Eiskalter engel

Холодными каплями скользит дождь по впалым щекам. Худыми руками обхватывает себя каждый раз при порыве ветра. Спутанные волосы давно промокли, и лицо побледнело, являя миру черные круги под глазами. Анна теряется в окружающей ее действительности. Все кажется до невозможности прогнившим, куда не был бы направлен взгляд. Люди, обещавшие ей быть всегда рядом, бесследно исчезли. Она забывает их лица, их голоса, забывает их имена. Ей кажется незнакомым родной город. Все то, что раньше приносило ей радость, сейчас беспощадно бьет хлыстом. Небо затянуто туманными тучами, как и ее сердце, покрыто пеленой изморози. Глаза — стеклянные, они отражают внешний мир, но ничего не излучают изнутри. Мертвый взгляд прикован к серому асфальту, Анна не поднимает головы. Боится, что увидит ее. Снова увидит ее, но не сможет подойти, не догонит, просто моргнет и потеряет из виду. Лихорадочная дрожь пробивает исхудавшее тело, некогда мягкая кожа покрыта синяками. Худые пальцы до боли впиваются в ребра, и Анна, жмуря глаза, беспрерывно повторяет свое имя. — Анна. Тебя зовут Анна. Анна Блэр. И у тебя никто этого не отнимет. Кусает губы, громко дышит и как всегда спотыкается, врезаясь в очередного незнакомца. Шепчет тихое «извините» и убегает прочь, судорожно сжимая маленькие ладони в кулаки. Неисчезающее чувство преследования: Анна уверена, что кто-то наблюдает за ней. Ее могут считать полностью сошедшей с ума, но Анна знает, что кто-то всегда рядом. Этот «кто-то» идет рядом по улице, наблюдает тихой ночью, оберегает во время буйных гроз. Этот «кто-то» пахнет мятой и зимней свежестью, владеет светящимися, голубыми глазами и платиновыми волосами. Этот «кто-то» снится ей каждую ночь, пристально смотрит и рисует в своем альбоме. Этот «кто-то» — сладкая невозможность, забирающая у Анны последние крупицы ее души. Этот «кто-то» — не просто человек, потому что ни один обычный человек не способен принести такие мучения, как эта незнакомка, терзающая Анну своими холодными прикосновениями к самым сокровенным участкам разума и сердца. Этот «кто-то» до боли во всем теле знаком Анне, и она перестает дышать, когда вновь видит перед собой пугающий, запретный, такой далекий силуэт.

***

— Мисс Блэр? Голос, постоянно повторяющий ее имя, эхом отдается в голове, заставляя сфокусировать безжизненный взгляд на сидящей рядом женщине. Анна до немого ужаса исхудала, ее губы всегда бледны и глаза покраснели. Из-за критического недостатка сна мозговая деятельность Анны замедлена, ее чувства напоминают затупившийся метал, мысли спутаны в один большой ком, в центре которого пульсирует единственная главная мысль — «она». Эта «она» заняла все сознание Анны, и потерявшаяся во времени больная девушка постоянно изводит себя попытками тщательного анализа, который помог бы ей что-нибудь вспомнить. — Анна? Теплая ладонь ложится на острое плечо, сжимая его, но Анна воспринимает прикосновение как угрозу, и перехватывает чужую руку, обхватывая запястье с невозможной для себя силой. — Анна, это твой психиатр. Кайла Миллс. Ты находишься в моем кабинете. Анна, ты слышишь меня? Анна часто моргает, зрачки расширяются, и ее дыхание срывается на тихие испуганные всхлипы. Она в ужасе отпускает руку женщины, прижимая ладони к своей груди. Лицо психиатра прямо перед ней, но Анна видит в чертах мисс Миллс черты светловолосого призрака из своих снов. Да, Анна считает знакомую до боли в косточках девушку призраком, выпивающим всю ее сущность. И сейчас, вместо того, чтобы пытаться помочь себе самой, она снова вынуждена бежать от призрака из своей головы, но все-таки отчаянно желая поймать его. — Пожалуйста, мисс Блэр, позвольте мне помочь. Кайла хмуро осматривает растерянную Анну, у которой не получалось остановить свой беглый взгляд на чем-либо одном. Рыжеволосая пациентка до хруста хрящиков сжимала подлокотники кресла, в котором сидела, и с кричащим протестом вглядывалась в карие глаза напротив. — Моя мать считает, что вы можете мне помочь. Мой парень считает, что вы можете мне помочь. Но я не считаю, что вы все же способны мне помочь. Каждое слово выделяет выдержанной паузой. Голос отливается нотами фальшивой злости, но искренней холодностью и сухостью. Анна говорит то, что думает, так было всегда. — Почему ты так уверена, Анна? — Потому что вы понятия не имеете, что вообще у меня в голове, госпожа психиатр. — Ты можешь обращаться ко мне по имени, если тебе будет легче. — Я никак не хочу к вам обращаться. И мне не будет легче. Анна отворачивается к окну, вглядываясь в серое небо, всегда затянутое тучами, когда она вообще покидает свой дом. Погода откровенно ужасная, ужасная настолько, что Анна поджимает бледные губы, и нехотя разворачивается обратно к темноволосой женщине, пристально за ней наблюдающей. — Ты промокла, когда шла ко мне. Почему тебе не вызвали такси или ты не любишь пользоваться зонтом? — Я просто люблю дождь. — По твоей реакции сейчас я не сказала бы, что погода сильно тебя радует. — Я и не говорю, что погода радует меня. Я люблю дождь, а не то, что за окном. — Значит, ты любишь само природное явление, но отрицаешь все его последствия? — Что вы имеете в виду? Анна хмурит брови, проводя острыми ногтями по ткани своих потертых джинсов. Она не хочет признавать своей заинтересованности в беседе с Кайлой, но если говорить честно, то эта женщина первый человек, который хотя бы как-то попытался понять ее. Мать свое бездействие объясняет якобы печалью, отец погиб несколько лет назад в автокатастрофе, а Кристофф, парень Анны, слишком занят собственной карьерой, чтобы уделить ей достаточно внимания. Анна готова злорадно усмехаться каждый раз, когда будет слушать оправдания своих родственников и друзей — они вечно путаются в словах, и Анна за одну лишь минуту насчитывает около десяти несовпадений в их словах. Смешно, но с другой стороны — хочется забиться в угол и взвыть от досады, ведь она потеряла все, что у нее было. Потеряла даже больше, чем имела. И кого ей в этом винить, если она так мало помнит о себе прошлой? У Анны не осталось ничего, кроме светловолосого призрака. — Анна, ты не по своей воле отталкиваешь меня. Я буду примером дождя, который тебе нравится, но ты продолжаешь отрицать, что я способна стать тем человеком, который тебе понравился бы. Ты не хочешь говорить со мной, как с психиатром, я права? — Я просто не хочу ни с кем разговаривать. — Если бы это было правдой, то ты не пришла бы ко мне во второй раз. Анна опускает взгляд, тихо сопит и прожигает глазами линолеум под своими ногами, не успевая соотносить все фразы темноволосой женщины. Ее мозг работает усиленно, рыжеволосая пациентка продолжает царапать ткань джинсов, сводя брови вместе. — Просто мать заплатила вам за целый месяц вперед. Не хочу, чтобы она тратила на меня деньги впустую. — Так все это только из-за потраченных средств? В таком случае, я могу вернуть всю сумму. Даже не высчитаю часть за первое посещение, потому что весь час ты просидела, молча, а я дочитала книгу. Мисс Миллс поднялась со своего кресла, поправляя очки с острой оправой, и направилась к своему близь стоящему столу, чтобы вытащить из выдвижного ящика полученные несколько дней назад деньги. — Можешь передать своей матери, что я отказалась работать с тобо… Анна резко встала на ноги, смотря на женщину испуганным взглядом, и в безмолвной фразе приоткрыла губы, но у нее не хватило сил или эмоций, чтобы озвучить желаемое. Кайла, довольная полученным результатом, медленно задвинула ящик, в котором, если говорить откровенно, не было никаких денег. Доктору надо было добиться от Анны хотя бы малейшей реакции, и результат был лучше, чем сама Кайла ожидала. — Если ты передумала, то мы можем попытаться поговорить. Мисс Миллс не спеша возвращалась к своему креслу, держа в руках блокнот. Анна до сих пор стояла около кресла. Ее тело, напряженное и уставшее, начинало ныть в различных областях, вызывая у Анны самые неприятные эмоции, от которых хотелось лишь лечь и закрыть глаза. — Я могу здесь прилечь, мисс Миллс? Кайла среагировала очень быстро. Кивнув головой, она подвела Анну к дивану, стоящему около окна. Дождавшись, пока рыжеволосая девушка приляжет, психиатр пододвинула один из мягких стульев, присаживаясь на него. — Ты ведь не спишь, Анна, я права? — Не получается заснуть. — Тебя мучают кошмары, головные боли, бессонница? — Наверное, все и сразу. Доктор сделала несколько записей в своем блокноте, и отложила его в сторону, устремляя свой взгляд на Анну, прикрывшую глаза и наконец-то расслабившуюся хотя бы немного. — Ты знаешь, почему находишься в таком критическом состоянии? — Я проходила медицинский осмотр, если вы об этом. Никаких смертельных заболеваний у меня нет. Мне просто сказали, что это нервное расстройство, глубокое истощение, потеря воспоминаний ничем не сопровождается и где я была последний год — это для меня одна из главных тайн. Хотя все поголовно продолжают утверждать, что я отсутствовала всего лишь один проклятый день. — Значит, медицина не может объяснить твою внезапную амнезию? А что насчет тебя самой, Анна? Ты и вправду не помнишь ничего? Если ты уверена, что прошел целый год твоей жизни, то тому должны быть серьезные причины. Анна неосознанно сжала в ладони кусок ткани, являющийся частью ее помятой рубашки. В очередной раз, хмуря брови, она закусила губу, желая открыть глаза, но осталась лежать без каких-либо движений, словно боясь себя выдать. — Я… я не уверена, что это воспоминания. Мне просто снится сон. И мне кажется, что этот сон как-то связан со всем, что произошло со мной. — Какой именно сон? — Один и тот же. Каждую ночь, если мне удастся заснуть. Хотя я даже не уверена, что сплю. Вообще не понимаю, как отличать реальный мир от сновидения. Но мне снится девушка. Она — альбинос, у нее очень светлая кожа, глаза, волосы. И она мне кажется такой знакомой, но я не вижу ее лица, не могу ее рассмотреть и ближе подойти тоже не могу, будто меня не пускают или я сама боюсь подойти. — Ты пробовала поговорить с ней? — Я не могу. — Она что-либо делает в твоем сне? — Да, она рисует. Постоянно рисует что-то в альбоме и смотрит на меня. Это так пугающе. Знаете, видеть каждую ночь одно и то же, пытаться или убежать от этого, или наоборот догнать. Я даже не знаю, чего желаю больше. Но я чувствую страх, постоянное волнение, я уверена, что за мной кто-то наблюдает. — И ты думаешь, что это она, девушка из твоего сна? — Доктор, вы простите, конечно, но я и сейчас не знаю, не сплю ли я и вдруг вы — это тоже всего лишь плод моего больного воображения? Кайла незаметно улыбнулась, пододвигая свой стул чуть ближе к дивану. Теперь ее руки свободно лежали на коленях, и темноволосая женщина сделала свой голос чуть мягче. — Не беспокойся, Анна, я более чем реальна. Я так думаю. С уст рыжеволосой пациентки срывается тихий смешок, и Анна как-то облегченно вздыхает, расслабляя свои ладони, до этого сжимаемые в кулак. — Тогда вы самая нормальная иллюзия из всех, что у меня были. — Таких комплиментов мне определенно не делал еще никто. — Я очень странная, знаю. Кайла вновь улыбается, и Анна улыбается тоже, продолжая лежать на спине, дыша размеренно и отчасти мирно. Рядом с психиатром было спокойнее, сердце не срывалось постоянно на бешеный ритм, уши не закладывало, и перед глазами не появлялись раздражающие вспышки. Не было чувства преследования, погони, Анна не боялась лежать с закрытыми глазами, ведь знала, что сейчас точно не одна. — Тогда, думаю, мне следует задать тебе последний вопрос, Анна. Ты хочешь, чтобы я тебе помогла? От мисс Миллс не скрылся факт очередного приступа паники Анны. Доктор все еще не до конца понимала эмоций своей пациентки, она не могла объяснить точно поведения Анны в те или иные моменты, но именно сейчас ей казалось, что рыжеволосая девушка словно боится довериться ей. Может быть, и не только ей. Боится довериться вообще кому-либо, и скорее всего по той причине, что ее просто не поймут. Анна и вправду боялась, что ее никто не поймет, что ей никто не поверит, если она все-таки вспомнит последний год своей жизни. — Да. Молчание. Анна глубоко вдыхает, и полностью расслабляет замученное тело, позволяя легкой дремоте взять над собой верх. — Я хочу, чтобы вы помогли мне. — Что же, тогда я считаю, что наилучшим решением будет отталкиваться от того момента, который сам всплывает в твоей голове, Анна. Эта девушка снится тебе очень долго, как я понимаю. Мы попробуем представить, как могла бы развернуться ситуация вашей встречи дальше. Расскажи мне подробно, Анна, что тебе снится, каждую мелочь. Анна легко кивает головой, она пытается сосредоточиться на своих минимальных воспоминаниях, прокручивает в голове тот сон, ставший для нее целой жизнью. Может быть, это и вправду была ее жизнь, ведь она совершенно не шутила, когда сказала, что не имеет понятия, как отличать реальность от сновидения. — Мне снится парк. Уже вечереет. Людей мало, практически все они спешат домой и на меня не обращено ни капли внимания. Это здесь, в этом городе. Я гуляю недолго, потом достигаю центрального фонтана. Под деревом на скамейке сидит девушка. Поначалу она не видит меня, не смотрит вовсе, но когда ей удается заметить меня, то я практически ощущаю, как меня пробивает разрядом электрического тока из-за ее взгляда. Она смотрит слишком пристально, сильно щурится и что-то рисует в своем альбоме. А меня словно парализует в этот момент. Я хочу побежать к ней — не могу, убежать тоже не могу, но и крикнуть у меня не получается, потому что сил не остается. Нас соединяет только лишь зрительный контакт, который не разрывается до самой последней секунды, пока я не теряю сознание. — Ты можешь все-таки описать ее? — Она… необычная. И очень красивая. — Но ты сказала, что не видишь ее лица. — Мне и необязательно видеть ее, док. Я просто знаю, что она прекрасна. Как внутри, так и снаружи. Ее улыбка, большие глаза, хмурые брови — это все элементы ее неповторимости. — Ты можешь выделить в ней одну вещь, что-то особенное? — Ее… температура. Она очень холодная, ее ладони просто ледяные. Мне кажется, поэтому она такая болезненно бледная. — Как снежная королева? — Может быть, она правда похожа на королеву, в ней есть аристократическое величие. — И она не пытается никак контактировать с тобой? — Нет, просто смотрит. И этот взгляд пронизывает меня насквозь, будто она видит меня обнаженную и знает каждый мой секрет. — Как ты думаешь, вы были близки? — Наверное… я уверена, что знаю ее. И она знает меня. Но почему-то держится как можно дальше. — Может быть, она просто старается тебя защитить от чего-то? — Могла и сказать бы об этом, я ведь в таком случае даже не знаю, от чего меня защищают. — Не стоит винить ее за это, ты ведь не знаешь, что побуждает ее поступать именно так. — Да, но я хотела бы узнать, док. Анна открывает глаза. Приподнимаясь на локтях, она видит перед собой сосредоточенное лицо психиатра и медленно отводит взгляд к окну, находящемуся теперь так близко. Капли дождя продолжают соприкасаться со стеклом, и приглушенные звуки напоминают Анне аккуратные шаги. Начинает казаться, что холод настиг ее и здесь. Снежное присутствие наполняет собой все помещение, рыжеволосой пациентке становится не по себе, озноб пробирает до самых косточек. Ей кажется, что выдохни она сейчас, то изо рта появятся клубы пара. Взгляд Анны тускнеет, ногти впиваются в кожаную обивку дивана, и она принимает сидячее положение, глазами приковываясь к прикрытой двери. — Анна, все в порядке? — Нет, мисс Миллс. Ничего не в порядке. И прямо сейчас все ужасно. Я должна идти. — Но мы еще не закончили. И я не могу отпустить тебя в таком состоянии. Кайла хватается за руку поднявшейся на ноги Анны, и пытается остановить ее. Анна реагирует не сразу, только когда ей не удается отойти, она переводит на психиатра выразительный взгляд, вновь стеклянный, но не потухший окончательно. — Ей это не понравится, док, лучше отпустите меня. — Анна, ты же понимаешь, что тебя поместят в больницу для душевнобольных, если я не смогу помочь тебе? Общество не сможет принять то, о чем ты говоришь. — Вы все равно не сможете мне помочь. Никто не сможет. Я должна вспомнить. Должна вспомнить ее. У Анны в глазах острая сталь и непоколебимая решимость, от которой у Кайлы перехватывает дыхание и та не способна возразить. Пальцы женщины медленно ослабляют свою хватку, даруя запястью Анны желаемую свободу. И это наверняка было неправильно, чертовски неправильно было позволять ей сейчас уходить. Но глаза Анны загораются каждый раз, когда она начинает говорить о таинственной девушке из своего сна, Кайла видит это, она видит, как сильно Анна держится за неведомого ей человека, который, наверное, играет слишком большую роль во всем, что случилось с рыжеволосой девушкой. Анна приподнимает уголки губ в благодарной улыбке, и уходит, ничего больше не сказав. Запах терпкой карамели, смешанной с сигаретным дымом остается в кабинете даже тогда, когда Анна спускается по лестнице, держась за поручни. Ее клонит в сон, но чье-то присутствие пробирается под кожу осенним холодом, оставляет следы на кончиках пальцев и немного скребется на сердце. Зажигает фейерверками, оставляет после себя аромат лаванды и немного мороза. Не оставляет право выбора, шепчет неразборчиво, невнятно, но так спокойно, что Анна приходит в порядок и становится не так грустно. Анна уверена, что у ее ангела, ледяного ангела в глазах — звезды, а губы напоминают вишню по цвету и вкусу. Она зимняя, но такая теплая и похожа на маленького бездомного котенка, который нуждается в тепле. От нее пахнет инеем, кофе и кем-то другим. Не Анной. А Анна давно пропитана ею: ее прикосновениями, тусклыми взглядами, губами, запахом и поэтому страдает. Ничего не помогает и Анна понимает, что ненужность скоро перейдет грань. После этой грани ангел исчезнет, как исчезает ночь перед рассветом: медленно, тягуче, оставляя горькое послевкусие, как от сладкого и такого ужасно приторного красного вина. А такая знакомая незнакомка никогда Анну и не любила, просто нуждалась в ней как-то робко и совсем по-детски. Нуждалась в заботе, потому что Анна одна отдавала все и ничего не просила взамен. Ангел возвращалась каждый раз, потому что знала, что ждут. Она не любила Анну, она просто нужна была ей. Анна не просила ничего и никогда, но отчаянно желала. Желала воплощение самой зимы. Ее, с прекрасным именем, которое Анна не может вспомнить, такую недоступную и холодную. До дрожи знакомая незнакомка никогда не любила Анну, а Анна любила очень сильно и погрязла в этой любви, так и не сумев найти дороги обратно. Теперь она потеряла и это. Исчезло все: даже самая затоптанная тропинка, которая могла бы привести ее к тому, чего жаждало израненное сердце. И даже сейчас, желая раствориться в давящей на нервы тишине, она не хочет отступать. Не хочет забывать или отпускать, потому что знает, что это — ее все, и она просто не имеет права лишать себя счастья. Больного счастья. И хотя тело ее слабое, истощенное, а душа потрепана и вывернута наизнанку, Анна продолжает идти. Идти по десяткам улиц, мимо сотен людей, не имеющих никакого значения в ее жизни. Она ступает так неуверенно и постоянно пошатывается из-за усталости, но приближается к своей цели, находящейся где-то в парке. Где-то в том парке она вновь присядет на судьбоносную скамью и заснет. Покидая одну реальность, она обязательно попадет в другую.