Галоперидол

Примечание автора: В этой главе описывается смена Альфреда и Хенрика на станции скорой и неотложной помощи. Все случаи реальны. Холодное серое утро еще не успело толком проснуться, а Альфред уже бегал по дому и собирался на смену. Ему предстояло провести сутки на выездной бригаде скорой психиатрической помощи на одной из подстанций города. Артур, который еле заставил себя встать раньше, стоял возле гладильной доски и наглаживал новую синюю форму брата. – Ты так дыру в ней протрешь! – заметил Альфред, хватая с доски форму и складывая ее в рюкзак. – Я оставил Мэтту на тумбочке в прихожей бинты и противомикробную мазь для кошачьих и собачьих лап, он как раз сегодня собирался заглянуть в городской приют. – Он будет счастлив такому подарку. Фредди, будь осторожен, хорошо? – Артур, что может случится? Как будто в первый раз, – Альфред вышел из дома, наспех пригладил ладонью волосы на макушке и помчался к автобусной остановке. На улице гулял прохладный ветерок, поднимая с дорожки подсохшие желтые листья. В лужах отражалось затянутое облаками небо, которое обещало вот-вот пролиться ливнем. Было непривычно ехать совершенно другой дорогой. Маршрут до клиники он знал наизусть, а здесь даже не получилось до конца расслабиться, так он боялся пропустить свою остановку. Как обычно по пути в нем проснулся автобусный философ. Ему нравилось думать, нравилось развивать даже случайно забредшие мысли в своей голове, пусть даже о них никогда и никто не узнает. Что такое скорая помощь? Желто-красный проблесковый маяк, освещающий улицы и проспекты. Тихое шуршание шин по асфальту и уютная вибрация в кабине. Легкий аромат резины в салоне автомобиля от аппарата искусственной вентиляции легких, висящего на крепежах над носилками. Множество человеческих судеб, иногда разрушенных, иногда сломленных. Но каждая такая судьба, как золотая монетка, она обязательно упадет в копилку – опыт врача. Главное – успешно настроить себя на работу, даже на такую трудную и отчасти неблагодарную. Чем Альфред и занимался, подходя к зданию подстанции скорой помощи. Внутри туда-сюда сновали медики с хмурыми, уставшими лицами, таща в руках оранжевые чемоданчики с лекарствами. Каждый из них рассматривал новоприбывшего сотрудника, кто с любопытством, кто с настороженностью. В диспетчерской у окна сидел Хенрик и что-то писал в журнале своим неповторимым почерком. Как же было приятно увидеть хоть одно знакомое лицо. В клинике Альфред знал каждый закуток и каждую уборщицу, здесь же пока чувствовал себя неуютно. – Вот это встреча! – воскликнул Джонс и подошел к другу. Хирург поднял рассеянный взгляд от исписанного мелкими буквами журнала. – Вот это человек! Тоже взяли в помощь? Отлично, поболтаем в перерывах, а то здесь все как будто зомбированные. Я им шутку рассказал, а они смотрят на меня, как будто эти… Бараны, – Хенрику предстояло войти в состав выездной врачебной бригады. У Альфреда задача была чуть выше. Он был главным действующим звеном в специализированной бригаде скорой психиатрической помощи. Ему выдали машину, водителя, фельдшера и санитара, которые болтались где-то снаружи и обсуждали последний выпуск новостей. От Хенрика разливался легкий запах вчерашнего алкоголя, но в целом он выглядел вполне бодро. Пообсуждав Франциска, Антонио и его нового питомца Макинтоша, Альфред отправился в путешествие в поисках комнаты отдыха. Ее стоило найти, чтобы было куда «бросить кости» в перерыве. Таковая очень быстро нашлась на первом этаже здания, доктор зашел внутрь и упал в кресло, вытягивая ноги и медленно выдыхая. Но расслабиться ему не удалось. Возле шкафа на стуле сидел еще один доктор и внимательно наблюдал за новичком. Светло-русые волосы, немного встрепанные от уличного ветерка, прищуренные глаза за стеклами очков, тонкие поджатые губы. На бейджике значилось: «Бервальд Оксеншерна, врач анестезиолог-реаниматолог СП». – Чем могу помочь? – поинтересовался Альфред, когда молчание уже стало невозможным. Доктор еще немного помолчал, а после вздохнул. – Нам в помощь прислали психиатра? – он покосился на бейджик Джонса. – А я думал, что дадут настоящего доктора. – Хотите поговорить об этом? – Нет, – ответил Бервальд и поднялся со своего места. – Желаю удачи в освоении работы на бригадах. Он вышел из комнаты и прикрыл дверь, а Альфред остался додумывать мысль, чем он хуже докторов, лечащих физические болезни, а не душевные. – Доктор, ты просто милашка! – крикнул он вдогонку и разлегся на жестковатом кресле, крутя в пальцах свой новый бейдж. Альфред Франклин Джонс, врач специализированной психиатрической бригады. А что, звучит вполне гордо. Какого черта доктор-реаниматолог взъелся на него с первой же секунды? Скучать долго не пришлось, Альфред получил свой первый вызов. Смена началась. У машины его уже ждали фельдшер и санитар, молодые ребята, которым что ни вызов, то похохотать. – Сегодня у нас подкрепление? Замечательно, а то наш старый врач совсем крышу потерял, – нараспев произнес санитар и протянул Альфреду папку с картой вызова. Повод к вызову был более чем интригующий: «суицидальные мысли» у женщины сорока двух лет. Бригаду ждала грязная, захламленная квартира, в которой нестерпимо воняло мочой. Смрад стоял такой, что слезились глаза. На ободранном диване сидела пьяная вусмерть женщина и горько плакала, обнимая рваную игрушку. – Одну меня оставили, сироту-у-у, – выла она, размазывая по опухшим щекам слезы. Вызова психиатрической бригады в большинстве своем или к алкоголикам, или к истеричным дамам, которые слишком расстраиваются из-за ссор со своими молодыми людьми. Так было и в этот раз. Алкоголь, истерика, снова алкоголь. Они шли один за другим, но доктор не терял надежды напороться на по-настоящему профильный вызов, который принесет частичку опыта в знания Альфреда. У Хенрика дела шли не лучше. Больные животы, повышенное давление и ангины выбивались из его привычного ритма жизни в клинике. В больнице он был просто хирург, который знал свою работу на «отлично». На скорой помощи же превращался в специалиста широченного профиля, от хирургии до гинекологии. Приходилось вспоминать давно забытые лекарства от простуды, средства при отравлениях и способы восстановления сердечного ритма. К двум часам дня доктора пересеклись на подстанции и устало свалились в кресла рядом со столовой. – Я так больше не могу, – пробурчал Хенрик, стараясь причесать вечно торчащие дыбом прядки надо лбом маленькой пластмассовой расческой. – Что ни вызов на этой чертовой «скорой», то или бабка жаждет таблетку от старости, или ребенок не так пукнул, или горло болит четыре дня. Альфред молча сочувствовал, кивая головой и рассматривая коллегу в свете дневного солнца. У датчанина было красивое лицо с тонкими чертами и рассыпающейся во все стороны харизмой. С такой внешностью можно разбивать девичьи сердца и стирать их в пыль, что хирург иногда и проделывал, при этом пряча совесть в закоулки души. Почему-то в голову тут же пришли мысли об Иване. Конечно, по весомому мнению Альфреда, он был симпатичнее Хансена, особенно когда улыбался. В такие моменты его глаза искрились неподдельным весельем. Такой очаровательной улыбки он ни у кого прежде не видел, даже у вечно радостного Антонио она не была столь… искренней и теплой. – Доктор, кажется, вы замечтались, – хирург перестал лопотать о тяжелой судьбе доктора скорой помощи и откусил большой кусок от бутерброда. – И даже покраснели. О чем думаешь? Альфред потрогал себя за щеки. Действительно, скулы пылали так, будто он натер их спиртом. – О работе, хочу уже закончить смену и вернуться обратно в свой «Revival Center». – Да, в больнице хорошо, – Хенрик растянулся на кресле и запил бутерброд водой. – Кондиционеры, приятные перерывчики на полдник, вкусная больничная еда… Ну и работа в полном спокойствии и тишине рядом с медсестрами и опытным анестезиологом. И подвыпить можно. – Когда-нибудь тебя поймают за ухо и выпорят. Тот же Мюллер, например. Положит в свое отделение и начнет капельницы литрами вливать, взвоешь! – Нет, а знаешь, почему? Потому что я выпиваю, а не напиваюсь, а это разные вещи, – он поднял к потолку длинный указательный палец. – Мюллер и сам не дурак выпить, мы с ним на днях ходили «по пиву». Обеденный перерыв закончился так же внезапно, как и начался. Первым выехал Хенрик, напоследок сделав грустное лицо и зачитав вслух повод к вызову: – Ребенок, пять лет, выпил уксус. Вот это уже больше в мой профиль, – датчанин подмигнул и, прихватив зазевавшегося фельдшера, запрыгнул в машину. – Фредди, надеюсь, еще встретимся! Джонс поднялся на ноги с кресла и вышел прогуляться в гараж. Большие белые морды «Мерседесов», словно живые, смотрели на проходящего мимо Альфреда устало и грозно. Рядом кучкой стояли водители и о чем-то с интересом спорили. – Доктор, а мы вас везде ищем! – к нему бежал запыхавшийся санитар. – У нас вызов, срочный! – Что там? – Альфред схватил папку и открыл карту вызова. «Хочет прыгнуть с седьмого этажа» – значилось в графе «повод». Возле бетонной многоэтажки уже стояла желтая машина реанимации, мигая проблесковым маячком. Вокруг собралась толпа жаждущих хлеба и зрелищ, их глаза смотрели наверх. На балконе седьмого этажа угадывалась чья-то фигура. – Доктор, спасательная служба сейчас вскрывает дверь в квартиру, – к Альфреду подбежал офицер полиции. – Следуйте за мной. Возле машины реанимации, через которую пролегал путь бригады, стоял уже знакомый Джонсу врач Бервальд. Разглядывать друг друга времени не было, американец вбежал в подъезд и начал судорожно тыкать пальцем в кнопку вызова лифта. С седьмого этажа по подъезду раздавался стук лома и громкие голоса спасателей. – Почему везде такие медленные лифты?! – лифт спускался по своей шахте, но крайне неохотно. Фельдшер заметно нервничал, теребя в руках фонендоскоп. Офицера они оставили внизу, забились в лифт и, наконец, прибыли на нужный этаж. – А вот и бригада! – спасатели доламывали замок с металлическим хрустом. – Доктор, внутри квартиры человек, и он угрожает самоубийством. – Вы слышали, как он говорит, что не хочет жить? – Конечно, сейчас, правда, затих. Спасатель поднажал в последний раз на рукоятку лома. Дверь распахнулась, посыпались щепки. Альфред жестом приказал всем оставаться в подъезде и зашел в квартиру. – Кто там?! Не подходите, а то я прыгну! – раздался голос со стороны балкона. В квартире царил откровенный бардак, на полу валялась одежда, а всю мебель покрывал толстый слой пыли. Альфред сделал еще два шага по направлению к балкону. На балконе мелькал молодой мужчина лет тридцати пяти, в спортивных штанах и растянутой футболке. Он обернулся, увидел непрошеного гостя и схватился за перила. – Все в порядке, я не доктор, я из службы психологической помощи, – Альфред поднял в воздух руки, показывая, что никаких медицинских принадлежностей у него в руках нет. – И я один, за мной никого, – чуть подвинулся, открывая вид на коридор. Мужчина дикими глазами посмотрел на него, развернулся и внезапно перепрыгнул через перила, с громким криком падая вниз. Альфред охнул и выбежал на опустевший балкон. Внизу на асфальте лежал решительный самоубийца, вокруг голосили люди, а врачи реанимации стояли над ним с оранжевым чемоданчиком. С такой высоты без шансов на выживание. У Альфреда задрожали руки. У него еще не бывало случаев такого категоричного суицида. Даже не хотел воспользоваться шансом на помощь… Когда он вышел из подъезда, народ еще не рассосался, смакуя между собой произошедшее. Мужчину уже завернули в черный чехол, здесь помощь реанимации была не нужна, мгновенная смерть. Бервальд стоял возле своей машины и заполнял карту вызова, делая вид, что никого кругом нет. Что-то не давало Альфреду смириться с поражением. Его пациент говорил размазано, а за спину смотрел так, как будто что-то видел за плечами доктора. Он присел на корточки возле чехла и взялся за собачку на молнии. – Может, не стоит? – вякнул санитар, но Альфред упрямо расстегнул мешок. Зрелище открылось не очень аппетитное. Размозженная голова напоминала скинутый с крыши арбуз, из обломков черепа вытекала серая жидкость вперемешку с темной кровью. Альфред рассматривал локтевые сгибы рук, ища следы от уколов в вены. Ничего, чисто. Тогда он взялся за ширинку самоубийцы и расстегнул штаны. – Доктор, что вы… Весь пах был исколот настолько, что уже образовались венозные свищи. Погибший не просто наркоман,а наркоман со стажем. Только героин мог оставить такие колодцы в венах. Хитрый ход, паховые вены не видны под одеждой, в отличие от локтей. – Я успокоил свою душу, мы можем ехать, – он накинул чехол обратно на труп и пошел к машине. Все место действия напоминало плохой фильм. Люди почему-то и не думали расходиться по делам, небо постепенно затягивали тяжелые тучи, и от наступившей темноты проблесковые маяки реанимации светились еще ярче. Черный чехол одиноко лежал под стенами дома, а мысль, что человек внутри него больше никогда не встанет, немного угнетала. Антонио на своей работе давно привык к смертям и укрывает опустевшие оболочки своих пациентов белой простыней совершенно без лишних мыслей. Альфред так еще пока не мог, хотя и очень старался не впускать случаи суицида в свою душу. Пару минут спустя в пути на подстанцию их догнал вызов «галлюцинации» у девушки двадцати двух лет. Главное, чтобы и она из окна не вышла. На чистой, застеленной кровати сидела симпатичная девушка с длинными светлыми волосами, заплетенными в толстую косу. Она покачивалась из стороны в сторону и смотрела куда-то в правый угол комнаты. Альфред взял стул и поставил возле окна. – Вы кто? – она удивленно посмотрела на медиков. Ее младший брат, который и вызвал «скорую», молча отсиживался в своей комнате, чтобы ему за такой жест помощи не попало. – Мы служба психологической помощи. – Ящик зачем? – наманикюренный пальчик указал на рыжий чемодан возле ног фельдшера. – А ты на него не смотри, там доктор стоит. А я не доктор, я социальный работник. Что случилось? Девушка поджала накрашенные губки. – Не делайте из меня дуру, неужели вы их не видите?! – и снова ее взгляд скользнул к пустому углу комнаты. Альфред обернулся и внимательно рассмотрел угол. – Конечно, вижу, только плохо, я же в очках, – он потрогал пальцем дужку своих очков. –Очки давно пора сменить. – Я знаю, что они умерли, – уверенно заявила пациентка. – И вон еще один побежал, гад! К вам когда-нибудь приходили мертвые люди? А со мной они постоянно, я нянчусь с их мертвыми детьми, они ходят за мной даже в туалет и смотрят своими пушистыми глазами на меня. Альфред почесал подбородок и сделал пару записей в карте. Ее можно было забрать в «Revival Center» на усиленную терапию по поводу галлюцинаций. Тем более если они возникли впервые. – Я предлагаю поехать со мной и посмотреть, увяжутся они за нами или нет. У нас в машине есть средство, отпугивающее таких непрошеных гостей. Девушка с готовностью вскочила с кровати. – Да! Давайте! Их давно пора отправить в потусторонний мир. Еще через две минуты, попрощавшись с братом пациентки и рассказав, куда именно ее увезут, Альфред проводил даму в машину и закрыл дверь. Санитар сел на место рядом с водителем за своей ненадобностью, с доктором в салоне остался лишь фельдшер и шприц с дроперидолом. На всякий случай. Девушка лежала на носилках и что-то напевала себе под нос, рассматривая держатели для капельниц и лампы инфузионного блока. Она даже не заметила, как фельдшер проколол кожу на ее тоненькой руке, вводя препарат. – Куда едем? – спросил через плечо водитель. – В клинику «Revival Center», третий корпус. Прямо в приемное отделение двигай, – машина с тихим урчанием мотора стала красться по двору, медленно выезжая на проспект. – Мы едем на допрос? – заволновалась больная, привстав на носилках. – Мы едем уничтожать мертвецов, – улыбнулся доктор и погладил ее по ладони. Клиника встретила бригаду как всегда прибранными и посыпанными песком дорожками. Приемное отделение третьего корпуса пряталось под тенью раскидистой ивы, вокруг прогуливались больные. Кто-то шел самостоятельно, кто-то с помощью костылей, а кому-то помогали санитарки. Пели птицы, сидя на ветках пахучих пихт. Идиллия царила такая, что Альфред успел два раза пожалеть о своей работе на «скорой помощи», пока вел новоиспеченную пациентку до приемного отделения. – Доктор Джонс! Вас не узнать, вам так идет синий цвет! – воскликнула медсестра, когда вся бригада ввалилась в помещение и расселась по углам. – Джордан, не то слово, я просто красавчик. Я привез одну очаровательную молодую даму, положим ее в наше отделение, скорее всего. Зови дежурного доктора. – А почему мы в больнице? – заволновалась девушка, внезапно с ловкостью кошки вскочила с кушетки и ринулась к двери. Санитар оказался чуть быстрее, поймал ее практически в полете, и оба свалились на пол приемника. Завязалась мелкая драка, которая быстро сошла на «нет». Больная неуверенно чувствовала себя после укола, и теперь совсем успокоилась под действием нейролептика. Доктор из отделения Альфреда явился очень быстро, словно бы сидел под дверью и ждал, когда же его позовут. – Доктор Джонс! – воскликнул Франциск, заходя в комнату и осматривая всех присутствующих. – Вот это уровень, уже сам привозишь больных в свое отделение? Рассказывай, что случилось у этой красивой леди? – он взял девушку за руку и поцеловал легкую костлявую кисть. Она кокетливо захихикала и покраснела, стыдливо отводя глаза в сторону. Альфред рассказал все, что знал сам, и боком протиснулся в дверь, ведущую на этажи. – Дорогой, ты куда? – спросил Франциск, оборачиваясь на звук скрипнувшей створки. – Я в отделение, проведаю пациентов. – Ты сумасшедший? Там вообще-то есть дежурный доктор! Сгоришь на работе и даже не заметишь! Альфред махнул рукой и быстро побежал по лестнице, ведущей в психиатрическое отделение. – Доктор? А что вы здесь… а как вы… – залепетала Сакура, едва не столкнувшись с Альфредом в дверном проеме. – Ты снова дежуришь? Не слишком ли много у тебя смен? Пересмотри со старшей сестрой свой график работы, – он подмигнул медсестре и поскакал дальше, заворачивая в первую палату. Франциск соблюдал дисциплину в палатах, но сегодня у него это особо не получилось. Пациенты первой скакали и вопили, кидаясь друг в друга подушками. По палате уже летало огромное облако серой пыли. – Быстро все угомонились и расселись по кроватям! А то уколы каждому! – слабоумные люди были, как дети. Они до ужаса боялись уколов и выплевывали таблетки, без санитаров не обходилась практически ни одна процедура. Услышав слово «укол», все рассыпались по своим местам, с ногами забираясь на кровати. Кто-то накрылся одеялом, чтобы уж наверняка злой врач не сгреб его в процедурный кабинет. Удостоверившись, что все его услышали, Альфред спиной вперед вышел из палаты и закрыл за собой дверь. – А я-то думал, чей это знакомый голос, – кто-то сказал над самым ухом. Альфред вздрогнул и резко развернулся. Рядом стоял Иван Брагинский и довольно улыбался, рассматривая побледневшего доктора. В растянутой больничной одежде, немного взъерошенный, он выглядел по-домашнему забавно. – В психиатрическом отделении нельзя подходить к врачам сзади! Это чревато последствиями. – Доктор, ты сегодня катаешься по городу и освещаешь фарами «скорой» путь для душевнобольных? – Ваня продолжал все так же улыбаться, щуря глаза. – Пришлось взять пару суток в отделении скорой помощи. – Постой, чем от тебя так пахнет? – русский подошел почти вплотную и немного наклонил голову, принюхиваясь к шее Альфреда. Доктор лишь медленно вздохнул, чувствуя, как теплое дыхание возле воротника формы приятно щекочет кожу. – Бензин, – лицо Ивана было слишком близко, настолько близко, что можно рассмотреть темные крапинки на пурпурной радужке глаз. И пахло от него уже привычным ароматом детского мыла… Они стояли посреди коридора отделения, и каждый думал о своем. У Альфреда в голове никогда не бегало такое количество разнообразных мыслей одновременно, а Ваня размышлял о том, что будет, если он сейчас возьмет психиатра за руку. И вот, когда решение уже готово было прийти в действие… – Ой, доктор Джонс, вас там все приемное отделение ищет, – громко возвестила Сакура, вырулившая из-за угла с уткой в руках. Альфред вздохнул, вспомнив, что действительно напрочь забыл о бригаде, оставленной в приемном. Поблагодарил медсестру и пошел по коридору в сторону выхода, по пути обернувшись через плечо. Иван стоял на том же месте, оперевшись плечом на стену, и провожал доктора взглядом, все так же улыбаясь. Сакура, напевая детскую песенку про цыплят, ушла в процедурный кабинет. Любой другой на ее месте раздул бы целую историю из того, что доктор и пациент слишком тесно общались в коридоре отделения, но только не японка. По своей рассеянности она не разглядела бы даже того, если бы вдруг они начали целоваться прямо там, одновременно с этим срывая одежду друг с друга. «Когда-нибудь эта русская улыбочка сведет меня с ума!» *** – Что там за повод? – Угроза суицида. Мы его знаем, это наш постоянный клиент. Очень любит представления. Поздний вечер подкрался незаметно. Светились фонари на проспектах, отражаясь в лужах большими светящимися шарами. Светофоры играли разными цветами, то останавливая бегущую магистраль, то вновь запуская. Мамаши с цветастыми колясками, в полумраке кажущимися серыми, мелькали тут и там, поправляя прически и разговаривая по телефонам. Ранние собачники оккупировали аллеи, разрешая своим питомцам гадить на свежие газоны. Альфред рассматривал всю эту жизнь через стекло санитарной машины, спеша уже неизвестно на какой по счету вызов. Эпизод в больнице тронул его и без того нежное сердце, и изредка доктор дотрагивался пальцами до воротника формы, гадая, а действительно ли он пахнет бензином. Фельдшер, сидящий рядом, рассказывал про адрес и что там их ждет. – Кретин с шизофренией, постоянный клиент «скорой». На протяжении пяти лет мучает нас очень хитрым способом. Подвязывает к крюку в потолке веревку, вызывает нас, затем встает на табуретку, набрасывает веревку на шею и прислушивается. Как только слышит наши шаги – толкает табуретку и начинается веселье. Приезжают каждый раз по две бригады, наша и обычная врачебная. Рубим веревку, в петле которой он дергается, врачи реанимируют, приводят в сознание, ставят воздуховод и отвозят в больницу, а мы участвуем в этой постановке как консультанты. Потом идиот возвращается из больницы обратно домой и все по кругу. Бригад и так не хватает, а тут еще этот урод развлекается, как может. – И так, похоже, будет бесконечно, – вздохнул санитар. – Полиция вырывала этот крюк из потолка, но он снова оказывается на месте. Парню просто в кайф устраивать спектакли с одним актером и толпой зрителей-медиков. А мы как бараны. К темному, неприветливому подъезду они приехали одновременно с врачебной машиной. Из автомобиля, размахивая руками, выпал Хенрик. – Альфред, дружище! Тебе тоже рассказали эту историю про шизофреника? – его фельдшер тащил реанимационный набор, а сам Хансен махал папкой и фонендоскопом. – Спорим, ты ему тоже мозги вставить не сможешь? Спектакли не лечатся. Эти ребята будут ездить к нему, пока гад не умрет на самом деле. Кучка медиков в составе двух бригад поднялась до нужного этажа. За деревянной хлипкой дверью квартиры тут же послышался звук падающей табуретки. Фельдшера взялись за ручку двери, но Хенрик внезапно тихим окликом их остановил. – Господа, а как же вытереть ноги? – он отодвинул ничего не понимающих помощников в сторону и начал тщательно вытирать ботинки об лежащий возле двери грязный коврик. Фельдшеры и санитар покорно выстроились гуськом перед дверью, вытерли подошвы кроссовок, и только тогда Хенрик с криком: «Эй, есть кто живой?!» ворвался в квартиру. Альфред пошел прямо за ним, выглядывая из-за его спины. На кухне, привязанный к потолочному крюку, висел человек лет сорока и размеренно покачивался. Его шею крепко обвязывала толстая веревка, а сама жертва не подавала никаких признаков жизни, изредка рефлекторно подергивалась правая нога. На пол со штанины стекала струйка мочи. – Хенрик, ты же не мог это специально… скажи, что мы просто опоздали, – шепотом, чтобы не услышали посторонние, прошелестел Альфред на ухо другу. Хирург подошел к телу и прощупал пульс на артерии шеи. – Да, мы опоздали. Роберт! – обратился он к своему фельдшеру. – Звони в полицию и вызывай трупоперевозку, здесь констатация смерти. Доктор Джонс, вашу бригаду мы отпускаем, спасибо, что приехали. – Так это получается, что… нас больше никто не будет мучить? – шепотом спросил санитар, когда они спускались вниз к машине. Фельдшер в глубокой задумчивости шел следом, морща лоб. – Нельзя так говорить, конечно, но у меня словно бы груз с души свалился. Альфред сел в кабину и уставился на свои руки. Хенрик умел выйти из любой ситуации, принимал порой дикие по своей сути решения, но за это его так уважали Франциск, Антонио, Гилберт и остальные врачи клиники. Хотя иногда он все же перегибал палку, расплескивая цинизм и мизантропию, которые свойственны больше Артуру, чем веселому и болтливому датчанину. В ночном небе блестели звезды, словно бы кто-то рассыпал на черный бархат алмазную крошку. Дороги опустели, город наконец заснул, мигая желтыми лампами светофоров. Альфред не успел вернуться в гараж подстанции, по пути выдали очередной вызов. Бабушка семидесяти трех лет занемогла и своим неадекватным поведением пугала полицию. По крайней мере, так значилось в поводе к вызову. Когда они поднялись на последний этаж дома и вышли из лифта, на лестничной клетке их встретила толпа народа. И это несмотря на поздний час. На этаже стояли соседи и сотрудник полиции, а посередине, возле открытой двери в квартиру, сидела старушка в рваной розовой сорочке и разных носках. – Доктор, здесь уже была служба спасения, они вскрыли дверь и уехали, – начал объяснения полицейский. – Бабуля пять дней просидела дома, на звонки соседей не отвечала, сегодня решили вскрыть дверь и проверить, не случилось ли чего. Бабушка одинокая, состоит на учете у психиатра, жила с мужем в этой квартире. Фельдшер осмотрел открытую дверь. Действительно, замок был погнут, словно бы его открывали ломом. – Я понял, – Альфред подошел к сидящей на полу бабушке и помог ей подняться. – Пойдемте в квартиру, нам надо провести осмотр. – Э-э, нет, туда нельзя, ничего не трогайте! – воскликнул полицейский. – Что? Почему? – Альфред остановился, а бабуля, воспользовавшись возможностью, резво пнула его по ноге и грязно выругалась. – Там лежит труп ее мужа. Она пять дней подряд с мертвым телом разговаривала, сейчас судмедэксперты приедут, пожалуйста, ничего не трогайте! Бабушка, ковыряясь в носу, села на ступеньку и мечтательно смотрела на санитара. Альфред приоткрыл дверь и зашел в квартиру. В нос тут же ударил затхлый запах грязного жилища. Вся квартира была завалена до потолка различным хламом. Подошва ботинок прилипала к ковру, пропитанному мочой. В единственной комнате на кровати лежал труп старика с неестественно открытым ртом. Пять дней в душном помещении сделали свое дело – от деда со страшной силой смердело сладковатым ароматом разложения. Трупные пятна перешли на лицо, открытые глаза высохли и мутно «смотрели» в потолок. Из-под спины выползали и сновали туда-сюда крупные рыжие тараканы. – Труп кто констатировать будет? – спросил Альфред, выходя из квартиры. – Я вызвал еще бригаду, – пожал плечами полицейский. Доктор поднял бабушку под локти. – Вы понимаете, где вы находитесь? – спросил он, легко встряхнув старушку. Та захихикала и указала пальцем на дверь своей квартиры. – Конечно, у себя дома. – А какой сейчас месяц и год? Скажите, а то я забыл. – Зима 1943 года. – Героическое время, ничего не скажешь. С кем воюем? С финнами? – С англичанами! – завопила старуха, поднимая в воздух кулак. – С мерзкими англичанами! Они живут в соседней квартире и каждый вечер посылают радиоактивные лучи мне под дверь, и от этого у меня сердце болит. – Надо в больницу тогда ехать, сердце проверять. Поедете со мной в больницу? – Да, сердце-то надо лечить. Я балерина, у меня концерт завтра. А эти грязные шавки… – Мартин, оформляй наряд в Республиканскую психиатрию, – Альфред развернулся к фельдшеру, все так же поддерживая пациентку под локоток. – Раз она одинокая, в месте и времени не ориентирована, с галлюцинациями в придачу, пусть поживет немного в интернате при больнице. Голосящую бабушку стащили на первый этаж, и пока фельдшер и санитар укладывали ее на носилки, Альфред стоял возле машины, прислонившись к ее холодному белому боку. На улице стояла ночная свежесть, изо рта психиатра вылетали облачка пара. Ему казалось, что он потихоньку начинал терять сострадание к своим пациентам. Нельзя жалеть всех, так и собственную «крышу» потерять недолго, но хоть капля сочувствия должна быть в любом враче. Иначе это уже не врач, а робот. Чувства. Каждый человек что-то чувствует и что-то ощущает в своей душе. Вот только все относятся к своим чувствам по-разному. На этом мысленные рассуждения Альфреда оборвались, он устало вздохнул и поднялся в машину, с громким хлопком закрывая за собой дверь. Работать оставалось пять часов. Доктор ткнулся лбом в холодное стекло, наблюдая, как в окне проносятся огни уличных фонарей. По радио весело стрекотал ведущий, рассказывая о последних достижениях науки. – ВОТ ЧЕРТ! – внезапно заорал водитель и крутанул руль влево, вцепившись в него побелевшими пальцами. Всполошенный Альфред поднял голову, крутя ей во все стороны. В самую последнюю секунду он увидел несущийся навстречу их машине водовоз. Резкий гудок, вой сирен, скрежет тормозов – все смешалось в звуковом вихре. Ржавая морда водовоза протаранила белоснежный «Мерседес», таща его по дороге и в конце концов с пронзительным звуком сваливая на бок. Мир перевернулся, очки слетели с переносицы и, судя по звону, разбились вдребезги. Последовал еще один удар, Альфред влетел затылком в железную раму двери и начал вязнуть в темноте, которая подобно болоту засасывала его в свое нутро. Как сквозь вату он слышал голос фельдшера и душераздирающие вопли старухи. – Нет! Нет! – кричал мысленно Альфред, стараясь выбраться из пучины боли и ужаса. Наконец все закончилось, доктор свалился в беспамятство, рефлекторно сжимая дверную ручку.