6.
Волны лизали её обнажённые ступни и мерно вздыхали; их неразборчивый шёпот сулил то ли гибель, то ли спасение. Она приоткрыла глаза. Сверху за Вирией смотрело пятно — очень знакомое, похожее на одноухого кролика. Чужие пальцы запутались у неё в волосах. – Можешь сказать Косадесу всё, что захочешь, – произносит она, едва шевеля губами. – Наверное, я перед ним отчитаюсь… когда-нибудь завтра. – Как будто мне нужно твое разрешение, – фыркнули ей в ответ. – Отдыхай. Вирия вздохнула, послушно прикрыла глаза. Волны сомкнулись над её головой.3.
Костяшками пальцев она отстучала привычную дробь — предупреждение, а не запрос — и вошла, не став дожидаться ответа. Скрипнула дверь. Переступив порог, Вирия задвинула за собой засов и немного повозилась с замком. Тьермэйллин редко утруждал себя тем, чтобы запираться: воровать у своих целителей в Рабочем Квартале считали почти богохульством, а взломщики, что могли бы взломать замки на его служебных сундуках, в этом районе не промышляли. Чтобы рассчитывать на определённую степень уединения, стараться надо было самой. Тьермэйллин наконец оторвался от чтения, смерил её изучающим взглядом и протянул, смакуя каждое слово: – Да ты отвратительно выглядишь, Вирия. Может, лучше пойдёшь проспишься? – Зато ты, как и всегда, — сплошное очарование, – фыркнула она, откинув в сторону плащ. – Хватит с лихвою на нас обоих. Альтмер с шумом захлопнул книгу, поднялся на ноги. Выдерживая драматичную паузу, он явно готовил новую колкость — но когда на пол, вслед за плащом, Вирия сбросила и рубашку, Тьермэйллин произнёс лишь: – О, боги... Что с тобой случилось?2.
Навалившись спиной на один из многочисленных алтарей, Вирия хрипло выдохнула. Не держали ноги — она сползла вниз, на каменный пол. В глазах всё плыло. Она счищала с себя доспехи неспешно, почти неосознанно, не отдавая отчёта в том, как двигалась левая рука… запах горелого мяса. Правая, безжизненно-бесполезная, походила на достоинство престарелого сластолюбца — от бывалой удали остались только воспоминания. «Бдзонн!» – ударился об пол наплечник. Вирия спешно распахнула глаза. Тряхнув головой, прогоняя липкое забытьё, она продолжала работать. С каждым вздохом действие зелий слабело. Нужно было спешить. Чувствительность возвращалась к Вирии постепенно, и воссоединение это было не из приятных. Тягучую дурноту вымывало эхо прошедшего боя: пробитое лёгкое, выбитое плечо, перебитый humerus*... Волна нарастала, шумело в ушах — и отдельные ощущения захлестнуло нерасчленимой болью. Запах горелого мяса забил ей горло. Вирия коротко вздохнула — в грудь как будто вонзили парочку раскалённых гвоздей — и прикрыла глаза. Магия заключает её в тугую спираль, разделяя разум и тело, и мысленный взор вбирает всё целиком: кожу и кости, сосуды и нервы, мышцы и сухожилия, внутренности и… Первым делом Вирия закрепляет обломки ребёр, наращивает и соединяет costae*. Заживляет легкое, затягивает рану, чистит — от жидкости, воздуха, крови. Медленно расправляет pulmonis*, делает первый глубокий вдох. Хмарь в голове понемногу рассеивается. Магия — иссякает. Вирия открывает глаза. Время текло стремительно и неумолимо. Жаждало исцеления тело. Трупы и тайники, ценности осквернённой гробницы — требовали внимания. Жадные до добычи соратники, люди и меры, чья верность не вызывала доверия, ждали за дверью. Вирия в два глотка осушает очередной гранёный флакон и берётся сращивать плечевую кость.4.
Она зашипела, непроизвольно выгнула спину — и боль хлестнула её от шеи и до крестца. Вирия очень хотела выругаться, но боялась не ко времени прикусить язык. –Тссс, – успокаивал её Тьермэйллин, – потерпи, я почти закончил. Вирия отрывисто кивнула (не сразу сообразив, что движение он, скорее всего, не увидит) и лечить самого себя – это как самого же себя и стричь. Не надо большого ума, чтобы срезать отросшие волосы — но и только. И если волосы, как и положено волосам, со временем отрастут и скроют ошибки, то заживлённая скверно рана попыталась взять себя в руки. Вечность и пару минут спустя Тьермейллин закончил терзать её спину. Встав перед Вирией, он окинул её мутноватым взглядом, нахмурился и провёл над её глазами рукой, сращивая лопнувшие сосуды. Глаза до этого Вирия и не трогала, даже не вспоминала: благо, у данмеров трудно заметить разницу… а ей и без того хватало забот. – Несколько переломов срослось неправильно, – голос целителя вывел Вирию из задумчивости. – Мне придётся… – Да, понимаю, – перебивает она. – Делай, что должно. – Я всё подготовлю, – мужчина кивнул, отворачиваясь, и не глядя подвинул Вирии стул. Её не нужно было долго упрашивать. – А ты, между тем, могла бы меня порадовать чем-то больше похожим на связный рассказ, тебе так не кажется? – раздалось откуда-то справа. – Ты где умудрилась так покалечиться, женщина? И к чему была эта спешка? Вирия пожимает плечами, предсказуемо морщится и нехотя отвечает: – Рассказывать, собственно, не о чём: я повстречалась с личем. И, как ни тяжко мне это признать, но моё обаяние на него не подействовало.1.
Клеймор ей пришлось отбросить — одной рукой управляться с двуручником Вирия не могла. И не то чтобы это было большой потерей: все атаки не причиняли личу никакого вреда; мелкие раны тотчас затягивались, а нанести серьёзный удар Вирия не успевала. Паршивая тварь — живучая, нечеловечески сильная — была ко всему ещё и изобретательной. Молнии, срываясь с костистых пальцев, резали воздух и отрезали пути к отступлению. Лич ослеплял огнём, морозил и без того уже скользкий пол, без устали поднимал скелетов… какой недоумок додумался строить над велотийским некрополем? Последний скелет её и достал. От собственной магии проку не было никакого: скамп бы побрал и Селлуса Гравиуса, и чудодейственный акавирский щит, об который вдребезги бились её заклинания! Ужас, сжимавший душу в тисках, пришёлся в новинку. Текущие по её крови зелья пока помогали держаться. Но Вирия уставала — а её неживой соперник знаком с усталостью не был. Ей оставалось немногое: лес колонн; зазоры меж криптами и стеной; неожиданные зигзаги. Движение, непрерывное, резкое — как дыхание. Паника. Ледяное спокойствие. Паника. Вирия огибает зал и кружит вдоль стен. Держится за кинжал — кинжал с бесполезным зачарованием. Ждёт, и наигранно громко стучат её сапоги. Лич не подводит: вдогонку он посылает ветвистую, яркую, полнокровную молнию. Вирия уворачивается. Она вычерпывает всю магию, что струится по венам — и надевает её как перчатку. Ныряет в узкий проход, отчаянно, безоглядно — и оказывается у лича за спиной. Не в первый раз, но в последний, при всяком раскладе. Колдун не успевает вовремя обернуться. Кинжал, напоённый сырой магической мощью, вгрызается в мёртвую плоть, в сочленье у локтя. Колдун и не оборачивается: он изгибает «свободную» руку так, как не под силу будет живым, и бьёт — коротко, без замаха. Вирии нечем парировать. Громогласно хрустит перебитая кость (сабля встречает плечо). Эхом вторит и другая, надвое рассечённая (насквозь проходит кинжал). Зло ударяются об пол металл и драконова чешуя (он так и не выпустил щит). Кинжал, зачарованный на паралич, оживает в её опалённой ладони. Лич лишается головы.5.
Она подавилась беззвучным криком — очередным — и впилась зубами в ремень. В глазах потемнело. Это очень больно, наново собирать всё то, что срослось неправильно. Это необходимо. – Шшшш… уже почти… немного… — Вирия слышит как будто сквозь толщу воды. «Ты целый день мне об этом твердишь», — ответила бы она — но во рту не осталось пространства для остроумия. Вирия закрывает глаза и дышит размеренно и глубоко, диафрагмой. Ждёт, и прерывистой дробью стучит её сердце. Но Тьермейллин не подводит: вечность и пару минут спустя Вирия больше не чувствует боли. По правде сказать, она вообще ничего не чувствует — только усталость, глубокую и глухую. И облегчение она скорее додумала, чем ощутила на самом деле. – И как, во имя Аури-Эля, ты в это вляпалась, Вирия? – раздалось откуда-то слева. – Зачем так упрямо лезть на рожон? Чужие руки скользнули в опасной близости от беззащитной шеи, от поясницы. Вирия хочет отдёрнуться и хочет всё рассказать: об экспедиции, Огненной Бабочке и акавирской Опеке. Вирия хочет всё рассказать и уже открывает рот — но вместо рассказа с искусанных губ сорвался зевок. А дальше она уже ничего не помнила.7.
Тамриэль означает «Краса Рассвета». Атмора означает «Старый Лес». И только редгарды знают, что означает Йокуда. А вот Акавир — это «Земля Драконов». Четыре столетия Империей правили акавирцы, но об их родине неизвестно практически ничего. А вот Опека Акавира — это знаменитый зачарованный щит, сделанный из кожи дракона. Легионы хранили бесценный артефакт с высочайшим почтением… в форте Огненной Бабочки, построенном над велотийским некрополем. И однажды по дну холодного Внутреннего моря к Огненной Бабочке добрался лич-некромант: добрался, обосновался и укрепился. Откуда пришёл он, — быть может, из самого Акавира? — никто не знает. А вот экспедиция Вирии совершенно точно явилась из Сейда Нина. Хотя какая это была «экспедиция»? Так, кучка наёмников, жадных до денег и славы. Стоило бы использовать их наподобие мясного щита?.. но в крипту Вирия спустилась одна. Всё правильно: волны лизали её обнажённые ступни — а в небе парил свирепый тигродракон. Дорожка из лунного света вела её к крутобёдрому берегу, и Вирия шла, без страха и досталось ей больше других, во всех отношениях больше. Хватило б надолго, но без сожаления. Быть может, ей тоже удастся отбросить смертную шелуху, драконом взлететь в небеса? Вирия никогда не славилась бережливостью… Сейчас она спит, разметавшись по широкой кровати; время от времени просыпается, неразборчиво что-то шепчет и смотрит наверх. Плесень на потолке напоминает ей одноухого кролика.