Иллюзия

      Наконец, мои первые заработанные деньги. Зелёненькие, ароматные.       — Че с ними делать бушь? — икая, спросил Чарльз.       Он громко рассправился с остатками джина на дне бутылки. Как лошадь на водопое. И разило так, что глаза слезились.       — Определённо не пропью, — сказала я.       Все до единой отложу. Нужно копить до отъезда. Всего полгода осталось. А дальше — свобода. И куда только Тео подевался?       — Зря ты так, — пробормотал этот забулдыга.       Он был весь красный и тяжело дышал. В стороне играл на гитаре Дракон и насвистывал себе под нос. Вокруг него столпились школьницы. Все, как на подбор: как дикие розы, не осознающие своей страстно-невинной красоты, одетые в старую поношенную одежду, тощие и бледные, с растёкшейся тушью. Дракон всегда выбирал нимфеток, выброшенных на обочину жизни, совершающих поступки, которыми не гордятся и изо всех сил старающихся привлечь к себе внимания, порой странными и дурными способами. Или это они шли, потому что он дарил им любовь, пусть и кратковременную, но ту, которую не давали им ни отцы, ни братья. Он был из тех, кто предпочитал домашней зверюшке облезлую, грязную шавку, которая боялась протянутой руки, потому что за этим неизменно следовали побои. И он кормил их, приручал, ласкал, а потом уходил, оставляя их в недоумении, смешанном с благодарностью. Я не знала, презирать мне его за это или любить.       — Живот болит, — вывел меня из размышлений Чарльз.       — Как всегда, — пробормотала я.       — Тебе нужно печень лечить, — сказала кудлатая школьница.       Её сетчатые колготки были в дырках, а военная курта висела мешком.       — Я не уверена, но судя по твоим многочисленным жалобам, у тебя цирроз печени, — добавила она.       — Какая ты умная, — восхищённо сказал Дракон, притягивая её к себе. — Тебе нужно больше учиться, чтобы поступить на врача. Будешь лечить нас!       — Мне не дадут, — с досадой ответила кудлатая, — Мне дали понять, что я унаследую магазин.       Я завороженно смотрела на это несформировавшееся тело и синяки на коленках, брекеты на зубах и неумело накрашенные глаза. Её семья владела небольшим магазином строительных товаров. Я туда иногда заходила и видела, как она крутилась вокруг отца.       — Лучше послать родаков, чем мечту, — сказала я.       — Самми, ты иногда просто сыпешься мудрыми изречениями, — заулыбался Дракон.       И заиграл ещё быстрее. В это время мы услышали шлепок. Это Чарльз упал. Дракон пожал плечами, не прекращая насвистывать. Вокруг все танцевали, перешагивая развалившегося Чарльза. Дракон обнимал школьницу, подстриженную под мальчишку, а та закинула на него тощие ноги с синеющей сетью вен на них. Я чувствовала жар пьяных тел и обмре из аромата пота и алкоголя. И поняла, что больше не могу здесь находиться. Не только потому, что они все полные придурки. Я была лишней. Дракон пьянеющим взглядом смотрел на девчонку, сжимающую в руках самокрутку, Чарльз сжимал в руках бутылку и бормотал что-то, школьницы хохотали над шуткой кудлатой. Я вышла из клуба.       Февраль подходил к концу. Я почти явственно ощущала, как вдали просыпался зефир и набирался сил, чтобы разогняться и прогнать борея, разбудить сонную землю и сбросить с людей пальто и пуховики. А дальше экзамены и разговоры одноклассников о будущем. Больше я не могла здесь находиться. Ни секунды.       Я неслась по улице, жадно хватая ртом воздух, как будто сейчас он закончится. Скоро весна. Ненавижу весну.       — Эй, Самми!       Я столкнулась носом к носу с сестрой. Она осветлила волосы. Цвет ей совсем не шёл.       — Выглядишь, как престарелая Пэрис Хилтон, — сказала я.       — Ты где вообще шляешься?!       Она наотмашь ударила меня по щеке.       — Мисс Харрей хотела в полицию позвонить и объявить тебя розыск. Еле отговорила её от этого. Так что сейчас ты пойдёшь домой и нам всё объяснишь, ясно?       Я слизала кровь, чувствуя её солоноватый привкус. Сейчас я ей всё выскажу.       — Ты сама во всём виновата. Пока ты веселилась с подружками, а брат синячил, я стирала обосранные трусы и отбирала ножи у матери. А теперь мы поменяемся. Я буду шляться, где захочу, а ты будешь сидеть дома, жарить блинчики и вставать в два часа ночи, чтобы открыть дверь пьяному брату и уложить его спать. Усекла, мудацкая сестра?!       Я показала ей средний палец и бросилась бежать. В жизни не видела такого шока у неё на лице. Мне стало смешно. Вот так, сестричка. Удивляйся. Может, в твоей тупой голове прояснится хоть что-то. Жаль, что я об этом уже не узнаю, потому что видеть не хочу эту чёртову семейку.       Я раскинула руки в стороны, запрокинула голову наверх и засмеялась. Хохотала так, что болели бока. Задыхалась, хрипела, хрюкала. Куда бежала — сама не понимала. Остановилась у детской площадки.       С горки скатывались дети, другие лепили снеговик. На скамейках сидели замёрзшие мамы и папы. Что я здесь забыла?       На ржавых скрипучих качелях сидел Тео. В той же одежде, что и всегда. Я села рядом с ним и принялась раскачиваться.       — В детстве я пытался сделать «солнышко», — сказал Тео.       — И как? получилось?       — Нет.       На глазу у него красовалась повязка.       — Что с глазом? — спросила я.       — Фингал. Всё распухло и глаз не открывается, — пожаловался он.       — Суровая она, однако, женщина.       — Да уж.       Повисло молчание. Неуместное, но и не неловкое. Просто мы не знали, что сказать друг другу. Поэтому просто сидели тут и качались, слушая ритмичный скрип. Снег покрылся корочкой. Я только сейчас это заметила. Ночью были сильные заморозки. Может, эта зима продлится подольше.       — Слушай, а давай убежим? — спросила я.       — Мы итак собирались, — рассмеялся Тео.       — Нет, давай сейчас.       Тео посмотрел на меня, в удивлении вскинув белёсые брови.       — А давай! — воскликнул он, на ходу спрыгнув с качели. Я последовала его примеру. Смеясь, мы побежали. Люди на площадке странно на нас покосились. Некоторые дети заплакали. Мамочки зашептались.       — Убежим на северный полюс! — возбужденно говорила я, сжимая руку друга, — Там снег не тает даже летом. А ещё там полярная ночь, и полгода нет этих дебильных рассветов! Только звёзды, сияние и ласковая тьма. И зима, замораживающая души.       — Да прям замораживающая, — рассмеялся Тео.       — Я бы свернулась качаличиком на вершине холма, обдуваемая ветром. И ночь окутала бы меня своим чёрным бархатом. Я бы стала частью этой мёртвой красоты и никогда бы не шевелилась и ничего не делала. Ничего!       Я чувствовала небывалую бодрость, бурлящую во мне. Странно, я перед этим не спала всю ночь. Смотрела на ворон и гоняла их.       — А ты знаешь, говорят, вороны очень злопамятны. Если их разозлить, они тебя запомнят, — повернулась я к Тео.       — Я не проверял, — пробурчал Тео.       Он весь раскраснелся. Его лохматые волосы сияли в свете заходящего солнца. Мы остановились у моста.       — А куда мы поедем? — спросил Тео. — И на чём?       — Только не говори, что надо угнать машину. Мы же не в кино, Тео! — расхохоталась я, — Автостопом поедем. Хоть это и рискованно.       Парни, стоящие рядом, странно на нас покосились. Потом рассмеялись. Я решила не придавать этому значения. Мы и впрямь выглядели комично. Два подростка, насмотревшиеся фильмов и решили поиграть в бега.       Тео обнял меня и мы подошли к дороге, ведущей из города. Я принялась ловить попутчиков. Спустя некоторое время около нас остановился здоровенный джип. Из окна высунулся бомжеватого вида мужик в какой-то нелепой шубе.       — Куда путь держим? — спросил он, подмигивая.       — Подальше отсюда, — ответила я.       — Запрыгивай, красотка.       И мы поехали. Прижимались друг к другу на заднем сидении, пока водила мотал головой под Сабрину Салерно.       — Ты че, из дома сбежала? — наконец спросил он.       — Я убила человека, — сказала я.       Он нервно расхохотался.       — И теперь тебе надо залечь на дно, да?       — Да. В тихом городишке, где меня никто не знает.       — А как звать тебя?       — Саманта.       — А я Теодор. Но можете называть меня просто Тео, — вставил мой спутник.       К Тео этот чудак не обращается, потому что тот не симпатичная школьница?       — Очень приятно, Джейс. О, Арабеск!       Джеймс принялся подтанцовывать. Он чуть ли не подпрыгивал на сидении. И если бы ему не надо было следить за дорогой, он бы вскочил и принялся вилять задницей, держу пари.       Так мы проехали порядочное расстояние. День сменился ночью. Мы с Тео свернулись на сидении, обнявшись и прижавшись носами. Он гладил мои волосы и нежно улыбался, его длинные ресницы щекотали мои щёки. Он был так красив, что я даже завидовала.       — Ну че, как тебе жизнь беглянки? — повернулся ко мне водила.       — Потрясно.