Вдохни в меня жизнь

      Она кричала. Боль разрывала на части, эта женщина совсем забыла, как дышать. Врачи без конца говорили делать это ровнее и тужиться, что есть сил, но как же это было сложно! Боль зверская, адская, как же ей тяжело… Эта женщина никогда не думала, что схватки могут быть настолько болезненными. Пот шёл с лица градом, казалось, что время застыло, просто остановилось, но не эти муки. Врачи перестали двигаться, и только роженица кричала, только она пыталась что-то сделать. Женщина думала, что не родит, не сможет. В голове в один момент пролетела мысль, а можно ли умереть от боли?..       От боли это было или же отчего-то другого, неизвестно, но смерть всё-таки забрала мученицу, и на место её криков стал новый, родившегося мальчика, что без остановки махал ручками и ножками, кричавшего, что есть сил, ведь сейчас было так непривычно и больно дышать…       Одна жизнь ушла, уступив место другой, судьба которой будет, возможно, даже слишком жестокой. Куда печальнее той, что её породила… Маленький мальчик, появившийся на седьмом месяце беременности, всё-таки выжил. Ему пришлось быть в роддоме долго — не могли перестать использовать аппараты для поддержания дыхания. И только спустя долгие недели мальчика удалось выходить. Отец, коим был взрослый мужчина по имени Чунмён, приходил к нему часто, даже, возможно, слишком, порой по нескольку раз в день. Когда проблемы и вопросы с похоронами жены разрешились, он полностью сосредоточил внимание на сыне. Мальчик, которого отец назвал Бэкхёном, постепенно приходил в себя.       Первое время малыша поддерживали с помощью аппарата искусственного дыхания, позже он смог дышать и сам. Мужчина понимал, что стал отцом и такой беззащитный маленький мальчик принадлежит ему. Понимал, что теперь обязан ухаживать за сыном, ведь кроме него у этого ребёнка никого не осталось. Полтора месяца мальчика выхаживали, Бэкхён постепенно поправлялся, и его щёчки розовели, ручки стали все больше тянуться к папе, а любопытные глаза не были все время закрыты, а уже изучали потолок и ручки кроватки с проводками, которые были зафиксированы на его теле. Ещё полтора месяца ребёнку потребовалось, чтобы набрать вес, и чтобы врачи позволили ему приехать домой. Счастливый Чунмён был очень и очень рад, его счастье было не описать. Он был безумно рад, отправляясь вместе с сыном домой.       Мальчик часто ползал по полу, каким-то неведомым образом выбираясь из кроватки. Вот и сейчас, чудеснейшим способом оказавшись на полу, он передвигал маленькие ручки и ножки по нему, собирая на них пыль, а потом с любопытством рассматривая ладошки. Большими карими глазками он изучал потолок, а потом и первую комнату, до которой сумел доползти. И уже там увидел отца, что сидел на диване, смотря футбол. Чунмён заметил его сразу и тут же расхохотался, найдя Бэкхёна таким смешным и забавным. Ну, ещё бы — маленький мальчик на четвереньках у самой двери, сосёт большой палец и смотрит на тебя такими большими и, что самое главное, уже голодными глазами. И так, кормя сына, мужчина впервые залюбовался его красотой. Чунмён нашёл его очень привлекательным уже тогда, когда мальчик только начал ползать.       Именно в то время началась болезненная тяга к сыну, которую Чунмён не смог контролировать…       Всю жизнь его ориентация никогда не пыталась измениться, об этом не могло быть и речи. Никогда прежде он не испытывал тяги к мужчинам, а уж тем более к мальчикам, это было безумием для него. В плане отношений его интересовали лишь женщины — мать Бэкхёна тому пример. Однако, когда родился первенец, ситуация изменилась… Кормя Бэкхёна с помощью соски, Чунмён ловил себя на желании поцеловать его в маленькие губы. И это желание было не таким, какое бывает у родителей. Не чмокнуть в шутку, предаваясь неожиданному порыву любви к своему чаду, а вполне осознанному поцелую, который должен происходить между двумя взрослыми людьми, ну или подростками, но точно не взрослым и малышом. А уж тем более отцом и сыном…       Ким упорно подавлял в себе это, прекрасно понимая, что это до добра не доведёт, ведь то, что он чувствовал, не нормально, но… Но мальчик рос, а желание никуда не исчезало. Это пугало мужчину, ведь он знал и прекрасно понимал, что такое желание абсолютно не нормально, осознавал, что если вдруг потеряет контроль над своими действиями, то непременно пересечёт черты дозволенного отцу. А ребёнок не понимал и не замечал. Какие-либо нежности вроде поцелуя в щёку не казались ему неправильными и ужасными. Как и любому другому ребёнку ему было приятно такое внимание… До поры до времени.       Ужасное желание росло, сильнее укрепляясь в Чунмёне. Он оправдывал его появление тем, что ребёнок слишком сильно походил на свою мать. Может, поэтому оно появилось?..       В какой-то момент мужчина просто перестал находить его странным и таким уж ужасным, ведь оно сопровождало Чунмёна всякий раз, стоило лишь взглянуть на сына. Каждую минуту, секунду, постоянно. А он был с этим мальчиком всегда, присматривая. Поначалу отец пугался такой ненормальной тяги к сыну, но в какой-то момент просто не смог противиться. Его тянуло к маленькому мальчику со страшной силой… Называя такие вещи играми, Ким касался сына. Называя это игрой, он мог то шлёпнуть Бэкхёна по попе, то коснуться паха, то вовсе поцеловать, причём не в шутку, далеко не в шутку… Маленький Бэкхён смущался лишь поначалу, краснея и отводя взгляд в сторону. Ребёнка стесняло такое внимание, эти откровенные действия по отношению к себе. Он всегда краснел и мялся, но если папа говорит, что всё происходящее лишь игра, значит, в этом нет ничего страшного, не так ли? Именно так он и думал… До определённого момента.       Момента, который перевернул всю его жизнь.       В этот раз мужчина снова касался подросшего, но ещё маленького восьмилетнего Бэкхёна. Уже не там, где это делать можно отцу. И уже не так, как это делать дозволено…       — Не смущайся, Бэкхённи… Разве тебе неприятно? — горячее дыхание мужчины касалось нежной кожи ребёнка, который сжался в комочек, чувствуя огромную порцию смущения, что накрыла его с головой. Порцию смущения и страха, ведь мальчик всё-таки знал, что папа не должен так относиться к нему. К другим детям ведь родители так не обращались…       Дождь барабанил по стеклу тихо-тихо, будто колыбельная. Песня, которая должна успокаивать. Но звон капель не помогал. Чунмён чувствовал тяжесть внизу живота, он держал себя в руках из последних сил… До этих секунд. Наверное, он влюбился в собственного ребёнка так же, как и когда-то в свою жену. Ведь эти люди были так похожи. Тем временем сердце мальчика всё колотилось, щёки горели будто реальным пламенем, а дышать не было сил. Ребёнок пугался такого состояния, он даже подумал, что заболел. Сначала поцелуи были действительно в шутку. В щёку, в лоб. И их мальчик не смущался. Да, это внимание было ему приятно, как и любому другому ребёнку… Но в один момент невинные поцелуи в щёку сменились на поцелуи в губы. И это был не простой безобидный чмок, что дарят детям любящие родители, а вполне себе осознанный, и, что главное, глубокий поцелуй, такой, что Бён на мгновение испугался, что задохнётся. Папа касался его тела во многих местах, рукой вёл от груди к паху, и…       И сердце всё билось, как сумасшедшее.       Бэкхён испугался. Он действительно был в ужасе, потому что в один момент движения стали грубее, а отец просто взял, и стянул с него штаны до колен. Мальчик вскрикнул, поймав на себе похотливый взгляд обезумевшего, вконец потерявшего разум отца, и стал жестикулировать руками и ногами, поддавшись панике. Глаза папы были такими… страшными. Какими-то ненормальными. Он никогда не смотрел на него так… дико. А дождь всё так же пел свою песню. Тихо стуча по стеклу окна, он продолжал петь и оставаться единственным свидетелем того, что сломало ребёнку жизнь навсегда.       Кап-кап-кап. В любое другое время эти звуки могли успокоить Бэкхёна, но сейчас…       Этот человек смотрел на Бэкхёна, как животное, поддавшееся своим инстинктам. Как какой-то страшный зверь, готовящийся напасть на жертву и сожрать добычу. Тогда он потерял для Бэкхёна свой привычный вид. От милого, доброго отца, который всегда покупал ему какую-то вредную еду жарким летом, хотя не одобрял этого. Отца, который вечно ругал себя за то, что забывает спеть сыну колыбельную на ночь, хотя тот и не просил. Отца, который относился к нему, как к любой нормальный родитель к своему чаду…       Ничего не осталось. Ничего.       И Бэкхён кричал так громко, насколько хватало сил, молясь о спасении, когда руки папы касались его паха, а когда мужчина стянул штаны и с себя, наверное, Бэкхён вовсе сорвал голос. Происходящее для него было словно в страшном кошмаре. По мальчишескому лицу градом лили слёзы, он громко выл, дрожали губы. Мальчик не знал, чего нужно ждать дальше, но был уверен в том, что будет что-то плохое. И он правильно подумал, что наверное, папа хочет сделать с ним то, что обычно делают со взрослыми, ведь раньше он так с ним не играл. Бэкхён уже подумал, что умрёт, когда мужчина коснулся его там, где не трогают своих сыновей родители… Но тут раздался громкий стук в дверь и вопросы соседей, всё ли в порядке.       — Всё в порядке… — этот монстр еле владел голосом, ему просто катастрофически не хватало дыхания. — Всё в полном порядке… — и пошлая ухмылка коснулась губ в тот момент. Он снова обжёг сына дыханием, опалив кожу шеи. Мужчина прижал к себе сына крепче, будто хотел стать с ним одним целым. Это его ребёнок, разве он не мог так делать? Конечно же мог. Ну, так думал он сам.       Думал, потеряв тонкую грань между любовью к чаду как родителя и ненормальной…       — Не верьте! Всё не в порядке! — тут же закричал Бэкхён так громко, как никогда ещё, шмыгая носом, — папа пристаёт ко мне! — на этих словах мальчик тут же получил сильнейшую оплеуху, да такую, что перед глазами сначала звёздочки пролетели, а потом там и вовсе потемнело. Перед этим он успел запомнить взгляд отца. Закрывая глаза, видел ужасный взгляд отца. Взгляд, полный похоти и желания, который должен был принадлежать настоящему животному, не наделённого разумом, а лишь инстинктами… Бэкхён не помнил ничего дальше. Не помнил, как мужчину оттаскивали от него, как приехала машина представителей власти, как его уводили куда-то… Он помнил только суд и взгляд отца в свою сторону. Ох, этот взгляд ему не забыть никогда…       Взгляд, полный ненависти, только не на Бэкхёна, а на самого себя. Мужчина прожигал его взглядом, Бён даже не помнил, чтобы он моргал тогда. Ненависть… Маленький мальчик так и не понял, кого Чунмён ненавидел — ему казалось, что папа теперь стал испытывать это чувство именно к нему. Стыд пожирал его. В нём был ураган чувств. Он же ведь не должен был так с папой… играть. Играть же, да? Это ведь запрещённые игры, в которые играть могут только взрослые. Бэкхён же ещё не вырос… Может, папа хотел, чтобы его сын поскорее стал взрослым, но…       Тем временем мальчику сказали, что отца он больше не увидит, и что его поведут в другой дом, ведь родственников, которым можно отдать ребёнка, кроме Чунмёна у Бэкхёна совсем не осталось.       — Какой дом? — спросил мальчик тогда женщину, что была на стороне обвинителя и вела его под руку из зала суда.       «Детский дом». Она улыбнулась ребёнку так широко, что и сам Бён заулыбался, не понимая, что радоваться тут нечему. «Там тоже есть детки, как и ты. Вы подружитесь», — она потрепала тогда мальчика по волосам, вселяя надежду на что-то хорошее в будущем. Жаль только, что женщина не знала, что дружбы не выйдет. Более того — выйдет нечто более страшное, оставившее заметный след на душе Бэкхёна в будущем. Что же?..