. Он изо всех сил пытался получать хорошие оценки, чтобы им гордилась мать, что так и было. Но я тоже. Я училась лучше всех в классе, закончила бакалаврат по скрипке, а сейчас была первой скрипкой в Лондонском симфоническом оркестре, давала уроки скрипки в почтительной академии. Папа вложил все, что имел, в мое музыкальное образование, и теперь я была успешной и жила жизнью, о которой мечтала. Ну, только вот до этого момента я жила с родителями. Знаю, в двадцать четыре года я должна была быть как можно дальше от них и, может, просто предположим, мне следовало сделать это сразу же после выпуска, так как мать меня ненавидела, а мне приходилось жить на ее условиях, но каждый раз, когда я думала об этом, я понимала, что не могу уехать, потому что так я оставила бы отца одного. Только не с ней. Она высасывала из него всю энергию, а он уже был не молод, ему было за пятьдесят, а его волосы уже поседели, контрастируя со смуглой кожей. Она была любовью всей его жизни, а он — ее. Но люди отдаляются, когда в их душах появляются различия, словно сорняки, от которых ты не можешь полностью избавиться. И их любовь исчезла, оставалось только обеими руками держаться за то, что осталось, потому что они знали, что развод — не выход, пока с ними живет дочь. Они знали, что мы с Микой выберем чьи-то стороны. Мама знала, что я никогда не выберу ее, потому что она меня не растила. Я была ей дочерью по крови, но не по сердцу. А мой музыкальный успех не казался ей правильным, так что я никогда не пойму ее странного способа любить меня. — Можешь пожить тут еще неделю, чтобы найти новую квартиру. Но начинай собираться сейчас, чтобы потом было легче. — Ладно, — я не знала, что еще сказать, так что просто посмотрела в папины полные грусти глаза, чтобы напомнить ему, что несмотря ни на что, я всегда буду с ним. Она ему для выживания не нужна, он был легендой. Он может снова играть, люди говорили о Джоне Уизли Младшем все чертово время, потому что они скучали по его непревзойденным выступлениям. Я скучала по улыбке на его лице, когда его пальцы касались клавиш на саксофоне. Я скучала по счастливому отцу. — Чтобы ты не считала меня здесь черной овечкой, мы будем присылать тебе ежемесячную поддержку, — она глубоко вздохнула. — Это к лучшему, дорогая. Мы бы не делали этого, если бы это было не так. — Нет никаких «нас», мама: ты хочешь, чтобы я уехала. Ты стоишь за всем, я знаю, что папа бы так не сделал. — Дорогая… это к лучшему, — папа грустно улыбнулся и сделал шаг вперед, чтобы взять меня за руку. — Думаю, пришло время тебе жить собственной жизнью, найти свои крылья. Ты много добилась, а теперь пришло время подышать свежим воздухом и получить новые воспоминания. — Я оставалась из-за тебя, пап. Не из-за того, что не способна получить новые воспоминания, — я забрала руку. Что он делал? Мама засмеялась и покачала головой. — Когда ты вырастешь? Тебе больше не двенадцать, Пэтра. И ты говоришь о том, каким ребенком является твой брат? Посмотри на себя, маленькая девочка. Во всем зависишь от отца. — Ты жалкое подобие матери, надеюсь, ты это знаешь. Я ее ненавидела. Я так ее ненавидела, что не оставалась бы здесь ни на минуту дольше, чтобы не слышать ее ложь, покрытую ревностью. Она была ведьмой, двуличной эгоистичной сукой, которая заслуживала только страдания. — Куда ты?! — громко спросила она, когда я вырвалась из гостиной и пошла по лестнице, размышляя над тем, что заберу с собой. Ничего в этом чертовом доме не оставлю. Я слышала, как они ссорятся внизу, когда открыла свободные сумку и чемодан, а затем приняла бросать все в небольшие сумки. Шкаф был рядом, у меня довольно много одежды, так что будет не просто все вместить. Но, в конце концов, спустя несколько минут, я сложила всю одежду и обувь в полиэтиленовый пакет. — Пэт, милая, — папу трясло, предполагаю, от ярости, когда он подошел ко мне. — Останься, пожалуйста. Твоя мать жестока, но она любит тебя, как и я. — В твоей любви я никогда не сомневалась, пап. Но я не могу оставаться здесь, как и ты, когда она нас не любит! Ты можешь остаться у бабушки, она всегда хотела, чтобы ты вернулся, пожалуйста, пойдем. — Это не так прост… — Ох, пожалуйста, — безумно произнесла я, эта ситуация не оставляла во мне здравого смысла. — Ты ее больше не любишь. И она не нуждается в тебе, как и ты в ней. Ты должен быть счастлив, и только она удерживает тебя от того, чтобы снова взять саксофон и играть. Не я, не то, что ты давно не играл, а она. Слушай, бабушка будет рада снова тебя увидеть. Прошло два года, пап. Два. Если переедешь, не только станешь счастливее из-за воссоединения со своей семьей, а и снова вернешься к концертам по стране. Подумай об этом, ладно? Завтра я начну поиски жилья, а пока останусь у Грейс. Он ничего не сказал, только пробормотал что-то себе под нос, похлопал по плечу и оставил меня в комнате упаковывать вещи.***
Лондонская музыкальная академия была пейзажем, частью которого я была, сколько себя помнила. В эту школу отец записал меня, как только я выбрала скрипку спутницей своей жизни, школа была моим защищенным местом и сделала из меня прекрасную скрипачку. Двадцать лет спустя я учила детей игре и помогала им стать лучше с помощью музыки. — Я слышу, как смеется Найл, черт возьми, я сейчас заплачу, — проскулила моя лучшая подруга Грейс, тряся меня за плечи. Мы с Грейс познакомились на моем первом году в оркестре академии. Она сидела в задней части комнаты одна, осматриваясь, как и я, полностью сбита с толку присутствием новых лиц, я села рядом с ней и опустила голову. Тогда моя способность заводить друзей была близка к нулю, а в Грейс была собрана энергия тысячи ураганов, казалось, она готова взорваться, что и произошло. Она спросила, буду ли я ее другом навечно, и я посмотрела в ее широко раскрытые глаза и смогла только кивнуть. Грейс Питерс была феерверком, вместе мы прошли через многие невзгоды. Мы поступили в один университет, а затем нас одновременно приняли в ЛСО. Мы были теми друзьями, которым судьбой было предначертано встретиться. Грейс была безумно влюблена в Найла, который тоже учил детей игре на пианино. Он учил детей возрастом от десяти до тринадцати, и так заботливо и нежно обходился с ними, что Грейс на него запала. — Разве тебе некого учить? Из-за того, что ты сохнешь по Найлу, он свою девушку не бросит. — Обязательно было напоминать об этом? — простонала она. — Однажды мы поженимся, а ты будешь подружкой невесты. Подожди и сама увидишь. — Его девушка, черт возьми, нереальна, ты вообще видела ее? Она приезжала несколько дней назад, чтобы забрать его, и, позволь сказать, Ги, она потрясающая, — ее звали Алекса, как сказал мне Найл, и она работала медсестрой в детской больнице. Дети любили ее за доброту и даже называли ангелом. Этого я Грейс, конечно, не сказала. Она бы кожу с меня заживо сняла. — Она блондинка, да? — продолжала девушка, и я закусила губу, чтобы не отвечать. — Да. Почему она блондинка? Уже ее ненавижу. — О, пожалуйста, избавь меня от представления королевы драмы. Теперь тихо, Кенни, должно быть, ждет меня внизу, а из-за тебя я снова опаздываю. Напиши, когда закончишь, а потом, может, поможешь мне искать квартиру? — Конечно, — он подмигнула и драматично махнула рукой, поднимаясь по лестнице, покрытой ковром. — А теперь адьос, стерва! Надеюсь, пообедаем вместе? Я показала ей палец вверх и быстро пошла по лестнице академии к коридору, который вел к крошечным комнатам, где маленькие дети индивидуально занимались, и большому залу, увешанному рисунками. Это была комната оркестра, студенты, играющие на разных инструментах, были частью оркестра, чтобы узнать, как они звучат рядом с другими людьми. Конечно, Кенни ждал меня возле третьего класса с большой ухмылкой на лице, держа в руках чехол со скрипкой. Телефон в моем кармане зажужжал, но передо мной стоял мой приоритет. — Здравствуйте, мисс Уизли! — хихикнул он и прикрыл рот. Я знала, он смеялся, потому что это напомнило ему маму Рона Уизли. Но он знал, что лучше вслух этого не говорить. — Кенни, я же уже говорила, что можешь звать меня профессором. Не мисс Уизли, так мне кажется, что я старая, — я провела рукой по его волосам, открывая дверь класса, чтобы впустить его внутрь. Он с радостью открыл чехол и достал небольшую скрипку. — Ты тренировался играть то, что я сказала на прошлой неделе? — Конечно, мисс… в смысле, профессор! Но есть часть, с которой я не мог справиться, она слишком сложная. Поможете? Кенни было шесть лет, но он был талантливый и остроумный. Он никогда не разочаровывал меня, когда дело касалось домашней работы, иногда мои ученики не хотели учить новые ноты, но он все быстро запоминал. Когда остальным нужно было усердно практиковаться и на следующем занятии они все равно испытывали трудности, у него все получалось. Я была очень горда тем, что он смог так далеко зайти. — Конечно, приятель, именно поэтому я здесь. Покажешь, какая это часть? — я обняла его за плечи, и он с нетерпением кивнул, взяв красную папку, а затем и ноты, чтобы достать лист, с которым испытывал проблемы. — Играй с самого начала. Он схватил скрипку и заиграл «Маленького коричневого жука», простую песенку для детей с двумя диезами, из-за которых Кенни было сложновато, так как он играл До и Фа натуральными, проблема была очевидна. — Кенни, — он опустил руки и внимательно прислушался. — Это должны быть До и Фа диез. Ты играешь натуральные, просто наклони пальцы немного вперед и будет идеально. Попробуй еще раз, но теперь с десятой строчки. Он прекрасно справился с частью, с которой испытывал трудности. Это мне и суждено было сделать, и даже человек, который родил меня, не мог мне помешать.***
Грейс ждала меня в 2:02, а я, как обычно, опаздывала. Мама Кенни хотела поговорить после его урока, а я не могла отделаться от нее, чтобы не показаться грубой. Так что осталась, а она поблагодарила меня за то, что я была прекрасным учителем и подталкивала парня вперед, делая его лучшим. Эти слова сделали меня счастливой, зажгли во мне свет, чтобы в дальнейшем я могла делиться с ним со своими учениками, людьми, чьи жизни и будущие карьеры будут зависеть от того, как я научу их. Всегда будет учитель, который выделится, для меня таким учителем был Элайджа. Мне было двенадцать, когда он стал моим учителем, маленькая девочка, у которой было слишком много времени и страсть к скрипке. Ему было давно за двадцать, тогда я подумала, что он слишком молод для учителя, возможно, он не подходил на эту роль. Элайджа без сомнений был привлекательным. Все знали, что он хорошо выглядел, включая меня, но я никогда не чувствовала по отношению к нему ничего, кроме восторга и заботы. Я находила это довольно забавным, потому что в фильмах девочки сохли по учителям мужского пола, будто истинной целью в жизни является влечение к мужчине, но с Элайджей было по-другому. Может, потому что я была сосредоточена на том, хорошо ли играю, а не на его красоте. Он был повсюду, давал поздние уроки, иногда был мудаком, но именно он помог мне стать скрипачкой. Несмотря на все плохое, Элайджа заставлял меня двигаться дальше, чтобы стать лучше. Он был необычным игроком, самым талантливым из всех, с кем мне удалось повстречаться. Но я не видела его с тех пор, как он открыл собственную академию и ушел из ЛМА. Мне было шестнадцать, когда он ушел, и тогда впервые я почувствовала пустоту в сердце. Однажды мы, возможно, встретимся снова, и я поблагодарю его за все, что он для меня сделал. — Слава Богу, Пи. На меня уже официантка сочувственно смотрела, будто меня прокатили. Что случилось? — Грейс выглядела так, будто собиралась меня убить, ее глаза были широко раскрыты. — Извини, мама Кенни хотела поговорить. Она застонала. — Давай, пожалуйста, не будем об учениках. У меня уже голова болит. Я просто хотела поесть в спокойствии, а затем пойти домой и вздремнуть. — Ого, почему мне кажется, что это как-то связано с Найлом? Официантка, о которой она говорила, подошла к нам, и мы сделали заказ, вежливо ее поблагодарив. Было видно, что Грейс переживает из-за ситуации с Найлом, так было уже несколько лет, но у нее так и не было возможности сделать с ним что-то романтичное. Или, может, была, но даже если Грейс может быть очень откровенна с друзьями и родственниками, нельзя сказать, что так же обстоят дела с людьми, в которых она влюблена. — Потому что так и есть. Сегодня он пришел ко мне в класс, чтобы поговорить, я была преисполнена надежды, что он хочет от меня что-то другое, а не чертовы ноты, а он сбросил бомбу, сказав, что хочет, чтобы я первой узнала, что я буду учителем его племянницы, — Грейс отчаянно кусала губу. — Я больше не могу взять учеников, Пи, мой график забит! У меня есть ЛСО, четыре студента в ЛМА, два частных и личная жизнь. — Ладно, так почему ты ему этого не сказала? — спросила я, хотя и так уже знала ответ. Не могу, Пи, он мне слишком нравится. — Не могу, Пи, он мне слишком нравится, — ха, я же говорила. — Тогда хотя бы попытайся. Проведи эксперимент, если девочка хороша и ведет себя, как надо, займись ею. Если нет, отошли к кому-то другому. Найл — ее дядя, почему он ее не учит? — было довольно странно, что он, ее дядя, не хотел ее учить. Если однажды у моего брата будет ребенок и они будут заинтересованы в игре на скрипке, я с радостью научу его. — С чего бы мне знать? Все, что происходит в голове этого парня, для меня чертова загадка. Знаешь что? Пошел он нахрен. Вот я, говорю о сочном парне, приносящем неприятность, когда у тебя есть проблемы посерьезнее. — Ага, несколько часов назад получила имейл от матери, но не хочу читать, — когда Кенни с мамой ушли, я проверила телефон и увидела, что моя мать прислала мне сообщение с темой «Проступки и последствия». Я была уверена, что она будет разглагольствовать о том, какой неуважительной я была по отношению к ней после всего, что она для меня сделала. Тошнота подсказывала, что читать не стоит. — Все не может быть так плохо! Давай, прочти. Что ты теряешь? она взяла меня за руку и ободряюще сжала ее. Схватив телефон, я разблокировала его и открыла приложение почты. От carolinelawson@lex.co.uk Для: petraweasley@tymal.co.uk Пэтра, Твое поведение прошлым вечером было непростительно. Не могу поверить, что ты смогла сказать это своей собственной матери. Знаю, я не была такой матерью, которую ты ожидала увидеть, но я не потерплю такого поведения. Несмотря на все это, глубоко внутри я понимаю, почему ты так себя ведешь. Как я говорила раньше, я не была для тебя лучшей матерью, и я также знаю, что Мика был более любим, чем ты, но ты должна понять, что успех твоего отца всегда ослеплял меня. Когда-то он был очень безрассудным, на него бросались девушки, и он любил каждую секунду всего этого. К счастью, я могла опустить его, образно говоря, и потушить огонь страсти к вечеринкам, выпивке и полигамии. Бьюсь об заклад, ты сморщила нос и лоб, как он это делает, ведь ты папина дочка. Во всех смыслах этой фразы. Ты одарена талантом, которого нет у твоего брата. Возможно, я вела себя так жестоко и отстраненно, потому что я боялась, что ты станешь такой же. Что довольно глупо, ведь скрипка не имеет ничего общего с саксофоном. Тем не менее, мать есть мать, и я знала, что ты в хороших руках, когда отец решил позаботиться о тебе, как мать и отец вместе. Оглядываясь назад, я думаю, что это было немного несправедливо по отношению к тебе, ведь тебя любил только отец, а Мика был любим нами обоими, но, пожалуйста, не сомневайся в том, что я тоже люблю тебя, Пэтра. Ты моя дочь, и несмотря ни на что я всегда тебя любила. Я родила тебя. Я первая посмотрела тебе в глаза и почувствовала, как во мне зарождается любовь к жизни. Я просто никогда не думала, что ты будешь музыкально одарена, как твой отец, потому что, к сожалению, думала, что у тебя будут другие планы, что ты пойдешь по моим стопам. Знаю, было эгоистично с моей стороны просить тебя об этом, тем не менее, я не могу исправить то, что уже сделано. Как женщина, я хотела, чтобы ты идентифицировала себя со мной, не физически, потому что ты так много унаследовала от меня, что мне не хватит пальцев на руках, чтобы сосчитать. Нос, пальцы, форма лица, линия подбородка, форма тела. Мне хотелось бы, чтобы ты была больше похожа на меня в личностном смысле, мне хотелось бы, чтобы ты обращалась ко мне, а не к отцу. Я всегда была эгоисткой и немного ревновала из-за вашей связи, но просто думала, что у нас будет связь из-за того, что мы одного пола. Хотя ее не было. Случается, что мне трудно справится с повседневными ситуациями. Я не очень хорошо справляюсь с вещами вроде отказа и отсутствием внимания. Ты начала демонстрировать любовь к отцу с первых дней, плакала, когда была у меня на руках, а не у него. Из-за этого я чувствовала себя неудачницей. Я провалилась не только как мать для дочери, а и как жена для мужа в ходе нашего брака. Некоторые были рождены, чтобы быть матерью, и я боялась, что я не такая. Как бы там ни было, я мать, потому что все ждали, чтобы я ею была. И говоря это, я не говорю, что ты была ошибкой, я бы никогда так не подумала, в противном случае, я бы к этому отнесла и твоего брата. Контроль равняется власти. Будучи человеком, который любит все контролировать, я поняла, что потеряла этот контроль, когда согласилась иметь детей. Я буду присылать немного больше пятисот футов в месяц на твой счет, чтобы ты могла арендовать квартиру. Надеюсь, скоро поговорим. С любовью, Мама. Не знаю, надо было плакать, истерически смеяться или разбить телефон. Впервые за двадцать четыре года мать была полностью со мной честна, и я начинала думать, что это и последний раз. Она не подходила для воспитания кого-то, потому что всегда боялась неудач, а так как она познала только профессиональный успех, тот факт, что я начала добиваться успеха, который раньше имел мой отец, который включал пьянки, вечеринки и полигамию, у нее сработал защитный механизм, она стала сукой. Это никогда не сможет стать оправданием, то, что она сделала, было непростительно. — Все хорошо, Пи? Я сглотнула и сморгнула слезы, но все же смогла улыбнуться. — Да, думаю, буду в порядке.***
К сожалению, я узнала, что жить одной — это как плавать в море полном акул, зная, что ни за что не выберешься живым. Аренда студии будет стоит, как минимум, всех денег, которые будет давать мать, что не включает газ, воду, электричество и вай-фай. Я бы с удовольствием арендовала студию, так как зарплата в ЛМА, вероятно, покроет остальные расходы, но как девочка, которая любила баловать себя новой одеждой, обувью или тайской едой три раза в неделю, я не могла пожертвовать этим, чтобы жить одна. Грейс поощряла меня искать людей, которым нужны соседи и говорила: «Тебе надо завести новых друзей». На мой взгляд, у меня было много друзей, достаточно, чтобы пересчитать на пальцах одной руки и радоваться, что они у меня есть. Как бы там ни было, я не могла отрицать тот факт, что она была права, как всегда. Так что я приступила к поискам сожителей, которые искали квартиру с хорошими условиями проживания. Нужно было быть внимательным к мошенникам и прочему. По крайней мере, если вы похожи на меня, вы очень подозрительно относитесь ко всем. Первое интервью, если его можно так назвать, было милым. Люди, живущие в Брикстоне, были кучкой парней без манер, которые так отчаянно искали кого-то, что были согласны принимать меньшую аренду, чем платили они. Они даже не предложили мне воды, мне было некомфортно, они сразу перешли к делу и даже задавали вопросы по поводу моей личной жизни. Но все равно я никогда не любила Брикстон. Второе отменили за день до встречи, заявив, что уже нашли подходящего сожителя, так было и с третьим. Я даже не злилась, их было легко понять, сейчас люди не могли обеспечивать себя в одиночку. Чем скорее они найдут сожителя, тем лучше. Но я стояла напротив четвертой квартиры под номером 212 на третьем этаже в Вестминстере. Я остановилась, чтобы успокоиться, и вытерла потные ладони о черные джинсы. Меня трясло. На других интервью я была осторожна, а из-за этого очень волновалась. Я не знала имена владельцев квартиры, только инициалы: Л, Л и Л, как иронично. Они только скинули фотографии подъезда: небольшого трехэтажного здания, по три квартиры на каждом этаже. А еще скинули фотки моей комнаты, если они меня выберут. Стены были кирпичными, темно оранжевого цвета, слегка коричневые, и кровать была без изголовья, но она была сделана из дерева. Было легко представить, как я разложу вещи: чехол от скрипки, книжные полки из Икеи, настенные полки, шкаф для обуви, туалетный столик, постельное белье, покрывала, зеркала и множество других вещей, которые я могла оставить в этой комнате. Кроме того, как выглядит комната, подъезд и возраст жителей, вариировавшийся от двадцати трех до двадцати девяти, я, прямо как Джон Сноу, ничего не знала. Но если и дальше буду стоять у двери, как загнанный олень, ничего не узнаю, так что я два раза позвонила и переступила с ноги на ногу. Сердце ушло в пятки, когда дверь открылась, и, к моему удивлению, появился парень, голубые глаза которого расширились, как только он увидел меня. — Вот дерьмо. Блять. Я… извини, ты, должно быть, Пэтра, да, дорогая? Действительно, вот дерьмо. Я определенно не на такую реакцию рассчитывала. — Ага… Я Пэтра. — Заходи и чувствуй себя как дома! — он усмехнулся и открыл дверь, чтобы я могла войти. И как только я оказалась внутри, застыла на месте, будто на туфлях был клей, парень закрыл дверь и помахал, чтобы я шла за ним. — Извини, я не в формальной одежде, но я думал, ты придешь хотя бы в четыре тридцать. Дом был удивительным. Я жадно все осматривала, запоминая каждую деталь гостиной/кухни/столовой. Как на фотографиях, стены были кирпичными и даже мебель была из красного дерева. Даже задняя часть дивана была из красного дерева, а сидения оббиты темно-коричневой кожей, перед диваном стоял журнальный столик и LCD на стене, разделяющей пространство на две части. Было столько уникальных вещей, например, лестница, что я не была в состоянии все рассмотреть. — Надеюсь, ты не возражаешь против того, что у меня не хватает профессионализма, — продолжил он, потирая шею. — У меня немного похмелье, и я, должно быть, забыл поставить будильник. Лиам и… в смысле, другие Л уже едут. Они пошли в магазин за едой. Так Лиам был одним из Л. На самом деле я не понимала всю эту анонимность, возможно, они защищались от кого-то, кто может их преследовать. Или, может, не любили делиться информацией с другими людьми. Это разумно. — Ладно. Я понимаю. — Присаживайся, — он показал на милый диван, на который я глазела ранее. — Я бы предложил тебе апельсинового сока, но холодильник совершенно пуст. Но если захочешь воды, она есть. Я робко улыбнулась. — Воды будет достаточно, спасибо. Голубоглазый парень ухмыльнулся и пошел на кухню, взял кувшин с водой и налил ее в стеклянную чашку, прежде чем вернуться и сесть рядом со мной. — Так, Пэтра… я не могу начать интервью без Ли… остальных. Но не помешало бы спросить что-то основное, да? — Конечно. Спрашивай, — я сделала большой глоток, чтобы не смотреть ему в глаза: такие яркие и завораживающие. Как правило, я не могла долго сохранять зрительный контакт. — Ну, ты молодая. Сколько тебе лет? — Двадцатого апреля исполнилось двадцать четыре. — Эх, такая молодая! — голубоглазый парень восхитительно улыбнулся. — Двадцатое апреля. Хороший день, чтобы хорошо отпраздновать, — я не поняла этого предложения, и он, должно быть, заметил это, потому что слегка поднял руку. — Эм, не знаю, осведомлена ли ты, но люди по всему миру утверждают, что двадцатое апреля — день курения травки. Ох. — Ох. Это. — Ага, я немного курю из-за периодических мигреней, — он подмигнул мне и захихикал. — А ты? — О, нет, нет. Господи, нет. Я курю сигареты, и все, удерживаюсь от алкоголя, чтобы поднять настроение, а от головной боли принимаю таблетки, — он поднял брови, и его улыбка начала становиться шире от надежды, но я быстро продолжила, не слишком его обнадеживая. — Настоящие таблетки, знаешь, тинерол, адвил, буфферин? — О, ты не веселая! — Конечно, веселая! Только то, что я не веселюсь так, как ты, не значит, что я не умею веселиться. — Я шучу, Пэтра, все умеют веселиться по-своему, и мы не должны судить остальных. Если только человек не убивает или делает что-то нелегальное, чтобы повеселиться, — парень беспечно погладил меня по плечу. — Курение травки нелег… — Видишь! — проскулил он, прерывая меня. — Я же говорил, что ты не веселая! Я фыркнула и столкнула его руку. — Веселая! Я просто честная. Курение бошок незаконно, мистер… Л. Так что не задирай нос, когда сам знаешь, что я права. — Отвали, Пэтс. Могу я звать тебя Пэтс? Не то чтобы мне не нравится Пэтра, но это немного тяжело выговорить, не думаешь? Пэтра. «Тра» звучит так, будто кто-то стреляет из пулемета. — Лучшая подруга зовет меня Пи, а папа — Пэт, так что называй, как хочешь, — я пожала плечами, сделав глоток воды. — Пи! Мне нравится, хотя я буду звать тебя Пэт, потому что это напоминает мне животных*. Я пытался взять животное, знаешь, одержим ими, особенно собаками, но Ли… эм, остальные Л не хотели. И так как я здесь в меньшинстве, взять не могу, — он выглядел очень грустным, когда говорил об этом, потирая кожу на ладони и нервно вздыхая. Поведение этого парня было заразно, и я тоже опустила плечи. — Я люблю собак, если тебе станет легче. Мама ненавидела домашних животных, говорила, что они бесполезны и их содержание дорого обходится, но однажды мы с папой решили взять одно без ее ведома, — я покорно улыбнулась ему. — Она была в ярости, но все закончилось тем, что она смирилась. Мы не могли отнести его назад. Голубоглазый просиял, как чертово солнце, покачнувшись вперед и заключив меня в крепкие объятия, из-за чего мои руки прижались к моей груди. У меня даже не было времени среагировать и тоже обнять его, так быстро он это сделал. — Это же хорошие новости! Если другие ребята полюбят тебя так, как я, мы тебя возьмем, мы проведем еще одно голосование, и мне разрешат! — он оживленно сцепил руки, прежде чем достать телефон из кармана и нахмуриться. Его глаза быстро осматривали экран, и вскоре его лицо озарила улыбка, а он повернулся ко мне, будто собирался поведать лучшие новости в мире. — Они внизу! — Кто? — Глупышка, Ли… остальные здешние жители! — он показал правой рукой на дверь, и я напряглась. Может, понравиться голубоглазому было легко, хотя я сделала это и ненамеренно, но мне предстояло произвести впечатление еще на двоих людей. А этого я сделать не смогу, если буду притворяться другим человеком. Глубоко внутри я просто надеялась и молилась, чтобы все шло по плану. — Я помогу выложить им продукты, окей? Будь тут, маленькая Пэт. Сейчас вернусь. Как только он ушел из моего поля зрения, я рухнула на диван и нащупала сумочку, чтобы достать чертов телефон. Мои кудри были немного в беспорядке, так что я поправила их и похлопала себя по щекам, чтобы придать им немного цвета, а то я выглядела как призрак. Мысленно я готовила себя к тому, что будет дальше, в коридоре послышался громкий смех, а затем кто-то шикнул, чтобы остальные замолчали. Конечно, голубоглазый смеялся, пока нес две тяжелые сумки, а за ним шли парень и девушка. Парень, Лиам, предполагаю, был высоким и милым. У него были мягкие карие глаза, которые остановились на мне, и он тут же ярко улыбнулся, на его лице не было никаких признаков враждебности. — Привет, дорогая! — все будут называть меня дорогой? — Мне жаль, что тебе пришлось пережить Луи, и у нас не было ни еды, ни воды, мы простояли очень долго в очереди в Теско, нам с Луной пришлось ждать чертовых пятнадцать минут. Я не могла ничего сказать, так как в голове крутилось столько мыслей, но тот факт, что голубоглазый, Луи, избегал называть их по имени, а Лиам так легко рассказал все, больше всего поразил меня. — Так, — я повернулась к нему, — ты Луи. — Шутишь, да? — Луна ударила ладонью себя по лбу и посмотрела на Луи. — Мы говорили тебе оставить всю эту фигню с базами данных, мы не такие важные, чтобы люди хотели нас убить, — после этого она поставила сумки на стол и подошла ко мне, быстро обняв. — Извини Луи. Я Лусьена, но, пожалуйста, зови меня Луна. Это Лиам, а теперь ты знаешь, что этот мудак — Луи. — Эй, я не мудак! Она закатила глаза. — В любом случае, мы купили много печенья, чая и апельсинового сока. Он хотя бы предложил тебе воды? Я открыла рот, чтобы ответить, но Луи меня прервал: — Да, так что спасибо, что выставила меня свиньей, когда на самом деле я джентльмен. — Ты в пижамном комбинезоне проводишь интервью, — хихикнул Лиам, и я сразу посмотрела на него, он был одет в белую футболку, которая подчеркивала его мускулатуру. Он был привлекательным, он был из тех парней, которые могли бы потрясти и разрушить мой мир, и я бы не возражала. Он был милым, очень простым, когда стоял там в футболке, джинсах и найках, но все же сердце забилось чаще, а ладони немного вспотели. — Я могу объяс… — Я Пэтра, — сказала я, отвечая на вопрос Луны и избегая взгляда Луи за то, что прервала его. — Но можешь звать меня Пи. — Такое милое и уникальное имя! Хотелось бы, чтобы мои родители были более оригинальными. Вот Пэтра и Лусьена впечатляющие имена, а вот Лиам и Луи. Типичные, монотонные, скучные британские имена, не очень мне они нравятся, — пожал плечами Лиам, выкладывая остальные продукты, все время я бесстыдно смотрела на него, потому что, ну, могла. — Эй! Почему меня оскорбляют в каждом разговоре? — Луи был взрослым воплощением маленького ребенка, что обычно я в людях не любила. В какой-то степени это было забавно, он ведь просто ныл, но, к сожалению, мне приходилось иметь дело со множеством взрослых, которые были раздражительными и избалованными, например, мой брат. Клянусь, семилетка может вести себя лучше, чем он. — Потому что мы все еще думаем, нравишься ли ты нам. — Забавно, потому что вчера утром за завтраком вы сказали, что, блять, любите меня и мои блинчики, — фыркнул Луи. — Я припомню вам это, когда ты будешь умолять приготовить что-то, Лиам я пытался приготовить пасту без воды Пейн. — Ох, так теперь ты заде… — Пэтра! — перекричала их Луна, всплеснув руками, чтобы привлечь мое внимание. — Лиам и Луи позаботятся о закусках, а мы начнем интервью? Я нервничала, мои ладони потели, а колени превратились в спагетти, как в песне Эминема, но я напомнила себе, что должна оставаться крутой, спокойной и собрать нервы в кулак, сфокусироваться только на том, что она будет меня спрашивать. Луна села передо мной, скрестив ноги, как профессионал, достала блокнот из маленькой сумочки, а затем ослепительно улыбнулась. — Окей, в своем имейле ты сказала, что твое полное имя Пэтра Элизабет Уизли. Ты родилась 20 апреля 1991, а еще у тебя есть старший брат Мика. Ты жила с родителями, пока, очевидно, не начала искать новое жилище. Можно спросить, почему, или это слишком личное? — О, совсем нет! — на самом деле да. Поэтому я рассказала сокращенную и не такую беспорядочную версию истории. — Просто я слишком долго жила с родителями, а теперь я взрослый человек. У меня две работы, которые я люблю, так что, думаю, пришло время вылететь из гнезда и расправить крылья. — Ох, полностью поддерживаю тебя, — Лиам держал миску полную печенья и чипсов, а затем поставил ее на журнальный столик, прежде чем продолжить: — Я покинул Вулверхэмптон, когда мне было только восемнадцать. Попал в Королевский колледж здесь, в Лондоне, и даже не оглядывался назад. Сейчас мне двадцать восемь, у меня отличная квартира, прекрасная работа и удивительные друзья. Я всегда был немного уверенный в себе и ответственный, так что уехать в восемнадцать было не проблемно. — Хотелось бы мне быть таким ответственным, как ты, когда я был твоего возраста! — вздохнул Луи, присоединившись к нам с четырьмя стаканами и кувшином с апельсиновым соком. — А теперь я стар и мудр, и наконец остепенился. — Притворюсь, что не слышала ничего, — хихикнула Луна и что-то записала. — Потому что если не сделаю этого, чай прольется. Продолжай, Пэтра, ты сказала, что работаешь на двух работах? Это довольно трудно, не так ли? Конечно, знаю, ты сказала, что тебе нравится этим заниматься, но я пытаюсь сказать, как ты успеваешь? Просто любопытно, у меня одна работа, и я чертовски устаю каждый день. — Я профессиональная скрипачка. Учу детей и играю в оркестре. Мне было некомфортно говорить это незнакомым людям, несмотря на чувство непринужденности, которое испытывала рядом с ними. Я очень гордилась своей работой, правда, а Луи, Лиам и Луна были очень милыми и приветливыми, но тема музыки всегда поднимала вопрос, мой ли отец Джон Уизли. Я чувствовала. Это было неизбежно. — Ты в оркестре? В каком? — Луи был взволнован, когда говорил, он наклонился вперед и положил предплечья на колени. — Да, эм… — заикалась я. — В Лондонском симфоническом оркестре… Глаза Луи расширились, рот резко открылся, а ладони коснулись щек. — О Боже! Да ты шутишь! — он встал на ноги, глядя на меня сверху вниз. — Я тебя знаю! Я знала, что это вопрос времени, когда кто-то из них поймет, чья я дочь. Люди знали меня только как дочь Джона Уизли, которая еще и играет на скрипке, но все ассоциировали меня с отцом. Я ненавидела это. — Ты Пэтра Уизли! Самая молодая девушка, которая стала первой скрипкой в ЛСО! Не могу поверить. Это заявление застало меня врасплох. Я не ожидала, что Луи знает меня как профессионала в своем деле, но это стало для меня глотком свежего воздуха. Это мне польстило, я не встречала кого-то, кто знал бы меня за достижения. — Не хочу вести себя как фанатеющий парень, я просто фанат ЛСО. Я тоже учитель, но это не эффективная работа. Я работал в нескольких музыкальных академиях, — продолжил он, снова сев. — Я пианист. — Правда? — я была впечатлена, потому что не подумала бы, что он пианист, но внешность обманчива. — Обожаю встречать музыкантов! Моя лучшая подруга тоже играет на пианино, она замечательная. — Я могу играть на казу! — застенчиво вмешалась Луна. — А Лиам — на флейте, если ты понимаешь… Как только она это сказала, щеки и уши Лиама приобрели насыщенный красный оттенок, и он опустил голову, прежде чем щелкнуть ее по носу. — Это было грубо и неуместно! — затем он посмотрел мне в глаза, по-прежнему краснея, и вздохнул: — Она очень гордится тем, что я открытый гей. Говорит, что я слишком долго тянул, прежде чем открыться. Я почувствовала разочарование, и мои плечи опустились. Луна заметила это и усмехнулась мне: — Думала, он натурал, да? — Я-я… — выдохнула я, скрестив руки на груди. — Ага. Не обижайся, пожалуйста, знаю, не следует предполагать чью-то ориентацию, но я вроде как глазела на тебя раньше. Извини. — Можешь глазеть, если хочешь, — рассмеялся Луи. — Я попытался свести его со своей подругой, и он пошел с ней в клуб, она набралась, и он отвез ее домой, а затем написал записку, в которой сказал, что гей. Какой джентльмен. — У меня есть еще некоторые проблемы с признанием, знаешь, — ответил Лиам, сделав глоток из своего стакана. — Ты была какой-то отчужденной, и мне показалось, что будешь осуждать меня. — Тебе надо было видеть нас подростками, мои родители и его опекуны думали, что мы тайно встречаемся. Это был ад, они постоянно вмешивались в наши тусовки, чтобы посмотреть, ставим ли мы друг другу засосы, — фыркнула Луна, толкая Лиама в плечо. — Меня цепляла его красота. Но опять-таки, я бы на тебя тоже запала. Ты потрясающая. Я не умела принимать комплименты, так что мои щеки покраснели, и я робко улыбнулась. — Спасибо. — Не надо благодарностей. Мне нравятся и парни, и девушки, но девушки, черт возьми, такие красивые. Но и члены хороши. Из-за слов Луны я вспыхнула еще больше, вероятно, выглядела как помидор. Она была очень откровенной и не сдерживала мысли, я восхищалась этим качеством в людях. Но это не значило, что я не могла покраснеть от ее откровений. — Извини, если поставила тебя в неловкое положение, — хихикнула она. — Я бываю слишком прямолинейна. Ты очень красивая, так что, опять же, извини. Я улыбнулась ей. — Пожалуйста, не надо извиняться за что-то, что не можешь контролировать. Я не против, ты тоже очень красивая. Лусьена была очень красивой, ее форма лица была уникальной, а темные волосы красиво контрастировали со смуглой кожей. Я считала ее привлекательной, хотя никогда не чувствовала сексуального влечения к девушкам. Но никогда нельзя загадывать наперед, вдруг когда-нибудь тебе понравится человек твоего же пола. Я целовалась с девушками в ночных клубах, когда была пьяна, как и с парнями, и это ничего не значило. Мне нравилось думать, что это не из-за пола, а из-за неправильного окружения. — Как бы мне не хотелось пофлиртовать с тобой, но надо провести интервью, — Лиам и Луи синхронно фыркнули. Луна драматически вздохнула и пролистала страницы в блокноте. — Расскажи мне о своих хобби, предпочтениях, о том, чего не любишь, и так далее! Чтобы мы немного тебя узнали. — Я люблю чай, шоколадное печенье, фильмы Диснея, куриные наггетсы, скрипку, очевидно. Считаю себя мастершефом в кулинарии, но чем-то средним в выпечке. Мне нравится азиатская кухня: тайская, индийская, афганская, пакистанская, эти мои любимые. О, еще люблю мексиканскую еду. — Вижу, ты гурман, — пробормотал Лиам. — Будешь ценным игроком нашей команды. Я снова вспыхнула, и Луи ухмыльнулся, обняв меня за плечо и придвигая ближе к себе. — Он всегда так говорит, потому что если мы пустим его на кухню, он все сожжет. Брови Лиама взлетели вверх, и он открыл рот, чтобы ответить, но Луна заговорила первой. — Что он сказал о том случае с пастой? Глупый, глупый мальчишка завонял макаронами весь дом? Я взорвалась смехом, прежде чем смогла удержаться, откинув голову, так что смех отдался эхом в комнате. Луи и Луна присоединились ко мне. В уголках глаз у меня появились слезы, было довольно трудно остановить смех. — Эй! Прекратите смеяться, это не смешно. — Видишь, Пэтра? — спросил Луи, снова закинув руку мне на плечо. — Думаю, ты вписываешься в компанию.***
Лиам сильно потел, его правая рука упиралась в стену, и он тяжело вздохнул. Я знала, что он спортивный парень, это подтверждали пресс и мышцы спины, но я легко могла понять его боль. — Вероятно, ты первая из моих знакомых, у кого больше двенадцати пар обуви. Спустя два дня после интервью, я получила имейл от Луи с Шакирой, которая повернулась в кресле на Голосе, и телефонным номером. Оказалось, как я ожидала, я им понравилась больше остальных, и они хотели бы, чтобы я заселилась до конца недели. Лиам был джентльменом, предложив забрать меня и все мои вещи от Грейс. Он был довольно уверен в себе, когда поднимал мой довольно тяжелый чемодан. Но так было, пока он не увидел четыре коробки обуви и три сумки. У бедного парня чуть инсульт не случился. — Мне… жаль? — застенчиво улыбнулась я. — Обещаю, больше этого не повторится. — Потому что все твои вещи уже здесь! — проскулил он, разминая плечи. — Тебе повезло, что я уже пообещал тебе расставить мебель, потому что если бы я мог вернуться во времени, я бы предупредил себя еще четыре дня назад не вестись на твою красивую улыбку и хрупкую фигуру. Я дурак. Я закатила глаза. — Ты королева драмы, Лиам. Не веди себя так, будто я не видела, как ты рассматривал мои вещи. — Я бедный взрослый человек, позволь посмотреть на что-то, чего у меня никогда не будет, — он вытер поддельную слезу, сидя на моей кровати. — Можешь взять, если хочешь. Его глаза метнулись ко мне и расширились, а брови поднялись. — Издеваешься. Я покачала головой. — Нет. Они принадлежат моему брату, я просто украла их, — я пожала плечами и села рядом. — Если тебе нравится, можешь оставить себе. Я их не ношу. Лиам встал и тут же нацепил на голову голубую кепку от Найк. — Ты прекрасна, Пи. Теперь я могу присоединить их к своей коллекции! — он широко усмехнулся и быстро и слюняво поцеловал меня в лоб. — Подожди, — я в замешательстве потерла лоб. Что он сказал? — У тебя есть коллекция? — Ага, примерно двадцать кепок. — Ты обманул меня! — вдохнула я. — Я думала, у тебя ни одной нет. Он начал пятиться к двери, а в коридоре безумно улыбнулся, держа в руках две новые кепки. — И да, думаю, я оставил снаружи твой чемодан. Слишком устал, — затем он исчез из моего поля зрения, прежде чем я смогла бросить в него что-то твердое. Я быстро побежала на улицу и нашла чемодан, который оставил Лиам. Он стоял в нескольких метрах от меня, большой, тяжелый и темно-синий, в нем лежал мой макбук. Я знала, что он сделал это не из плохих побуждений, но меня мог кто-то ограбить, а денег на покупку нового макбука у меня не было. А еще я не могла потерять важные документы и ноты, начальник убил бы меня семью разными способами. Я схватила чемодан за ручку и потащила за собой, когда услышала, как зазвенел лифт, и увидела, как открылась дверь, открывая мне вид на парня, одетого в нелепую замшевую куртку, которая выглядела дороже, чем печень на черном рынке, у него на носу были солнцезащитные очки, а через плечо висела сумка. Он заметил, что я бесстыдно его разглядывала, потому что он хорошо выглядел, но не сделал никаких попыток завести соседскую беседу, только сморщился и отошел в другую сторону. Парень жил в квартире рядом, 222, так что, желая поговорить с ним, я громко прочистила горло. — Привет! — я почувствовала, что мои щеки покраснели, когда он перестал крутить ключи, которые держал в руках, и посмотрел на меня. — Я Пэтра, только что переехала в 212. Знаешь Луи? Или Лиама? Он продолжал апатично на меня смотреть, его губы были сжаты в тонкую линию, а очки немного съехали, и я увидела, что он отстраненно осматривал меня сверху вниз. Он проигнорировал меня, открыл дверь и быстро закрыл ее, пока я с открытым ртом смотрела на место, где он стоял. Кто он и почему вел себя как придурок? Но почему-то я находила это привлекательным. Это была первая страница в новой главе моей жизни, и история уже началась неправильно.