Янтарный меч

Ярина едва не отпрянула, сдержавшись в последний миг. Радушный прием, ничего не скажешь! Не хватало лишь весело потрескивающего костерка, а то можно было бы назвать его горячим. Молчаливые угрюмые селяне напоминали стаю голодных упырей, по сравнению с ними и бункушник милым дедушкой покажется. Идти дальше было страшно, но младенец на руках завозился, безмятежно улыбаясь. Какие уж тут сомнения? Возглавляла толпу дородная тетка скандальной внешности, а чуть поодаль стоял высоченный плечистый мужчина с обветренным лицом. Единственный, кто не прихватил с собой оружие. Не из человеколюбия, просто лапищи у него были такими, что он мог бы на медведей без ножа ходить. Яркая буйная шевелюра цвета осенних листьев, сразу позволяла распознать чужака – местные стриглись коротко. Две косицы змеились от висков, в них серебряными нитями тускнела седина. Взгляд водянисто-серых глаз обвинял, прожигая насквозь. Одежда без вычурности, но богатая: за пряжку с крупными огонь-камнями разбойники выстраивались бы в очередь, окажись она на купце порыхлее. На такую можно год безбедно семью кормить, а то и всю деревню. Из собравшихся на поляне только этот мужчина мог подарить жене дорогущий платок. Ярина сильней прижала к себе шевелящийся сверток и заговорила: – Ты Ивар? – Возможно, – зычным голосом отозвался тот. Брови сошлись на переносице, на нее взгляда не поднял, уставившись на ребенка. – Но я тебя не знаю, женщина из леса. В моих краях даже ведьмы варгамор* называют себя, прежде чем вести беседу. Ярина набрала в грудь воздуха, стараясь ответить так, чтобы голос не дрожал: – Мое имя Ярина, я... Я здешняя лешачка. Толпа ощетинилась, угрожающе двинулась вперед, вздыбили загривки волки, скалясь. Торопию пришлось стискивать бока седого пятками, чтобы унялся. – Ведьма поганая, – послышался гул. Их не пугали ни лесные звери, ни череп, злобно сверкающий глазницами. Зато стоило мужчине поднять руку в воздух, жаждущие расправы замерли. – Я Ивар, сын Хельмуда. Купец. Зачем звала? На его лице не проступило ни капли удивления. Он прекрасно знал причину и все смотрел на младенца. Какая нелегкая понесла человека, рожденного быть воином, торговать по дальним весям? Но купец так купец. Тянуть глупо! Торопий молча протянул платок, который она отдала Ивару. Огромная лапища перехватила тонкую шерсть, пальцы едва уловимо дрогнули, но лицо осталось таким же суровым. Мужчина не сказал ни слова, поэтому Ярине пришлось говорить самой. – Она выехала из Чернушек утром два дня назад, после бури. Не знаю, что случилось, но лошадь понесла и угодила в болота, потащив за собой телегу. Та перевернулась, придавила госпожу Милаву и… Она погибла. Зато ребенок выжил. Его спасли и принесли ко мне местные кикиморы… Ивар подался вперед, Ярина уже хотела протянуть ему сына, но стоявшая рядом тетка, кинулась на нее, размахивая кулаками. – Навье семя! – заорала она, брызгая слюной. – Подменыша нам подсунуть хочет! Дочь мою сгубила, теперь и за нас принялась! Она коршуном нависла над Яриной, вопрос Ивара заставил ее поутихнуть, но и только. – Подменыша? – Ты чужой, ничего про здешнюю нечисть не знаешь. Они душу у дитёв высасывают, навьим холодом заменяют. И растет подменыш похожим на человека, губит всех, кто рядом, потому как силой он людской питается. Селянские байки! Мать сколько раз твердила, что поселить в теле человека другое существо не могут даже сильнейшие чародеи, этот секрет давно сгинул. Но люди охотнее поверят всякой жути. Ведь чужая девчонка не может просто так спасти младенца. Пока Ивар переводил взгляд с тещи на сына, деревенские подбирались ближе. – Кончить их, и всего делов. – Ишь, удумала, людей губить. Горло перехватило. Страх скручивал в узел, накрывал удушливой пеленой, заставляя подчиниться. Броситься наутек. Они могли бы вернуться в лес, но Ярина не знала, сколько сможет удерживать барьер. Хватит ли сил? А ведь оставались еще и жители Хохлатки. Нет, бежать некуда. Она в ответе за тех, кого взялась защищать. И страх отступил, оставляя лишь сорванное дыхание и непонятное чувство, которое Ярина сразу не опознала. Предвкушение и готовность драться! Наследие отца. С таким чувством Сивер бился на кулаках, Нежка таскала за волосы обидчиков, даже Рагдай выходил в одиночку против сельских мальчишек. Кто бы мог подумать, что в ней это тоже есть. Выход пришел сам – невероятный, безумный – Ярина даже улыбнулась. Ближайшая баба, решив, что над ней глумятся, яростно зашипела. Но теперь это не напугало, только разозлило. Как же нужно упорствовать в своей злобе, чтобы приговорить к смерти ребенка! – Подержи, дедушка, – попросила она домового, протягивая ему тихонько хныкающего малыша. Хорошо перед выходом искупать его в успокоительном отваре догадалась, иначе бы он уже на всю поляну выражал свое недовольство. – Бежать надо, - отчаянно выдохнул Торопий, но сам сдвинуться с места волку не дал. Ивар вздрогнул, подался к ней, то ли собираясь ударить, то ли выхватить сына. Даже если последнее, куда ему одному против взбешенных людей. Волки здесь не помощники, их забьют и затопчут. Поэтому Ярина не стала ждать. Вышла вперед, прикрывая домового с ребенком, ухватила дрын с черепом поудобнее. – Эй, ты! – закричала она что было сил. Маячивший за толпой колдун обернулся. – Почему молчишь?! Не стыдно? Над поляной будто выргонь** пронеслась: люди застыли, не в силах поверить, что к их господину обращаются с такой вопиющей наглостью. Как отреагировал колдун, девушка заметить не успела. – Ах, ты, дрянь! – взвизгнула бабка малыша. В ее руке мелькнул камень. Со свистом булыжник разрезал воздух, метя в голову, но прежде, чем Ярина успела закрыться, рассыпался яркими искрами. Нападавшая завыла: она прижимала к груди опаленную ладонь и ревела белугой, вопли ввинчивались в уши, пока не пропали в один миг, словно кто-то приглушил на поляне звуки. Колдун шел сквозь толпу неслышным уверенным шагом. *** Селяне расступались перед ним, снимали шапки, кое-кто даже кланялся. Он ничего не сказал, просто посмотрел – жестко, осуждающе – и все попятились, не поднимая взглядов. Даже напавшая на нее тетка. Но Ярина была в том состоянии, когда опасность больше не казалась смертельной. Она бы этого мерзавца дрыном огрела по пустой голове, и не посмотрела бы, что руки трясутся! Уж кто, а чародеи должны знать, что подменышей не существует. А этот ждал чего-то, тянул. – Чего ты орешь? – сипло поинтересовался колдун, подходя вплотную. Лицо дернулось: то ли он старался удержать выражение надменной брезгливости, то ли от боли кривился. Из-за шрама не понять. – Так, может, ты глухой! – задыхаясь, выдавила она. Череп согласно клацнул губами. – Не надоело? – В хриплом голосе сквозила скука. – Отойди и дай взглянуть. – Вот еще! Ярина внезапно вспомнила обгоревшую до трухи ось телеги. От молнии, как она решила. Но ведь молнию можно вызвать и заклинанием? Если колдун специально это подстроил, чтобы завладеть ребенком, но не смог попасть на болота? – Уймись и отойди, – повторил он спокойно. – Они все равно не поверят, пока я не посмотрю. – Не отступай, Яринушка! – забормотал домовой, остервенело укачивая хныкающего младенца. – Сгубит нас всех, не побрезгует. – Всех – побрезгую, – раздельно отчеканил колдун. – Хотя особо говорливых могу и превратить. В какой-нибудь пенёк. Торопий втянул голову в плечи, а Ярина расхрабрилась окончательно. – Не сможешь! – выпалила она срывающимся голосом. – Секрет трансмутации разумных существ уже тысячу лет как утерян. – Грамотная, да? Усмехался колдун жутко. Шрам того и гляди разойдётся. Кто ж его так приголубил? – А строишь из себя простачку. Дай взглянуть на младенца, пока эти добрые люди не решили, что ты пытаешься меня зачаровать жутким и непонятным ведьмовством. – Добрые люди не нападают на всех подряд. – Они нападают только на тех, кто пытается их убить и похищает их детей. – Я не похищала! Но колдун отмахнулся, неловко опускаясь на корточки перед волком. На вызывающе оскаленную пасть он внимания не обратил. До Ярины вдруг дошло, что он ненамного ее старше, просто изможденный, словно его пережевали да выплюнули. Лицо белое, до синевы, в бисеринах пота. И дышал он тяжело, старательно сдерживая рвущиеся из горла хрипы. «Хворый. – подумала Ярина. – Лишь бы ребенка руками не трогал, заразит еще». Колдун молчал невыносимо долго, а потом резко поднялся, забирая у сверток домового. Тот от неожиданности разжал руки. Ярина не успела среагировать, а патлатый гад уже осторожно вручал малыша Ивару. – Это не подменыш. – Видно было, как тяжело ему дается говорить громче. – Обычный ребенок. Здоровый. Сильный. Она его спасла. На поляне загремело: люди бросали вилы, цепы, ножи и лопаты, склонялись в низких поклонах. Какая-то молодуха разрыдалась – горько и безнадежно, зажимая рот рукой. Стоявший рядом мужчина обхватил ее за плечи и повлек прочь, шепча на ухо что-то, и рыдания превратились в глухие всхлипы. – Прекрати это! Так нельзя! – Ярину передернуло. С какой легкостью они сначала готовы были растерзать ее, а теперь кланялись. – Что прекратить? – недовольно скривился колдун. – Благодарность твоя по праву. Ты ведь принесла ребенка. Не хочешь, чтобы кланялись, сама им и скажи. – Разве ты их не зачаровывал? – Ты же грамотная, – в хриплом голосе сквозило неподдельное изумление. – Нельзя знать про повадки нечисти и трансмутации, но не знать о том, что невозможно подчинить своей воле такое количество людей. – Я ведь не чародейка. – Ярина чувствовала себя неловко: колдун не совершал подлости, не науськивал селян. Наоборот, сделал все, чтобы их успокоить, а она на него с обвинениями накинулась. Мужчина глянул на нее странным долгим взглядом, будто увидел в первый раз. – Возможно, – медленно произнес он, покосившись на ожерелье. Но смолчал. Ярина хотела поблагодарить его, позабыв про то, как колдун обходился с нежитью, и как по его вине чуть не обошлись с ней раньше, но ее внимание отвлекла теща Ивара, протянувшая руки к ребенку. – Отдай мне его. Женщина старалась улыбаться, даже голос звучал иначе. Теперь он был тихим и мягким, но Ивар все равно шагнул назад. – Нет, – веско бросил он. – Орм останется со мной. – Отдай… Уступать та не собиралась, и тут опять влез колдун. – Ребенку лучше остаться у отца. – Но Ваше Чародейство! – протиснулся к ним бойкий мужичок в новеньком зипуне, перехватывая тетку за руки, чтоб на месте удержать. По тому, как перекосилась физиономия «их чародейства», Ярина поняла, что называли его так не в первый раз, и обращение ему не нравилось. Заметил это и мужичок. – Прости, господине, да видано ли дело, чтоб мальца в такую даль. Кто об ём заботиться будет? Одинец*** ведь Ивар нынче. А тута и родичи, и изба, – заискивающе склонился он, а взгляд так и шнырял: то на самого Ивара, то на волков, то на черепушку. «Староста», – припомнила Ярина. – Сына я воспитаю сам, – отрезал купец. – Это правильно, – согласился колдун, – вам бы уехать как можно скорее… Договорить он не успел. – Будет меня всякий кольгрим учить! – Ивар прижал к себе сына, укачивая с трепетной бережностью, и фыркнул. – Бороду сначала отрасти. Слово Ярина не поняла, но звучало оно оскорбительно. Люди ахнули, тетка ухватилась за сердце. А колдун аж зубами скрипнул, но прежде, чем успел ответить, снова влез староста: – Опомнись, милок, ты в уме ли! Неужель не видишь, кто перед тобой! – Оставь, Перван, – дернул плечом колдун. – Горе у человека. От него и забыл, что не у себя на родине. Но это не отменяет необходимости убрать младенца из деревни поскорее и подальше. Хватит разговоров. Расходитесь. С этими словами он развернулся, но шагнуть не удалось – в край плаща вцепился волк, удерживая. – Куды? – Ярина ошалело уставилась на Торопия, отдавшего вожаку приказ. – А ну всем стоять! *** Физиономия колдуна исказилась: от каменного равнодушия не осталось и следа, он аж глаза от изумления выпучил, оглянувшись на домового. Ярину разобрал смех – строит из себя что-то, строит, а когда эмоции пробиваются, человек как человек. И лицо сразу приятней стало. – Дед, ты сдурел? – От удивления у него даже голос прорезался. – Это что еще за выходки? Селяне, только оттаявшие, вновь недовольно заворчали, подтягиваясь поближе, но Ярине было не до того. Она не понимала, что задумал домовой и беспокоилась, как бы зловредный мужик и правда его не зачаровал. – А ты не спеши, – наставительно сказал Торопий, приосанившись. На колдуна он смотрел без страха. – Вот ты по справедливости давеча рассудил. Теперь тебе ответ держать. Кто моей хозяйке ущерб кон-пес-сировать будет, твоими людьми учиненный? – Чего он хочет, господин? – Сквозь толпу к ним пробился запыхавшийся староста. Далеко успел уйти. – Убытки, говорю, возвертать надыть! – рявкнул домовой. – Мою хозяйку трое мужиков в лесу едва не обидели. Вы лошадь у ей забрали, кошель, пожитки. Где это видано, чтоб на невинного напраслину возводить? Она девка незлобивая, ежели я не напомню, вы ей на шею сядете и ножки свесите. – Дедушка! – Ярина мучительно покраснела под сотней взглядов, а от иронической усмешки колдуна и вовсе захотелось сквозь землю провалиться. – Что «дедушка»? – говорил домовой громко и нарочито сварливо. – Дедушка о твоем благополучии печётся, сама ж не напомнишь. Небось, позабыла, как они на тебя с ножом кидались да по лесу гоняли. Череп, который она так и держала, вцепившись в дрын мертвой хваткой, важно кивнул. Мол, чего ты, девка, ерепенишься, за тебя ж радеем! – Ты… – Староста багровел, разевая рот, как выброшенный из воды сом. – Ах, ты… – Между прочим, он прав, – скучающим тоном протянул колдун, одним махом прекращая назревающий скандал. – Приказ был проезжающих задерживать. Задерживать, Перван! А не вешать. – Так мы… это… – мужик смутился. Стащив головы шапку, он принялся мять ее быстрыми нервными движениями. И выглядел при этом таким несчастным, что Ярина его пожалела. – Лошаденки-то уже нема. Жалость тут же улетучилась. Бедная Марька, столько лет верой и правдой служила! Они ее к живодеру свели или сами съели? – Во! Тем паче! – домовой погрозил ему пальцем. – Ну, дед, говори, какой выкуп хочет твоя хозяйка. – Смотрел колдун на нее, внимательно и с улыбкой, словно находил в этом положении что-то смешное. У Ярины заалели не только щеки, но и уши. Стыд какой! Взрослая девка, а сама за себя постоять не может. Да что там, она сейчас ни слова выдавить не могла, наверняка всем на поляне это было заметно. – Козу пусть отдадут молодую, чтоб доилась хорошо. Пару несушек… – Ты, мужик, не того… – наконец нашелся староста, видно сообразив, если вовремя не встрять, выкуп за обиду в два раза больше лошади и худого кошеля станет. – Мож, тебе еще корову да медовых пряников в придачу? Что ты как нелюдь! – Так я и есть нелюдь, дурья твоя башка! Знаю, село у тебя богатое. Вон, дармоед на постое почти год, – кивнул Торопий на скривившегося колдуна, – а сиротинушке ее кровные жилишься вернуть! – Дедушка! – зашептала Ярина возмущенно. Домовой тут же прикинулся глухим, буравя глазами мужиков. Те растерянно застыли, не в силах поверить, что заступник, прозванный дармоедом, оставил их разбираться со склочной нечистью. Жалко, сумку не вернут, хотя, если подумать, в ней ничего важного и не было. Денег немного, травяные сборы она и здесь пополнить сумеет… Бусы! Свадебный выкуп Тильмара за Нежку – длинные, с круглыми бусинами из бирюзы, голубой, как полуденное небо. Она их не носила, некуда было, но тоскливыми зимними вечерами вертела в руках, представляя, что и у нее будет жизнь яркой, как эти бусы. Нужно только подождать. Вот и домечталась. Куда ярче-то, вот-вот загоришься! Но подарка было жаль до слез, поэтому она подергала старосту за рукав и сказала, превозмогая робость: – На дне сумки лежала нитка бус. Верните, пожалуйста. Домовой возмущенно закашлялся, но не стал ничего говорить при всех. Ярина и сама понимала: не просить надо, а требовать, но никак не получалось. Покосившись на господина, староста кивнул и направился в деревню вместе с разочарованными селянами, те предвкушали потеху, а вышла мелкая ссора, не скандал даже. Волков она отпустила сама. На полянке остался лишь колдун, привалившийся спиной к ближайшей березе и Ивар, со спокойствием древнего изваяния наблюдавший за ней. – Спасибо тебе, – отрывисто сказал он, выдавливая слова как через силу. – За сына. Что спасла. Что вернула. Спасибо, женщина из леса. Он протянул платок, но Ярина в ответ замахала руками. Куда ей такое сокровище? Продать? Рука не поднимется, Носить? Не сможет, не ее это. Она к нарядам, которые для неё домовой из сундука доставал, прикоснуться без благоговения не могла, в простых рубахах было привычнее. – Нельзя, нельзя. Оставь. Ведь память. И не меня тебе благодарить надо, кикиморы его спасли, я принесла только. Она думала, Ивар примет это как должное, но он неожиданно кивнул: – Хорошо. Если укажешь на них, я поблагодарю. Ярине еще не встречались люди, желающие по доброй воле сказать спасибо нечисти, потому она сперва растерялась. Но, оглянувшись на колдуна, который хоть уже сравнялся цветом лица с березовым стволом, однако упрямо оставался на месте, поманила купца в лес. Он пошел за ней без сомнений. – Человек. – Бункушник выступил из-за деревьев неслышно, кикиморы выбрались следом. – Глупый. Зачем пришел? – Поблагодарить, – ответил Ивар спокойно. На болотную нечисть он глядел без страха и отвращения, с интересом. – Может, я смогу чем помочь. Нечисть промолчал, только улыбнулся, обнажая острые зубы. – Увези ребенка, – тихо проскрипела одна из кикимор, крючковатыми руками поправляя одеяльце. – Позаботься о нем. – Спасибо. Мой род в долгу перед вами, – купец с почтением поклонился. – Нам не нужно благодарности, – прошелестели кикиморы. – Пусть дитя будет счастливо. – И забери тело жены. В топях ей не место. Упокой по обычаю. Ивар оглянулся на нее, и Ярина кивнула. – Я провожу завтра утром. Иначе мы не успеем вернуться до темноты. Приходи к избушке на рассвете, я прикажу волкам, чтобы проводили. – Не нужно, – холодно отмахнулся он. – Дорогу я найти сумею. Возьми Орма. Он протянул спящего сына, Ярина приняла ребёнка с удивлением, осторожно баюкая. – С тобой в лесу он будет в безопасности. До завтра. Бункушник поглядел ему вслед, и когда Ивар скрылся за деревьями, задумчиво прохрипел. – Вкусно пахнет. Столько крови, ярости, медвежьей силы. Хороший запах. – А чем пахну я? Под пронизывающим взглядом нечисти Ярина потупилась, понимая, что зря спросила, но сказанного не воротишь. – Я не могу разобрать, чем пахнет ворожейка, – ответил бункушник, – ожерелье забивает запах. Оно смердит болью и смертью. Плохая смерть. Нет покоя. Душно. Больше он ничего не сказал, резко развернулся и исчез в чаще. Кикиморы тоже принялись пятиться, непрерывно кланяясь, и вскоре Ярина осталась в березняке одна. Она вернулась на поляну и передала похныкивающего ребенка домовому. – Его кормить пора, дедушка. – Я уж вижу, – Торопий перехватил драгоценную ношу поудобнее, пихая пятками волка, чтобы тот развернулся. – Поеду я, иначе расплачется. Сама-то сдюжишь? Ярина кивнула: не все же за чужой спиной прятаться. – Вот и ладушки. Гаврюшу я с собой возьму, чтоб тебе живность тащить сподручней было. – Кого? – Да вот его. – Домовой ловко стащил череп с дрына и устроил впереди себя. Тот ничуть не возражал, вцепившись в шерсть волка зубами, чтобы не свалиться. – Даже у лахудр речных имена есть. Чем наши защитнички хуже? Ярина не стала обсуждать непонятное имя, которое черепу никак не подходило. Это можно выяснить и позже, поэтому она молча проводила Торопия взглядом. Ожидание затянулось. По-весеннему зябкий ветер пробирался аж под новый кожух, заставляя ёжиться, а колдун все не шевелился, успешно изображая подпорку для березы. Когда до Ярины дошло, что он спит, она сначала не поверила. Но глаза мужчины были закрыты, грудь мерно вздымалась, лицо разгладилось, став умиротворенным. Он не очнулся, и когда со стороны деревни раздались вопли. “Выкуп” в последний путь провожали десять плакальщиц - побольше, чем на обычных сельских похоронах. Причитающие бабы шли следом за Перваном и завывали так жалобно, словно лишались последней кормилицы. Хотя от рыжей козы самого нахального вида старались держаться подальше. У старосты такого выбора не было, поэтому он то и дело подпрыгивал, уворачиваясь от рогов и оглашал окрестности бранью. Наверняка животину выбрали самую вредную, по принципу “чтоб тебе подавиться, ведьма поганая”. – Ее зовут Белка, – похоронно сообщил староста, передавая клетку с курами и козу. Та заметила смену владельца и, скосив на Ярину хитрый взгляд, принялась дергать повод. Пришлось упереться ногами в землю изо всех сил и потянуть на себя, обмотав веревку вокруг запястья. Не покажешь, кто тут главный, она так и будет проявлять норов. Но и рогатое кошмарище сдаваться просто так не собиралось: убедившись, что вырваться не получается, коза попыталась ухватить зубами край кожуха и пожевать. Ярина возмущенно зашипела ухватив Белку за рога. – На вот, – староста сунул ей в руки бусы. – Забирай и проваливай. Ярина мигом забыла про козу, ласково погладила теплые бусины, сердце сжалось от воспоминаний о доме. Забывшись в мыслях, она не успела заметить, что колдун отлепился от дерева, опомнилась лишь когда нитку подцепили ледяные пальцы. – Красивые, – задумчиво сказал колдун. Коза попыталась боднуть и его, но тот быстрым движением ладони заставил животное замереть столбом. Ярина прижала бусы к груди и испуганно отступила, уж больно странным был взгляд, которым мужчина ее буравил. – Откуда они у тебя? – Это подарок, – хмуро ответила она. – Хороший подарок. Королевский, – колдун фыркнул, недоверчиво смерив ее взглядом, и вновь уставился на бусы. – Я бы, на твоем месте, его спрятал. И не показывал никому. Хорошо, люди не поняли, что им в руки попало, иначе никогда бы не отдали. Ты хоть знаешь, сколько это стоит? – Мне все равно, – Ярина упрямо поджала губы. Что он пристал?! – Это подарок. – Вот заладила! Ты понимаешь, что бирюзу не добывают в Дивнодолье? На эту нитку можно палаты белокаменные в столице отгрохать! Откуда у сиротинушки, как твой дед говорил, вещь, которое способны сотворить всего несколько мастеров? – Не твое дело! – всю прежнюю благодарность за помощь и жалость у Ярины как рукой сняло. Ничего она ему не скажет! И тем более промолчит про янтарные сокровища, которые лежали в избушке. Одно из них – янтарное ожерелье – могло оказаться творением самого Оружейника. Не приведи охранители колдун об этом узнает! Он же весь лес по бревнышку раскатает, лишь бы до них добраться! – Не мое, так не мое, – колдун внезапно отступил, усмехаясь. Лицо опять страшно дернулось. – Не жалуйся потом, выручать больше не буду. Он размашистым шагом направился к деревне, а Ярина так и осталась стоять, прижимая к себе бусы как дура. Пока удерживающие козу чары не исчезли, и несносная животина не попыталась познакомить новую хозяйку со своими рогами. Пришлось вызвать волков, только щёлкающие зубами морды заставили Белку угомониться и последовать в лес.