Удача

Ее ладонь сжимает ручку двери все сильнее и сильнее, грозясь от волнения вырвать железяку на корню. Чужие глаза, в непонимании уставившиеся на нее в ответ, выражают искреннее удивление. Для них эта встреча была нежданная, но не стоило недооценивать этих двоих, Гейл знала, потому как невооруженным взглядом видела, как, подобно винтикам в огромном механизме, крутились мыслительные процессы в их головах. Она моргает, лишь на мгновенье теряясь в пространстве. В голове подобно заезженной пластинке звучит один и тот же надоедливый вопрос: какого черта? А ведь действительно, какого черта в заброшенном, со слов Мохана, доме, живут эти двое? Кто они и откуда? Почему живут здесь и кто им дал на это право? Сложные вопросы, ответ на которые вполне возможно скрывался где-то на поверхности, однако Лакшмана, словно утратив способность к адекватному мышлению, была не в состоянии его отыскать. Возможно они просто туристы, такие же как и она, отыскавшие этот дом лишь по счастливой случайности. Однако ее не покидало чувство опасности, взявшееся невесть откуда. Что-то здесь не чисто. Мужчины переглядываются, тратя на это лишь секунду, а после подпрыгивают со своих мест, словно заведенные игрушки. Сердце девушки отбивает пару ударов, прежде чем она осознает одну ужасную мысль: что бы они сейчас не выкинули, ей нечего противопоставить им в ответ. Американке было нечем защититься, кроме слов да кулаков, однако, что-то подсказывало ей, даже этого, в данной ситуации, будет мало. - Путешественница! Ты пришла издалека.. в поиске ответов? Приветствуем тебя в нашем Ашраме, здесь ты найдешь ответы на все свои вопросы! Позволь представиться, я - Реджи, а это Йоги. Мы гуру. Созерцатели. И вольные художники, в некотором роде. - Протягивает один, мечтательно-вдумчивым, завлекающим голосом. На секунду Лакки задумывается, как это вообще возможно, чтобы голос был и вдумчивым, и мечтательным одновременно, однако они не дают ей додумать эту мысль, напирая на нее словно стенка на стенку. Хотелось закрыться, свести руки в замок перед грудью, но Гейл сдерживается, она не хочет чтоб они уловили ее волнение. Мужчины останавливаются лишь в паре шагов от нее, постоянно маяча перед глазами, словно надоедливые мухи, будто бы с целью загипнотизировать девушку и заставить ее потерять бдительность. Это плохо, полицейская чуйка буквально воет сиреной о приближающейся опасности. Сейчас что-то будет. Но Лакшмана не отступит, она не из робкого десятка. — Что вы делаете в моем доме? — Изрекает она коротко и с явным давлением, обозначая свою черту, за которую они волей не волей уже переступили. Ее напор внезапно сбивает их с толку, однако мнутся они недолго, один легко сбивает нерешительность другого. — Это наш до-, — Изрекает второй, однако друг тут-же одергивает его. — Как видишь, живем. — Тот, бородатый, судя по всему был явно умнее, и понимал когда стоит говорить, а когда нет. И стоило девушке только открыть рот, как- — И на этот вопрос у нас тоже есть ответ. — Продолжает Реджи, тут же затыкая ей рот и переглядываясь с другом, явно для того, чтоб тот вставил свою лепту в разговор. — И очень недорогой. За все в этой жизни надо платить, понимаешь? — Кажется, каждое их слово было хорошо спланированно. Дерьмо, если они ведут Лакшману по какому-то своему плану, а не просто тянут время, то все намного хуже, чем она думала. Стоило следить за каждым их движением. — Мне не нужны ваши ответы. Это дом моих родителей, и я- — Стой! Я вижу страх, предназначение и власть, и отца, что мрак сеет в сердце девичьем! Твое имя Лакшмана?! — Внезапно выпаливает Реджи, взглянув на вошедшую к ним девушку так, будто за мгновение на него снизошло озарение и он каким-то магическим образом узнал все ее прошлое, настоящее и будущее. — Ты че несешь.. — Шикает Йоги другу, явно не понимая, к чему тот ведет. — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — Девушка в смятении, и мужчина прекрасно этим пользуется: — Нам был предсказан твой приход, написан, словно белым по черному- — Черным по белому, придурок. Говорят черным по белому, а не белым по черному. — Не сдержавшись, произносит Йоги, закатывая глаза и сцепляя руки перед собой, тем самым отгораживаясь от друга. Если ему так хочется, пусть себе циркачит, но в одиночку. — Есть ли разница? — Да, если хочешь чтоб твои слова внушали смысл! — Вечно ты все портишь. — Обиженно изрек Реджи, повторив жест друга, теперь они оба были похожи на двух надутых обиженных индюков. Лакшмане уже порядком надоел этот чертов цирк. — Так, выметайтесь отсюда. — Произносит она как можно громче и тверже, разом обращая все внимание мужчин на себя. Струхнув от ее напора, они нервно переглядываются. — Что? А че это она нас выгоняет? — Ну спроси. — Да сам спроси, че я-то.. — О, у вас нет ответа на этот вопрос? Вы ведь такие великие гуру. Давайте тогда я отвечу, раз на то пошло. — Лакшмана делает шаг в их сторону, в то время как мужчины в бесконтрольном страхе переставляют свои ноги на пару шагов назад. Детские игры. — Мне плевать сколько вы здесь живете и кто вас сюда подселил. Это мой дом и я его забираю. — Девушка замечает как Йоги легонько пихает Реджи, явно пытаясь ему на что-то намекнуть, а сам на мгновение исчезает из поля зрения. Редж же обходит девушку, вставая на место друга, и едва не беря ее под ручку делает шаг в дом. — Несомненно, но... смотри какое дело. Мы представляем интересы одного влиятельного деятеля, буквально настаивающего на встрече с тобой. Может именно он разрулит этот вопрос? Ты подумай, будет полный фуршет, все дела. — Она понимает к чему все идет раньше, чем он озвучивает свою мысль до конца. Это ловушка. Девушка судорожно разворачивается в сторону двери, готовясь в любой момент сорваться на бег, однако та с громким хлопком закрывается, вслед за выскользнувшим из жилища, Йоги. Ее бросает в холодный пот от страха, обе руки упираются в дерево, делая рывок, но засранец снаружи держит дверь на совесть, та даже не шелохнулась. — Ты на первое. — Звучит где-то над ухом, прежде чем короткая игла вонзится ей прямо в шею. Она хватает ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, упирается спиной в чужую грудь, глядя как все вокруг начинает потихоньку плыть перед глазами. Земля под ногами исчезает, ее ведет назад, на мгновение Гейл кажется, что она вот-вот упадет, но Реджи все еще держит ее под руки. Словно сквозь толщу воды Лакки слышит скрип двери, упершись плечом о косяк, в проеме стоял Йоги, скрестив руки на груди он наблюдал как девчонка медленно оседает в руках друга, а после озадаченно произносит: — Н-да... не пошел пряник. — Кнут пойдет.

***

— Бомбей?! Просыпайся давай, малявка. Громкий стук в дверь выдергивает ее из полудремы мрачной квартиры. Мама отдыхает, и Лакки уж точно не хотела, чтоб ее выдергивали из, пускай и беспокойного, но все же сна. Девушка в пару шагов преодолевает расстояние до двери, а после, выглянув через маленькое окошко, выходящее на лестничную клетку, отворяет дверь. — Я не спала. — Лакшмана не распахивает дверь, лишь держит приоткрытой, однако чертов напарничек налягает на нее рукой, заставляя девушку отступить и мимоходом едва не навернуться на одном из пестрых ковриков, коих было в ее доме немерено. — Собирайся, Гейл, есть дело. Хуан Феликс Марино, ее личный кошмар на ближайшую вечность. Напарник, с которым она прошла огонь, воду и медные трубы. В буквальном смысле, они действительно шлялись по канализации, по колено в говне и грязи. Путь их был тернист, и поэтому мужчина думает, что раз уж Гейл столько всего перенесла с ним под ручку, то не грех посвятить ее в еще более сложные и тернистые хитросплетения того болота, на которое он батрачил с самого детства. Гейл хоть и не нанималась ему в помощники, но порой судьба намеренно подкидывала ей такие ситуации, в которых единственным выходом из положения оставался он. Со своим сраным, трижды проклятым картелем. — Я не пойду. Маме плохо. — Лакшмана переходит на шепот, судорожно косясь в сторону приоткрытой двери из которой слабо бил свет. Ишвари спит с включенной прикроватной лампой уже очень давно. Однажды она поделилась об этом, рассказав одну из страшных киратских сказок, в которые свято верила сама: она сказала, что на ней лежит грех Тарун Матары, бросившей свою страну, и за это Ракшасы, чудовища из приданий, в предрассветной тьме, придут по ее душу. Лакшмане было все равно, она уже не маленькая, однако видеть как Ишвари плохо спит ей было невыносимо. А спит она плохо всегда, вне зависимости от того включен ли у нее свет или нет. — Это на час, не больше. Ничего за час с ней не случится. Картель хорошо платит, давай. Сможешь положить мать в больницу. — Феликс неугомонный, впрочем как и всегда. Он так просто от нее не отстанет, Лакки это сразу поняла. Горящий взгляд, словно наркомана в завязке нуждающегося в дозе, говорил сам за себя. Феликс в немилости и хочет вернуть к себе расположение? Что же такого он натворил за эту неделю? — Она не хочет, попросила меня забрать ее сегодня. — Разговор между ними того и гляди срывается с шепота на тона повыше. Ему не нравится когда Лакшмана отказывает, впрочем а кому нравится? Все мужчины вмиг становятся детьми, когда им не дают желаемое. Сначала он будет упрашивать, а потом, когда не добьётся своего, угрожать. Но не лично, а как бы предупреждая. Чертов мудак. — Ну тогда наймешь ей сиделку, кровать новую поставишь, оборудование, трубки там всякие, за состоянием следить. Давай, Гейл. У нас поставка скоро и картелю нужно знать, есть ли у УБН инфа. — Ах вот в чем дело, поставка. Значит предыдущую они уже перехватили, и Хуан Феликс оказался козлом отпущения просто потому что не додумался поинтересоваться есть ли чего у УБН? Как будто это было так легко. — Я здесь каким боком? — Спрашивает она, вновь кидая взгляд на дверь. Феликс прослеживает за ее взглядом, а после продолжает: — В участке с электричеством неполадки, вырубает целый день. Камеры не пишут нихрена. Давай, такое раз в жизни бывает! — Пахнет пиздежом. — Словно ножом отрезает полицейская. Все слишком хорошо, неужели его это не настораживает? — Пахнет слаженной работой. Если я не достану инфу и завтра они накроют грузовики, нам с тобой прилетит по первое число. И мать ты хрен защитишь. Хоть ты и понравилась дону Хильберто, но за свой товар он готов порвать глотку даже родным детям, так что не рассчитывай на его благосклонность. — Ну вот и угрозы пошли, как предсказуемо. — Я и не думала. — Тихо произносит девушка, опуская глаза себе под ноги. Она явно не в той кондиции сейчас, чтоб идти и помогать ему с его наполеоновскими планами. Ей бы поспать, но для начала нужно убедиться что мама в порядке. Гейл поднимает голову вверх, но не замечает напарника перед собой, тот двинулся прямиком в приоткрытую дверь. Лакшмана дергает его за рукав, однако тот шикает лишь недовольное "угомонись" и отворяет дверь настежь. Что он делает черт возьми? — Миссис Гейл! Доброй ночи.. — Парень проходит бывшую гостиную, где теперь стояла огромная двуспальная кровать Ишвари. Она лежит на ней, прикрыв глаза, но услыхав шаги, отличные от шагов дочери, а после и чужой голос, тут же просыпается и обеспокоенно оглядывает стоящего на пороге парня. Он взвинчен не менее чем она, на его губах играет доброжелательная полуулыбка, видя ее она потихоньку успокаивается. Они были в хороших отношениях, чего у Феликса точно не отнять, так это умения подмазаться к людям. Он умел представить себя добрым защитником и рыцарем на белом коне. Правда конь его был сложен из мешков с кокаином. — Феликс? Ты чего в такой поздний час... — Он тут же перехватывает ее волнение, не давая договорить и поднимает перед собой руку, когда видит что женщина намеревается приподняться в постели. — Не вставайте. Я всего лишь заберу Лакшману на часок, нам обоим нужно явиться в участок перед концом рабочего дня. Приказ начальства. — Речи Хуана Феликса как всегда теплы и доброжелательны, словно тот мужчина, что стоял перед Лакшманой секундой ранее и тот, что так красиво стелет перед ее матерью - два разных человека. Она приподнимает брови, и кажется секунду раздумывает перед тем, как устало кивнуть: — Ну раз приказ, то ладно. Не хочу, чтобы у Лакшми были неприятности из-за меня. — Мам, ну что-ты! Если тебе плохо, я могу не пойти. — Ишвари тут же поднимает перед собой ладонь, как бы копируя жест Феликса. Класс, теперь они успокаивают ее. Мама смотрит на нее с нажимом, а после произносит на выдохе: — Иди, дорогая, иди. Я не настолько плоха. Перед уходом Ишвари просит дочь подать ей свою маленькую записную книжку, говоря о каком-то звонке, который она откладывала давным-давно. Лакшмана не интересуется, о ком она говорит, мама все равно не скажет. Лишь оставляет ее и стакан воды на прикроватной тумбе у кровати. Гейл изо всех сил надеется, что мама будет в порядке, позвонит тому, кому хотела (кем бы он ни был), примет таблетки и ляжет спать. На мгновение ее берет злость и страх, что что-то может пойти не так, и все из-за сраного Феликса и его проблем, но потом все потихоньку затухает. Состояние Ишвари было стабильным, и даже без надзора врача оно вряд ли ухудшится, не сегодня уж точно. — Какой-же ты козел. — Измучено произносит девушка в спину своему напарнику. Они, словно два вора в ночи, спускаются по пожарной лестнице, ведущей в проулок, в котором Лакки оставляет свою машину. Так было быстрее, а времени у них явно в обрез. — Не психуй, все нормально будет. — Он останавливается перед ней, а после развернувшись, долго глядит в ее глаза, его руки незаметно опускаются на поручни по обе стороны от ее головы, замыкая девушку в капкан: — У меня встает каждый раз, когда ты смотришь на меня этим взглядом затравленного котенка. — Потому, что ты - конченный мудак. — Ее это абсолютно не пугает. Феликс идиот не знающий чувства такта, и кто бы сомневался, что даже в такой дерьмовой ситуации он умудрится повести себя по-свински. — Напомни, почему мы перестали трахаться? — Продолжает он, прищурив глаза. Гейл тихо вздыхает, и закатив глаза, чеканит вновь: — Потому, что ты - конченый мудак! — Она пихает его в грудь и проходит мимо, спускаясь по лестнице вниз. Улыбка, играющая на его губах говорила о том, что он пока не готов сдаваться. Все-таки слова "нет" из ее уст он пока не услышал. Хотя, впрочем он и не услышит. Он слишком хорошо ее знает. — Никогда не поздно наверстать. — Продолжает он, вытаскивая из куртки пачку сигарет, — Твой-то придурок уже давным-давно нашел себе какую-нибудь девку, что по утрам вместо отсоса делает ему смузи. Хотя, ты и этого не делала. — Ты меня так пристыдить пытаешься? — Усмешка расцветает на ее губах, напарница подымает глаза вверх, глядя на то как Феликс закрывает руками пламя, подкуривая сразу две сигареты. — Лишь сказать, что твой придурок, который пытается сойти за своего в высшем обществе, уже давным-давно забил на тебя хер. — Поясняет мужчина, не вытаскивая изо рта сигарет. Поистине великое мастерство. Они не спускают друг с друга глаз где-то с пол минуты, а после Феликс все же сдавшись под ее буравящим взглядом вздыхает и, спустившись почти до самого низа, где его ждала Гейл, передает сигарету ей в руки. — Ты никогда не зовешь его по имени, он тебе настолько неприятен? — Она с улыбкой принимает сигарету из его рук и упершись бедром в железный поручень, останавливается на месте, чтобы заглянуть напарнику в глаза, точнее как тот стыдливо отводит их куда угодно, лишь бы не пересекаться с Лакшманой взглядом. — Его имя такое же тупое как и он сам. — Деловито изрекает он, тут же затягиваясь сигаретой, а после, чуть погодя, вместе с дымом выдыхает: — Таким именем называют сопляков которым с рождения заказано место петь в церковном хоре своими мерзкими голосочками. — Лакки тихо смеется, Джеремайя и вправду пел в церковном хоре. Его мать чертовски набожная, поэтому факт того что Джер, равно как и все ее остальные дети, был обязан ходить в школу при церкви и петь в хоре - даже и не обсуждался. Однако дело сейчас далеко не в нем, а в Феликсе, и с какой мордой он это произнес. Боже, рожа кислая, будто лимон съел, ну и ну. — Ничего себе. — Лакки смеется, глядя ему в лицо, и тогда, когда они пересекаются взглядами, он смущенно отводит лицо в сторону. — Чего смешного? — Феликс спрашивает беззлобно, искренне не понимая, почему вместо того, чтобы защищать своего мальчика-слюнтяя, она смеется. — Ты меня ревнуешь абсолютно этого не скрывая. Ах вот, почему. Она просто насмехается над ним. — Да пошла ты. — Лакшмана тянет его за руку в пол обороте, а потом и сама тянется вперед, вставая на носочки и целуя напарника в губы. Улыбка на его губах расцветает сквозь поцелуй. Отстранившись, чтоб взглянуть в ее бесстыжие глаза, Феликс утягивает ее в поцелуй вновь, сгребая полицейскую в объятия, абсолютно не подозревая о том, что их спуск привлек пару непрошенных глаз. Джеремайя еще мгновение смотрит на Лакшману, девушку, которую любил всю свою жизнь, а после сделав тихий вдох, закрывает чуть приоткрытое окно, через которое он и так уже услышал порядочно. Гейл мельком слышит скрип ставен, наперед зная, какое это окно и где оно расположено. За много лет она привыкла к этому звуку и едва слышному пощелкиванию: сколько раз они детьми убегали из дому погулять по крышам, когда-то давным-давно, в прошлой жизни. Слышал-ли их Джер, видел-ли, неважно. Их отношения были в такой жопе, что ей уже совершенно плевать. Громкий звук горна, взявшийся невесть откуда, вмиг разрывает их поцелуй, принося с собой внезапный холод по всему телу. Напарник пропадает из поля зрения, словно его и не было, за то взамен ее сознание вылавливает перед собой тонкую ленту света, тянущуюся куда то вперед. Пробуждение оказалось менее приятным, чем она ожидала: очнулась Лакшмана по большей части от сквозняка, неприятно сводящего каждую затекшую от неудобного положения, мышцу. Перед глазами все плыло, словно после какого-нибудь наркотического прихода, хотя американка отчего-то была уверена, что именно его она, с чужой подачи и испытала. Сведенные вместе лопатки саднило от боли. Гейл попыталась дернуться, однако стоило ей подать признаки жизни, как ее лицо тут же поцеловалось с полом, усыпанным грязным жестким песком, скрипящим на зубах. Она отплевывает его вместе с кровью из прокусанной щеки, и, приподнимаясь на локтях, замечает толстые тяжелые веревки, тянущиеся в чужие женские руки, что поддерживали туристку с обеих сторон до этого момента. Другой их конец привязан к тяжелому металлическому ошейнику, болтавшемуся на ее шее. Она принюхивается к нему, опуская голову к самой груди: железо насквозь пропиталось смрадом какого-то животного. Озарение приходит к ней вместе с приглушенным ревом толпы, которого она до сих пор старалась не замечать. Она знает, куда она попала. И ее это не радует. Под оглушающий звук горна, золотая дверь тяжело отворяется, ослепляя ярким светом арены не без того измученные глаза американки. Хочется закрыться руками, но резкий рывок вперед разрушает все её планы. Она едва ли не падает вновь, но успевает вовремя подставить руки перед собой, чтобы не проехаться по песку лицом. Женщины чуть не ломают ей шею, когда толчками вытягивают её вперед, выводя на свет, словно какое-то дикое животное. — Народ Кирата! — Восклицает глашатая смерти, с упоением раззадоривая толпу. Ее размытый силуэт, словно в замедленной съемке, все приближался и приближался, и вместе с ним приближалась и тьма. Казалось, еще немного и Лакшмана просто задохнется. — Кого же вы жалуете?! Диких слонов или разъяренных тигров? Она кружит по постаменту, словно ворон, слетевшийся на кровавый пир. Праздник смерти не закончился, он только-только начинается, и теперь Лакшмана Гейл просто обязана принять в нем участие. — Бравых солдат армии короля или безумных террористов?! — Остановившись позади, поводыри тут же отходят подальше, будто боясь эту бестию. Черноволосая перехватывает веревку у самого основания, цепляясь пальцами за железный ошейник и оттягивает его на себя, принуждая девушку поднять голову. Лакшмана в силах лишь сдавленно хрипеть, вцепившись в чужую руку, сдавливающую ее шею. — Дочь террориста, Мохана Гейла! Пришла на арену Шанат умереть… — она дёргает ее на себя, заставляя Лакшману смотреть ей в глаза. — … или выиграть? Лакшмана жаждет сказать ей хоть что-то, подняться с колен и вцепиться прямо в лицо, но после укола она не была в состоянии произнести хоть слово членораздельно, не говоря уже о том, чтобы красочно послать эту наглую суку к чертям, как того требовала ситуация. В мыслях, словно заезженная пластинка у нее повторялось только одно - "я. тебя. уничтожу.". Черноволосая бестия с восторгом продолжала, ни на секунду не отворачиваясь от созерцания глаз напротив, полных неподдельной и живой ненависти: — Женщина! Впервые на арене Шанат! Войдет ли она в историю как воин, или погибнет смертью труса?! — Толпа, заведенная речами, взревела, требуя крови и зрелищ. Мужчины и женщины всех возрастов, кричали и смеялись, предвкушая грядущую битву. — Лакшмана Гейл, покажи же, на что способен Золотой путь! — Снова рывок, но уже вперед. Её пихают в спину ногой, и она кубарем слетает с возвышенности вниз, на жесткий песок, пропитанный чужой кровью и потом. Рядом, в песке, зазывающе блеснуло острие кем-то оставленного ножа. Лакшмана отчего-то хочет поблагодарить богов, за то, что не налетела на него при падении, однако раздавать благодарности было рано: вместо ножа она упала на больное бедро, которое ушибла, когда неудачно спустилась с колокольни. Ее попытки встать вызывают у толпы лишь смех. Пытаясь успокоить сердцебиение, туристка делает пару тяжелых вдохов, а после, пересилив боль, наконец-то встает на ноги. Перед глазами все ходит ходуном, словно на карусели, а громкие звуки заставляют Гейл в омерзении скривиться и прижать свободную руку к голове. Ворота, по разные стороны арены, распахиваются, из них выходят вооруженные до зубов бойцы армии короля, завидев их, девушка тут же бросается за ближайший камень, всем сердцем надеясь, что они не станут ее убивать. Она даже согласна на легкое кромсание, лишь бы не смерть: здесь, босой, в одних трусах да широкой, выцветшей майке Хёрка, едва прикрывающей задницу. Бесславно и не круто, да и вообще, умирать - штука очень неприятная, уж теперь она это понимает. Сидя на корточках, Гейл отчаянно потирала переносицу, пытаясь совладать с собой и со своими приходами, что волнами накатывали на нее, вызывая огромное желание сблевать прям себе под ноги. Как она вообще сюда попала? Единственные последние воспоминания - это дом, два наркомана и укол куда-то в шею. Всё становится ясно, как день, стоило лишь немного напрячь мозги: это были они. Те ублюдки, Йоги и Реджи, продали её на потеху всему Шанату. Из-за них она терпит унижения здесь и рискует своей жизнью. Теперь Лакшмана знает, почему она должна выжить: она обязана посворачивать этим двум засранцам шеи. Без сомнений было приятно, что убивать Лакшману солдаты пока не спешили, более того, скорее всего они даже забыли о том, что туристка все еще пряталась где-то здесь. Перестреливаясь между собой, команды уже потеряли по несколько бойцов и сейчас, как и она, расселись за камнями и плитами, которыми вдоволь была усеяна арена. Гейл решает воспользоваться своим положением, элемент неожиданности уж очень хорошо играл ей на руку. Она сжимает рукоять кукри в ладони, и припав к самой земле, незаметно продвигается за спину одному из мужчин, что расположился к ней ближе всех. Он отстреливается и, кажется, абсолютно ничего не слышит, поэтому девушка нападает первой. Одной рукой цепляет его за шкирку, а другой молниеносно поражает в шею. Сидящий чуть впереди напарник получает в спину кинжал друга, это его не добивает, лишь останавливает, однако этого времени ей хватает с головой, чтобы подхватить чужой автомат и выпустить в солдата пару патронов. Один из них попадает прямо ему в глаз, когда он развернувшись, воздел оружие в ее сторону, после чего мужчина падает замертво, так и не успев нажать на спусковой крючок. Мужик с другой команды, с дробовиком наперевес, завидевший Лакшману, несется на нее в лоб, перезаряжая оружие набегу. Гейл, не теряя ни минуты, бежит по диагонали в абсолютно противоположную сторону, прячась за, подвернувшуюся кстати, колонну. Мгновение и огромный ее кусок разлетается прям перед самыми ее глазами, разом поднимая кучу пыли. — Твою мать! — Пыль попадает ей в глаза и она едва не пропускает удар, как тут лицо рубаки прошибает пуля. Он падает замертво, наваливаясь ей на ноги, и она чуть не падает вслед за ним. Шума не было, явно глушитель и явно откуда-то сверху. Гейл много раз видела такие раны, отличить труда не составило. Девушка боязливо выглядывает из-за колонны, стараясь не раскрыть себя, однако поздно понимает, что смысла в этом ноль. На одном из балконов, скрытый за длинными тяжелыми шторами стоял солдат с винтовкой наперевес, если бы не маячившая рядом знакомая блондинистая голова, Лакшмана подумала, что она, возможно, следующая на очереди. Пэйган не даст ей здесь умереть. Как это, черт его возьми, благородно! В открытую он действовать не будет, и дураку понятно, это противоречило правилам Шаната, Лакки и без объяснений это прекрасно понимала, ведь иначе он бы остановил бой и вытащил бы ее отсюда. Видимо, даже король Кирата не властен над этим местом. Ей нужно двигаться, а не стоять на одном месте, иначе лавочку может прикрыть та женщина, что руководит боями. Она уж точно будет против подобной несправедливости. Благо это конец, на арене остался всего один боец, только что добивший своего товарища предательским выстрелом в затылок. С разбегу Гейл запрыгивает на возвышенность, а уже оттуда прыгает на врага, явно застав того врасплох. Она наваливается на него сверху и тянет вниз, опрокидывая ублюдка спиной на себя. Кукри заходит ему прямо под ключицу, но не слишком далеко, нож быстро выскальзывает из его тела и находит свое пристанище в боку, скрытом лишь тонкой майкой. Идиотина. Лакшмана тянет оружие дальше, тем самым перерезая мужчине брюхо. Окровавленные кишки вываливаются из его живота наружу, не веря своим глазам, мужчина, все еще в сознании, с визгом отползает, больно пихая ее кулаком в бок, а темноволосая, пошатываясь встает. Ее ведет от вида кишок и резкого запаха крови, однако упасть и проблеваться она себе ни в коем случае не позволяет. И пока он захлебывается в собственной крови, Гейл перехватывает нож поудобнее, а после отступает на середину арены, как единственная выжившая. По ее лицу и телу растекаются узорами кровавые разводы, она стирает капли крови с щек и устремляет свой взгляд на нее. На черноволосую бестию, глядящую на Лакшману своими безумными глазами. Раунд окончен, толпа довольна зрелищем, а девушка довольна мгновениями, данными ей на маленький отдых. Темная жрица ещё больше раззадоривает толпу словами, выкрикивая что-то в адрес Лакшманы или бойцов, чьи трупы в данный момент утаскивают с арены. Туристка делает пару шагов в сторону одного из мужчин, что подхватив чье-то бездыханное тело под локти, тащил его в сторону выхода, однако ее тут же останавливают, болезненно схватив за плечо откуда-то сзади. — Бой не окончен. Попробуешь сбежать прямо сейчас и подпишешь себе смертный приговор. — В спину утыкается дуло автомата, однако Гейл лишь дергает плечом, смахивая чужую руку с плеча. Толпа вновь взревела, но уже по другому поводу. Королевская ложа, расположенная аккурат напротив постамента, с которого на Лакшману взирала глашатая смерти, была полна охраны. Те стояли чуть поодаль, пока правитель страны занимал своё почетное место. После охранники удалились, оставив короля в ложе одного, но не надолго. В ложу вошла миловидная девушка, держа в одной руке кальян, а в другой горячие угли. Он что-то мельком спрашивает у нее, окидывая ее худенький стан скучающим взглядом, а после, получив ответ, позволяет ей удалиться. — Приветствуйте нашего короля, Пэйгана Мина! Его величество любезно согласился посетить арену Шанат, дабы насладиться этим воистину безумным зрелищем! — Темноволосая женщина, раскрывая руки, кланяется блондину, равно как и остальные находящиеся в зале. Оглядев многочисленную толпу, Лакшмана вновь перевела взгляд на короля, и тут же столкнулась с довольной улыбкой узурпатора. Он поднимает руку в приветственном жесте и оглядывает ликующую толпу, будто они действительно рады его видеть. Смешно до коликов. После же, его взор наконец-таки обращается в ее сторону. Меж ними не такое огромное расстояние, а у него все в порядке со зрением, чтобы увидеть ее удивленное лицо и прочитать по губам простое "что за херня здесь происходит?". Его это ни на шутку забавит, он с улыбкой пожимает плечами, а после, так же, лишь одними губами выдает: "тот же вопрос". Горн вновь отгремел над Шанатом, знаменуя начало нового раунда. На арену выпускали и зверей, и людей. Первыми были дикие волки, которые сразу же начали нападать на вооружённых бойцов, а не на туристку, попавшую в этот кровавый ад безбилетником. Спрятавшись за камень, она перезаряжала найденный в песке, пистолет-пулемет. Лакшмана выходит из своего укрытия, когда арена почти пустеет и в живых остаются лишь парочка совсем доходяжных волков, явно словивших пару пуль в загривок. Один из них бежит прямо на девушку, пока другой сгрызает остатки лица с трупа очередного бойца. Лакшмана не стреляет, а лишь подставляет ствол оружия ближе к морде животного, тот незамедлительно ухватывается за него зубами, вгрызаясь в метал и ломая о него клыки. Руку с пистолетом-пулеметом она тянет вверх, пока вторая рассекает глотку волка. Зверь падает замертво, а его кровь окрашивает колени девушки в багровый цвет. Жалобный вопль последнего, оставшегося в живых, хищника, сумел перекрыть все крики на арене. Публика ахнула. Появившийся на поле, огромный бенгальский тигр разорвал животное по полам. От ужаса девушка выронила огнестрел из рук. Зверь, казалось, был размером с медведя. Не просто огромным, а мать его, чудовищно огромным. Сверкая окровавленной пастью, он зло скалился в сторону Лакшманы, как бы предупреждая, что девчонке попросту пиздец. Она на мгновение возводит глаза в сторону ложи, замечая как Пэйган Мин, не мигая глядит вниз, прямиком на тигра, судорожно вцепившись пальцами в каменный подоконник. Он не ожидал этого, за то черноволосая ведьма ожидала. Знаете, когда люди на самом деле понимают, что они попали в полную беспросветную задницу? Так вот, теперь знаете. Тигр не нападал, поэтому девушка позволила себе мельком оглядеться, примечая различные пути отступления, в случае если животное сорвется с места. Пусть даже она и убежит, то только разозлит его, а достать девчонку у него все равно получится. Это лишь дело времени. Вариантов у нее было не много: найти палку и сунуть ему в зубы, и пока зверь занят ей, всадить в него всю обойму найденного ей пистолета-пулемета. Но что-то подсказывает, даже целая обойма этого монстра не свалит. Придется импровизировать, планировать времени нет. Секунда, и зверь срывается с места, Гейл бежит назад, и поскальзываясь на мокром от крови песке, падает на злополучное бедро вновь, у самого ее лица лежит дробовик, ей хватает буквально считанных секунд для того чтоб схватить его и выставить перед собой прямо в открывшуюся, здоровенную пасть. Откуда-то сверху на Лакшману вновь брызнула кровь. Боли Гейл не чувствовала, а значит это был стрелок. Выстрел оказался смазанным, и как некстати, только раззадорил тигра. Зверь метался в агонии, рвал приклад дробовика и мотал головой из стороны в сторону, пока девушка пыталась дотянуться до ножа, выпавшего у нее из рук. Задевая кончиками пальцев лишь одну рукоять, она, наверное, искренне молила богов, чтобы сраный тигр поперхнулся оружием и сдох. Молила Киру, Банашура и всех остальных богов, чтобы чертов Пэйган Мин, который сейчас наблюдает, как Лакшману рвет здоровенный тигр, провалился в ад. Глубоко и надолго! Она уже не слышит собственного писка, когда зверь делает выпад вперёд и тем самым сильнее пропихивает приклад себе в глотку. Американка думала, что если шагнет вперед наугад с завязанными глазами, то ее ноги обязательно встретятся с землей. Как же это было смешно. Ее сердце уходит куда-то вниз, оставляя в груди неловкое молчание от которого становится воистину страшно, ровно до того момента пока на ее лицо вновь не брызгает кровь. Ему в шею прилетает еще один выстрел из винтовки, не убивая, но существенно ослабляя его хватку. Девушка, воспользовавшись этим мгновением, делает рывок в сторону ножа, захватывает его сначала пальцами, а потом, подтянув его ближе к себе, уже и всей рукой. Тигр, словно в на последнем издыхании делает еще один рывок, оружие практически ломается под его натиском, а кровь, капающая с пробитой головы застилает поддетые безумием глаза, но Гейл успевает вонзить кукри зверю в брюхо. Прилагая все свои оставшиеся силы, девушка делает рывок вперёд и тянет нож вверх, вспарывая зверю живот. Она ёрзает под ним, проталкивая оружие выше к сердцу. Внутренности тигра неприятно хлюпают и почти вываливаются, когда темноволосая всё же вонзает кукри где-то в районе грудины. Кровь зверя заливает почти что всё тело девушки, застилает глаза, вынуждая закрыть их хоть на несколько мгновений. Кажется, что она тонет в ней. Приглушенный вопль животного буквально разрезает тишину, воцарившуюся на арене в этот миг. Наблюдатели на трибунах завороженно смотрят на схватку человека и зверя, не в силах произнести ни слова. Даже сама ведьма, кружащая над ареной подобно воронью, в шоке замолкает, когда тигр заваливается на бок и больше не двигается. Лакшмана, сжимая зубы от боли, перекатывается на живот и держась за отбитое бедро, с трудом поднимается на ноги. Она сверлит взглядом рядом лежащий труп тигра. Дуло дробовика до половины выглядывало из его пасти, а стеклянные глаза слепо глядели перед собой. Через разрезанное брюхо вывалились темно-малиновые окровавленные кишки зверя. Страх все еще сковывал ее тело в едва уловимых судорогах, их можно было с легкостью списать на боль в ноге, судя по тому как Лакшмана в нее вцепилась. Она оглядывает собравшихся на трибунах киратцев. Хлопать они начинают осторожно, а после, словно разразившийся гром, вскакивают со своих мест, свистят и кричат какие-то слова, которые Лакшмана не могла расслышать, находясь будто в бреду. Ее бьет мелкая дрожь, словно горячая кровь во мгновение обратилась ледяной коркой. — Лакшмана Гейл, первая в истории женщина-воин! — расставив руки, черноволосая бестия сходит со своего пьедестала на поле боя. — Арена Шанат запомнит этот бой на века! — Пошла ты! — Произносит девчонка на выдохе, словно загнанный зверь, угодивший в ловушку. Лакшмана не дает ей подойти ближе, выставляя перед собой зажатый в трясущейся руке нож. Еще немного, и кажется с ее глаз польются первые слезы. Толпа потихоньку затихает, оставляя арену в гробовой тишине. Женщину перед ней, казалось, нож абсолютно не пугал. Более того, она и взглядом его не удостоила, ее взор был направлен прямиком в карие глаза напротив. — Король ждет тебя. — Произносит черноволосая ведьма с улыбкой, горделиво заводя руки за спину. Наконец-то Лакшмана может ее полностью рассмотреть. Женщина была одета красиво: кроваво-красное сари, обшитое золотыми нитями, невероятной красоты тика, сплетённая в подобие короны на ее голове, она блестела золотом и драгоценными камнями, а в середине ее сверкал огромный кровавый рубин. Десятки тонких браслетов на ее руках позвенькивали при каждом ее движении. А кольцеобразное украшение в носу, натх, что золотыми бусинами уходит ей за ухо, переливается и блестит каждый раз как она изрекает слова напомазанными алой помадой, словно кровью, губами. — Король может подождать еще. — Девушка пытается успокоить вылетающее из груди сердце, но все тщетно. Каждый вдох отдает болезненным ударом куда-то под ребра. Женщина напротив же была спокойна как удав. Между ними огромная пропасть: между Лакшманой Гейл, залитой кровью мертвого животного, грязной и напуганной, и ней, глядящей на нее свысока, разодетой в шелка и золото. Женщиной, имя которой... — Нур Наджар. — Самодовольно произносит она, наконец представляясь. — Мы поговорим с тобой. Потом. — Она говорит медленно и размеренно, словно зная наперед, что стоящая перед ней запуганная девчонка, все-равно сделает все так, как она попросит, несмотря на свой бушующий страх и всепоглощающую ненависть. А время... оно сгладит все углы. — Приходи на Шанат, и обещаю, тебя никто не тронет. У меня есть для тебя кое-что интересное. Гейл, описав ножом полукруг в воздухе, выпускает его из рук. Тот звонко падает наземь и теряется меж песков, вновь вернувшись туда, откуда был взят. Пока её отмывают от грязи и крови, Лакшмана успевает продумать все варианты развития разговора. И все же этого оказывается мало, с Пэйганом Мином, самым непредсказуемым человеком в ее жизни, Лакшмана Гейл научилась лишь одному - не загадывать наперед, потому что король Кирата все равно ее удивит. Девушку одевают в сари, подобно Нур, а на вопрос о рюкзаке отрицательно качают головой - если он остался в доме родителей, то так даже лучше. В старых вещах она находит свой телефон и немного денег, что она своевременно распихала по карманам. И уже который раз, вновь задается мыслью о том, что такими темпами ей скоро будет попросту нечего носить, уже второй комплект одежды отправляется в мусорку. Вот ведь гадство. Чоли, блуза с коротким рукавом, что носят под сари оказалась ей мала в груди, и неприятно сдавливала грудную клетку. Само же сари было темно-бордовым с яркими золотыми цветами, и ужасно тяжелым. Длинная юбка сковывала шаг в разы замедляя походку. Лакшмана на мгновение засматривается на свое отражение, а после смекает - Пэйган надеется, что она в жутко неудобном сари вряд ли куда-то далеко сможет убежать. Продуманный черт. Однако одеяние было действительно красивым. В таком шикарном сари Лакшмана видела лишь Дипику Падуконе в одном из шедевров Болливуда, по правде говоря рассматривать наряды Дипики она начала лишь на просмотре пятом или шестом, до этого ее взгляд был прикован к прессу и величественным усам Ранвира Сингха. Коридоры Шаната напоминают лабиринт. Легко запутаться, свернуть не на ту дорожку, и вот ты шёл в королевскую ложу, а теперь отскребаешь свои конечности от пола, потому что нечаянно попал в вольер к носорогу. Проводницы оставляют её, когда на горизонте появляется королевская стража. Карательный отряд Пэйгана Мина, кажется так. Раджеш рассказывал о них мельком. Оказывается, они не только по отвоеванным аванпостам разъезжают. Лакшмана убавляет шаг, с особой осторожностью наблюдая, как мужчины отвлекаются от своих разговоров и поворачивают свои головы в её сторону. Гул сразу же затих, а солдаты, некоторые заинтересованно, а некоторые даже с издевкой, уставились в ее сторону. По мере ее шагов охрана Пэйгана Мина осторожно расступается перед ней, смиряя девчонку разнообразным спектром взглядов. Нашелся даже взгляд, полный ненависти: одинокий рубака, нагло вставший на ее пути, нервно сжимал рукоять мачете, заткнутого за пояс. Он стоит перед ней не двигаясь, сверля её гневным немигающим взглядом, Лакшмана же в своих карих глазах, кроме вопроса, ничего выдать не могла. Пауза затягивается, но не на долго. Нехотя он все же отступает, когда на его плечо ложится рука другого солдата, и буквально за шкирку оттаскивает его в сторону. — Сука ещё ответит за его смерть, но не сейчас. Не при короле. — Тихо нашептывает друг ему в ухо, все ещё удерживая здоровую тушу на месте, не давая тому сорваться и перерезать девчонке горло. Она замирает у двери и оглядывает собравшихся через плечо. Мужчины не моргая наблюдают за ней, смотрят, рассматривают, а некоторые и запоминают, чтобы на поле брани не перепутать и вместо быстрой смерти, устроить девчонке настоящий ад. Остановив свой тяжелый взгляд на одном из солдат, Лакшмана дёргает за ручку двери. Тяжелая дубовая дверь со скрипом отворяется, впуская в душный коридор запах свежести и благовоний. Она чувствует за спиной чужие взгляды, даже когда дверь плотно закрывается за ней. Несколько секунд оказывается недостаточно, чтобы успокоить сердце, вылетавшее из груди. Все же не удержавшись, девушка мельком осмотрела ложу, тихо восторгаясь убранством и её красотой. Все как в храме. Маленькие колокольчики, развешенные и тут, и там, обилие живых цветов, маленьких свечей и аромата благовоний. И среди всего этого соцветия сидит он, лучезарный король Кирата по имени Пэйган Мин. Он восседал на единственном диване, явно антикварном и чертовски мягком. Чуть поодаль стоял такой же резной антикварный стол. На нем лежал лишь его телефон и одинокая маленькая шкатулочка, краешек которой был запачкан белым порошком. Гейл видела такие много раз, в подобных резных шкатулочках наркобароны предпочитали хранить кокаин для личного пользования, как правило такие стояли дома, где-нибудь поблизости к домашнему мини-бару, чтоб, пока смешиваешь себе белого русского, мимоходом приговорить дорожку. — Представляю, как долго он летел сюда из Мексики. — Лакшмана садится на противоположный край дивана без разрешения, впрочем оно ей и не нужно. И Пэйган с этим утверждением был абсолютно согласен. Проследив за ее взглядом, мужчина усмехается, а после произносит: — Он колумбийский. — Кальянная трубка в его руке вновь вздымается вверх, к губам хозяина. — С мексиканцами не в ладах? — Беззлобно спрашивает Гейл, глядя как с арены утаскивают очередные трупы. Пэйган едва заметно качает головой в знак согласия, а после на выдохе поясняет: — Слишком импульсивные. И склочные. Девушка искренне смеется, Пэйган поворачивает голову в ее сторону, и удивленно приподняв бровь, заглядывает ей в глаза. Та лишь с усмешкой отмахивается, заметно расслабляясь. — Знаю не понаслышке. За те немногие минуты, которые они провели вне поля зрения друг-друга, Лакшмана порядком успокоилась. Холодный душ ее успокоил, если говорить точнее. Король с облегчением вздохнул, впервые в жизни благодаря чертовых киратских богов за то, что его девочка жива и сидит сейчас рядом с ним. Он был согласен на все: на истерики, хлопанья дверьми, хотя дверью, что ведет в королевскую ложу толком не похлопаешь, уж слишком она тяжелая и неповоротливая. Словом говоря, на любое проявление эмоций, но Лакшмана молчала. И Пэйган боялся, в действительности боялся, что ее спокойствие обернется недюжинной бурей, сметающей все на своем пути. Такой была Ишвари, и вряд ли Лакшмана в этом от нее далеко ушла. Он облажался, причем облажался знатно. Ему не стоило идти у нее на поводу, играть в поддавки с, непонятно какой целью, нужно было попросту взять и направить всю свою чертову армию в Банапур, забрать ее и не дать этому кошмару случиться. Он чертовски виноват перед ней, и перед Ишвари в том числе. Если бы она была-бы жива, Пэйган уверен, она бы и мокрого места от него не оставила. — Тебе идет сари. — Спасибо. — Короткий благодарственный кивок и больше ничего. Мин решает идти дальше, если из Лакшманы нужно вытягивать слова клещами, то черт возьми, он готов. — Увидел подобное на Дипике Падуконе, и решил, что тебе оно будет к лицу. — Улыбка на ее лице заставляет короля судорожно вдохнуть побольше воздуха. Опущенная на колени кальянная трубка легонько барабанила самым кончиком о его бедро. — Мы явно смотрим одни и те же фильмы. — Теперь настала его очередь смеяться. Это было... приятно. Им обоим. — Ранвир Сингх? — Дала бы ему на первом свидании. — Знаешь, я тоже. — они смеются в унисон, Лакшмана не замечает как в порыве веселья укладывает голову ему на плечо. Однако это не укрывается от Мина, на что он тут же мягко треплет ее по волосам, а потом легонько целует в макушку. Все словно в сказке. — Я вроде как должна быть зла на тебя, но посмотри - мы смеемся и так мило болтаем, что я просто не могу на тебя злиться. Обижаться - возможно, но не злиться. — Пэйган тихо вздыхает, откладывая кальянную трубку насовсем, а после перекидывает руку ей за спину, приобнимая и притягивая к себе ближе. Они впервые были настолько близки друг к другу, и король хотел запечатлеть каждое мгновение в своей памяти. Его рука мягко прошлась по темным волосам, а после вновь сместилась на плечо. На удивление Лакшмана не спешила отдаляться, прижимаясь к нему, словно побитый жизнью щенок. У Мина на секунду сжалось сердце. — Мое бедное, бедное дитя.. — Я предупреждал, что эта страна не безопасна для тебя. Ты сама приняла решение уйти. — Ему эти слова стоят огромных усилий, Лакшмана и представить себе не могла насколько. — Знаю. — Но, к твоему счастью, я больше не дам тебе возможности совершать таких глупых ошибок. — Она оборачивается, заглядывая ему в глаза с немым вопросом, но потом все же находится, чтоб его задать. — Ты о чем? — О том, что твоя экскурсия на этом закончена. Она зашла слишком далеко, я больше не позволю тебе подвергать себя опасности. Она молчит с пол минуты, невидящим взглядом глядя перед собой. Король не сводит взгляда с ее профиля, цепляя взглядом ее рассечённый висок и напряженные скулы. — Я никуда не поеду. — Произносит она твердо, решительным взглядом глядя перед собой. Что-бы там Пэйган себе не планировал, она уже давным-давно все решила. — Я должна увидеть все. — Иногда неведенье - лучший выбор. — Нет, я останусь. — Лакшмана, посмотри на меня. — Вместо ожидаемого, простого поворота головы, она разворачивается к ему всем корпусом. Это обескураживает его на мгновение. Они сидят почти нос к носу, настолько близко что чувствуют дыхание друг-друга на коже. — Кират - небезопасное место. — Продолжает он почти шепотом. — Я попросту не смогу защитить тебя в следующий раз. Не только от войны и Золотого пути, но и от своих "помощничков". Ты думаешь Нур мне верна? А Пол? Милая, здесь каждый будет рад ударить меня побольнее. Даже моя сестра ищет способ меня подсидеть. И уж кто точно будет бить через тебя, так это она. Так что, Лакшми дорогая, кончай упрямиться и дай мне уже наконец тебя защитить, иначе Ишвари меня с того света достанет. — Ее едва заметно передергивает от такого сокращения ее имени. Только мама звала ее так. — Я в состоянии защитить себя сама. Или найти того, кто защитит меня от твоих людей. — Уверенно заявляет она, с издевкой глядя ему в глаза. На его лице совершенно внезапно расцветает гадкая улыбка. Он не хотел вываливать на нее эту информацию вот так в лоб, но она не оставила ему выбора. — Ох, девочка моя, если ты рассчитываешь на Золотой Путь, я тебя разочарую. Они и палец о палец не ударят, узнав что ты- Довершить эту мысль ему помешал скрип двери и незваная фигура солдата, вошедшая в ложу. О, этот идиот и понятия не имел, насколько важный разговор ему сейчас пришлось прервать. — Король Мин, госпожа Нур пришла. — Зачем? — Мигом встрепенувшись, спрашивает король, не скупясь на нотки стали в голосе. Лакшмана смотрит на него с легким прищуром, пытаясь понять, чего такого знает о ней Пэйган, что может разрушить ее репутацию? Единственное, что могло испортить впечатление о ней, это ее крысятничество для картеля, о котором знают лишь она, ее напарник и его босс. Каким образом об этом мог узнать он? Стоило напрячь старые связи, узнать откуда он достал эту информацию. И по возможности сделать ход первой, но на своих условиях. Если Золотой Путь отвернется от нее, ей придется несладко, Лакшмана не может этого допустить. — Просит аудиенции. Она за дверью. — Вкрадчиво сообщает парень, глядя перед собой. Гейл мельком оглядывает его: он стоял по стойке смирно, руки за спиной, ноги на ширине плеч, словно дрессированная собачка. — Сейчас вернусь. Только не прыгай с балкона, умоляю. — Ага, хера-с два. — Произносит она мигом скидывая с себя неудобное сари, стоило тяжелой дубовой двери закрыться за Пэйганом Мином.