One step closer

Он будто видел страшный сон. Каждый день, с трудом вставая на работу и возвращаясь домой, чувствуя себя полностью опустошенным и не способным найти смысл существования. Толпа гигантского механизированного Токио вращалась вокруг него, кружила в своей гигантской головокружительной карусели. Билеты взяты в один конец, ничего не закончится, пока служитель не решит, что с посетителей хватит. Ему хотелось, чтобы этот момент уже поскорее наступил. Раньше хотелось отчаянно… Сейчас – отсутствие эмоций, чувств и желаний. Поскорее бы сдохнуть. Каждый день, особенно почему-то по четвергам, скользит в мыслях осознание бессмысленности собственного существования. Она уже стала привычной, даже родной. По крайней мере, она дарила равнодушие и причину не вступать в контакт с внешним миром: всё равно его деятельность никак не влияет на искусство, развитие технологий, политическую обстановку в Европе или близящуюся Третью мировую войну. Такао ненавидит вспоминать о своём прошлом, чувствует вину за нынешнее тошнотворное состояние. В конце концов, у него были все возможности для успешной карьеры, обеспеченной жизни и свободы действий. И для нормальной семьи… Не будь он худшим придурком во Вселенной, который так и не смог справиться с собственными чувствами. Теперь-то подобной проблемы не возникало. Служитель щёлкнул выключателем, гася свет на карусели, и пусть каждый реагирует как хочет. Кто-то ищет себе новое освещение. Кто-то находит свою дорогу во тьме. А Кадзунари остановился. Опустил глаза. Впереди нет ничего. Он понимает, что так продолжаться не может. Тишина в квартире и нежелание жить говорят об обратном. Раньше он рисовал числа, ждал лета, того времени, когда они могли быть вдвоём. Без одноклассников. Без команды. Просто друг с другом. Не было надобности в словах. По крайней мере, так казалось Такао. Возможно, если он дал бы понять сокоманднику, что тот значил для него слишком много, чтобы называть просто товарищем или даже другом… Если бы. Несостоявшееся событие, упущенный шанс. Ещё один повод для ненависти к себе. Однажды он встречает Куроко. Тот превратился в циника, часто курит и бросает слова-осколки, неизменно правдивые и жестокие. В нём уже нет ничего от прежнего игрока, но всё равно он напоминает ему о «Поколении Чудес». Вернее, об одном из них, самом удивительном и… почти забытом. - Ты любил его, правда, Такао-кун? – Это «кун» звучит издёвкой, очередным напоминанием о прошлом. В его глазах – лёд, в глазах Такао – пепел. Безжизненный, больше не приносящий никому пользы. – Ты любил Мидориму, - больше смахивает на утверждение, но Кадзунари всё равно кивает. Куроко глубоко затягивается и тут же выдыхает дым в сторону двери кафе, возле которого они стоят. Бросает сигарету на асфальт и давит её носком ботинка – дорогого, между прочим, явно не бедствует. – Ирония: все они были гениями, но так и не смогли добиться того, что хотели. Он ведь тоже любил тебе, Такао. Но, увы, на нашего законченного индивидуалиста вдруг повлияло общественное мнение. - Я знаю обо всём этом, Куроко, - цедит сквозь зубы, - можешь не напоминать. В глазах – холодное и равнодушное небо. - Никогда не думал, что назову тебя трусом. Такао понимает, что Куроко превосходно прав. Он действительно всего лишь безвольный трус, менее чем серая тень бывшего Такао Кадзунари, не сдававшегося, желавшего лишь одного: признания. - Мне было четырнадцать, я – незнаком с тобою(1)… - с отсветом усмешки скандирует он. Уголки губ собеседника тоже слегка приподнимаются, и он кладёт руку ему на плечо. - Ты справишься. Я надеюсь на это. В конце концов, именно благодаря тебе Мидорима смог побыть настоящим, пусть и недолго.

Кадзунари не справляется. Не выдерживает. Вновь не оправдывает чьих-то надежд и разбивается на осколки, такие же острые, как слова Куроко, когда ложится в ванну, наполненную до краёв.