ЖЕСТОКОЕ ДАЛЁКО

- Моя бабушка по маминой линии - Ирма - была родом из латвийского посёлка Каугури (пригород Юрмалы), - неспешно вела свой рассказ Алиса. В её прекрасных зелёных глазах сейчас не было тех озорных огоньков, которые так нравились Штольцу – только затаенная грусть и печаль. – Она росла замкнутой, малоразговорчивой девочкой, очень не похожей по своему характеру на соседских детей, никогда не принимала участия в их шумных играх и веселых развлечениях. Зато с четырех лет она много читала, а когда подросла, всё свое свободное время проводила за компьютером, в Интернете (так тогда называлась глобальная сеть - предшественница Кибернета), который освоила намного быстрее своих ровесников. Еще в раннем детстве впервые проявилась ее врожденная паранормальная способность – пирокинез: когда ее за что-то сильно ругали или заставляли делать то, чего она не хотела, Ирма могла одним лишь взглядом поджечь какую-то вещь, например, штору или полотенце. То было время санкционированной охоты на детей индиго, которых считали социально опасными для нормальных людей и не способными жить в цивилизованном, демократическом обществе, - слова «нормальных» и «демократическом» Алиса произнесла с еле скрываемым отвращением. – Их насильно забирали из семей на «перевоспитание» в специальные учреждения закрытого типа - секретные институты, где их, как «подопытных кроликов», тщательно изучали и «лечили» сильнодействующими препаратами, притупляющими их дар. Родители Ирмы любили свою дочь и не хотели для нее подобной участи, поэтому некоторое время им удавалось хранить в тайне, что их малышка – «не такая, как все». Но так продолжалось недолго. Когда Ирма училась в гимназии, учительница литературы перед всем классом высмеяла ее за то, что девочка, вместо того, чтобы объяснить смысл басни Эзопа о лисе и винограде, возразила преподавателю: мол, лисицы не питаются виноградом. Одноклассники насмехались над ней, а один из мальчишек вслух обозвал ее дурочкой. Ирма ничего не ответила на это оскорбление, лишь насупилась и сердито посмотрела на обидчика, на котором тут же задымилась и начала тлеть одежда. Костюм скверного мальчишки быстро потушили водой, а к родителям Ирмы в тот же вечер наведались полицейские и люди в штатском из Департамента безопасности. – На этом месте своего рассказа Алиса сделала паузу. - И что же было дальше? – спросил Конрад. В его голосе прозвучали тревожные нотки. - Мой прадедушка Юозас, отец Ирмы, на тот момент был депутатом Сейма Латвии. Ему удалось добиться «щадящего режима» для своей дочери - чтобы Ирму перевели из гимназии не в закрытый институт, а в спецшколу-интернат, откуда родители могли ее забирать на выходные. До конца своей жизни Ирма находилась под присмотром Департамента безопасности. Она окончила эту школу, потом вышла замуж за обычного человека, владельца рыболовецкой компании, позже у нее родились две дочери - Кира, моя мама, и ее сестра – тетя Аустра, самые обычные, среднестатистические девочки. Мама однажды сказала, что у меня бабушкины глаза и что это очень плохо, не объяснив, почему плохо (моя мама Кира и ее сестра Аустра – голубоглазые, как и мой дедушка Артур – их отец). С четырех лет я вынуждена носить эти дурацкие линзы, чтобы скрывать от окружающих людей настоящий цвет своих глаз… - Это мама тебе рассказала историю бабушки? - Нет, мамина сестра – тетя Аустра. С ней бабушка Ирма была более откровенна. Алиса так же поведала Конраду случай с роботом Скарабеем в Космозоо, не на шутку встревоживший ее отца Игоря Селезнева (маме они тогда ничего не сообщили – она в то время, как обычно, находилась в очередной командировке на другой планете). - Значит, - высказал свою догадку Штольц, вспомнив, как Алиса освободила его из тюрьмы НКВД, - ты способна взглядом причинять боль другим людям и даже выводить из строя роботов? - Да, - ответила девушка. – Если Служба Галактической Безопасности узнает об этом, меня изолируют от общества – как некогда детей индиго. Но ведь я не похожа на них! Они были такими, как моя бабушка Ирма – точно аутисты: пассивными, зацикленными на самих себе, живущими в собственном мире, непонятном для других людей, чем и навлекли на себя преследование. Оно и не удивительно: социум не любит одиночек, а невежды пытаются уничтожить то, что недоступно их ограниченному пониманию. А я – совсем другая: общительная, веселая, гиперактивная. И всё же – какая-то не такая, как все… В Тёмные Века меня бы сожгли на костре – как колдунью! - А в Третьем Рейхе, - продолжил ее мысль Конрад, - ты бы работала вместе со мной в Аненэрбе. Таких людей, как ты, наши вожди ценили и оберегали, создавали им комфортные условия для проявления своих способностей, тратили огромные средства на создание лабораторий и научных центров, санкционировали проведение самых невероятных экспериментов… - Точнее – использовали этих людей в своих целях, не так ли? – Алиса произнесла эту фразу с горьким сарказмом. - Это было взаимовыгодное сотрудничество, - по-философски заметил Штольц.- Тебе бы у нас понравилось. - Кто знает… Может, и понравилось бы. А может и нет. … Через три дня состоялось очередное заседание ученого совета Института Времени. Вольфганг Рихтер изложил новые условия Конрада Штольца, при которых он согласится работать над генетической модификацией космического вируса. - Это шантаж! – снова вспылил Эдуард Эдуардович. – Передайте Вашему нацисту, что мы отправим его обратно в 1945-й, в застенки НКВД, что его судьба известна – сгнить заживо в сталинском ГУЛАГе… - Я ему это говорил, - холодно ответил Рихтер. - И какова же была реакция Штольца? – поинтересовалась Полина. Сегодня она поразила мужчин своим очередным невероятным нарядом – узорчатым полупрозрачным сари индийской храмовой танцовщицы-дэвадаси – и соответствующими украшениями, которые сверкали и переливались в свете энергосберегающих ламп. Немец перевел взгляд на прекрасную женщину, сдержанно улыбнулся ей и ровным голосом произнес: - Он сохранял нордическое спокойствие и выдержку, а потом сказал дословно следующее: «Я всегда был готов умереть во имя Рейха, Фюрера и идеалов Национал-Социализма. Вы можете снова отдать меня палачам НКВД – и я умру, как герой, чтобы воссоединиться с моими боевыми товарищами в Вальхалле. Но, - при этом он сделал паузу и в его словах я услышал угрозу, - без моего вируса ваш мир обречен. И в скором времени вы все погибнете, но не как воины, а как стадо баранов под ножом мясника». - А он наглец! – возмутился академик Петров. – Но в чем-то ваш эсесовец прав: без его помощи нам не одолеть центаврийцев! Мы и так сильно рискуем, привлекая его в наши ряды и собираясь проводить опасные исследования в области микробиологии без разрешения Генеральной Ассамблеи ОЧ. В этот раз Михаил Петрович изменил своей привычке наряжаться по последнему писку моды, тем более, что мода эта была навеяна пришельцами. Первый директор института был одет в костюм, напоминающий мундир астронавта с воротником-стоечкой, но не серебристо-голубого, а темно-пурпурного цвета, и без знаков различия, которые ему, как лицу гражданскому, не полагались. - Вольфганг, можете детально разъяснить суть требований Штольца? – спросил доселе молчавший Ричард Темпест. Технический директор Института Времени окинул взглядом своих притихших коллег. – Здесь не все такие знатоки нацистского оккультизма, как Вы. – Некоторые члены Ученого Совета закивали в знак согласия со словами конструктора машин времени. - Он хочет, чтобы мы предотвратили уничтожение американцами Базы-211 («Новой Швабии») в 1947 году и помогли выжить ее обитателям, спасшимся на подводных лодках из разрушенной войной Германии. Таково его условие сотрудничества с нами… - А откуда он узнал о судьбе немецких поселенцев в Антарктиде? Ведь мы эвакуировали Штольца из 1945-го, значит, в 1947 он еще не жил… - Спросила Алиса, которой разрешили присутствовать на заседании Ученого совета в качестве главной участницы миссии спасения Конрада. - Я рассказал ему, - честно признался Рихтер. – Ваш подопечный, - немец лукаво подмигнул девушке, - так часто меня спрашивал о Базе-211 и даже просил после выписки из больницы разрешить ему посетить Новую Швабию, чтобы встретиться там с потомками соотечественников, что я не мог скрыть от него трагическую правду о событиях полуторавековой давности…