Эйлин - золотые ручки

      Силуэт берега постепенно таял, исчезал в тумане, и, чем более нечеткими становились очертания пристани, тем более радостным становился мой сын. Мы едем в отпуск! Северус крутился на месте, словно заведенный, постоянно теребил меня за рукав и задавал сто вопросов в минуту.       – Мама, а мы скоро приедем?       – Приплывем, Сев. Мы плывем на пароме, машины и поезда — едут, а корабли и паромы — плывут.       – Мам, мы скоро приплывем?       – Сынок, мы же только что сели, еще даже земля видна!       Ребенок надулся, продолжая хитро посматривать на меня из-под челки. Вот чертенок!       – Приплывем через пять часов, не успеешь и заскучать. Пойдем в каюту, посмотрим твою новую раскраску.       Северус шустро подскочил, схватил клетку с Пиппином и помчался к каютам. Я еле успела схватить его за руку, так бы и унесся, тряся клеткой со старым филином. И мы потопали смотреть раскраску.       …Два месяца в доме Снейпов, пролетели незаметно.       После нашего серьезного разговора… ладно, после моего наезда, подкрепленного ударами тупым предметом и угрозами убийства с особой жестокостью, Тобиас не доставлял нам особых проблем. Что удивительно, он перестал пить. От слова «совсем». Признаться, я так и не поняла, какое из моих действий побудило его к такому подвигу, но факт остается фактом — Тобиас Снейп ежедневно являлся домой трезвым, как стеклышко, с утра был неизменно выбрит и — ужас-то какой! — приятно пах.       Разговор с руководством фабрики о продаже нашего дома увенчался успехом, сделка на вполне приличную сумму должна была состояться аккурат к нашему разводу. Тобиас маялся несколько дней, нам на глаза старался лишний раз не попадаться, пока, наконец, мне не надоели эти его щенячьи взгляды исподтишка, и я не задала вопрос в лоб:       – Может, уже скажешь, что хотел? Ты не держи в себе, поделись мыслью.       Муж моего сарказма не оценил, надулся, но все-таки разродился:       – На что вы жить-то будете? Ты думаешь, тебе денег надолго хватит? Это только кажется, что их много. Ты же ничерта в обычном мире не разбираешься, куда ты пойдешь?!       – То-то, я смотрю, ты сильно волновался, на какие мы деньги с сыном живем, когда в кабак шел после получки! — не удержалась я.       Тобиас злобно уставился на меня, и ушел, так ничего и не сказав более. Не верю я ему. Резать, так с концами. А то я знаю, чем это может закончиться. Сейчас он пришибленный, без мыла в жопу готов лезть, лишь бы его простили. Может, еще и к сыну станет подлизываться, а потом, как только мы потеряем бдительность и решим, а может дать папе Тоби второй шанс, он снова примется за свое. Нет уж, мне его раскаяния нужны jak psu zegarek! *       Такой Тобиас, страдающий в кои то веки от чувства вины, был нам с Северусом как нельзя кстати. Непутевый папашка без вопросов отслюнявил нам денег, как он думал, на продукты и одежду для Северуса.       Грустно было наблюдать за ребенком, с восторгом примеряющим новые штанишки и курточку. Еще тяжелее было сдерживать свою злость на Тобиаса, когда ребенок на полном серьезе первые дни частенько спрашивал:       – Мама, а завтра кушать мы что будем?       Как и все дети, которым не повезло в жизни узнать, что такое голод, Северус был крайне серьезен, когда дело доходило до еды. Он с удовольствием ходил со мной в магазин и дома скрупулезно помогал раскладывать продукты в холодильник и шкафчики. Готовили мы тоже вместе, он старался помогать и спрашивал про каждое блюдо.       Ребенок рос ярко выраженным почемучкой, что не могло меня не радовать. Видимо, что-то все же он заметил новое в своей матери. Поначалу Сев не отходил от меня ни на шаг и часто молчал, порой заглядывал в глаза с каким-то неясным для меня ожиданием. Не сразу, но он привык к тому, что мы всегда вместе и, наконец, разговорился. «Почему» сыпались из юного исследователя непрерывно, его интересовали такие глобальные вопросы, как: «Почему вода мокрая?», «Почему кошка шерстистая, а я – нет?», «Почему пчелы живут в тесном дупле старой яблони, а не в пустой бочке на заднем дворе — ведь она больше?»… В общем, к концу первой недели я буквально охрипла от ответов и пришла к выводу, что нам стоит посетить большой город поскорей. В нашем-то и сходить с ребенком толком некуда, и магазинов нормальных нет.       К вылазке я готовилась тщательно, план был продуман до мелочей. Утром понедельника мы с сыном тряслись в пригородном автобусе до Манчестера. Северус сонно клевал носом, пытаясь между делом рассмотреть унылый пейзаж за окном. Я же еще раз сверялась со своими записями, всем тем немногим, что смогла вспомнить полезного для моего плана.       Итак, если мне не изменяет память, то завтра в Лондоне состоится знаковый футбольный матч Англия-Сборная Мира, в котором бритты победят со счетом 2:1. Вот это мне и предстоит проверить в одной из букмекерских контор Манчестера. Денег у меня не много и прямо сейчас я сильно не обеднею, если история этого мира отличается от известной мне. Но если нет… Ха! То я разбогатею, jak amen w pacierzu, ** на одних только футбольных ставках!       У старого Иосифа было много грешков, благо, азартные игры в их число не входили, — играл он очень редко. Зато не бывало такого, чтобы дед пропустил по телеку футбол. Я уже молчу про то, что вместо церкви по воскресеньям старый Квинто таскал внучку на стадион смотреть, как поляки гоняют мяч. Дед мог часами распинаться про то, что футбол нынче уже не тот, что в его время было ого-го, а сейчас играют одни балерины… В общем, историю футбола я знала получше иных фанатов. На то и был мой расчет.       Манчестер встретил нас смогом, толпами людей и шумом большого города. Живописных мест от вокзала до центра по дороге не наблюдалось, что не мешало сыну вертеть по сторонам головой и задавать каверзные вопросы в своей излюбленной манере. Какой пытливый ум, однако!       – Ой, мама, смотри, сколько голубей! А это кто?       – Это воробушки.       – А воробушки — это их дети?       – Нет, это другие птички.       – Ты уверена? Воробушки же такие маленькие, а голуби — большие. Дети всегда маленькие, а родители — большие. Если они не их дети, то почему они вместе ходят?       Вот так мы и продвигались к центральному офису Уильям Хилл (1). Ставку мы сделали без проблем и время до нашего автобуса провели в приятной прогулке по детским магазинам. Кроме шикарного конструктора Меккано (2) и вкуснейшего Эрл Грея в одной непримечательной кофейне рядом с офисом Уильям Хилл город не впечатлил нас ничем.       Позже вечером Северус увлеченно строил железную дорогу, показывая особенно успешные инженерные решения нашему флегматичному пернатому другу. Пиппин, к слову, обнаружил себя на второй день моего пребывания в доме. Непонятные скребущие звуки со стороны чердака и гневное уханье поздно вечером красноречиво свидетельствовали о том, что сова у нас таки есть. Северус шустро притащил из своей комнаты складную лесенку, лежащую все это время у него под кроватью, и полез наверх, смешно причитая при этом:       – Пиппи, Пиппи кушать хочет! Мама, Пиппи хочет мышку!       Мышку Пиппи не хотел, а хотел он отдать наконец-то нам нашу почту. Видимо, до моего появления, Эйлин сделала пару заказов, которые птица за несколько дней носила и добросовестно складывала на чердаке, но теперь, обиженная невниманием, решила напомнить о себе.       Пиппи при ближайшем рассмотрении оказался старым потрепанным филином, чье имя, к моему большому удивлению, оказалось созвучно имени одного хулиганистого хоббита. Позже, в книгах своего сына, я обнаружила собрание сочинений профессора. Находка эта, пожалуй, удивила меня, как ничто иное, найденное доселе в этом доме. Надо же! Никогда бы не подумала, что чистокровная волшебница Эйлин будет рассказывать сыну сказки маггловского профессора филологии. Но еще больше самой книги меня удивила дарственная надпись на форзаце: «Эйлин, я знаю, что ты стала матерью. Надеюсь, однажды я смогу прочитать эту великолепную историю твоему сыну. Любящая тебя, Изабелла Принц».       Чую, есть какая-то интрига в их отношениях. Неспроста Эйлин получила такой подарок к рождению сына. После моих осторожных расспросов оказалось, что Северус не догадывается о наличии живых родственников матери. Я могу понять, почему про деда он ни сном, ни духом не ведал, но что за тайны развела девчонка вокруг единственной вменяемой родственницы, я пока не понимала…       В принесенных филином покупках не нашлось ничего неожиданного: несколько свертков с ингредиентами для зелий, любезно подписанные аптекарями, пару газет Ежедневного Пророка, журнал по зельеварению и один тонкий справочник, оказавшийся при ближайшем рассмотрении последним изданием общественных каминов Англии и Шотландии.       Пару вечеров я развлекалась от души, почитывая местную прессу. Такого наивного, неотшлифованного жесткой конкуренцией газетного стиля я не видела за свои 25 лет ни разу. Реклама вообще заставила меня держаться за живот от смеха. Если кратко охарактеризовать подачу информации, то у меня найдется только три цензурных слова: грубо, топорно и бесхитростно. Читателям в лоб излагается мнение автора, иногда ссылающегося на факты, и любезно разъясняется, как эти факты (в случае их наличия) следует понимать. Товар рекламируется аналогично. Ни о какой цензуре речи не идет вообще, все рекламируемые товары и услуги пестрят эпитетами «самый лучший», «самый-самый». Мрак! Желтая пресса по сравнению с этим главным изданием магической Британии — просто эталон непредвзятости и объективности.       Думать о странностях магов я предпочитала без отрыва от важных дел. Иными словами, по вечерам я также пыталась закрепить свои скромные успехи на поприще волшебства. То, что легко не будет, я поняла еще тогда, когда разучивала свои первые заклинания. Любое из них требовало детального разбирательства, без этого я, помня о нескольких спаленных от Левиосы перьев, даже не начинала практику. Поэтому книги по теоретической магии стали для меня основной литературой на долгое время.       Так, за домашними делами, я выбросила из головы свои переживания о потенциальном гешефте и ночью спала спокойно. А утром проснулась богатой.       Итак, можно считать, что теория о множественности миров (3) подтвердилась. Или, выражаясь проще — я сорвала большой куш!       Chryste Panie! Моя ставка в сто фунтов преобразовалась в выигрышные 15 000 фунтов, а всего-то и надо было — указать победителя, счет матча и игроков, забивших голы. Такой информации у меня в голове еще игр на 50 наберется.       Помню свою растерянность и грусть, когда я поняла, что где-то в далекой Польше еще пока не старый Иосиф так же азартно, как и я, потирает руки, подсчитывая барыши с футбольного выигрыша. Он тогда, с его слов, на призовые деньги купил моему отцу велосипед…       Выигрыш тоже поехали забирать вместе с Севом. Задержались мы в Манчестере на два дня — мне нужно было подумать как следует. В общем-то я давно решила, как следует поступить, если у меня появятся «легкие деньги». Играть постоянно в тотализатор — не вариант, кто надо, тот быстро приметит особо удачливую девицу с ребенком. Да, какое-то время я смогу зарабатывать на этом, использовать грим и шустро передвигаться по местности. Но не долго. Лучше всего просто не жадничать — делать умеренные ставки и не часто. Ну нет у меня желания знакомиться с отцами местной мафии…       Вопрос постоянного заработка все равно остается актуальным при таком раскладе, поэтому, рассудив здраво, я решилась на длительные инвестиции.       Забавно, никогда до того момента я не задумывалась, сколько именно знает современный человек. А знает он дофига. Да, по верхам, да — иногда весьма посредственно, а уж без доступа к Интернету — tyle co kot napłakał. Но это не отменяет знаний о векторе научно-технического прогресса, общих принципах работы механизмов и гаджетов. Что уж говорить об идеях новых технологий в быту, которые сами просятся к воплощению!       Так, без помпы и шумихи в прессе, 8 ноября 1963 года в Лондоне была зарегистрирована компания со скромным названием «Prince, ltd». Компаньона себе я присматривала долго — пришлось посетить несколько научных конференций, побывать на открытых заседаниях естественнонаучных кафедр ведущих учебных заведений страны, вдумчиво полистать периодику направления мехмата последних лет. Но все же, я его нашла, моего персонального Эдисона.       Генри Фокс, казалось, являлся живым воплощением карикатурного ученого. Рассеянный, неуклюжий, вечно бормочущий под нос невнятные термины, он был чертовым гением. Манчестерский Университет молился на своего самого молодого профессора, корифеи химии прочили ему блестящую карьеру, несколько исследовательских групп буквально дрались между собой, чтобы заполучить его в команду на следующие проекты. Но он достался только мне.       Генри сдался после того, как я выложила перед ним свой исчерканный блокнот, и, ничего не требуя взамен, даже обещаний сохранить мои идеи втайне, дала ему неделю на размышления. Позже он признается мне, что его не столько потрясли идеи никому не известной скрипачки (а идей было действительно много), сколько мое безусловное доверие. В мире, где каждая мало-мальски самостоятельная мысль обвешивается патентами, мой поступок сказал больше моих слов о доверии и вере в светлый гений мистера Фокса.       Генри еще только предстояло набрать команду таких же энтузиастов, специалистов в различных областях науки, но начало было положено. Было ли мне стыдно за то, что кто-то никогда не создаст Интернет, не придумает долговременного покрытия для ногтей, или не озолотится на революционных технологиях в строительстве? Ничуть. Как говориться — кто первый встал, того и тапки. Все изобретения увидят свет еще не скоро, предстоят годы кропотливой коллективной научной работы, пока мои исчерканные карандашом схемы в толстом блокноте превратятся хотя бы в патент, не то, что в готовые изделия.       Так и пролетел ноябрь, — в бурных обсуждениях с Генри, редких визитах к букмекерам, интенсивных общениях со своей магией и с магией моего сына. О, да… оценить волшебную силу, которая дремала в моем ребенке, я смогла очень скоро.       Как-то ночью ребенок разбудил меня громкими всхлипами. Первую минуту я не понимала, где я — вскочив с кровати и ринувшись к Северусу, я оказалась по щиколотку в воде. Под потолком ветвились маленькие молнии, а в комнате отчетливо пахло озоном и гулял ветер. Сев просыпался с трудом, а проснувшись, вцепился в меня, заходясь плачем. Успокоить его удалось не сразу, он затих только после того, как я завернула его в свое одеяло и крепко прижала к себе. Тихонько напевая колыбельную, я размышляла, что могло присниться такого ребенку, что это спровоцировало настоящее стихийное бедствие? Через полчаса, когда он заснул, я рискнула установить более привычный климат в помещении. Если не выйдет, рассудила я, придется посылать Пиппина за помощью, адрес Мунго и отдела по устранению случайного волшебства я знала — все основные координаты были в октябрьском справочнике, принесенном филином.       Помучавшись с полчаса, пришлось признать, что сама я потоп и молнии не уберу. Ветер кое-как удалось утихомирить, но если я и дальше буду мешкать, то потолок под нами просто смоет. Итак, должно быть, на первом этаже уже дождь. Только я собралась за справочником, как Северус проснулся.       – Мамочка, принеси колечко, — попросил он меня и снова задремал. Уже догадываясь, что к чему, я сходила за шкатулкой Эйлин. Сын на мои тормошения проснулся, забрал у меня шкатулку и, буквально с закрытыми глазами выудил тот самый гарнитур с не опознаваемыми мною камнями. Нацепив на себя кольцо, он поинтересовался:       – А браслет тоже надо?       Я не знала, что и ответить. То, что украшения артефакты — было понятно итак. Но какую они выполняют функцию, я могла только догадываться, поэтому решила схитрить.       – Ты сам как чувствуешь, нужен он тебе сейчас?       – Наверное. А то в прошлый раз колечко горячее даже стало, а я только ветерок вызвал.       – Тогда держи. Сам справишься?       Северус сопел, но с застежкой справился сам. Застегнул и спросил с улыбкой:       – Мам, это я совсем уже взрослый стал, да? А я скоро висюльку надену?       – Кулон, милый. Эта висюлька называется кулон. Еще не скоро, знаешь почему?       – Знаю! Потому что надо, чтобы мое магическое яйцо ста-ли-би-зи-ровалось! Это когда мне будет 11 лет и я в школу пойду, а пока я маленький, колечко кушает лишнюю магию! А ты говорила, что я браслет не скоро надену, а я уже надел, я уже вырос, мама! — сон ребенка как рукой сняло, он радостно подпрыгивал у меня на руках и лез обниматься.       Я зашлась заливистым хохотом, ну до чего же он у меня милый, самый лучший малыш на свете.       – Ты мой выдумщик! Не твое магическое яйцо должно стабилизироваться, а твое магическое ядро.       Незаметно за разговорами постепенно исчезли молнии, волны под ногами сначала стали затихать, а потом и вовсе исчезли. Вода в комнате пропала через пару минут, и я, поцеловав сына, принялась сушить помещение. Палочкой в ту ночь пришлось поработать изрядно, как в спальне, так и в гостиной на первом этаже — потолок все же протек, но я справилась.       В конце ноября нас развели. Документы пришли по почте в письмах для Тобиаса Снейпа и Эйлин Принц. По решению суда наш общий сын, Северус Тобиас Принц, остается с матерью, о чем четко было прописано в бумагах. На мою девичью фамилию бывший муж не отреагировал никак, но, прочитав фамилию сына, долго молча смотрел мне в глаза. Но так ничего и не сказал. Я же не собиралась пояснять причины своего поступка: через несколько дней после первого посещения адвоката я вернулась в мэрию с еще одним заявлением — о смене фамилии на мою девичью для меня и сына. Я решила, что моему ребенку ни к чему фамилия отца, которого уже через несколько лет он не будет помнить.       А через несколько дней мы продали дом, теперь Тобиас жил в нем как сотрудник фабрики и со следующего месяца должен был платить аренду. Наши вещи были давно собраны, подходящее жилье в пригороде Лондона я приобрела еще раньше, осталось только заказать машину для переезда. Как прощаться со своим уже бывшим мужем было не понятно. Я выбирала между «проклясть за сына напоследок, плюнув на порог» и «уйти тихо, без скандала». За первый вариант голосовал мой материнский инстинкт, за второй — разум. Все же, не хочется, чтобы в памяти ребенка осталась наша последняя ссора с мужем. Северус за эти несколько месяцев научился сносно общаться с отцом, не дергаться от вопросов Тобиаса, даже несколько раз сидел у него на руках. Что останется в памяти трехлетней крохи об отце, я не берусь утверждать, но однозначно для него будет лучше, если он запомнит спокойного и трезвого мужчину, а не орущего пьяного бабуина. Впрочем, за меня все решил маггл.       В день нашего отъезда Тобиас не пошел на работу, он потерянно слонялся по дому, не задерживаясь подолгу нигде. Мы ждали в гостиной грузовую машину, когда Тобиас решил попрощаться. В руках у него были какие-то бумаги.       – Эйлин, вот… я открыл счет на имя Северуса, туда буду отчислять ему на учебу.       – Спасибо, — отказываться от денег, даже небольших, я не собиралась. В жизни всякое может случиться.       – И это… я знаю, что вел себя, как козел. Я ничего не прошу у тебя, но хотел бы иногда видеться с Северусом. Оставь свой адрес, или хоть какие-то контакты для связи.       Я молча написала ему адрес своего абонентского ящика на почте, обойдется без адреса, тем более, что я не знаю, долго ли мы будем там жить.       Потоптавшись еще немного на пороге, мужчина вышел из комнаты, а мы отправились руководить погрузочными работами.       Новый дом как-то сразу стал нам своим. Северусу нравилось в нем буквально все: и старый сад, укрывающий дом от лишних взглядов, и просторные комнаты с высокими потолками и большими окнами, и уютная небольшая кухня, вся пропахшая в первое же воскресенье пирогами. Все комнаты были исследованы и признаны пригодными для игр — в гостиной постепенно росла гора игрушек, в кухне появился детский нарядный стульчик, а в прихожей выстроился ряд детской обуви и маленьких строительных инструментов, которыми малыш гордился особо. Несколько недель мы привыкали жить одни, признаться, это было просто. По будням ездили в Лондон, где весело проводили время в магазинах, делая самые разные покупки. Так, Северус сам выбрал себе мебель в комнату, вместе мы искали разные детали в интерьер и покупали тысячу мелочей для кухни. Мой ребенок был абсолютно счастлив и не вспоминал об отце ни разу. За эти месяцы со мной он изрядно окреп и повеселел, стал более спокойно воспринимать чужих людей, и даже подружился с моим компаньоном Генри.       Произошло это обыденно, в один из воскресных вечеров Генри Фокс наведался к нам в дом, принеся с собой на новоселье не пирог, а стопку исписанных тетрадей. Генри, будучи химиком в первую очередь, решил начать с моих идей о новых косметических продуктах и технологиях. В своих руках я держала его план исследований по двум направлениям, которые, при благоприятном исходе, принесут нам многочисленные патенты в косметической и химической промышленности. В тот вечер мы много смеялись и спорили, Генри увлеченно ползал с моим сыном по полу — они мастерили какой-то агрегат, пока я бегло просматривала записи юного гения. Еще несколько вечеров, проведенных в совместном конструировании, и Северус уверенно хватал Генри за руку, а вечером, после ухода мистера Фокса, захлебываясь восторгом, пересказывал мне диалоги со своим новым другом. Так постепенно у нас сложилась традиция — все деловые вопросы решались на кухне, после чего заканчивались на ковре в окружении игрушек.       Близилось Рождество, когда я решила, что неотложных дел у меня в Англии нет, и мы вполне можем себе позволить встретить праздник как волшебники. Соваться в Косой переулок я пока не решалась, у меня было стойкое ощущение, что еще не время, да и ведьма из меня пока еще была посредственная. Но ничто не мешало нам посетить магические улочки той же Франции, благо, адрес магического квартала Парижа был мне известен. В одном из писем Изабеллы Принц я нашла забавное описание весенних парижских приключений почтенной дамы. Остроумный легкий стиль ее писем, тем не менее, не помешал мне сделать вывод о том, что поездка в волшебную часть Парижа — достаточно безопасное и приятное увеселение. К тому же, как я надеюсь, знакомых Эйлин я там не встречу, а новую информацию добыть смогу.       …Мы докрашивали последнюю страничку с поездами, когда капитан объявил о скором прибытии в порт Кале.       – Ура! Мы приплыли! — и мой ребенок заливисто рассмеялся.       На улице уже стемнело, с неба падал редкий снег, когда наш паром выпустил первых пассажиров. Весело болтая на ходу, мы загрузились в такси и поехали на железнодорожный вокзал: нас ждала ночь в поезде и раннее прибытие в Париж.