День выдался на редкость дождливым и пасмурным. Ирина Алексеевна час назад вернулась с дачи и теперь с остервенением «ампутировала» ножки собранным грибам. В соседней комнате бывший муж Ирины Алексеевны хрустел чипсами и пялился в телевизор. В телевизоре был бильярд, а муж Ирины Алексеевны являлся ярым поклонником данного вида спорта. Сама Ирина Алексеевна спортом практически не занималась. Мысли Ирины Алексеевны болтались в какой-то совершенно иной плоскости. Чрезвычайно далекой от мяча и штанги.
— Чего этот Покровский от меня хочет?! — размышляла Ирина Алексеевна, обрубая ногу очередному опенку. Опенок истекал соплями и жалобно стонал под ножом. Но Ирина Алексеевна этого не замечала. — На дачу пригласил! За грибами повел! На что он намекает?! И прилично ли это — ездить с начальником на его дачу? За грибами. Хотя, пожалуй, ничего страшного. Совместный сбор грибов субординацию вряд ли нарушит и на работе никак не скажется! — утешила себя Ирина Алексеевна, сгрузила грибы на сковородку и поставила варить картошку. Завтра она угостит коллег грибочками с картошкой и, глядишь, они перестанут видеть в ней только начальника и обрывать разговор на полуслове, когда она подходит к стойке регистрации. Такое ощущение, что только ее и обсуждают.
***
Утром Ирина Алексеевна, весело помахивая кастрюлей с грибами и картошкой, спешила на работу. Моросил мелкий противный дождь, поэтому в другой руке Ирина Алексеевна вынуждена была тащить зонт расцветки а-ля лысый страус. Зонт — подарок бывшего мужа на Восьмое марта. Ирина Алексеевна всегда подозревала, что у мужа начисто отсутствует вкус и чувство прекрасного в целом. Что не мешало, впрочем, Ирине Алексеевне на протяжении тридцати лет совместного проживания и раздражать стало только после развода.
— «И томно кружились влюбленные пары, под жалобный рокот гавайской гитары», — напевала себе под нос Ирина Алексеевна, чтобы окончательно не впасть в уныние от мерзкой погоды, воспоминаний о бывшем муже и от бесконечных неприятностей на работе, сыпавшихся на голову Ирины Алексеевны как горох из мешка.
В ординаторской царило молчание.
— Чай будешь? — отлепился, наконец, от карточек Олег Михайлович и посмотрел на Марину Владимировну.
— Не хочу…, — уныло ответила Марина Владимировна и уставилась в окно. За окном по-прежнему шел дождь, и облетали, танцуя прощальное танго для прохожих, мокро-грязные листья с деревьев. Марине Владимировне отчего-то было грустно.
— А чего ты хочешь? — игриво поинтересовался Олег Михайлович и плюхнулся рядом с печальной Мариной Владимировной на диван.
— Потише нельзя?! — высунулся из-за занавески Сергей Анатольевич, — могли бы и дома ворковать как голубки.
— Ты, давай, не выступай! — отбрил его Олег Михайлович, — Мог бы и дома храпеть, а не здесь.
— Мог бы, да не мог…, — невнятно пробормотал Сергей Анатольевич, перевернулся на другой бок и вывел свое коронное «Х-р-р-м-бр-бр-а-а-а»
— Ну, так что? — продолжил «допрос» Олег Михайлович.
— На море хочу! — придумала Марина Владимировна, — Чтобы солнце, волны, песок и ты на банане в море! А не вот это вот! — и Марина Владимировна, безнадежно вздохнув, махнула рукой в сторону окна, усеянного, точно бисером, каплями дождя.
— Злыдня ты! — вынес вердикт Олег Михайлович, — Так и хочешь, чтобы я себе чего-нибудь отбил! А у нас с тобой в плане-графике семейной жизни, между прочим, заведение ребенка указано.
— О-о-о! У вас и график есть! — восхитившись предусмотрительностью коллег, очнулся ото сна Сергей Анатольевич, не доведя до конца очередное «Х-р-р-м». Сергей Анатольевич окончательно распрощался с надеждой выспаться по-человечески и встал испить кофею.
В этот ответственный момент в ординаторскую и заглянула Ирина Алексеевна.
— Доброе утро! — радостно поведала Ирина Алексеевна в недра ординаторской и торжественно прошествовала к столу, неся на вытянутой руке, как Иван Поддубный гирю, пакет с кастрюлей.
— Утро добрым не бывает! — вместо приветствия проворчал Сергей Анатольевич.
— Что у Вас там? Бомба что ли? — не смог сдержать любопытства любознательный, как Буратино, Олег Михайлович, за что получил локтем в бок от воспитанной, словно Мальвина, Марины Владимировны.
— Шуточки Ваши…, — воздев очи к потолку протянула Павлова, — Это грибы с картошкой, вот, угощайтесь, пожалуйста! — И Ирина Алексеевна, выудив кастрюльку из пакета и поставив ее на стол, поспешила ретироваться к себе в кабинет.
— Что это с ней?! — с недоумением изучая содержимое емкости, поинтересовался Сергей Анатольевич, с которого слетели остатки сна.
— А что это у Вас здесь? — засунул нос в кастрюлю бодро влетевший в ординаторскую Константин Германович, — Грибы! С картошечкой! — радостно констатировал он, потирая руки в предвкушении трапезы
и стакана плохо разбавленного спирта в качестве аперитива в кругу друзей. Радость Константина Германовича была кратковременной — следом за ним в ординаторскую влетела пациентка Щеглова и, ни капли не смущаясь, сначала со всей дури треснула пару раз Константина Германовича по голове толстым журналом мод, а потом и вовсе принялась трясти его как грушу, удерживая за края халата.
— Вы, это… Поаккуратнее…, — с набитым ртом посоветовал Олег Михайлович, — Это ж ценный кадр! Светило российской хирургии, можно сказать!
— Да?! — переключилась на него разъяренная девица, забыв про Константина Германовича, а чего этот ценный кадр мне шов на полживота размахал?! — и в подтверждении своих слов девица задрала пижаму.
— Ой, Константин! Вы и шов Донати освоили! — рассмотрев девицын живот во всех подробностях, не упустил случая сделать комплимент Олег Михайлович.
— Ну, гений, точно гений, — поддержал беседу жующий Сергей Анатольевич.
— Пойдемте, я Вам все расскажу и объясню по поводу Вашего шва, — подмигнув Константину Германовичу и подталкивая девицу на выход, пообещала Марина Владимировна.
Константин Германович на подмигивания не отвечал и восторгов коллег по поводу искусства вязать обыкновенные, стандартные швы разделить не мог, потому что наперегонки с взявшимся непонятно откуда Саламом Магомедовичем, спешно дожевывал праздничный завтрак, приготовленный Ириной Алексеевной, с любовью и заботой о подчиненных.
Ближе к обеду из своего кабинета вывалился бледный, как смерть, Алексей Абрамович и короткими перебежками направился в сторону туалета.
— Дай-ка мне лоток, — хмуро попросил слегка зеленый Сергей Анатольевич у слегка желтого Салама Магомедовича, — Да не этот, а большой! Вон тот! — и Сергей Анатольевич ткнул пальцем в пластиковое мусорное ведро.
— А Вам тоже? Тоже нехорошо? — многозначительно вопросил нависающий над раковиной Салам Магомедович у Куликова, с опаской покосившись на пустую кастрюлю.
— А мне прекрасно, друзья мои! — отпихнув Салама от раковины, поведал миру белый, как новые простыни, закупленные Павловой для отделения у китайской фирмы «Пижама Инкорпорэйтэд», Олег Михайлович.
В ординаторской воцарилась тишина.
— Ну, я побежал! — сообщил в пространство Олег Михайлович и дверью чуть не сбил с ног Марину Владимировну, которая сегодня работала за четверых, мысленно ругая постоянно исчезающих куда-то в самый неподходящий момент коллег. В связи с этими таинственными исчезновениями, Марине Владимировне пришлось самостоятельно вправлять вывих товарищу, прибывшему прямо с вокзала, где он постоянно и проживал, ругаться с бригадой скорой помощи, которая зачем-то привезла алкогольный делирий и его обладателя — штукатура на пенсии Фрязина, а заодно вместе с Ниной удерживать какого-то буйного любителя животных, который не хотел зашивать рваную рану, полученную в бою с собственным псом. Пес, кстати, был, всего навсего, чихуахуа. А травмы гражданина наводили на мысль, что его полчаса жевал и обсасывал лев из зоопарка.
— Стоять! — с изрядной долей садизма скомандовала Марина Владимировна, обнаружившая, наконец, рассадник лени и безделья прямо у себя под носом — в ординаторской, — Что здесь, вообще, происхо…
— Я не могу! — честно признался Олег Михайлович, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, отодвинул Марину Владимировну с прохода и помчался по коридору как реактивный самолет по взлетной полосе.
— Подождите! Подождите меня! — решил не отставать Салам Магомедович и тоже бодро проскакал мимо Марины Владимировны.
— Догоняй, а то опоздаешь! — донеслось до нее из-за поворота.
— Марин, подай тазик, пожалуйста, — слабым голосом попросил покинутый всеми Сергей Анатольевич.
— Какой тазик, Сереж? — осеклась Марина Владимировна, заглянув за занавеску и обнаружив там физиономию Куликова фисташкового цвета, — Лежи, не дергайся, — разрешила Марина Владимировна «умирающему» Куликову, попутно прощупывая пульс, — На что жалуемся? Что ел? Где болит? — сквозь вату, как-то забившуюся в уши, услышал привычные вопросы Сергей Анатольевич. Привычные в том смысле, что он сам привык их задавать другим двадцать раз в день. Хотя и не таким ехидным тоном, как Марина Владимировна задает ему теперь.
— Сереж! Сережа! — безуспешно тормошила коллегу Марина Владимировна.
В мужском туалете развернулась баталия.
— Константин, сколько можно? — грозно вопрошал Олег Михайлович, громко барабаня в дверь, — Слезай уже с горшка-то!
— Да, Костя! — поддакивал ему Салам Магомедович, — Ты тут не один!
— Отстаньте от меня все! Сейчас умру! — кряхтел из соседней кабинки Константин.
— Освобождаю помещение! — между тем галантно пригласил коллег Алексей Абрамович, открыв, наконец, дверь в которую безуспешно ломился Брагин.
— А-а-а-а! — не нашел слов Олег Михайлович, - Ну, понятно — понятно! И Вы туда же, значит…
— Куда ты лезешь! — вовремя схватил он за шиворот Салама Магомедовича, пытавшегося проскользнуть незамеченным.
— Мне надо! — честно признался Салам Магомедович.
— Субординацию надо соблюдать, Салам! Чему тебя Павлова второй год уже учит, а? Старшим надо уступать!
— Вот именно, Салам! — издевательски донеслось из соседней кабинки.
— Костя! Костя, будь другом, уступи место, — принялся взывать к совести младшего товарища Салам Магомедович, скребясь, словно мышь, в дверь.
А Сергей Анатольевич, тем временем, был уложен в палату, желудок Сергея Анатольевича промыт через зонд, ну, и инфузионная терапия тоже не прошла мимо Сергея Анатольевича, хоть он и пытался, по блату, отвертеться от нее, всячески уговаривая Марину Владимировну пощадить его, Сергея Анатольевича, тонкую душевную организацию, не допускающую капельниц с глюкозой и уколов в попу с витамином В12.
К счастью, день на пациентов выдался неурожайный, поэтому Марина Владимировна, «обработав» одного любителя плотных завтраков, нервно прохаживалась по коридору в ожидании еще трех докторских желудков, требующих незамедлительного промывания.
— Я не хочу! Я не буду! Мне уже лучше! — капризничал, припертый к стенке анализами крови на токсины, Олег Михайлович — Ты меня лучше поцелуй, и все пройдет! — юлил он, пытаясь избежать экзекуции. Но Марина Владимировна была непреклонна и отправляла Олега Михайловича за поцелуями к Ирине Алексеевне, самолично ставя капельницу с раствором глюкозы.
— А у меня вообще уже смена закончилась! — канючил Константин Германович, — Может я лучше дома, сам долечусь? А?
И только Салам Магомедович ничего не говорил. Потому что врач в Саламе Магомедовиче неизменно брал верх над человеком — Салам Магомедович понимал и безоговорочно принимал важность и необходимость вышеозначенных процедур для собственного организма.
***
— Почему?! Почему Вы сразу не поставили меня в известность?! — доносился вечером крик Ирины Алексеевны из кабинета Алексея Абрамовича. Ирина Алексеевна только что вернулась из Минздрава и обнаружила свой кадровый состав в весьма плачевном состоянии.
— Чем, ну, вот чем они умудрились отравиться?! — неизвестно у кого спрашивала Ирина Алексеевна, — Надо нам поставщика продуктов менять! А то, так еще и больные травиться начнут! — сделала, она, наконец, закономерный вывод и громко хлопнула дверью от кабинета начальника.
Алексей Абрамович что-то хмыкнул и слопал еще одну упаковку активированного угля. Так, на всякий случай.
А кадровый состав, между тем, в полумраке четырехместной палаты разрабатывал план побега до ординаторской, где в дальнем углу шкафчика, в прозрачной мензурке хранились остатки чистого, неразбавленного, 95 процентного лекарства от всех недугов и хворей, то есть спирта медицинского. Дело осложнялось тем, что помимо спирта в ординаторской обитала злющая, от свалившегося на нее объема работы, Марина Владимировна, злющая, оттого что ее вызвали в выходной Александра Алексеевна, а заодно главный бухгалтер Ольга, тоже злющая, но еще не решившая, почему именно.
— Как же я умудрилась забыть кастрюлю?! — думала по дороге домой Ирина Алексеевна, — Хорошая же кастрюля — немецкая и из нержавейки! Надо будет, кстати, завтра узнать, понравились грибы или нет? И пирог еще можно в следующий выходной испечь… Из клюквы…
Так думала Ирина Алексеевна, обходя лужи и придерживая край зонта, норовившего вывернуться в другую сторону под порывами холодного осеннего ветра.
