Нальем! Пускай нас валит хмель! Поверьте, пьяным лечь в постель верней, чем трезвым лечь в могилу!
Ронсар П.
Дом Древнейших и Благороднейших Блэков сотрясался от гневных женских криков: Виолетта Блэк, в девичестве Булстрод, самозабвенно орала на своего непослушного, своевольного сына Мариуса. Свою воспитательную речь, если можно ее так назвать, миссис Блэк сопровождала жалящими проклятьями, раздаваемыми непутевому сыночку от души. К чести Мариуса стоит признать, что он почти не отворачивался от них, лишь немного брезгливая гримаса на лице давала понять, что воспитательные приемы матери ему не то, чтобы милы.
У миссис Блэк было как минимум две причины вести себя как простолюдинка: первая – любимый сын пребывал в непотребном виде, попросту – пьяным в хлам, и вторая – личность его собутыльника не была секретом. Морфин Гонт, лучший дружок Мариуса, по мнению матери, спаивал сына, и, выражаясь по-простому, был не подходящей компанией, не смотря на свое родовитое происхождение.
Не проходило и недели, чтобы неразлучная парочка не устраивала очередной дебош в каком-нибудь баре. И хорошо, если в волшебном, так нет же, отпрыски благороднейших домов магической Британии повадились посещать питейные заведения простецов. Чем они там занимались помимо пьянки, одному Мерлину известно…
Так, в тяжких думах о бегающих по маггловской Англии бастардах юных лордов, миссис Блэк и встречала обычно сына. Стоит ли удивляться, что прием ее был не ласковым?
Молодой Блэк обычно стойко переносил утренние встречи любимой матушки, но, видимо, именно сегодня миссис Блэк слегка переборщила с воспитательными приемами: не добившись (как обычно) желаемой реакции сына, а именно – слезных извинений, миссис Блэк в сердцах швырнула в отпрыска Круцио. Семейным, с подвыподвертом… Блэк молча выгибался у ног матери, стискивая зубы что есть мочи. Стоит признать, кураж разозленной леди схлынул быстро, а вот юный Блэк поднялся с пола не сразу.
А поднявшись, окинул мать слегка мутным взором истинно блэковских синих глаз, одернул порывисто сюртук и, кивнув на прощанье, вышел в камин.
– Нам стоит остыть, обоим, – промолвил он на прощанье, и зеленый вихрь транспортной каминной сети унес его в неизвестном направлении.
Куда же направиться любой юноша после феерической ссоры с родителями? Конечно, к лучшему другу. Камин Гонтов чихнул и выплюнул Мариуса в мрачной гостиной. Некоторое время Блэк посвятил своему туалету, полагая, как и всякий приличный гость, что время это окажется достаточным, чтобы известить хозяев о своем визите. Но прошла минута, другая, пятая, а хозяева все не спешили навстречу.
«Спит он, что ли» – подумал Блэк и, отбросив лишнее стеснение, двинулся на поиски друга. На Морфина он наткнулся в кухне – тот лежал неподалеку от стола, раскинув ласточкой руки. Не мешкая более, Мариус рванул из рукава палочку и зашептал, забормотал над другом.
«Уф!.. жив» – вот и все, о чем способен был думать в тот момент Блэк. Один сильный Энервейт и Морфин уже пришел в себя, очумело крутя головой в разные стороны. Слегка пошатываясь, поддерживаемый твердой рукой друга, Гонт добрел до кушетки, после чего уставился на Мариуса совершенно невменяемым взглядом. Мариусу это не понравилось.
– Кхм… дружище, как ты себя чувствуешь? Что с тобой стряслось?
Ответом Блэку было непродолжительное молчание со
бутыльбеседника и палитра непередаваемых гримас. Признаться, Мариус до этого мига и не подозревал, что невзрачное лицо его друга способно выражать такую глубину эмоций: от глубочайшего изумления до чернейшего отчаяния, с вкраплением всех возможных оттенков надежды, и, наконец, застывшее в мрачном, фатальном принятии, – лицо Гонта отразило все это за долю минуты.
– Мариус? Ты гэльский язык знаешь?
Сказать, что вопрос Блэка удивил, это, пожалуй, не сказать ничего. Блэк был буквально контужен. Огорошен, смущен, захвачен врасплох и, напоследок, ранен страшной догадкой. Дико, неверяще осмотревшись по сторонам, Мариус подскочил к котлу, быстро наклонился и принюхался, чуть ли не засунув внутрь свой аристократический нос. После чего подскочил к Гонту и принялся трясти его за грудки:
– Ты что удумал?! Ты сбрендил совсем?! Ну зачем, зачем ты это сделал?!
– Сделал что? – кажется, Гонт был по-настоящему изумлен.
– Не прикидывайся дурачком! Зачем варил зелье Полиглота?! У него же тысяча побочных эффектов! Как думаешь, зачем с детства меня мучают латынью, французским и немецким, если можно разок выпить зелье и все – язык усвоен?!
Мариус, обессилев после такой эмоциональной эскапады, отпустил наконец-то воротник Морфина и устало привалился спиной к плечу собеседника. Гонт же, придя в себя после дружеской отповеди от души расхохотался.
– Друг мой, ты зря беспокоишься. В котле не зелье. То есть зелье, но не то. Я же не такой дурак, чтобы самому варить алхимический состав из тридцати компонентов, каждый из которых стоит целое состояние. Запорешь – и век с долгами не рассчитаешься.
– Тогда что там? Признавайся, Морфин, во что ты еще влез? Я прихожу, а ты лежишь посреди кухни прямо возле котла, а, очнувшись, интересуешься моими достижениями на ниве лингвистики. Что я должен был подумать?!
– А… да все просто, – Гонт вяло поднялся с пола, повозился возле плиты и, достав пару чистых чашек, вазочку с печеньем и розетку варенья, заварил чай.
– Я с зельем напутал и в общем, мне бы теперь не мешала твоя помощь. Для перевода с гэльского…
– И зачем тебе переводить с гэльского?
– Ну… видишь ли, – Морфин мялся, теребил рукава рубашки, прятал взгляд и нервно откашливался еще минут пять, пока наконец не выдал:
– В общем, я хотел сварить одно зелье по семейному рецепту и не учел, что варить его должна дочь Гонтов, но никак не я, я ж сын. И вот как побочный эффект, у меня в голове зудит теперь какая-то ирландка!
– Что?! Это кого Вы, молодой человек, называете какой-то ирландкой?!
Парни синхронно подскочили и обернулись к камину – там, над каминной полкой сколько себя помнил Морфин, всегда висел молчаливый портрет далекой прабабки, ирландки Мюрейн Гонт. Рыжая ведьма была известна тем, что рано овдовев, тем не менее, смогла вырастить троих сыновей, впоследствии прославивших свой род более, чем остальные потомки Слизерина вместе взятые.
– Мэм… я не понимаю… – начал Морфин.
– А что тут не понимать, бестолочь?! Мало того, что засунул свой любопытный нос, куда не следует, так еще и о последствиях не подумал! Теперь узнаешь хоть, о чем думала твоя сестра непутевая. Будь благодарен, что в наказание тебя не перевернуло из парня в девицу, считай – легко отделался. Зато теперь будешь головой думать! Даа… обмельчали потомки, элементарных вещей не знают, мой бедный Ульрик, хорошо ты этого позора не видишь… – с этими словами нарисованная дама удалилась с портрета.
– Делаа…. Гонт потер затылок. – Это ж что получается, я слышал мысли портрета?
– Думаю, ключевой момент тут – женского портрета. Мерлиновы кальсоны в полоску, Морфин! Да ты теперь такое можешь! Ты только вообрази! Ха-ха! Да половина наших дружков удавятся за то, чтобы узнать, о чем думают все эти напыщенные красотки на выданье!
Мариус в волнении скакал по кухне, Гонт сидел со стеклянными глазами, пялясь в пустую раму портрета.
– И все же, дружище, ты зачем вообще это зелье варил? И что там твоя бабка про Меропу говорила?
Чай Мариуса безнадежно остыл, когда Морфин закончил свою короткую историю.
– Вот такие дела, братец… Теперь мне надо их найти, умыкнуть волосы у обоих и опоить сваренным зельем. Гонт задумчиво склонил голову набок, казалось, прислушиваясь к монологу внутри себя.
Мариус вскочил с кушетки и принялся возбужденно тараторить, размахивая руками в такт словам:
– Тебе никак не обойтись без моей помощи! Такое дело! Такой уникальный случай! Подумать только, какой занятный побочный эффект… Чудо, что ты вообще жив! Так, когда ты говоришь, возвращается твой отец?
Парни переглянулись и, не сговариваясь, принялись быстро собираться. Через пару минут калитка Гонтов скрипнула и две фигуры, кутающиеся в плащи, растворились в сгущающихся сумерках.
– Куда мы направляемся? – Мариус был само воплощенное любопытство.
Морфин достаточно хорошо знал своего друга, чтобы понимать, что теперь он не отделается от него ни при каких условиях и проще уж взять его с собой.
– Сейчас пойдем к Риддлам, я хочу поговорить со старшим в этой маггловской семейке. Нужно выяснить, где Меропа и что вообще произошло. Есть у меня одно подозрение. А чтобы магглы были посговорчивее, напомню-ка я им про баронский титул Гонтов. Соседи должны знать, на чьих землях им разрешают жить, – бурчал Гонт, не сбавляя шага. – Тебя представим как сквайра, у вашей семьи, насколько я помню, земель тоже в избытке.
Так, за разговорами, молодые люди и добрались до поместья Риддлов. Дверь им открыла служанка. И не успели они представиться, как Гонта буквально снесло новым потоком мыслей:
«Явно благородные, вон как нос задрали. Этого я знаю – угрюмый Гонт. Брр! Ну и жуткий тип. А кто это с ним? До чего же симпатичный!», – за пару секунд пронеслось в голове у девицы.
«Даа… кажется, моя задача чертовски усложнилась», – уныло подумал наш герой, проходя в дом.
А в это время дом Древнейших и Благороднейших Блэков сотрясался от горестных женских причитаний: Виолетта Блэк, в девичестве Булстрод, самозабвенно рыдала над альбомом колдографий своего самого любимого и талантливого сына Мариуса.
