Роуз Лалонд и Её Безвременная Кончина

Ты потираешь щёку краем ручки, жест нетерпения, который ты используешь, чтобы показать "Я уже по горло сыта этим увлекательным разговором". К сожалению, твой дражайший брат сейчас находится в тысяче миль от тебя, что означает, что искусный шарм теряется в телефонной линии. Однако, ты не можешь просто сказать "адью!" и повесить трубку, потому что сегодня ты на очень важной миссии, и ты не хочешь, чтобы мальчишка сдал тебя твоей соседке. -... и я просто говорю, ты получишь всех этих флоридских цыпочек с южным говором, а я тут сижу и делаю то, что предписал Господь Бог: живу моногамно, гетеросексуально и фурродственно. - Извини, должно быть, я прослушала это, - говоришь ты, украшая свой голос идеальным сочетанием монотонности и скуки. Он то ли не улавливает твоего тонкого намёка, то ли, что вероятнее всего, просто игнорирует его. - Фурродственно, ну, знаешь, потому что я встречаюсь с фурри. Я йиффую на фурри. Ты вполне уверена, что у Джейд Харли нет мехового костюма, и что она просто интересуется этой субкультурой, но ты не скажешь об этом Дейву. Это разобьёт его сердце. Кроме того, любые постельные развлечения между ними касаются их, и только их двоих, и ты не собираешься осуждать их. Ни в коей мере. Даже если Дейв играет роль фурсоны. - Ха, - говорит Дейв. – Теперь ты об этом думаешь. - К слову о йиффе, - быстро говоришь ты. – Разве у тебя нет свидания, на которое тебе пора бежать? Она ехала до самого великолепного Техаса ради этой ночи, чтобы пробежаться пальцами через твою очаровательную матовую эмо-чёлку. - Ох, чёрт. Спасибо, что следишь за моим расписанием йиффа, Роуз. Ты прекрасно знаешь, как заботиться о парне. Ты выпрямляешься. Вот оно, окончание, та часть, когда ты вешаешь трубку и фокусируешься на своих приоритетных задачах. - Разумеется, я знаю. - Пока-пока. - Целую. Ты слышишь щелчок на другом конце, оставляющий тебя в одиночестве со сладостной песнью тишины. Прошло уже три дня с тех пор, как ты потеряла... их, и это первая ночь, когда твоя соседка оставила тебя наедине в любовных объятиях осенних каникул. Ты просто надеешься, нет, молишься, что никто не добрался до них первым. Звонок Дейва был отвлечением, риском, на который ты решилась пойти, и теперь ты опасаешься, что может быть слишком поздно. Ты забираешь свой фонарик из-под матраса, накидываешь на себя единственную толстовку, которая у тебя есть (она чернее чёрного, разумеется, это единственный приемлемый цвет удобной одежды) и выходишь в коридор университетского общежития. Здесь никого нет из-за того, что это первые каникулы первого курса, и ты слишком влюблена в одиночество, чтобы лететь в Рино с матерью, словно это клёво. Ты вздыхаешь с чудесным облегчением. У твоего преступления не должно быть свидетелей, никто не должен идти за тобой, чтобы увидеть, что ты потеряла, никаких слухов не должно подняться из-за предмета, который ты ищешь. Ты выходишь наружу (облачная ночь служит тебе маскировкой, чёрная толстовка – твой щит, притушенный фонарик – твой кинжал в ножнах) и направляешься к небольшому скоплению деревьев на маленьком участке позади зданий. Скрывшись за особенно толстым кустарником, ты включаешь фонарик. Кажется, ты уронила их где-то здесь, оставила лежать в грязи по пьяному недоразумению, оставила свой позор на всеобщее обозрение. Ну, не совсем на всеобщее, ты вполне уверена, что никто здесь не ходит, особенно в полночь во время каникул. Но если кто-нибудь увидит это, ты будешь обречена на жизнь социальной парии, став объектом издевок младшекурсников и отверженная преподавателями. Твой фонарик сияет среди корней деревьев, то одного, то другого, и... ага, вот они где, как раз там, где ты их оставила. Твои превосходно сохранившиеся трусики с осьминожками, Медузой Джимми и словом "Суббота" вышитым шёлковой нитью на задней части. Ты не уверена, каким образом ты умудрилась потерять своё нижнее бельё в деревьях. Кажется, ты была изрядно под градусом во время большой вечеринки в честь окончания занятий, и ты пошла отлить на улицу и... Они упали в пьяной дымке, по всей видимости. Если бы кто-то увидел их, то узнал бы, что Роуз Лалонд, Королева Проклятых Учебников Английского, оставила своё исподнее в лесу, будучи пьяной в дрова... Ну, ты не хочешь думать о том, каковы могли бы быть последствия. Ты забираешь их и заталкиваешь в свой передний карман. Твоим трусикам потребуется шесть порций OxiClean, прежде чем они снова станут пригодны для носки, но у тебя слабость к Медузе Джимми, и ты хочешь видеть его на своём заду каждую вторую субботу. Без Медузы Джимми и суббота не суббота. Ты слышишь громкий хруст позади себя, потом приглушённое: - Ой. Упс. Кажется, оно доносится из-за слоя толстого бархата. Ты видела достаточно фильмов ужасов, чтобы знать, к чему ведёт этот сценарий – девственная студентка первого года, одна посреди леса за полночь, и к ней приближается хищник. Ты не станешь стереотипом! Ты не будешь стоять в ужасе и кричать целую минуту, прежде чем у тебя жестоко вырвут голосовые связки. Нет, ты разумная и сильная молодая леди, которая способна с помощью разговора найти выход из запечатанного стального ящика. Ты разворачиваешься, спокойно, на твоём лице озорная и уверенная улыбка, и говоришь: - Приветствую. Что вы делаете в столь... О боже, что на вас надето? На самом деле, твоей более примитивной реакцией была: "Ох, чёрт, передо мной стоит сумасшедшая молодая женщина, которая, наверно, посещает местные собрания конвента для последователей тайного языческого культа с жертвоприношениями", но это трансформируется в простой, пусть и эффективный вопрос о том, почему она носит эту накидку. Несмотря на то, что твой фонарик светит прямо на неё, ткань, в которую она закуталась, настолько тёмная, что даже если бы она стояла в комнате без единого источника света, ты всё равно могла бы видеть её так же ясно, как если бы она была покрыта блёстками с ног до головы. Это нервирует – чёрный кусок небытия в и без того тёмной обстановке. Ты видишь лишь её запястья, ладони и нижнюю часть лица, её капюшон отбрасывает ночную тень на её лицо. И, кстати говоря, её кожа струится контрастом белого и коричневого и испещрена узорами по всей видимой части её тела. А, должно быть, это какое-то нарушение пигментации, хотя твой словарь подводит тебя, поскольку медицинские термины "точной науки" никогда не были твоей сильной стороной. Она очень, очень высокая и очень, очень худая, и если чёрная накидка не дала тебе понять, что ты неожиданно попала в крипипасту, то эти две физических характеристики уж точно дали. Она оглядывает себя сверху вниз, её руки чуть приподнимаются, в результате чего накидка приоткрывается, демонстрируя довольно обычное тёмное платье, которое можно было бы надеть в клуб. - Это модно, - говорит она. Тебе стоило бы, наверно, начать убегать. Но ещё тебе очень любопытно, и обычно этот аспект побеждает в тебе. Блин, он и сейчас побеждает. - Буду знать, - отвечаешь ты. - Итак, эм, слушай, - говорит женщина. – Я собираюсь сделать кое-что, что весьма необходимо для моего благосостояния, и это может быть больно для тебя. Чуть-чуть. Но у меня есть пластыри неоновых цветов, и тебе не нужно беспокоиться о тетанусе или других странных человеческих расстройствах, так что всё должно быть в порядке. У неё очень сильный акцент. К своему стыду, ты не имеешь ни малейшего представления о том, откуда он, ты даже не могла бы сделать грамотную прикидку. Её голос словно бы пытается перепрыгивать через гласные, но насильно, против его воли вынужден тратить время на неприятные звуки вроде длинных "о" или коротких "а". - Прошу прощения? – говоришь ты. Она поднимает свои руки, машет ими в твою сторону. Её рот раскрывается, словно она хочет что-то объяснить тебе, но не может призвать слова, чтобы описать запутанный сценарий, который привёл к этому моменту. Она вздыхает, потом у тебя темнеет в глазах, когда она устремляется к тебе в порыве своей невозможной полуночной накидки. Ткань обхватывает тебя, слои шёлка сжимают твои руки, и ты чувствуешь ностальгический аромат весенних вечеров и костров в изгибе её плеча. Она подгибает твои колени, опускает тебя на землю, её руки крепко держат твоё тело, и твоего мозга запоздало достигает идея о том, что тебе, наверно, стоило бы закричать. Ты откидываешь челюсть, чтобы издать прекрасный женственный вопль, но губы женщины, укрытые тенями, изгибаются, и она захлопывает твой рот своей ладонью. Похоже, ты накрепко оказалась под её контролем, упав, как в обморочном дамском романе, и ты находишь ситуацию весьма романтичной. Ты не можешь сказать, какую её часть ты можешь разглядеть, в конце концов, тут слишком темно. Очевидно, ты слишком много читала вампирских фанфиков. Вероятнее всего, эта женщина – сумасшедшая убийца с топором и романтическим фетишем. Ты представляешь себе, как Дейв произносит речь на твоих похоронах после того, как она расчленяет тебя, и эта мысль приводит тебя в больший ужас, чем твоя текущая ситуация. Ты не можешь отбиться от неё жалкими хлипкими ударами студента Английского, поэтому ты решаешь, что следующим лучшим решением будет неодобрительно, но по-матерински сузить глаза. Она не реагирует на это, и ты задаёшься вопросом, видит ли она хоть что-нибудь из-под этого капюшона. Он выглядит необычайно неудобным. Она оглядывается, и ты предполагаешь, что она в последний раз удостоверяется в отсутствии свидетелей. Как убедительно. - Я прошу прощения, но, как я и говорила раньше, это весьма необходимо. Обещаю, что твоему смертному сосуду не будет нанесено никакого перманентного вреда. "Смертный сосуд" – весьма интересный выбор слов, не из тех, которые могла бы выбрать ты. Она запрокидывает твою голову, используя руку на твоих губах, и наклоняется к очень чувствительной части твоей шеи. Пока ты чувствуешь, как её дыхание касается твоей кожи, и стараешься не рассмеяться от того, насколько это щекотно, тебя терзает жгучий вопрос, который тебе удаётся вытолкнуть из своих лёгких и задать в ладонь незнакомки. - Ммм мммммнм мммппммххмм мммнмммпхм? Она наклоняет твою голову вниз, потом отнимает ладонь. - Что? – шепчет она. - Ты, случайно, не настоящий вампир? – шепчешь ты в ответ. Не хотелось бы портить свой единственный в жизни шанс встретиться с настоящим вампиром женственного класса, привлекая чужое внимание. - Эм... нет. Ты открываешь рот, чтобы закричать на помощь, но твои челюстные мускулы совсем не в форме, поэтому она накрывает ладонью твои губы, прежде чем твой рот успевает открыться на нужную ширину. - Не важно, я... Говорила неправду. Разумеется, ха ха, ты была права. Я совершенно точно вампир. Никогда и не было сомнений в том, что я, определённо, вампир. Я очень привлекательная таинственная леди-вампир, которая высосет из тебя кровь, и это будет очень горячо для твоих человеческих чувств. Прохладный ветер дует в твои испуганные, болезненно широко раскрытые глаз, и ты сжимаешь их. Это детская реакция на страх, тебе стыдно, что твоё сердце бьётся настолько быстро. Чёрт. Розалина, тебе надо было кричать во всё своё маленькое горло, когда у тебя был шанс, о чём ты вообще думала? Теперь ты встречаешь свою смерть в бездне собственных закрытых глаз, твоё тело обхватывает молодая женщина, которой очень нужна помощь психиатра, и в кармане твоей толстовки лежат твои смятые трёхдневные трусики. Что вообще подумают в похоронном бюро? У тебя будут худшие похороны на свете. Ты чувствуешь укол в шею. Ощущение такое, словно десять тысяч иголок, покрытых ядом, вонзилось в тебя, хотя, возможно, это говорит твоё чувство сверхъестественного ужаса. В основном просто больно. Даже очень. Ай. Когда кровь начинает вытекать из тебя, ты делаешь нечто, что, как тебе казалось, ты никогда не сделаешь не иронически: Ты теряешь сознание.