***
С трудом разлепила тяжелые веки после десяти минут уговоров самой себя. Ничего не изменилось. Слепо утыкаюсь взглядом в черноту. Я ослепла? Или умерла? Холодно. Кожу ласкают языки холода, и она покрывается мурашками. Неприятно. Хотела поднять правую руку, в запястье впилась полоска ледяного металла, обжигая. Дернула левую. Ситуация та же. Рыпаться нет смысла, не сломав больших пальцев — не выбраться. Я попалась. Щиколотки тоже надёжно закреплены. Мне по-настоящему страшно. Если бы не было так тёмно, подумала бы, что в глазах темнеет от страха. Неизвестность, её-то я всегда больше всего и боялась. С ней нельзя бороться, потому что не знаешь, с чем вступишь в схватку. Медленно восстанавливается ход событий. Надеюсь, это было не напрасно, и Джеймс выбрался. Сколько я здесь? Сутки? Неделю? Месяц? Свет вспыхнул неожиданно. Резко и ярко, отчего взгляд подернулся пеленой выступивших слёз. Сморгнула, чувствуя, как тёплая влага стекла по виску к уху. — Амелия, Вы вовремя пришли в себя, дорогая, — я повернула голову в сторону источника звуков, но не смогла увидеть обладателя раскатистого, словно громовые перекаты, голоса. — Самое время принять лекарства. В левую руку, в вену на сгибе локтя вонзилось острие медицинской иглы. На грани сознания я ощущала, как инородный раствор вливался в кровеносную систему, смешиваясь с кровью. — Это поможет восстановить воспоминания в течение суток, — уверил меня тот же самый голос и произнёс что-то ещё, но звуки отошли на второй план. По всему телу пришлась огненная волна боли, выгнувшая меня дугой. Спустя секунду меня швырнуло обратно, отчего я больно приложилась к жесткому ложу лопатками. Перед следующим приступом, я осознала, что дикий крик, звучащий будто из-под толщи воды, — мой собственный. Боль сконцентрировалась в голове, словно кто-то острым скальпелем снимал кожу лоскуток за лоскутком, а потом разделял черепные пластинки, и они впивались в обнаженный мозг. Дрянь добралась до мозга. Крик перешёл в скулеж. Перед глазами взрывались Сверхновые, проносились хвостатые кометы, сыплющие искрами. Во рту металлический вкус крови. Она же сочилась из носа, липкими потоками стекая по губам. Меня затягивала чёрная дыра, обещающая прекращение пытки, но грудь прошиб электрический заряд, подкидывающий меня вверх до боли в мышцах и выкрученных суставов плеч… Мои мертвецы… Как их много. Все в крови. Я с ног до головы покрыта слоем красной подсыхающей жижи. Напротив меня, во главе отряда убитых, стоит малышка с белыми, как снег, волосами и серо-голубыми невыразительными глазами. Белое платье в багровых пятнах, ручки до локтей и крохотные ножки до колен — в крови. Она прижимает к себе потрепанного грязного плюшевого зайца без левого глаза. — Мне страшно, — тихо прошептала девочка. — Мне очень-очень страшно. Я падаю перед ней на колени. Заяц в её руках такой знакомый… Это мой любимый зайка, его подарил дядя Баки, друг дяди Стива. — Нас убьют? — вопрошает малышка. — Я не хочу умирать. Позволь мне остаться. Обнимаю её, привлекая к себе. Девочка тает в моих руках. Все верно. Этот испуганный ребенок — я сама. Ребёнок, у которого отобрали детство и вручили в руки винтовку… Меня снова подкинуло от удара электрического тока, возвращая в реальность. Кто-то упорно держал моё сознание по эту сторону, не давая уйти. Дышать через нос трудно — сгустки крови из лопнувших капилляров перекрывали путь воздуху. А через рот больно — горло саднило после криков. Сколько до следующего приступа? Сколько у меня в запасе, чтобы вобрать в лёгкие глоток кислорода? Оказывается, что чуть больше двадцати ударов сердца. Голову снова пронзила адская боль, пульсирующая в висках. А я снова где-то на закоулках памяти. Я стою в темноте. Со всех сторон обрывками доносятся оклики. — Амелия! — оглядываюсь назад. - Эми! — верчусь в другую сторону. — Доченька! Эй, Роджерс! Мелкая! Лия! Дочь Весны! Кручусь волчком вокруг своей оси, не зная, на что отозваться. Голоса не смолкают, зовут… Вдруг мимо проскальзывает что-то… Я не вижу, но чувствую кожей и оборачиваюсь, кажется, в нужную сторону… — Эй, мелкая! — Гевин, как же я тебя ненавижу! — Тренируешься, да? создаешь видимость, что стала любимицей Золы из-за того, что много работаешь? Я глубоко вдыхаю, сильнее сжимаю рукоятку метательного ножа в ладони и метаю его с разворота в стоящую в углу куклу. Клинок легко входит в поролоновый манекен там, где должно быть сердце. Гевин достает меня уже несколько месяцев. С тех пор как ему исполнилось пятнадцать, находиться с ним в одном помещении без взрослых стало невыносимо. При любой возможности он пытается задеть меня, надавить на болевые точки и выбить землю из-под ног. Другие мальчишки лишь смеются и полностью подчиняются ему, как старшему из них. Не единожды Маргарет за шкирку оттаскивала меня от них, не давая влезть в драку. — Что молчишь? Думаешь, никто не знает, — под аккомпанемент его болтовни я приближаюсь к манекену и вытаскиваю нож, — что ты раздвигаешь ноги перед стариком? — Хм, — многозначительно выдаю я, оттягивая время, чтобы придумать достойный ответ и обратить слова оппонента против него самого. — Это у тебя гормоны бурлят. Может, это ты ноги раздвигаешь, а? Я оборачиваюсь на него, триумфально улыбаясь. Гевин успевает за это время покраснеть до цвета спелого томата, сверлит меня недобрым взглядом и раздувает ноздри, точно бык. Я — по сравнению с этим громилой — букашка. Но сыворотка уравнивает наши силы, давая мне дополнительную мощность. — Мелкая сука, кем ты себя возомнила? — Гевин вальяжной походкой двигается на меня. Я перекидываю нож из левой руки в правую и кручу его в ладони. Парень щелкает пальцами. Что за самодеятельность? Ах вот оно что! Входов в тренировочный зал два — слева и справа от меня. Гевин не мог прийти один, без дружков. Кто-то же должен стать свидетелем его победы, даже если противником станет девчонка на две головы ниже его самого. — Сейчас мы и проверим, насколько ты у нас невинная овца, — скалится он. Скотт и Лиам грозно надвигаются на меня с боков, Гевин идет прямо. Трое на одного, не честно. Но они явно безоружны, а у меня два ножа, пусть и тренировочных — с затупленными лезвиями. Кто из противников слабое звено? Лиам. Он немногим крупнее меня. Делаю выпад в его сторону. Все трое, посчитав это сигналом к действию, бросаются на меня одновременно. Насколько я успеваю сообразить, план заключался в том, что Гевин меня изнасилует, пока двое его дружков будут удерживать меня силой. Это злит меня до красных пятен перед глазами. Я легко проскальзываю под рукой Скотта, оказываясь вне образованного парнями круга, и бью его локтем по шее, после чего пихаю ногой безвольное тело на остальных. Противники, коих теперь стало двое, отступают, давая товарищу с громким ударом приземлиться на деревянный пол. Они меняют стратегию, наступая теперь с разных сторон, и пока я ставлю блоки на удары Гевина, Лиам улучает возможность поободраться ко мне с тыла и схватить за локти. Я дергаюсь. Гевин плотоядно улыбается. — Тебе некуда бежать. Будешь хорошо себя вести — мы никому тебя не отдадим. Будешь только нашей шлюхой, — обещает он, хватая пальцами мое лицо за подбородок. Я не сдерживаюсь и плюю ему в лицо, за что получаю звонкую пощечину, от чего голова мотается в сторону. Красный цвет застилает глаза. НИКТО не смеет так со мной обращаться! Я не знаю, откуда взялось столько силы, но я вырываюсь из рук Лиама и набрасываюсь на Гевина. Разорвать ему глотку, вырвать ногти и отрезать пальцы по одному. Или же просто нанести сотню ударов тупыми ножами. — Мелкая, ты чего? — орет парень, когда я неглубоко вонзаю клинок ему в плечо. — Один, — нож входит чуть ниже, - два, — еще удар, - три. На десятом ударе мне надоедает. Я загоняю жертву в угол и, резко присев, вгоняю нож под его коленную чашечку. Гевин падает передо мной на колени. — Весна, это не смешно, — сквозь слезы-сопли гундосит он. Я усмехаюсь. Сколько ему лет? Пятнадцать?! — Куда же делась твоя храбрость, Гевин? — тоненьким от смеха голосочком спрашиваю я. Хочется рассмеяться, но я удерживаю хохот в себе. — Кто из нас маленькая девочка? — молчание. — Отвечай! — Я, — опустив глаза, тихо отвечает парень. Смех вырывается наружу. Запрокинув голову назад, я громко хохочу. — Не думаю, что ты будешь полезным в будущем, — охотно делюсь мыслями я. — Умри с достоинством. Слезы удел слабаков. Не в силах и дальше смотреть, как он рыдает, я наношу последний точечный удар, разрубая сонную артерию. Гевин дергается, издает пару хрипов, округлив глаза, и заваливается на спину. Я брезгливо обтираю нож о свои собственные штаны и кошусь на замершего Лиама. — Ты хочешь последовать за ним? — невинно интересуюсь. — Дьявол в теле ангела, — выдавливает он, быстрым движением крестится и вылетает вон. Я качаю головой. Вечером уже все будут в курсе случившегося. Нас на одного меньше. Но теперь меня будут остерегаться. — Отличная работа, Дочь Весны, — раздается сверху. Я задираю голову, ища на балконе второго этажа, где находятся комнаты тренеров и медицинский пункт. Опершись руками на бетонный парапет, там стоит высокий темноволосый мужчина лет двадцати пяти или немногим старше. — Я твой новый тренер. Думаю, сработаемся. — У Вас есть имя? — на данный момент этот вопрос кажется очень и очень важным. — Зови меня Солдатом, — отзывается мужчина и исчезает из моего поля зрения за стеной. Меня выкинуло из воспоминаний. ГИДРА. Проект «Дети». Дочь Весны. То, чем я была всю жизнь. Но это никак не вяжется с тем, что я знаю о себе! Амелия Роджерс, дочь Мелани и Филиппа Роджерсов… — Томас Гордон Роджерс, чему ты учишь нашу дочь?! — возмущенно вопрошает невысокая молодая женщина. Мягкие, родные черты лица заставляют улыбаться. Мама… — Кэрри, — смеётся папа, на чьих коленях я сижу. — У Эми талант с сборке пистолетов. Мы занимаемся всего час, а она уже делает это на бешенной скорости! — Отлично, ты дал шестилетней девочке поиграть в пистолет! Кого ты из неё хочешь вырастить? Ганстершу, чтобы она всю детвору в страхе держала?! — мамин голос повышается, отчего в ушах звенит. — Пап, — тихо шепчу я, дергая папу за рукав, —, а что такое «ганстерша»? — Сейчас я успокою нашу маму и объясню. Хорошо, котёнок? — киваю. Папа целует меня в нос и просит встать. Неохотно сползаю с его колен и тут же забираюсь с ногами на освободившийся стул… И снова темнота. То есть Мелани и Филипп — плод моего воображения и кто-то просто подсунул мне красивую, достойную мелодрамы историю про потрясающих родителей — агентов, погибших, когда я была подростком. На самом же деле родители умерли, когда мне не исполнилось и 11. И это было чертовски давно. Столько не живут просто так! Отсюда мы возвращаемся к проекту «Дети». Сыворотка… — Лия! Меня снова дергает на себя какая-то сила, заставляя прервать размышления. — Ты представлял, какой была бы наша жизнь без ГИДРЫ? — я переворачиваюсь в объятьях Джеймса, ложась на живот и приподнимаясь на локтях. Он задумчиво проводит ладонью по моей спине, устраивая руку на пояснице. Тонкое одеяло давно сбилось куда-то вниз, бесформенной кучей лежа где-то на уровне коленей. Грубо тканная простынь приятно холодит оголенную кожу. — Сначала бы я подождал, пока ты подрастешь, — тихо смеется мужчина, прикрывая глаза. — Когда тебе исполнилось бы хотя бы восемнадцать, я начал бы ухаживать за тобой. Ты бы не обращала на такого старика никакого внимания, крутя интрижки с ровесниками. Я бы добивался, чтобы просто посмотрела на меня. — Ты так говоришь, будто ты древний старик… — я очерчиваю пальцами белую полоску шрама от колющего оружия на его плече. — Не перебивай, — одергивает меня Джеймс. — И наконец, ты бы согласила пойти со мной на свидание. — И была бы сражена твоей галантностью, — мечтательно протягиваю я, опуская подбородок на крепкое мужское плечо. — Через несколько месяцев я бы сделал тебе предложение. Ты бы взяла кольцо, улыбнулась и решила бы подумать. С неделю бы изводила меня ожиданием… — И согласилась бы все равно, — хмыкает я. — Мы бы поженились, купили небольшой домик на озере, — губы любимого трогает улыбка. Тёмные ресницы дрожат, и мужчина открывает глаза, с нежностью смотря на меня. — Ты бы подарила мне прекрасных детишек. Я украдкой вздыхаю, утыкаясь носом ему в шею и перекидывая руку через широкую грудь. — Лия? — тихо зовет Джеймс, играя с моими волосами, пропуская их через пальцы. — Да? — сонно отзываюсь я, прижимаясь к нему крепче. — Ты станешь Моей? — этот вопрос застает меня врасплох. Сердце пропускает удар и радостно бьется быстрее. — Я уже Твоя, — шепчу я, растекаясь в улыбке. — И всегда буду Твоей. — Наслаждайся воспоминаниями, дорогая, — металлические браслеты с запястий и щиколоток исчезли. — Вернусь через три дня.***
Меня хотят сломать, чтобы моя же память, диссонанс воспоминаний двух разных людей в одной голове сломили меня. А потом я бы послушно пошла на обнуление, лишь бы забыться. Но нет, ничего у них не выйдет. Черчу кровью слова на стенах «Вспомни, Амелия! Джеймс, Стив, Мер, Пьетро, Пеппер…» Череда имен, таких родных и нужных, ради чьих обладателей я должна держаться. Ради которых я должна выбраться отсюда. Воспоминания душат. Стоит закрыть глаза, вижу армию своих мертвецов. Их все больше и больше с каждым разом. Стараюсь держать глаза открытыми. Меня морят голодом, добиваясь полного истощения. Лишь раз в сутки в окошко внизу двери просовывают жестяную кружку воды, пахнущей тухлятиной. Только готовы ли они к тому, что вместо ручной собачонки получат дикого разъяренного волка, готового им глотки перегрызть за свободу? Помимо картинок убийств и чужих мук, иногда мелькают и светлые моменты — родители и Джеймс. Первых я почти не помню, но секунды с Зимним солдатом прежняя я кропотливо собирала и бережно хранила где-то в сердечной мышце. Судьба играет с нами, точно с марионетками, сводя и разводя вновь и вновь, как разводные мосты. Через время и расстояние, через все преграды мы вновь и вновь оказываемся вместе. Это просто проверка на прочность — выдержим мы или нет в этот раз. — А вот и я, — дверь со скрежетом отворилась, в комнатушку входит мужчина. В тусклом мигающем освещении узнаю в визитере Марка Коллинза. — Вижу, ты рада меня видеть, милая. Сил хватило, чтобы, цепляясь руками за стены, подняться на ноги. Мужчина оглядел камеру, заметил кровавые буквы и мои располосованные об острый край браслетов, присобаченных к металлической кушетке, запястья. — Ты наивно полагала, что вернешься сюда? — цокнул языком он. — Для лучших агентов — лучшие апартаменты. — Так почему надо было закрывать меня тут? — выплюнула я, одергивая подол грубой медицинской рубашки, пряча от немигающего взгляда бедра. — Чтобы ты не сбежала и вспомнила, кто ты есть на самом деле, дорогая. Так нам не придётся приручать тебя снова, а лишь пробудить Дочь Весны. — И ваш гениальный план состоит в том, чтобы я убила Капитана и принесла вам свои собственные разработки? — я дернулась вперёд как можно резче, напугав Коллинза. — Испугались девочки с компьютером? — Изначально, — мой визави неспешно подошёл к кушетке и присел на неё, — мы планировали вернуть Солдата, но, увидев тебя, решили, что тупая сила ничто по сравнению с извращенным женским мозгом и толка от тебя будет больше. — Я уничтожила вирус, когда Он погиб, — хмыкнула я. — Ну понимаете, обезумела от горя, поддалась эмоциям и уничтожила единственный носитель. — Солдат жив, — осведомил меня мужчина. Да ладно? Правда? Значит, кэп успел и вытащил его. Слава Богу, в которого я скоро поверю! — Да? — почти искренне удивилась я. - А, ну извините, я не знала. Его там не хило так приложило бетонным блоком… — Ладно, с тобой, конечно, очень интересно разговаривать, и актриса ты превосходная, но сейчас нам нужна Дочь Весны, а не Амелия Роджерс. Ребята, уведите её в процедурную. Я заорала, забиваясь в угол. Обманный маневр. Теннисисты же орут, запугивая противника, почему же я не могу? Тут на меня два двухстворчатых шкафа идут, а мне молчать? Меня дернули за запястья, задевая порезы. Ор перешёл на ультразвук. — Я вам глаза выковырну! — кровожадно пожелала я охранникам. Вот зачем меня морили голодом и отсутствием сна — в нормальном состоянии я бы их уже оставила украшать интерьер. Я цеплялась пальцами за любую поверхность, тормозила пятками, но все без толку. Меня провели по серому коридору; несколько учёных в белых халатах шарахнулись от вырывающейся и орущей, точно банши, меня. — Я лучше сдохну! — под аккомпанемент моих криков, охранники втащили меня в процедурный кабинет. Он ослепляет белизной стен и потолка; две трети помещения занимает огромная машина, чем-то напоминающая машину Тьюринга для дешифровки немецкой Энигмы. В центре нашло себе место кожаное кресло-трон с высокой чуть отклоненной назад спинкой и большими подлокотниками. Я не хочу занять его, не хочу снова стать Ею. Не хочу снова стать безжалостным убийцей, наслаждающимся муками людей… ГИДРА первым же делом заставит меня избавиться от моих близких, и я не смогу не подчиниться — я просто забуду, что была Амелией Роджерс, любила и верила в светлое будущее. Верила в искупление грехов и старалась сделать мир чище. Джеймс… Помоги мне стать сильнее… Делаю рывок руками изо всех сил, вырываясь. Эффект неожиданности сработал. Но мою шею тут же сдавили сзади, а к виску приставили ледяное дуло пистолета. — О, пожалуйста, сделай это! — уговариваю я неизвестного. Меня швырнули в кресло, впечатывая в него спиной. «Браслеты» автоматически защелкнулись вокруг запястий. Я заметалась подстреленной птицей, пронзительно завизжала — стекло в двери меленько задрожало. Меня заткнули резиновой пластинкой, повторяющей прикус зубов, она прочно фиксировалась при помощи ремешков, застегивающихся на затылке. — Расслабься, милая, будет не так больно, — посоветовал Коллинз, пристраивая вокруг моей головы «рабочую» часть аппарата. — Такое ощущение, что вы меня девственности лишаете, а не памяти, — с трудом и малопонятно прошепелявила я. Мужчина хмыкнул, нажал пару кнопок и дернул рычаг. Голову плотно обхватили металлические пластины. Аппарат зашумел, зафыркал, зарычал. Секунду ничего не происходит… Ещё секунда… лёгкий заряд тока заставляет вздрогнуть и сильно сжать зубами резину. Заряд увеличился. Джеймс… Помоги мне стать сильнее… Помоги вытерпеть… Меня резко дернуло назад, голова невольно запрокинулась. Глаза застелило вспышками яркого нестерпимого света. Боль раздирала, разрывала меня изнутри. Я горела. Я стану Сверхновой. Взорвусь и поглощу все вокруг, точно Чёрная дыра. Я выжгу тут все до тла. Они все будут страдать. Боль медленно затихала, перед глазами все пылало белым пламенем. Шум в ушах отдавал привкусом морской соли и металла во рту. «Здравствуй», — тихий голос пробился через шум. Кто ты? Что тебе надо? Что происходит? «Я это ты. Я пришла избавить тебя от боли, Амелия.» Я не хочу уходить. «Ты всегда будешь здесь. Но боли больше не будет, если ты позволишь мне взять контроль на себя. Обещаю». Дочь? Это ты? Мы снова будем убивать? «Иначе убьют нас. Я тоже не хочу этого делать». Джеймс бы не хотел, чтобы я стала тобой вновь. «Ему придётся смириться с нашей сущностью. Он борется со своей вместо того, чтобы принять. Пожалуйста, не сопротивляйся.» Хорошо. «Хорошая глупая девочка». Яркая вспышка света. — С возвращением, Дочь Весны, — поприветствовал меня довольный голос. Запястья освободились с щелчком наручников. В поле моего зрения мужчина среднего возраста в белом халате. Он причинил мне боль. Он умрёт. Прежде чем он успел бы убежать, мои пальцы сомкнулись на его шее, пережимая артерию и дыхательные пути. Чувствовала кожей участившийся пульс. Прими смерть достойно. Я смотрела в его глаза и улыбаюсь его страху. Одно движение и его шейные позвонки с характерным щелчком сломались. Выпустила тело из рук, с грохотом падающее на кафель. Кто следующий? Я же обещала, что никто больше не сделает нам больно, да, Амелия? «Ты обманула меня!» — тонкий голос полон возмущения. Но-но, дорогуша, все честно. В предплечье входит медицинская игла. Тьма.***
— Полный отчет о физическом состоянии организма, — отдал приказ строгий мужской голос. Хотелось поморщиться, но я сдержалась. Открыла глаза и села. Обстановка спокойная, опасности объект не представляет. В любую секунду я могу легко прикончить этого сухопарого старика с ядовито-зелеными глазами в морщинах. Что-то в нем безумно раздражает. — Целостность организма девяносто пять процентов, незначительные повреждение кожного покрова и легкое истощение. Функциональность составляет девяносто восемь процентов, — отчеканила я и все-таки поморщилась, извлекая из руки тонкую иголку капельницы с каким-то питательных раствором. — Что ты помнишь? — спросил мужчина. Я нахмурилась, пытаясь выудить нужную информацию из подкорки головного мозга. Я Дочь Весны, ГИДРА — мой хозяин. Так было всегда, есть и будет. Моя миссия — уничтожать неугодных хозяину. «ГИДРА использует тебя, — тихий голос на грани сознания, — ты не должна им подчиняться. Надо бороться.» Заткнись. — У меня есть работенка для тебя, — мужчина довольно осклабился, смотря на мое застывшее маской лицо. — Ты должна убрать этого человека. Он протянул мне цветную фотографию формата А4. С листа плотной глянцевой бумаги на меня смотрел довольно молодой серьезный блондин с внимательными голубыми глазами. Мужчина смотрел куда-то в сторону, а не на фотографа, словно не замечая. Было в нем что-то знакомое до ужаса. — Это Капитан Америка, главная помеха нашей работе. «Нет! Нет, пожалуйста!» - завопил голос в голове. Я дернулась, желая заткнуть уши, будто звук шел снаружи. — А этот нужен нам живым. Еще один снимок. Шатен с растрепанным каре. Цепкие серые, словно талый лед, глаза, точеные скулы и ласковая улыбка. Мужчина явно был рад снимающему. - Эй, ну улыбнись, у меня нет ни одного нормального снимка с тобой! — прошу у сидящего напротив за столиком в кафе мужчины. Освещение здесь мягкое, желтовато-оранжевое. Да и сама кофейня до ужаса уютная. И одетый в бежевый тонкий свитер Джеймс прекрасно вписывается в эту атмосферу. Передние пряди, влажные от мороси, выбились из хвоста на затылке, обрамляя лицо. Не могу налюбоваться им. — Ник подарил мне телефон с хорошей камерой, самое время завести аккаунт в Instagram! — Да, — насмешливо протянул он, отхлебывая из большой кружки черный кофе без молока, — и ГИДРА будет следить за твоими обновлениями, как самый верный подписчик! — за почти три месяца жизни со мной Барнс освоил несколько социальных сетей и нахватался интернет-сленга. Порчу я его. — Я буду ныть, — пригрозила я. — Пожалуйста-а-а-а. Ну Джеймсик! — Как ты меня назвала?! — рассмеялся мужчина. Я улучила момент и сделала фото. — Джеймсиком. Спасибо, — я привстала и, перегнувшись через стол, чмокнула Джеймса в нос. Я пришла в себя, почувствовав, как с силой сама сжимаю волосы у корней, стараясь заглушить воспоминания Амелии. Глупой слабой девчонки, все еще имеющей возможность захватывать сознание ненадолго. — На выполнение задания у тебя будет сорок восемь часов. — Справлюсь за двадцать четыре.