светись, светись, далекая звезда

Это даже не смешно уже. Я полчаса стою у этого шкафа и бомбардирую тебя эсэмэсками. "Что мне надеть?" "Что угодно, только не свитер." "НЕ СВИТЕР — ЭТО ОЧЕНЬ РАСПЛЫВЧАТОЕ ПОНЯТИЕ" "Боже, я не знаю. Что угодно." "Ясно, я приду в свитере." "НЕТ! Все решат, что ты к этим свитерам уже просто прирос и возможности отлепить их от твоей кожи не представляется. Сколько их у тебя вообще?" "Я не знаю, много... И не переводи тему. ЧТО. МНЕ НАДЕТЬ." "ИДИ ГОЛЫМ, ГОСПОДИ. МНЕ ВСЕ РАВНО, ТЫ ВО ВСЕМ ХОРОШ". Я выключаю телефон и пялюсь на себя в зеркало. Может быть, за последние дни мое мировоззрение действительно перевернулось, но внешне я нисколько не изменился. Все еще тощий, все еще блондин с растрепанной волосней, все еще с заживающими порезами, все еще с черной повязкой на глазу, все еще уставший, все еще веснушчатый и переполненный информацией, все еще с Титаниками внутри, которые тонут при малейшей возможности. Все еще любящий свитера. "Я вообще не пойду." "Очень даже пойдешь, иначе я сам приду к тебе и вытащу твою тощую задницу из дома. Серьезно, чувак. У Венди день рождения. Будет лучше, если мы пойдем". Лучше? Ну что ж. Может быть, и лучше, что я скрепя сердце надеваю рубашку, и выхожу из дому в теплую звездную ночь. Может быть, лучше, что захожу за тобой, и мы идем до места, держась за руки. Лучше, что ты рассказываешь о своем эссе по литературе так увлеченно, что не можешь заметить, с каким выражением лица я на тебя смотрю. Лучше, что мы идем по пустым улицам города, тонущего в тысячах рассеянных огней. Лучше, что созвездия сияют так, будто в них только что лампочки заменили. Лучше, что мы смотрим на них, и иногда друг на друга и улыбаемся. Лучше, что на заднем дворе у Венди играет не попса, а фолк-рок. Лучше, что все здесь знают нас с тобой и рады нам. Лучше, что я впервые за долгое время чувствую себя прекрасно, сидя в компании кучи народу и ощущая связь со всеми ними. Лучше, что я дарю Венди коллекционное издание всего Шекспира, и она так рада, что повисает у меня на шее. Лучше, что я сижу рядом с бассейном, когда ты приходишь. Мы сначала сидим в тишине, слушая, как поют цикады и приглушенный смех и музыку из дома. Ты пьешь что-то из своего стакана. Я дергаюсь. Конечно, качество выпивки у Венди на тусовке гораздо лучше, чем на той, где мы первый раз встретились, но всё равно, от алкоголя много проблем, и мне не нравится, что ты пьешь. Я как раз собираюсь тебе это сказать, но тут ты начинаешь разговор сам. — Черт, это классная песня! Давай потанцуем? — Но никто же не... — начинаю я, как вдруг вижу за своей спиной целую кучу покачивающихся в танце парочек. Ты улыбаешься и делаешь реверанс, протягивая мне руку. — Ну уж нет, только не это, — говорю я, и думаю, какому количеству глупостей равняется твоя степень опьянения. Видимо, большому, потому что ты подбегаешь ко мне, валишь меня на лопатки и начинаешь щекотать. — Я конечно приму ваш отказ, — говоришь ты, пока я пытаюсь тебя как-то с себя скинуть, — но за такую грубость вы подвергнетесь страшным пыткам! Когда я уже больше не выдерживаю твою щекотку и встаю, наконец, на ноги, то понимаю, что так просто от тебя не отделаюсь. — НАРУШЕНИЕ ПРАВИЛ! — ты подсекаешь меня и валишь на близстоящий лежак, — МНЕ НЕ ДАЛИ ЗАКОНЧИТЬ МОИ ПЫТКИ! ПРИДЕТСЯ ПРИБЕГНУТЬ К СЕРЬЕЗНЫМ МЕРАМ! Ты продолжаешь меня щекотать и на этот раз явно не слезешь так запросто. — Прекрати, — умоляю я в передышках между приступами хохота, — у тебя слишком жестокие методы, и нет права так со мной обращаться. — ВСЕ У МЕНЯ ЕСТЬ! — кричишь ты, пресекая все мои жалкие попытки тебя остановить, — ТЫ ТЕПЕРЬ МОЙ, МЫ ВМЕСТЕ, И Я МОГУ ДЕЛАТЬ С ТОБОЙ ВСЕ, ЧТО МНЕ ВЗДУМАЕТСЯ! Мы сцепляемся и лежак, не выдержав силы нашей схватки, переворачивается, и мы падаем на газон. Когда тебе надоедает меня щекотать, ты переходишь на другой тип атаки — начинаешь целовать меня в щеку без всякой надежды на пощаду. — Хватит, — прошу я, еле-еле набрав в грудь воздуха. — Не хватит. Я полон любви, — гордо заявляешь ты. — Это не любовь, а алкоголь. — Вперемешку, — ты машешь рукой, а я пользуюсь твоим замешательством и пытаюсь выскользнуть наружу, а ты перекатываешься на спину, не позволяя мне этого делать, и потом мы падаем в бассейн. Соображаю я это не сразу, а уже когда выныриваю, насквозь мокрый, и с трудом выбираюсь обратно на берег. Ты садишься рядом, мы смотрим на стекающие друг с друга ручьи воды и хохочем. А потом ты ложишься на траву и я ложусь рядом. Ночь такая теплая, что холода от воды даже не чувствуется, и такая звездная, что я отлично вижу каждую твою ресничку. Ты переворачивается на живот и приближаешь свое лицо к моему. — Ты врун. — Почему это? — Потому что сказал, что никогда не засмеешься, а теперь ржешь, как чертов псих. И правда. От этой мысли смеяться хочется только сильнее. Ты довольно улыбаешься. Я вдруг вспоминаю, что надо сказать тебе про алкоголь. — Ты мог бы сегодня больше не пить? — А разве я пил? — удивленно спрашиваешь ты. Пьяный "акцент" куда-то напрочь исчез. — Ты не пьян? — Нет, абсолютно. — Но тогда... получается, ты все это подстроил, чтобы заставить меня засмеяться. — Именно так, — гордо заключаешь ты. Я смотрю вверх и вижу тебя и звезды. — Ты собираешься меня поцеловать? — Только если ты хорошенько попросишь. Я издевательски улыбаюсь, а ты немедленно забываешь о своем условии и целуешь меня просто так. И я целую тебя. И ты рядом со мной. В тебе — все. Шум колес машин, мчащихся по ночным магистралям. Ветер, колышущий верхушки вековых деревьев и тихо треплющий твои волосы. Море, окрашенными в цвет неба волнами накатывающее на золотистый песок. Пушистые облака, на выцветшем от жары светло-голубом небе, окрашенные солнцем в золотистый свет. Гул турбин самолетов, направляющихся в дальние края. Стрекот велосипедной цепи, когда мчишься куда-то на рассвете, разрезая никем не тронутый воздух. Самые теплые ночи в самых спокойных городах. Шелест страниц книг и гулкое эхо в зеленых лесах. Выгоравшие под солнцем каштановые кудри и вытертая кепка. Тонкие руки, острые коленки и большие карие глаза. И ты сам. Ты не принадлежишь мне, а я — тебе, но всё же наши пути пересеклись и мы сможем сохранять их пересеченными, столько, сколько захотим. И преодолеть все встретившиеся на них трудности. Наша жизнь — не грустная история, и ничего еще не закончено. Она будет такой историей, которую мы захотим написать сами. И сейчас я пишу свою, и ты в ней, мой милый — главный герой. Если однажды устанешь зажигать своими улыбками созвездия — только скажи, и я тебе помогу.