Рядом с тобой.

      Мне опять снятся кошмары... Пробуждение после них всегда не самое приятное. Я привстаю и пытаюсь восстановить дыхание. Всё тело покрывается испариной, а сердце до сих пор заходится в яростном стуке. Тихонько, чтобы вдруг не разбудить своего любимого, спускаю ноги с кровати и, зарывшись во влажные волосы руками, упираюсь локтями в колени. Постепенно дыхание начинает приходить в норму, равно как и сердечный ритм. Слава богу, кошмары теперь снятся очень редко. В последний раз очень глубоко вбираю в себя воздух, чтобы, выпустив его из легких, наконец полностью успокоиться.       Я встаю и собираюсь уже идти принять душ, но что-то заставляет меня повернуться к кровати. Конечно, я всегда чувствую, когда моему мальчику плохо, а сейчас он банально мёрзнет. Даже на расстоянии я вижу, как его белоснежная кожа, в лунном свете отдающая синевой, покрывается мурашками. Он лежит спиной ко мне, но я могу сказать, даже не видя его лица, что его бровки сходятся на переносице, а пухлая нижняя губа сейчас легонько прикушена. Достав из шкафа плед, я укрываю его. Хотя сейчас и август, но он мёрзнет всегда.       Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Ловлю себя на мысли, что улыбаюсь как идиот, когда всякий раз останавливаю на нём свой взгляд. Похоже, я давно смирился с этим фактом. Теперь можно спокойно идти в душ, не хочу ложиться к нему мокрым от пота. Отрегулировав температуру, встаю под упругие струи слегка тёплой воды. Наверное, я никогда не был так счастлив, как последние полтора года своей жизни, но сколько же мне пришлось пережить, чтобы прийти к этому. Как бы я ни был счастлив, но воспоминания всегда догоняют меня. Это случилось и сейчас: перед глазами снова я, тот наивный, но такой целеустремлённый подросток, который только приехал в Сеул.       Да, тогда было очень трудно, хоть я и хотел всегда казаться уверенным в себе. Другие позволяли себе плакать, но не я. Всегда привыкший быть лучшим я вдруг столкнулся с тем, что вокруг есть люди в сто раз талантливее меня самого. Но я повторял себе: «Сынри, ты лучший!» и занимался ещё упорнее. Я заставлял себя работать усерднее, чем хёны: больше танцевать, больше петь, показывать только хорошие свои стороны. Милый макнэ заставлял всех умиляться, но не Квона Джиёна. Казалось, он возненавидел меня с первого же взгляда и пытался сломать любыми способами, но я приехал не для того, чтобы сейчас бежать, поджав хвост. На все его оскорбления я отвечал лишь: «Спасибо, хён», от этого он злился еще сильнее. Но именно этим я расположил к себе всех остальных, в том числе и преподавателей. Они начали заступаться за меня и не позволяли Джиёну даже близко подходить ко мне.       Не знаю, в какой именно момент всё изменилось, но я завоевал и его. Может, ему просто нравилось видеть это неприкрытое восхищение в моих глазах. Тогда я ещё не умел так виртуозно скрывать свои истинные чувства, как сейчас. Я восхищался им, хотел быть похожим на него. Но сначала лидер просто позволял мне это, а потом так втянулся, что я стал центром его вселенной. Он злился, когда другие хёны подходили ко мне, поэтому я постепенно отдалился от них. И если Тэян на пару с Сынхёном старшим ещё пытались приближаться ко мне (Топ, скорее, для того, чтобы поиздеваться над Джиёном, а Тэян просто потому, что он действительно хотел защищать меня и заботиться обо мне), то Дэсон смирился и вычеркнул меня из списка близких для себя людей.       Я был счастлив осознавать, что близок к нему, он делился со мной всем, о чём другие даже не подозревали. Когда ему разбивали сердце, я всегда был рядом и дарил ему всё то тепло, которое подарил бы старшему брату, отцу, лучшему другу, своему примеру для подражания. Ведь, по сути, я был ещё ребёнком, который нуждался в том, чтобы брать с кого-то пример.       Всё изменилось за одну секунду. Вся выстроенная жизнь просто рассыпалась за одну ночь. Это началось в Токио, впрочем, как и закончилось. Джиён, Сынхо и я отправились в клуб, где лидер здорово напился. Мы с менеджером кое-как притащили его в номер, помогли раздеться и лечь. Поскольку номер у нас с хёном был общий, я принял душ и, как только голова коснулась подушки, сразу же уснул. Обычно я очень крепко сплю, но не в этот раз. Я был в шоке, когда понял, что происходит, хотел закричать и отдернуть руку, которую сейчас свернули кольцом вокруг чужого члена и зажали сверху ладонью, начиная дрочить. Я посмотрел на ДжиДи и увидел, что его глаза были закрыты, а рот приоткрыт в немом стоне. Он даже не понял, что я проснулся. Казалось, моё сердце билось набатом в ушах. Слова просто застряли в горле, и я резко прикрыл глаза. Сотни мыслей проносились в моей голове. Если я сейчас покажу, что проснулся, то всему конец! Это навсегда останется крестом на нашей дружбе и отношениях в группе.       Я успокаивал себя тем, что он был в жопу пьяный и просто думал, что рядом с ним какая-то девка. В этот момент Джиён кончил, судорожно набирая в легкие воздух, и на мою руку полилась прохладная жидкость. Меня чуть не вывернуло наизнанку в этот момент, внутри пронеслась волна тошноты и отвращения, но я по-прежнему сдерживался, думая о том, что на утро он и не вспомнит об этом, а я заставлю себя забыть. Но мой аутотренинг развеялся в пыль, когда лидер спокойно протёр мою руку, как я понял, своими трусами и абсолютно бодрым шагом пошел в душ. Непрекращающийся гул в ушах стал, кажется, в сотню раз громче. Он ни хрена не пьян! Он всё понимал!       Мне не давали покоя вопросы, голову просто разрывало. Я уставился в потолок невидящим взглядом. Почему? Зачем? Сколько раз до этого? Сколько грёбаных раз, когда я спал? И что могло быть ещё кроме этого? Конечно, то, что он меня трахнул, пока я спал или был в стельку пьян, исключено, но что насчёт остального? Я не думаю, что это был первый раз, потому что я абсолютно чётко почувствовал, что для хёна это не так.       Через пятнадцать минут прозвенел будильник, который я ставил на шесть часов утра, чтобы успеть в тренажёрный зал перед выездом на съёмки очередного развлекательного шоу. Я встал с постели и быстро оделся, из душа послышался голос Джиёна: — Сынри~а, ты куда? Ком в горле по-прежнему никуда не делся, поэтому я застыл посреди комнаты не в силах произнести ни звука. — Сынри~а? Я откашлялся и ответил: — Хён, я пойду на пробежку, — и, не дожидаясь ответа, покинул комнату.