Утром я просыпаюсь раньше Вани, и всё же заставляю себя подняться с кровати только когда слышу, что он начинает ворочаться. Всё остальное время до этого лежу с закрытыми глазами и думаю. В основном — о Дане. После того, как Лия не только узнала тайну, которую мне пока приходится скрывать от семьи, но и побывала здесь, в штабе, я чувствую, что предаю своего брата. Конечно, я уже пыталась всё ему объяснить, а он мне не поверил, но вдруг это — моя вина? Вдруг я недостаточно старалась?
Да и Лия — это другое. Она ведь ведьма. Она сама — часть моей тайны.
Вылезаю из постели, наскоро принимаю душ и переодеваюсь в красное и жёлтое. Надолго останавливаюсь напротив распахнутой гардеробной и критически осматриваю своё отражение в зеркале, висящем на двери. Красная юбка оказывается слишком длинной и волочется по полу. У рубашки оттянуты локти. Я закатываю рукава, расстёгиваю две верхние пуговицы и заправляю низ рубашки за пояс. Так лучше, но с юбкой всё равно нужно что-то делать…
— Лена обычно подвязывает подол сбоку в небольшой бантик, — доносится из-за спины.
Я ловлю на себе взгляд Вани через отражение в зеркале. Он сидит в кровати, обхватив руками колени. Уже в очках, хотя, я уверена, спал он без них.
— Хм.
Делаю так, как он советует. Бантик получается у меня не с первой попытки, и в итоге он и вовсе не очень похож на бантик, скорее, на здоровенный узел, но, по крайней мере, так подол уже не мешает.
— Спасибо, — говорю, выпрямляясь. Ваня демонстрирует мне оттопыренный в кулаке большой палец. — И привет.
— Доброе утро. Ты сегодня что-то рановато.
— Не спалось.
Поправляю воротник рубашки, а сама не свожу взгляд с Вани. Он садится на край кровати и несколько долгих мгновений смотрит точно перед собой, очень медленно моргая. Затем тянется за одеждой, висящей на спинке стула. Ваня приготовил её ещё с вечера, убрав грязную в корзину для белья.
— Хотел вчера спросить, но не дождался, пока ты придёшь, и уснул… Твоя подруга забрала Лису?
— Да. Лия вчера приходила. — Я вижу, как Ваня недовольно кусает губы. — Она была в штабе ровно восемь с половиной минут, — добавляю я. — У меня было всё под контролем.
— Хорошо.
— Лия сказала, что лично проводит Лису в её мир.
— Отлично!
Ваня выдыхает и заметно веселеет. У него явно есть какой-то пунктик насчёт соблюдения правил.
— Кстати, у меня тут возник вопрос после встречи с подругой, — говорю я, разворачиваясь на пятках. — Почему вы не называете миры именами стран или городов, где открывается призма? Лиса знает, что наша конечная станция — Старый мост, а всё, что есть у нас — это жалкие позывные, вроде содержательного прилагательного к слову "земля": Проклятые земли, Волшебные земли, Огненные земли. Только Ликаонию называете нормально.
— Дело в переводе, — отвечает Ваня, окончательно покидая кровать. Он спит в пижаме: длинные штаны и футболка. И как ему не жарко ещё и под тёплым одеялом? — Сейчас, конечно, всё упростилось: наш язык считается межмировым, так как первый портал открылся именно здесь, и первым, кто начал с ним работать, был человек. На это ушли столетия, но теперь в мирах, которые нам открывает призма, большинство разговаривают по-русски.
— Говоришь так, словно это повод для гордости.
Ваня пожимает плечами и направляется в ванную. Дверь оставляет приоткрытой, чтобы его было слышно, но не было видно.
— Что касается твоего вопроса, — шуршит одежда. — У фениксов, например, очень сложный язык. Помнишь, Лиса говорила про тот ритуал сожжения, где одно их слово равно целому нашему предложению?
— Ага.
— У их страны тоже есть похожее по сложности название. Представь, сколько времени будет занимать только её произношение.
Звук застегивающейся молнии. Кряхтение. Шум воды.
Я снова отворачиваюсь к зеркалу.
Через пару минут Ваня выходит из ванной комнаты, и мы вместе идём завтракать. В столовой никого нет, и только сейчас я вспоминаю, что ещё не сработал будильник. Это ж насколько рано я сегодня поднялась?
— Который сейчас час? — спрашиваю, когда мы садимся за стол.
На подносе передо мной большая порция пшённой каши, кусок тоста и сок. На вид — вишнёвый. Я делаю глоток.
— Когда мы выходили, было без пятнадцати восемь, — отвечает Ваня.
Он хватает ложку и начинает уплетать кашу. Раньше я не замечала, что он левша.
— И ты сам всегда встаёшь так рано?
— Бывает.
Ваня ест быстро, и всё время поглядывает на выход. В один момент он вдруг замирает. Его щёки вспыхивают, а рот приоткрывается, как от удивления или восторга. Я оборачиваюсь. У входа стоит Лена. Это первый раз, когда я вижу её после того случая, и выглядит девушка вполне здоровой. Она улыбается нам.
Скрипит стул — это встаёт Ваня. Но я не смотрю на него, продолжая таращиться на Лену. Она идёт к нам, скрывая улыбку за поджатыми губами.
— Марта наконец разрешила мне посещать общие комнаты, — говорит она, подходя ближе. — Высыпания прошли полностью, а вирус и вовсе оказался незаразным... Привет.
Я молчу, потому что не хочу угодить в неловкую ситуацию, когда окажется, что Лена поздоровалась не с нами обоими, а конкретно с Ваней.
— Я же говорил! А она заставляла меня и девочек надевать этот дурацкий респиратор и резиновые перчатки длиною до самых подмышек.
— Вы выглядели ужасно!
— Рассказывай!
Лена приглушённо смеётся. Ваня первый обнимает её, крепко прижимая к себе: одна рука на затылке, вторая — на талии. Лена обвивает своими руками Ванины плечи.
— Я рад, что с тобой всё в порядке, — говорит Ваня.
— Я тоже, — отвечает Лена.
— Ну и я, — решаю всё-таки вмешаться.
Ребята вздрагивают. Они что, успели уже обо мне позабыть?
— Слава, — протягивает Лена. Прикидывает, наверное, правильное ли имя всплыло у неё в памяти. — Привет.
— Привет, — я поднимаюсь со стула. С Леной мы познакомиться так и не успели толком, поэтому я в качестве приветствия я обхожусь рукопожатием. — Здорово, что тебе уже лучше.
— Спасибо, — отвечает Лена. Она пожимает мою руку, умудряясь при этом всё ещё оставаться в объятьях Вани. — Ты сегодня с миротворцами, как я погляжу.
Она имеет в виду мою одежду. Я киваю. На этом существенная часть нашего разговора заканчивается, и он превращается в диалог между Ваней и Леной. Я не мешаю; завтракать и подслушивать меня всецело устраивает.
Когда мы заканчиваем, как раз звенит будильник. Мне нужно найти кого-нибудь из миротворцев, и я решаю проверить, не вернулся ли Марк. Разделяюсь с Ваней и Леной, которые поднимаются выше, оставляя меня на третьем этаже. Дверь в комнату «Альфы» плотно закрыта; после того, как прозвенел будильник, оттуда ещё явно никто не выходил. И, вероятно, не входил. И всё же я решаю попробовать.
Громко стучусь и жду, но мне никто не открывает. Тогда я дёргаю за ручку и заглядываю внутрь. Звук музыки смешивается здесь со звуком включённой воды, доносящейся из открытой ванной комнаты. Виола спит себе преспокойно, похоже, совсем ни на что не обращая внимания. Ни Марка, ни Бена я не вижу.
— Эй? — шёпотом окликаю я.
В ответ ничего. Тогда я проскальзываю внутрь, осторожно прикрывая за собой дверь. В ту же секунду выключается вода, и остаётся только музыка. Песня мне знакома: что-то из очень далёкого прошлого.… Когда вспоминаю, едва сдерживаюсь, чтобы не произнести название группы вслух. В этот же момент из ванной, пританцовывая, выходит Бен в одном только полотенце, повязанном на бёдрах. Он придерживает его правой рукой, а левой ерошит мокрые от душа волосы. Мой взгляд падает на его правый бок. Точнее, на татуировку. Чёрно-серый орёл, расправивший крылья. В его когтях меч, а над головой — звёздное небо.
— Матерь Божья! — вскрикивает Бен, замечая меня. — Ты что здесь делаешь?
Вместе с этим он сильнее стискивает в пальцах полотенце.
— Крутая татушка, — говорю я, игнорируя его вопрос.
Бен отворачивается к стулу и пытается одной рукой отыскать в куче одежды что-то определённое.
— Только давай обойдёмся без вопросов типа: «Больно ли было?», «Дорого ли стоило?» или «А мать твоя знает, что ты сделал с её ребёнком?», — комментирует он мои слова.
— Даже не собиралась.
Бен оборачивается. Бегло оглядывает меня с ног до головы.
— Миленький наряд, — произносит он саркастично.
— Ты вообще стоишь сейчас в одном полотенце, — парирую я.
— И заметь, выгляжу куда лучше тебя.
Я вопросительно выгибаю одну бровь, Бен в ответ мне кривит губы в улыбке уголками вниз. Он продолжает притоптывать ногой в такт играющей песне, и когда замечает, что я, в свою очередь, замечаю это, немного приподнимает подбородок и смотрит мне в лицо, будто свысока.
— Марк ещё не вернулся? — я разрываю наш бессмысленный зрительный контакт и перевожу взгляд на кровать Марка.
— Неа.
— Ладно, — кусаю губы.
Нужно уходить, разговаривать нам всё равно больше не о чём. Но сейчас и именно в самый ненужный момент и самым ненужным человеком во мне вдруг просыпается девчонка. Я скольжу взглядом по голой спине Бена, по рукам и по той часть пресса, которая мне видна. Парень в отличной форме. Я бы сказала, в прекрасной. Мне уже удосужилось увидеть полуголого Марка, и он хрупкий, как птичка. Бен же, по большей степени, медведь. Или шкаф.
— Эй! — Бен щёлкает пальцами возле своего лица. — Женщина! Мои глаза здесь!
— Да-да, — рассеяно бормочу я и пулей вылетаю из комнаты, пока чего ещё не ляпнула.
Если нет Марка и Саши, то из знакомых мне миротворцев остаётся только Полина. Поэтому я иду в комнату «Беты», по пути пытаясь привести мысли в порядок. И мне везёт — в этот раз я нахожу нужного человека на его месте.
— Смотрите, кто уже не спит! — мягко восклицает Полина.
Это не сарказм, Полина действительно удивлена и действительно рада меня видеть.
— Утро доброе? — с сомнением спрашиваю я.
Так же обычно по утрам со мной здоровается Даня. Он знает, что мне всегда нужно время, чтобы решить, доброе ли оно или, как бывает в 99,9 % случаях, совсем нет.
— Доброе, — подтверждает Полина.
Она уже одета и явно готова идти на завтрак.
— Я поела, — предупреждаю я.
— Молодец. Тогда давай встретимся минут через пятнадцать во внутреннем дворике, хорошо?
Она выскакивает в коридор, попутно цепляя меня за локоть в дружеском жесте. Я выглядываю в образовавшийся проём и вижу, что у лестницы Полину уже встречает Максим. Вместо приветствия они целуются. Я пытаюсь представить Бена на месте Максима, но у меня получается полнейшая ерунда. В какой-то момент мозг играет злую шутку, и я представляю Бена на месте Полины. Это смешнее и ещё бредовее. А всё потому, что я понимаю — Бен мог бы встречаться разве что с самим Беном, потому что никого сильнее себя он всё равно никогда любить не будет.
Не знаю, чем можно занять себя на пятнадцать минут, поэтому решаю позвонить Лие, чтобы убедиться, что за ночь ни ведьма, ни феникс не убили друг друга. Абонент оказывается недоступен, что странно, потому что Лия всегда следит за тем, чтобы батарея была заряжена, и даже носит с собой запасную. Я в смятении. Набираю номер ещё раз, и ещё, и ещё.
Недоступен.
Стоит волноваться?
Сегодня пятница, учебный день, но сейчас нет ещё и девяти, что значит — подруга должна быть дома. Максимум — в дороге.
Тогда я, совершенно не думая, набираю новый контакт — номер Дани. И в этот раз не успеваю очнуться и сбросить вызов, когда на другом конце провода раздаётся голос.
— Смотрите-ка, кто-то соизволил позвонить своему единственному брату!
— Привет.
— Тебе не стыдно? Два дня прошло, между прочим! Могла бы и разбудить утром, когда уезжала.
— Дань...
— Ну правда! Мама сказала, чтобы я сам не звонил, вдруг помешаю твоей научной выставке. Кстати, о ней. Почему ты не сказала мне, что готовишь проект?
— Можешь успокоиться хоть на секунду? — прошу я.
Даня судорожно выдыхает.
— Я спокоен. Немного обижен и чувствую себя брошенным, но спокоен.
— Прости. Я тебя люблю.
— А вот теперь начинаю волноваться. Последний раз, когда ты говорила, что любишь меня, ты залила мой ноутбук соком.
— Слушай. Нет никакой выставки, Дань. Помнишь, я говорила тебе о тех ребятах, которые появились в нашей комнате ночью, и...
— Не начинай, — предостерегающе произносит Даня. — Не делай этого. Лучше скажи правду. Ты связалась с наркоторговцами? Они заставляют тебя делать ужасные вещи?
У меня снова не выходит. Даня непробиваемый.
— Я серьёзно.
— Я тоже.
— Спроси Лию, если не веришь мне, — выдаю я. — Она знает больше, чем я. Больше чем кто-либо, на самом деле.
Даня молчит целую вечность. Я слышу посторонние звуки на другом конце провода; брат собирается в школу и попутно с разговором делает обычные утренние дела, вроде одевания, складывания рюкзака или завтрака.
— Значит, нет никакой научной выставки? — спрашивает он осторожно.
Я чувствую, как огромный груз падает с моих плеч. Качаю головой, забывая, что Даня меня не видит. Произношу вслух:
— Нет.
— Тогда где ты?
— Я скоро буду дома, обещаю, и всё тебе объясню. Даже доказательства принесу. Только маме не говори.
— Тогда зачем ты позвонила?
Теперь моя очередь замолчать. И правда, неужели лишь потому, что не смогла дозвониться до Лии и запаниковала?
— Потому что я соскучилась.
Я знаю, что такой ответ Даню устроит всецело, и поэтому ничуть не удивляюсь, когда он говорит:
— Ладно. И хотя я всё ещё не уверен, что верю тебе, пожалуйста, будь осторожна.
— Постараюсь.
— Я тоже тебя люблю, — произносит он, прежде чем я сбрасываю звонок.
Разговор проигрывается у меня в голове ещё некоторое время, пока я иду на первый этаж, там — на улицу, во внутренний дворик. Не думаю, что уже прошло пятнадцать минут, поэтому просто меряю периметр шагами, грея лицо под тёплыми лучами солнца. Бабье лето в самом разгаре, и мне совсем не холодно в одной только рубашке.
Огибаю склад с одеждой и вижу оранжерею. Она состоит из четырёх отдельных полукруглых длинных секторов, соединённых короткими стеклянными проходами. Дверь тоже стеклянная, поэтому я заглядываю внутрь, когда подхожу ближе. Как человек, который никогда не был силён в ботанике, я едва ли различаю хоть одно знакомое растение.
Возможно, конечно, и не во мне дело. Есть вариант, что все эти растения просто не из нашего мира.
Обхожу оранжерею вокруг, но другой двери не нахожу. Только деревянный умывальник и пару махровых полотенец между третьей и четвёртой секцией.
Приходится вернуться обратно. Там я вижу приближающуюся Полину.
— Это не я опоздала, это ты пришла рано, — сразу декларирует она.
Дверь открывает, приложив ладонь к похожей панели, как та, что позволяет управлять замками на этаже преступников.
Всё в этом месте работает так, чтобы не дать никому постороннему и шанса сунуть свой нос не в своё дело.
Полина пропускает меня вперёд. Я делаю шаг, спотыкаюсь о деревянный порог и целый метр безуспешно пытаюсь вернуть себе равновесие, размахивая руками.
— Только не трогай колючку! — кричит Полина.
Понятия не имею, о чём она говорит, но, чтобы перестраховаться, ни за что руками не цепляюсь. Только когда мне удаётся плотно ощутить почву под ногами, Полина подходит ближе, старательно скрывая смех за кулаком, прижатым к губам.
— Колючка? — уточняю я, касаясь пальцами лба.
Моё лицо горит.
Полина кивает на высокое растение в отдельном горшке, стоящее в двух шагах от меня. Оно кремового цвета, исключение составляют только маленькие зелёные бугорки, которыми растение покрыто полностью.
— Оно очень ядовитое, — говорит Полина. Отходит к дальней стене, где стоит деревянный шкаф, снимает один из фартуков с крючка под полкой с инструментами и повязывает его на талии. — Если хотя бы капля попадёт внутрь — не успеешь даже завещание написать.
Полина достаёт из кармана фартука плотные хлопковые перчатки.
— Смотри.
Она подходит к колючке и медленно подносит к ней ладонь. Когда между ней и растением остаётся не больше пары сантиметров, Полина вдруг резко отдёргивает её обратно.
И я понимаю, почему. Растение выпустило длинные, толщиной с мизинец, колючки.
— Зачем вы его держите, если оно так ядовито?
— Сок, который находится в стебле, можно использовать как обезболивающее наружного действия. Подай-ка мне плоскогубцы.
Я беру инструмент с полки и отдаю его Полине. Она ловко вытаскивает с помощью него одну колючку. Из образовавшегося отверстия сочится прозрачная жидкость.
— Твоя рука ещё болит? Не хочешь попробовать?
— Рука в порядке, спасибо, — я демонстрирую Полине отсутствие бинтов и способность сжимать пальцы в кулак без болевых ощущений. — Мне уже помогли.
Когда Лия явилась в штаб вчера вечером, чтобы забрать Лису, первое, что она сделала — это отчитала меня как маленькую девочку. Второе — вылечила руку, показав, как работает её магия. Оказывается, тот самый "дневник", который Лия всё время таскает с собой — это тетрадь с особым пергаментом. Лия что-то быстро чиркнула на одной из страниц, оторвала исписанный кусочек, вложила мне в руку, подожгла его с помощью зажигалки и, пробормотав что-то себе под нос, согнула мои пальцы. Я даже не успела вскрикнуть, когда почувствовала боль — последний отголосок ушиба. После, раскрыв ладонь, вместо пергамента увидела лишь пепел. А стряхнув его на пол, обнаружила, что рука в порядке — даже ссадины исчезли.
Полина просит меня достать из шкафа пластиковый пакет для утилизации биологических отходов и прячет в него колючку. Пакет сворачивает в рулон и отдаёт мне в руки, чтобы я кинула его в плетёную корзину.
Пока Полина заканчивает с колючкой, я оглядываюсь и нахожу интересный экземпляр: одинокий и высокий цветок с пушистым ярко-синим бутоном и здоровыми, как у лопуха, листьями.
— А это что? — спрашиваю я.
Полина следит за моей рукой.
— Песочник. Не ядовитое, но редкое. Кстати, презентовано Доуриной Дмитрию на день рождения.
— Кстати?
— Ну, Нина рассказала мне, что ты вчера устроила с её дочерью, — Полина добро улыбается и трясёт меня за плечо. — Молодец, что действовала по справедливости.
— Спасибо.
Мне правда этого не хватало — чтобы кто-то понял мои мотивы. Ведь наверняка и со стороны Вани, и со стороны Дмитрия помощь мне была вынужденной: одного я фактически прижала к стенке, а второму, откажись он, закатила бы истерику.
Никто из них не поинтересовался, зачем я это делаю.
— Значит, ты устроила Лису у подруги? — продолжает Полина.
Интересно, хоть что-нибудь из того, что я Нине и Бену вчера рассказала, осталось в тайне?
— Да, — отвечаю я. — Лия сказала, что сможет потом отправить её домой, если Лисе тут не понравится.
Полина понимающе качает головой. Мы проходим между посаженными в два параллельных ряда растениями, напоминающими мне лаванду.
— Что за цветок?
— Лаванда, — Полина оборачивается на меня через плечо. — Думала, ты догадаешься.
— Я и догадалась, просто это было бы слишком очевидно на фоне всего... остального. И зачем вам столько лаванды?
— Это ты у хранителей спроси.
Во втором секторе в основном плодовые растения, и здесь мы не задерживаемся. Полина сразу ведёт меня в третий сектор.
— Задача миротворцев, помимо всего прочего, состоит в том, чтобы внимательно следить за состоянием каждого растения, — говорит Полина, наклоняясь и проводя ладонью по бело-зелёным листьям куста, который достаёт ей до колена. — Большинство из них используются в качестве ингредиентов для различных магических смесей, но есть и те, которые полезны в медицине. Или даже такие, которые можно использовать в еду. Главное — ничего не перепутать. А то был у нас один случай…
Полина морщит лоб.
— Кто-то умер? — спрашиваю я.
— Боже, нет! — восклицает Полина. Она хватает меня за кисть и тянет куда-то вперёд. — Где-то полгода назад у нас была миротворческая экспедиция в Проклятые земли, в результате которой одна нереида… — (каким-то чудом я вспоминаю, что это разновидность водных нимф), — …. презентовала нам концентрированный сок морских ягод. Его можно использовать для дезинфекции. Внешне этот сок очень напоминает напиток из черноплодной рябины, который делает Феликс. — Полина запинается на полуслове и трясёт головой. — То есть, делал… В общем, мы разбирали вещи в общей гостиной, когда пришла Нина…
Я уже представляю, чем всё кончилось. Чувствительный пищевод, значит.
— Она отравилась?
— Можно и так сказать.
Мы останавливаемся, когда обходим последний куст с фиолетово-жёлтыми листьями. Передо мной ровным строем вдоль стены растут цветы. Если бы я не видела их своими глазами, подумала бы, что это какой-то бред сумасшедшего. В их бутонах собраны все существующие оттенки синего: начиная от какого-нибудь пафосно названного аквамарина до глубокого чернильного цвета. Бутоны широкие и напоминают увеличенные вдвое кувшинки, только в середине не жёлтые лепестки, а белые.
— Синичка, — говорит Полина.
— И в чём его польза?
— Он просто красивый.
Я подхожу ближе и приседаю на корточки. Уже так, не принюхиваясь, слышу лёгкий весенний аромат, вмиг переносящий куда-то далеко, в горы, где дует прохладный ветер, от которого кожа рук покрывается мурашками, и внезапно сильнее обычного хочется жить.
— Действительно красивый, — говорю я.
Полина приседает рядом. Теперь вместе с ароматом цветка я слышу и запах арбуза. Наверное, парфюм или гель для душа.
— Мы сегодня целый день будем разглядывать цветы? — спрашиваю я.
— Не только, — отвечает Полина. — Потом пойдём к Марте в медкорпус.
— А путешествие в другой мир мне пока не светит?
— Успеешь ещё.
Полина встаёт и хлопает себя по бокам. Я смотрю на неё снизу вверх, и так она кажется мне ещё выше. Думаю, что они с Лисой если не одного роста, то очень рядом.
— Ну что, готова немного поработать?
Я качаю головой, что можно расценить и как да, и как нет. Это последний день моего вводного курса, и именно он расставит всё по своим местам. Уже завтра утром я должна проснуться с чётким осознанием того, кем собираюсь стать и чем буду заниматься.
Ещё буквально пару недель назад мама пилила меня на тему того, что я до сих пор не определилась с будущей профессией, а сейчас ни её, ни Дани рядом нет, и уже никто не подтолкнёт меня в нужном направлении.
Похоже, взрослеть придётся раньше, чем я планировала.
Я немного боюсь, но не хочу выдавать себя. Поэтому натягиваю улыбку, встаю и коротким кивком демонстрирую Полине свою полную готовность.
***
В оранжерее мы сидим и до, и после обеда, пересаживая, перепалывая, собирая, поливая, удобряя растения. Мне нравится общаться с Полиной, хотя иногда я забываю, что она не может ответить мне сарказмом или иронией, как это делают Бен, Нина или моя Лия, поэтому перегибаю палку. Но Полина реагирует на мои подколки спокойно — просто улыбается и делает вид, что всё в порядке.
Она очень добрая. Не представляю, что такая, как она могла, встречаться с таким, как Бен.
Часов в пять мы, измазанные в земле и немного уставшие (я — уж точно), идём сначала по своим комнатам, чтобы умыться, а потом встречаемся в общей комнате миротворцев. Полина позволяет мне осмотреться, и я прихожу к выводу, что эта общая комната мне нравится больше всего. Тут не пахнет химикатами, как в лаборатории хранителей, или потом, как в зале защитников. Тут уютно, светло и свежо, на креслах постелены клетчатые пледы, а в углу стоит кофеварка и корзинка со свежей выпечкой.
Сегодня брюнет, которого я видела в прошлый раз, играет в шахматы не один — компанию ему составляет Даша.
— Ребята, — Полина хлопает в ладоши. Немногочисленная публика отрывает взгляды от своих занятий. Я киваю Даше. Она улыбается. — Эту красотку зовут Слава.
Полина приобнимает меня за плечи и встряхивает, побуждая сказать что-то приветственное.
— Ты же та девчонка с больной рукой, — меня опережает блондин.
Я вспоминаю — парень в жёлтых штанах на подтяжках. Сегодня он в красном комбинезоне.
— Уже в порядке, — отвечаю я.
— Это Тёма, — представляет его Полина.
Тёме навскидку не больше семнадцати. Я не помню, чтобы видела его в своей школе. Наверное, он из другой, той, что находится в центре.
— За шахматами Антон и Даша.
— А мы уже знакомы, — Даша встаёт.
— Она помогла мне выбрать одежду, — подтверждаю я.
— Вы к Марте? — спрашивает Даша.
Полина кивает.
— Расскажем Славе, как мы спасаем конечности своих друзей.
— Тогда вам повезло. Тут буквально десять минут назад кое-кто в тренировочном зале чуть не перерезал себе горло.
— Чудесно! — с излишним энтузиазмом в голосе говорит Полина. — В смысле, ужасно, конечно, но ты зато сможешь увидеть всё воочию.
В отличие от Полины, меня подобная перспектива не так сильно радует.
Когда мы заходим в медкорпус, я вижу парня, который всё время носит солнцезащитные очки. Он лежит на койке, скрестив руки на груди. Не могу понять, спит он или нет — стёкла очков не дают заглянуть в глаза.
— Слава! — радостно приветствует меня Марта. — Как твои дела?
— Отлично, — отвечаю я. — Мы с Полиной были в оранжерее, делали кое-какую работу.
— Тебе понравилось?
— Было необычно. Раньше я никогда не занималась садоводством. В принципе, как и оружие в руках не держала. Да и, будем честными, учусь в школе я через силу, так что Ванин, как он сам сказал, ликбез, у меня как по маслу не прошёл. В общем, неделя открытий.
— Сейчас будет ещё одно, — произносит Марта.
Она протягивает мне белый медицинский халат. Такой же надевает Полина. Парень, лежащий на койке, шевелится. Всё-таки, он не спит.
— Ну, Кость, — Марта косится на парня в очках. — Не расскажешь девочкам, что с тобой произошло?
— Порезался, когда брился, — отвечает Костя.
— Вот этим?
Я поворачиваю голову. Полина держит в руках один из кинжалов защитников. На его лезвии виднеются пятна крови.
— Может быть, — Костя пожимает одним плечом.
— Я рану пока не зашивала, жду Ваню, он должен принести мазь.
Подхожу ближе и замечаю у Кости на шее комок ваты, держащийся за счёт двух квадратиков пластыря.
— Можно? — уточняет Марта, прежде чем коснуться Костиной шеи.
Тот коротко кивает.
Под ватой кривой порез, скрепленный какими-то белыми тонкими полосками. Он уже не кровоточит.
— Разве ножи, с которыми вы тренируетесь, могут нанести такие раны? — спрашиваю я.
И уже знаю ответ на свой вопрос: нож, который показала Полина, боевой.
— Можете просто йодом помазать, и я пойду? — раздражённо бурчит Костя.
Он привстаёт, но тут же встречает сопротивление в лице Марты, которая толкает его в плечо, призывая опуститься обратно.
— Кость, ты не мозоль натёр, а ранил себе шею. Чуть сильнее или чуть глубже — сейчас бы мы с тобой уже, возможно, не разговаривали.
На Костю, похоже, её слова не особо действуют. По крайней мере, лицо его никак не меняется; возможно, дело в глазах, но их-то я не вижу.
— Поль, — Марта оборачивается на Полину через плечо. — Сходи, пожалуйста, до Вани, может, всё уже готово.
Я провожаю Полину взглядом, пока она не исчезает за дверью.
— Татьяна тебя, наверное, живьём закопает, — предполагаю я, снова обращая своё внимание на Костю.
Тот едва поворачивает голову в мою сторону.
— Я её не боюсь, — как-то не очень уверенно произносит он.
— Все её боятся. Даже я.
— Я ничего не боюсь.
— А зачем тебе... — начинаю я, но меня обрывают: не словом, а действием.
Костя снимает очки и переносит чёлку на другую сторону. Я вижу шрамы от ожогов на коже лба и на правом глазу, где нет ни ресниц, ни брови. А сам глаз — это всего лишь мутное глазное яблоко.
В голове всплывает история, которую на уроке химии нам преподнесли как «поучительную и напоминающую о том, что всегда нужно быть осторожным с опасными веществами»: мальчик случайно вылил себе на лицо кислоту, когда хотел достать её с верхней полки. Что за мальчик, кто разрешил ему брать такой химикат и зачем он мог ему понадобиться, никто, конечно, не уточнил, что делало историю больше похожей на очередную сказку.
— Шесть стежков, думаю, хватит, — говорит Марта, когда Костя отворачивается от неё, чтобы удобней было работать с раной. — Но в следующий раз, Кость, прошу тебя, аккуратнее!
— Обязательно, — бурчит он.
Наши взгляды пересекаются. Тот глаз, что видит, у него тёмно-жёлтый. Я такого интересного цвета никогда не встречала.
— Слава!
Я вздрагиваю. Марта смотрит на меня, приподняв брови.
— А?
— Говорю, подай, пожалуйста, синюю коробку в правом нижнем ящике.
Я выполняю просьбу. В коробке оказываются медицинские инструменты в индивидуальных упаковках каждый.
Марта зашивает рану на шее у Кости, вернувшаяся Полина приносит мазь бледно-сиреневого цвета, которой они обрабатывают стежки и края пореза. Я только смотрю. Даже когда Марта предлагает мне хотя бы повязку наклеить, я отказываюсь.
— Я думала, ты не боишься крови, — говорит Полина.
— Не боюсь, — подтверждаю я. — И всё же...
И всё же я лучше пока с этим повременю. Мои руки, недавно впервые в жизни державшие оружие, не готовы к новому стрессу в виде чужих открытых ран.
Костя уходит, как только Марта последний раз касается его шеи, плотнее прижимая повязку. Он не произносит ни слова, когда проходит мимо меня, лишь бросает быстрый косой взгляд. Я успеваю последний раз глянуть на его шрамы, прежде чем он надевает очки и встряхивает чёлку, возвращая её на привычное место.
— В школе нам рассказывали о Косте и о том, что с ним случилось, — произношу я, когда дверь захлопывается. — Но ведь это была не кислота, да?
Когда оборачиваюсь, вижу, что Марта поправляет одеяло на койке, где лежал Костя.
— Да, — подтверждает она. — Он потерял глаз, но спас одну жизнь. Это ведь того стоит.
Я киваю, но задумываюсь.
Стоит ли?
***
За ужином не сразу понимаю, что именно изменилось. Ребята сидят за столом на тех же местах, так же переговариваются между собой, так же смеются. Еда такая же вкусная.
Но что-то не то.
У меня уходит целая котлета и половина стакана томатного сока, прежде чем я понимаю.
— Эй? — зову я, отклоняясь назад.
Бен не проронил ни слова с тех пор, как мы встретились. Он даже ничего не сказал о том, что в моих волосах случайно оказалась трава с землёй, которую я вытащила только тогда, когда одна из них упала мне в тарелку.
Бен на мой зов не поворачивается. Лишь вижу, как он сжимает челюсть.
— А где Марк с Сашей? — слышу высокий голос Виолы, наполненный беспокойными нотками.
Они до сих пор не вернулись?
— Вы звонили им? — спрашиваю я. — Пытались связаться?
Бен роняет вилку на стол. Он совсем не притронулся к еде. Я выравниваюсь и смотрю на Ваню, сидящего напротив. Как я раньше не заметила, что он весь серый и насупившийся?
— Не отвечают, — отвечает Ваня сипло.
Прикусываю губу. Некоторое время за нашим столом больше никто не произносит ни слова. Я успеваю прокрутить в голове десяток ситуаций, которые заканчиваются невесело, и ещё пару, которые заканчиваются совсем уж печально.
Первой паузу нарушает Лиза:
— Кто-то из старших знает?
— Это неважно, — Рэм качает головой. — Утром Марк звонил Ване и сказал, что они чуть задержатся и вернутся уже после обеда.
— Значит, не прошло ещё двенадцати часов после последнего выхода на связь, — поясняет Виола слова брата.
— Что, если с ними что-то случилось? — Нина крутит пустой стакан в руке. — Будем сидеть и ждать, пока не дойдёт до того, что домой они вернутся как Тори, Паша и Феликс, в трёх небольших коробках?
Следует два удара: глухой и звонкий. Первый нанесён кулаком Бена по столу, второй — тарелкой, разбившейся об пол. Опять же, с лёгкой Беновой подачи.
— Успокойся, — Нина хватает его за кисть, останавливая на пути к третьему удару.
Я не вижу её повёрнутого к Бену лица, но голос её холоден.
— Мы расскажем Ольге, она что-нибудь придумает, — продолжает Нина.
— А как только истекут положенные двенадцать часов, отправимся в путь, — подтверждает Полина.
— Все мы, — кивает Лиза.
Я качаю головой. Теперь и мне кусок в горло не лезет. Кладу вилку на тарелку, отодвигаю тарелку прочь. Затем лезу себе под рубашку и достаю телефон из лифчика, где сегодня таскала его ввиду отсутствия карманов на юбке. Набираю Лию.
— Я видела, что ты мне звонила! — вместо приветствия раздаётся мне в ухо после третьего гудка. — Клянусь, уже собиралась перезванивать!
Встаю из-за стола и отхожу к входу в столовую, чтобы меня не было слышно.
— Не важно, — бормочу я. — Как ты? Как Лиса?
— Знаешь, на удивление, очень даже спокойно. Я проводила её домой ещё ранним утром, заодно навестила своих родителей.
— А где они сейчас?
— Далековато отсюда, — неоднозначно отвечает Лия. — Но ведь ты звонишь не за тем, чтобы убедиться, что мы с твоей новой подружкой не поубивали друг друга, — произносит она чуть погодя. — Тут что-то другое.
— Она не моя подружка.
— Тем не менее, я слышу по голосу, что тебя что-то беспокоит. Выкладывай.
На мгновение я отстраняю телефон от лица и смотрю на красную кнопку сброса вызова, сомневаясь, правильно ли вообще поступаю, когда снова хочу просить помощи у Лии. Затем перевожу взгляд на фотографию, которая у меня стоит на её контакте. Мы сделали её этим летом, когда кормили голубей в сквере. Банальное селфи на фоне деревьев переросло в комедию, когда один из голубей сел Лие на голову.
Фотография хоть и смазана, но это не мешает разглядеть расширившиеся от ужаса глаза подруги и моё перекосившееся от дикого смеха лицо.
— … я знала, что так всё и кончится, — слышу я, когда возвращаю телефон к уху. — Сейчас ты боишься меня, потом, когда ты принесёшь клятву, я начну бояться тебя…
— Опять ты начинаешь, — обрываю я. — У меня просто к тебе просьба… Очередная.
— Я скоро начну брать за них деньги, — предупреждает Лия.
— Кажется, двое хороших ребят пропали, — говорю я, игнорируя шутку Лии. — Помнишь, я рассказывала тебе вчера о вылазке?
— Рассказывала? — Лия усмехается. — У нас было десять минут на весь разговор, ты не рассказывала, ты тараторила как в последний раз.
— Новый портал, — напоминаю я. — Ведущий в Огненные земли.
— Да помню я, помню. Ну?
— Марк и Саша до сих пор не вернулись. Сначала они обещали сделать это утром, потом — после обеда. Сейчас уже семь вечера.
— И чего волноваться? Вдруг, у них какие-то дела…
— В последний раз, когда стражи так пропали, их нашли мёртвыми.
Я слышу эхо своего голоса в трубке. Никогда бы не подумала, что могу звучать так испуганно.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — уточняет Лия.
— Не знаю. Что угодно. Кроме тебя у меня больше нет знакомых с такими… интересными способностями. Может, выйдешь на связь с Лисой?
— Знаешь, что мои родители сказали сегодня? — вдруг спрашивает Лия.
Полагаю, ничего хорошего.
— Они сказали, что им будет очень жаль, если со мной что-нибудь случится по вине стражей. — Лия делает паузу, чтобы вздохнуть. — Жаль, представляешь? Так неприятно звучит.
Я ничего не знаю о родителях Лии. Совсем. Ну, разве что кроме того, что дочь свою они, похоже, любят чуть меньше, чем свои принципы.
— Ладно, я всё сделаю, — говорит она чуть позже. — Одной глупостью больше, одной меньше. За эти двадцать четыре часа я уже столько всего сотворила, что очередное приключение ситуацию точно не ухудшит.
Не знаю, что именно она имеет в виду под «всё сделаю», но пока я доверяю Лие, как себе, уточнять мне нет необходимости.
Попрощавшись, собираюсь уже было вернуться, когда вижу, как из-за стола встаёт Бен и пулей летит к выходу. Едва успеваю прижаться к стене, чтобы он не снёс меня с ног. Оборачиваюсь на ребят, те в растерянности. Звук шагов Бена, тем временем, теряется где-то на главной лестнице.
У меня есть два варианта: вернуться и расспросить у ребят, или пойти за Беном. И собственное решение ставит под вопрос мою адекватность.
Я на ходу сую телефон обратно в лифчик, пока спускаюсь по ступенькам вниз. Есть только одно место, куда бы пошёл защитник, которому нужно выплеснуть эмоции — тренировочный зал. Именно там я и нахожу Бена, с остервенением молотящего грушу.
— Если я скажу, что представляю твою голову на месте этой груши, ты отвалишь? — рявкает он, едва я подхожу ближе.
— Нет.
— Я так и думал.
Он бегло оборачивается на меня через плечо, затем снова возвращается к своему занятию. Через пару минут снимает кофту, оставаясь в одной майке. Я молчу. Мне и сказать-то толком нечего, вообще не знаю, зачем последовала за ним.
— Ты ведь не представляешь мою голову на месте груши? — всё-таки я решаю, что лучше в этом убедиться.
— Отвали.
Приму это за «нет».
— С Марком всё будет в порядке…
— Послушай, — Бен обрывает меня на полуслове. — Мне твоя жалость не нужна.
— Я попросила свою подругу помочь, — говорю я. — Она — ведьма.
— Ты, я погляжу, не очень хорошо разбираешься в людях.
— И почему все считают своим долгом сказать мне об этом?
Бен наносит несколько боковых ударов подряд. Его мышцы очерчиваются плавными изгибами на плечах.
— Если ты пришла поболтать, то лучше не надо, — произносит Бен между ударами.
Я скрещиваю руки на груди, обхожу Бена так, чтобы теперь видеть его лицо, и облокачиваюсь на стену, демонстрируя ему своё решение остаться, хочет он того или нет.
— Тогда говори на какую-нибудь другую тему, — Бен на мгновение останавливается и смотрит на меня. — Что-нибудь нейтральное.
Я прикидываю, о чём таком можно ему рассказать.
— Мазь, которой Марта обрабатывает раны, пахнет мокрой половой тряпкой, — зачем-то произношу я, вспоминая дневную операцию на Костину шею.
Кулак так и замирает, не столкнувшись с грушей. Бен прищуривается, разглядывая моё лицо секунду, затем говорит:
— Мазь от растяжений пахнет солёными грибами. Но на вкус пробовать не советую.
Я смеюсь. Бен, как мне кажется, немного расслабляется: его плечи опускаются, недобрый блеск в глазах гаснет.
— Поди сюда, — зовёт он, приманивая меня рукой.
Не сводя пристального взгляда с Бена, я в одно движение отлипаю от стены.
— Чего?
— Повторяй за мной.
Бен вращает запястьями, затем локтями, потом плечами.
— Зачем это?
— Хочешь ещё чего-нибудь себе вывихнуть? — скептически спрашивает Бен.
— У меня был ушиб, — напоминаю я. — Из-за тебя, кстати.
— Прекрати быть занозой в одном месте и пользуйся моей добротой, пока я не пожалел об этом.
Делать нечего, я присоединяюсь к разминке. После рук идут вращательные движения ногами и всем корпусом.
Затем Бен заставляет меня прыгать на месте. Первое время я путаюсь в юбке, и тогда он говорит мне подвязать ещё выше, так, чтобы даже колени были открыты.
После мы перемещаемся обратно к груше.
— Держи равновесие, — произносит Бен. — Стой на обеих ногах. Не вешайся на мешок, как на своего парня.
— Очень смешно.
— Не толкай, а бей. Если закрыть глаза, твой удар должен быть звонким шлепком, а не глухим стуком, — продолжает Бен. — И помни, что удары должны быть постоянны. В идеале: перерыв между каждым — не больше двух секунд.
Звучит как что-то достаточно простое. Я киваю и приступаю к пробам. Однако на практике всё оказывается гораздо сложнее. Я начинаю задыхаться, а перерывы между комбинациями у меня выходят катастрофически длинными.
— Попробуй чередовать удары по схеме «один-два-один-два», — говорит Бен.
У него интонация зазнавшегося наставника. Он сосредоточен на моих руках. Кажется, мне удалось окончательно его отвлечь.
— То, что ты сейчас делаешь, называется: «Если я буду так же сражаться на миссии, меня прибьют в первую же минуту», — обречённо вздыхает Бен после моей очередной неудачи. — И, Боже, подними руки выше! Теоретически, тебе уже миллион раз попали по голове.
— Ты худший учитель в мире, — я опускаю руки, за что тут же получаю пятернёй между рёбрами. Приходится поднять их обратно в стойку.
— Не заставляй меня снова ронять тебя на ковёр, — угрожающе произносит Бен.
Я сжимаю челюсть, вспоминая о синяке на рёбрах, который заметила вчера вечером, когда переодевалась ко сну.
— Ты прав, — говорю я. Оборачиваюсь и заглядываю Бену в глаза. Они у него светло-серые. — Даже если я стану защитником, мне понадобятся десятилетия, чтобы добиться хоть чего-нибудь.
— Ой, брось, — Бен качает головой — его явно поражает то, как быстро я сдаюсь. — Всего ты добьёшься. — Он показывает мне предплечье, где символы клятвы едва ли можно сейчас разглядеть. — Эта штука поможет.
— Чем?
— Я до клятвы был таким же неудачником, как ты.
— Врёшь.
— Конечно, вру, я всегда был крутым парнем, и вообще драться научился раньше, чем ходить. Мои предки тоже защитники. Я уже знал, кем буду, когда впервые сюда пришёл.
Везёт же. Кто бы мне помог определиться.
— Ну а ты? — вдруг интересуется Бен. — Уже решила?
Я жму плечами.
— Даю подсказку: синий тебе не очень идёт. О, — Бен тянет руку к моему лицу. Секунду спустя я вижу грязную травинку между его пальцев, — и вот это тоже.
Затянувшуюся и немного неловкую паузу прерывает чей-то крик наверху. Кто-то зовёт меня по имени. Ещё через секунду на лестнице появляется Полина.
— Слав, там к тебе пришла подруга, — произносит она как-то странно.
Будто предупреждает о чём-то. Я бросаю взгляд на Бена, тот пожимает плечами. Это, должно быть, Лия. Может, она уже успела что-то разузнать? Но ведь едва ли прошло больше двадцати минут после нашего разговора!
Она, конечно, ведьма, но не всемогуща же.
Я поднимаюсь наверх за Полиной и сначала вижу Рэма, Лизу и Нину. Они отходят в сторону, я замечаю Лию. Пришла она не одна.
Нет. Только не это.
Пожалуйста, пусть это будет Ваня.
Но тот человек дёргает Лию за рукав и наклоняется, чтобы что-то сказать ей на ухо. Ваня, вчера испугавшийся Лису, не подошёл бы к Лие так близко.
А значит, всё пропало.
— Даня? — зову я.
Брат, как только видит меня, срывается с места. Расстояние мы сокращаем мгновенно, и вот я уже в его объятьях.
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я.
— Последовал твоему совету и позвонил Лие, — отвечает Даня.
Только сейчас понимаю, как сильно по нему соскучилась.
— Тебе нельзя тут быть. И Лие тоже. Особенно Лие.
— Почему?
Я не успеваю ответить, потому что слышу шаги. Кто-то спускается по главной лестнице.
Я не верю в Бога, но сейчас молюсь всем, кто, теоретически, может мне помочь, включая и его, и Вселенную, и судьбу — пусть это будет не Ваня.
Кто угодно. Уж лучше Дмитрий.
Но меня снова никто не слышит.
Я понимаю, когда взгляды Вани и Дани пересекаются, потому что в это же мгновенье руки, обнимающие меня, безвольно опускаются вниз.
Мой мир трещит по швам.
Это должно было произойти тогда, когда мы все будем готовы. Сейчас — худший момент из возможных.
Я задыхаюсь.
Они смотрят друг на друга, я смотрю на них.
Время останавливается.
