***
Мертвая. Мертвая. Мертвая.
Они вошли в город в своём бессильном беспутье. Выход ещё не найден, а запасы уже кончились. Хорошо, что пока принцессе есть что продать. Но это ненадолго, совсем нет, особенно при грубой скупости сборщиков драгоценностей. Старый дом и старый его хозяин. Расстроенный, но больше растерянный мужчина, не привыкший жить у себя, особенно в чужом городе, особенно без извечной своей квартирной хозяйки — тётушки Ганимед. Не привык он и к малости комнаты исследований, а потому, некоторые её части были здесь, в гостиной. И одна — может, самая важная, — сидела на окне красивым и пышным цветком.Мертвая. Мертвая. Мертвая.
Однако Альбина первыми заметила часы. Огромные, громкие, с «живыми» фигурками. Пока чета бродячих артистов обустраивалась, принцесса долго смотрела на эти часы. Механическая жизнь завораживала и до странного сильно манила. — Всюду, всюду неспокойно, — доктор Гаспар опустил на стол поднос с кружками. — Все бегут… — А нам бежать нужно обратно. — Зачем же уходили? — Искать новые силы и новые способы. Альбина не слушала. Вернее, не слышала. Конечно, рассказ о гибели голубой розы займёт время. И лучшую ли там роль играла она сама? Впрочем теперь время обратных и уверенных действий! И бессилие от этого хуже давит… — Да, — доктор снова покачал головой, — то-то и оно, свергнуть легко — поставить другого, чтобы без беды — пойди попробуй. Но уж вам второй революции не надо. Если уж с королевой им лучше, не надо все снова переворачивать. — Но принцы в плену! — А в плену ли они? Нет, сейчас это так, но ведь одного ей точно придётся выпустить, ещё второго месяца не пройдёт. — А Патрик? Ведь он законный правитель. Да и жить в плену — никому не пожелаешь. — Его и спасайте. Едва ли королеве он сам интересен, если ему самому не интересен трон. — Если Патрик чего хочет, он скорее расшибет лоб, чем сдастся, — выдала вдруг принцесса, слишком резко. Она не была уверена, правда, что ему так уж нужна власть над королевством; но совсем немного боялась, что после освобождения он станет снова добиваться её любви. И если раньше такое её забавляло, теперь лишь заставляло вздрагивать от ужаса. — Убедите его хоть выждать. Из плена все выходят безоружными. — Это мудрый совет… Если бы только его ещё вывести оттуда. — В крайнем случае, я вернусь, — в полное бессердечие матери Альбина не смогла бы поверить, как бы ни были сложны их отношения. — Нет, больше нам не нужно жертв. Победы не будет без свободы каждого. — Знаете вы историю о Троянском коне? — вдруг переменил тему доктор. Все удивленно замолчали, не зная, как реагировать на такой вопрос в такой ситуации. — Вот одна из его разновидностей, механическая кукла, — между тем продолжал Гаспар, указывая на окно. — Сейчас она мертва и заставить её жить не могут и лучшие механики. Её создатель же мёртв в самом деле, и нам не узнать, какой она была. Но жизнь её была интересной точно. — Что же она делала? — Альбина подошла к ней. Кукла сидела с закрытыми глазами и опущенной головой, но из-за улыбки на губах казалась просто коварной шутницей.Мертвая. Мертвая. Мертвая.
— Сама она — ничего. Но волей людей заменяла наследнику сестру. Волей людей же, она и спасла его сестре жизнь. — Какая странная жизнь, — принцесса прикоснулась к ладони Куклы. Фарфор. Твёрдый, прохладный, приятный. — Но она очень красива. У нас во дворце не было мастеров, чтобы сделать настолько красивую куклу даже и меньших размеров. А живую — тем более. — Ну, мы не знаем, насколько она была живой, — вздохнул доктор Гаспар. — Наследник утверждал, что совершенно живой, а гвардейцы, примкнувшие к народу, уверяли, что совершенно мёртвой, обычной куклой. — Я не думаю, что она могла быть мертвее других дворцовых, — уверенно проговорила Альбина. Потом добавила: — Но к чему Вы это? — Троянские кони то, что обманывает королей тем проще, чем больше они любят подарки. Коробка с живой игрушкой — впечатляет их больше всего другого. — Нас королева знает хорошо, а где взять надежного человека, который сможет освободить принцев и сбежать… Да и коробки у нас нет. — Коробку я вам могу и подарить, — легко улыбнулся доктор, — а добрых и смелых людей удивительно много в такие времена. Нужно лишь поискать. — А не можете ли Вы, — вдруг Альбина осеклась, но все же заставила себя закончить, — подарить коробку с её хозяйкой вместе? — она не сомневалась, что только Кукла и могла занимать достаточно большую коробку. К тому же, никак не могла оторвать от игрушки наследника взгляд. — Подарить Куклу… — учёный тяжело вздохнул, — она напоминает мне о милой девочке, о Суок, которую больше я никогда не увижу. Но все же, я отдам Вам её. Если только Вы сможете её оживить. Принцесса вздрогнула. Ей очень хотелось забрать Куклу с собой. Но как оживить, если ни один механик?.. Ни один механик, а Альбина ни разу даже не держала в руках простейшего винтика. — Я не умею ничего делать с механизмами. — Уверен, её разбудить нельзя технически. Технически она и так идеальна. Попробуйте, возьмите её за обе руки, проведите за стол. Девушка потянула Куклу на себя. Та и правда легко покинула окно. Встала. Твёрдо, не шатаясь. Тогда Альбина сделала несколько шагов назад. Кукла шла следом за ней. Шла совершенно как живой человек. Только глаза её оставались закрытыми, а лицо неподвижным. Ещё несколько шагов — оказались уже у стола. Принцесса усадила Куклу на длинную лавку. Кукла сидела ровно, даже держа осанку, но с опущенной головой. — Чудеса… — восторженно прошептала Марта. Принцессе снова казалось, что это все шутка. Но добрые глаза доктора, но фарфоровая кожа, но все вокруг говорило об обратном. — Ничто не может заставить её поднять голову и открыть глаза, — с сожалением проговорил Гаспар. — Вы пока расскажите подробнее, — из крошечной сумочки легко был вытащен небольшой гребешок. Кудри им расчесывать не так просто, но сейчас Альбине казалось, что иначе нельзя. Слишком уж жуткий бардак царил в прическе королевской игрушки. — Что ж, расскажу… Речь доктора, однако, была плавная и сонная. Он будто все проживал снова и описывал так красочно, что было ясно — не в первый раз он говорит все это. Его слушатели молчали, но улыбались. Волосы же Куклы становились скорее пушистее, чем аккуратнее, но Альбина продолжала. Ей даже начинало нравиться с какой податливостью вдруг стали кружиться кудри под гребнем. Часто они касались её ладоней. Мягкие, совсем как у людей. — Они были бродячими артистами, но недолго, как ни жаль. Несколько лет. А недавно… — доктор замолчал. — Оставшиеся поборники королевской власти догнали их. Получили поддержку от других запуганных и разозленных монархов. Напали… Воцарилась тишина, однако, все ещё не прерывались плавные движения гребня по волосам Куклы. — И никого не осталось? — наконец спросила принцесса. — Я не уверен. Кажется, они не догнали наследника. Но тогда почему он не пришёл ко мне? Здесь всего день пути от того места. Боюсь, бегство не спасло бедного мальчика. — Мы никого не встречали, — ей вдруг показалось, что Кукла дрогнула. Но может, это лишь из-за неосторожности? — Здесь довольно дорожек, чтобы не встретить никого. Довольно, чтобы и заблудиться. — Так мы отправимся его искать! — решительно выдал Жак. — О, что Вы?.. — Мы не можем не помочь Вам в ответ, — улыбнулась Марта. Снова Альбине показалось движение. — Но ведь мы его не узнаем, — рассудительно заметила она, верно, чтобы отвлечься. И тогда… Кукла вздрогнула снова, совершенно явно. Подняла голову. Глаза её все ещё были плотно закрыты, но она, очевидно, силилась это исправить. Её губы шевелились, хоть и не производя ни звука.Живая.
— Но она сможет, — вдруг тихо произнёс учёный. — И сможет его спасти, — и наконец Кукла ожила.***
Долго гадать не пришлось! Как же, конечно, за нами гнались люди в военной форме! И я узнавал её, о, узнавал! Та же самая, что была на моём сожителе! Не удивлюсь, если и его замечу среди гонящимися за нами! Мы бежали по лесу, не особенно выбирая пути. Окружить нас ничего не стоило. Не стоило бы, если бы только не мой голос. Стоило кому-то подбежать или подкрасться слишком быстро, как он получал свой заряд ужасного крика, с каждым разом становившегося все более и более отвратным! Но мало, я понимал, что с таким-то количеством преследователей этого мало! Спутник мой явно не был готов к таким пробежкам. И мы остановились. Остановились, с тем, чтобы уже попытаться отогнать врагов иначе. Я набрал в грудь воздуха, чтобы запеть со всей возможной силой. Он так и не понял, почему прошу его закрыть уши и на объяснения времени я не видел. С силой и злостью, так, как давно уже этого не делал! — Ведьмы, чудовища, страхи лесные! — и лес задрожал, загудел и запел следом, оглушительно и жутко! Жутко настолько, что и мне потребовалось все мужество, чтобы продолжать: — Следуя голосу, в воздух взметнитесь! — я уже ничего не слышал, лишь чувствовал ладонь, сжимающую мою. — Каждого кто хоть на шаг к нам приблизится!.. И вдруг дергает, и вдруг зажимает рот. Все ещё он, все ещё мой спутник, с ужасом на лице! — Бежим, — одними губами… — Бежим, деревья!.. Ничего ещё не поняв, я бежал уже теперь за ним следом. Он тянул изо всех сил, а лес скрипел. Скрипел и падал! Конечно, конечно, как можно было не подумать!.. Но на пути нам никто не встречался. Видно, «заклинанье» сработало в полной мере!.. Но лес продолжал содрогаться, и я уже сам был не уверен, что правильно поступил. Мы бежали, деревья будто пытались нас поймать, а песня эхом летела следом! Бесконечная зелень, бесконечный скрип, бесконечное желание скрыться! Линия. Линия между лесом и чистым пространством. Но даже за ней пришлось бежать ещё несколько минут, чтобы ни одному дереву было не достать при падении. Я не хотел оборачиваться, мой спутник хотел дышать. Уничтоженный лес никогда больше не впустит нас…***
Так же неожиданно, как стал светлым, Патрик теперь сделался мрачным снова. Его вынужденное молчание теперь снова было настоящим. Пенапью, не успевший ещё полностью прийти в себя благодаря передышке, с трудом скрывал горечь. Снова, снова поэт будет злиться… «Оно ушло». И это все объяснение. Вдохновение ли его покинуло, или нечто, что надвигалось на них, передумало — принц не знал. Но ему было одинаково грустно от обоих вариантов. — Патрик, — с трудом решившись, Пенапью подошёл, опустил ладонь поэту на плечо. — Если и так, мы выберемся. Обязательно, — не могут быть пленными эти стихи! И их автор… — Можно тебя спросить? Кивок. Даже совсем спокойный. — Кому они посвящены? Ей? Поэт покачал головой и вдруг улыбнулся. — Но тогда?.. «Не скажу,» — и теперь ещё хитрый блеск зажегся в его взгляде.***
Что ж, вышли мы с той же стороны леса, с которой я в него входил. Возвращаться в город ни за что не хотелось, но без хотя бы пары крошек чего-то съедобного дальше идти было нельзя. Добрались до небольшой таверны и заказали, скажем прямо, довольно скудный обед. Теперь я знал как зовут моего спутника. Тутти. Для меня оно звучало несколько непривычно, особенно потому, что соответствовало одному из музыкальных терминов… Тем удивительнее была подходящесть к нему имени! Ведь и правда, одному ему никак нельзя… Его, впрочем, моё имя тоже удивило. Точнее, его длина. А после и сокращение. — Разве Жасмин вообще можно применять к мальчикам? — Не понимаю, почему нет. По крайней мере, раз так удобно. — Значит, не обидишься? — Это ведь я тебе сказал, — напомнил я, стараясь говорить как можно тише. Но выходило плохо и хозяйка косилась на нас не очень довольно. — Наверное, ты привыкнешь. В разных странах разные представления. Мы должны попробовать добраться до следующей. — Значит, вокруг леса придётся? — Придётся… — я не хотел говорить с ним здесь о чем-то более важном. Поэтому дальше мы ели молча. Оказавшись за городом, я снова вздохнул свободно. Пожалуй, после тёплой еды горлу стало немного легче… — Так почему за тобой гнались? — если они гнались за ним, а не за мной, как предсказывал все тот же лекарь. — Наверное, из-за прошлого. Моя сестра помогла своему цирковому наставнику… И его друзьям, свергнуть власть в нашей стране, — так запросто, будто совершенно что-то обыденное сказал. Но последнее время, может, подобное и правда становится привычным? — А я, тем более, должен был стать продолжением «законной власти». — Ты наследник? — что-то плохое я чувствовал во всей его истории. И вовсе не саму последнюю новость, а лишь что-то к ней близкое. — Не совсем. Но воспитывали меня так. — И восстание возглавлял гимнаст? — все большее волнение наполняло меня. — Вместе с оружейником Просперо. Оружейником. И вот он — последний гвоздь в крышку… Да, я прекрасно все понял. И тяжело опустил голову. Вот в чем она — особенность того, кто вынужден нести с собой правду: он не имеет права ее скрывать. Ни от кого. Ни за что. — У вас есть еще родные? — Никого, — Тутти, похоже, не заметил или не захотел заметить перемену во мне. — А почему ты спрашиваешь? — А близкие друзья? — нельзя оттягивать больше, но нужно хотя бы выяснить, где смогут его принять. — Разве что, доктор Гаспар. — Давай я отведу тебя к нему, — пускай мне неизвестно кто он и где живет, я уверен, Тутти — часть того, о чем говорила Судьба! — Почему? Я тебе так мешаю? — Дело не в этом, — я взял его за руку. Нет, мне вовсе не хотелось отпускать от себя того, кому даже мои крики кажутся совершенно обычной вещью и не причиняют вреда! Но не имею права его удерживать. — Просто мы не сможем найти твою сестру. Никогда. Он совершенно по-детски удивленно моргнул и устремил взгляд на меня. Он не понял. Он не понял, потому что у него уже был шанс, который и привел его туда, на бревно! — Ты знаешь, где она и туда не дойти? — Да. Потому что она мертва. — Мертва? — но ужас в его глазах сменился вдруг чем-то другим. Тутти снова не верил! — Нет, она не могла умереть, ты просто обманщик. — Все когда-то умирают, — и я должен объяснить ему и доказать! Докричаться, в конце концов! Просто потому что иначе не получится жить. — Особенно в такие времена, когда за одними бежит революция, а за другими монархический ужас. — Она не могла бросить меня! — он вдруг совсем разозлился, вырвал руку, крепко сжал кулаки. — Не могла никак! — И она не хотела, — все, что я помню из объяснений из детства. Они не хотели бросить. Просто не смогли победить. — Ты ее не знаешь, не знаешь!.. — ослабленность. Всего лишь ослабленность, а значит и готовность начать спор сколько угодно раз снова. Все равно. Теперь или когда угодно потом, я смогу объяснить до конца.