Дивный мир
7 октября 2015 г. в 22:03
Будильник трезвонил бодро и жизнеутверждающе. В открытое окно доносился шелест листвы, утренний прохладный ветерок доносил свежесть и запахи ночного дождя. Еще не совсем рассвело, и темно-синее небо на востоке только слегка посветлело и подкрасилось алым.
Алиса села на постели и посмотрела на часы — половина седьмого утра. Май в разгаре. Скоро зацветет сирень.
Поля требует, чтобы она бегала по утрам — это у него такое новое развлечение, именуемое здоровым образом жизни. Можно подумать, Алиса только и делает, что злоупотребляет пирожными, да и в сидячем образе жизни ее сложно обвинить.
Алиса прислушалась. Из кухни доносились обычные утренние звуки. Поля курсировал между кухней и столовой — запах омлета с джемом ощущался очень отчетливо. В кабинете тишина — отец наверняка работал над книгой до поздней ночи… Или раннего утра? И лег спать совсем недавно.
Алиса выбралась из постели, залезла в душ и открыла воду.
Вода оказалось ледяной.
Это было так неожиданно, что Алиса покрылась гусиной кожей и застучала зубами.
— Если это новый раздел здорового образа жизни, — пробормотала она, — сдам тебя на запчасти.
— Водичка сегодня была несколько прохладной, — сказала она, появляясь на кухне. Поля сделал вид, что не слышит, и придвинул к Алисе тарелку с омлетом.
— Новости? — привычно спросил Поля, тыкая металлическим пальцем в боковую панель. — Погоду? Биологический обзор?
— Ничего, — Алиса задумчиво поковырялась вилкой в омлете. По нежному сливочно-желтому боку стекал яркий апельсиновый джем. Есть почему-то не хотелось. Но взгляд у Поли сделался таким обиженным, что она молча разломала омлет на кусочки и сжевала.
Омлет был вкусный, нежный, апельсиновый джем приятно горчил. Поля в который раз проявил себя прекрасным кулинаром.
— Павел прислал тебе сообщение, — Поля подал Алисе виртпланшет. Алиса надела браслет на руку, но читать сообщение при Поле не стала. Пашка куда-то пропал уже три недели как, и желание его пристукнуть за отсутствие информации назрело уже давно, но не при Поле же это делать.
— Какие у тебя на сегодня планы? — Поля открыл большую записную книжку, к которой был привязан за ленточку красный карандаш. Разумеется, для того, чтобы запомнить информацию, ему вовсе не была нужна бумажная записная книжка, но Поля имел свои странности.
— К девяти меня ждет куратор дипломного проекта. Нам осталась окончательная сверка, и две недели на подготовку практической части. А потом целый месяц свободы, — Алиса мечтательно закатила глаза. Пашка уже предложил миллион и одну идею, но большую часть Алиса забраковала как безумные, среднюю как невыполнимые, меньшую — на всякий случай.
Поля очень серьезно кивнул, наблюдая, как Алиса через силу доедает омлет, а потом одевается и собирает рюкзак.
— Папа…— начала было Алиса, но Поля приложил палец к динамику:
— Просил не будить до полудня.
— Хорошо. Я звякну, когда буду возвращаться. Возможно, я вернусь не сегодня.
— Твоя мама этого бы не одобрила, — заметил Поля с видом старой дуэньи.
— Спорим на твою коллекцию, что ты никогда бы не стал ее об этом спрашивать, — хмыкнула Алиса и закинула рюкзак за плечи.
У нее было ощущение попавшего в ботинок камешка.
— Возможно, — сказал Поля и склонил голову. — Удачи.
Алиса закрыла дверь квартиры, вошла в турболифт и нажала кнопку стоянки флаеров. Закусила губу и тряхнула головой. Камешек продолжал натирать.
На улице восходящее солнце ударило в лицо, обдав светом и утренним теплом. В вышине звенели птицы. Немногочисленные утренние прохожие торопились по делам.
Алиса шла по стоянке, выбирая флаер, и перебирала в памяти утро. Выбрала белую машину с мягкими глубокими креслами, села, пристегнула ремни. Набрала код, и машина, мягко и медленно приподнявшись над поверхностью, на мгновение замерла, а потом по крутой траектории набрала высоту и легла на курс по направлению к главному корпусу университета. Алиса расслаблено вытянулась в кресле — автопилот давал возможность подремать.
Но под боком что-то мешало.
Алиса сунула руку и нашарила что-то мягкое и пушистое. Вытащила, повертела перед глазами.
Это был белый игрушечный кролик.
Алиса вздрогнула. Камешек выпал из туфли.
Фартук. Фартук на Поле был надет на левую сторону — чего он никогда не мог допустить, в принципе не мог. И на внутренней поверхности фартука было пятно. Большое белое пятно на красной ткани.
Пятно в виде белого кролика.
Опять.
Который раз за эту неделю.
Алиса закашлялась, к горлу подступила тошнота, и ее вырвало — прямо на пол.
Игрушечный кролик в ее руках вздрогнул, ожил, сиганул ей на плечо, больно оцарапав его когтями, и выпрыгнул в боковое окно — то, стекло в котором было опущено.
Алиса вытащила из рюкзака платок и вытерла лицо. Руки дрожали, сердце колотилось, как бешеное, в висках стучали молоточки, а в затылке поселилась тупая боль, словно туда вкрутили винт.
— Что со мной, черт возьми, — пробормотала она. — Очень надеюсь, что это не омлет виноват.
Безумно хотелось содрать с себя комбинезон и принять душ — сейчас же, немедленно. Алиса нащупала браслет на руке и нажала кнопку воспроизведения информации.
— Алиса, — услышала она голос Пашки. Странный голос, словно надтреснутый, словно доносящийся сквозь толщу воды. — Отключи автопилот. Набери на пульте управлению комбинацию серая клавиша — 42 — 31415. В открывшемся меню выбери пункт «Аэроэкспресс», затем снова набери ту же комбинацию и введи пункт «Университет». После того, как получишь это сообщение, открой заднюю стенку панели виртпланшета и удали белую пластмассовую вкладку. Под ней будет серебристо-серая панель с блоком питания. У тебя в рюкзаке есть нож с тонким лезвием. Вырви крышку и удали из панели питания желтое зернышко размером с семечко подсолнечника. Справа от тебя находится бардачок. Там ты найдешь еще один виртпланшет. Помести зернышко под его заднюю крышку. Свой вирт на себя не надевай, убери в рюкзак, предварительно удали всю историю сообщений.
— Пашка, — Алиса была настолько изумлена, что на мгновение потеряла дар речи. — Пашка, что случилось? Что за авантюру ты задумал на этот раз? Пашка!
— Удали всю историю сообщений, — услышала она снова. — И… следуй за кроликом, Алиса. Следуй за белым кроликом.
Голос умолк.
Ну, Пашка, твои шуточки когда-нибудь плохо для тебя кончатся.
Алиса со злостью стянула с запястья виртпланшет, вытряхнула из рюкзака ножик (она могла бы поклясться, что у нее никогда не было такого ножа), и сделала все то, о чем говорил Пашка. Потом с некоторой робостью отключила автопилот и нажала на кнопку «Аэроэкспресса», а потом снова на кнопку «Университет».
Что-то происходило.
Что-то менялось вокруг, а она не могла понять, что именно. Только безумно хотелось спать и чтобы перестало тошнить.
Флаер заложил крутой вираж над городом, и к горлу опять подступила тошнота. Алиса сглотнула, но это не помогло.
Флаер снизился и полетел над огромным парком, потом над веткой аэроэкспресса, потом начал странно петлять между кварталов. Алиса не уловила момента, когда яркие, новые, сверкающие стеклом и металлом кварталы домов сменились старой застройкой — бетонные и кирпичные многоэтажки с темными окнами. Иногда — черными, словно слепыми.
Алиса поморщилась. Она не помнила, чтобы в Москве оставались такие дома. Ее трясло, словно в лихорадке, и она не понимала, что происходит.
Новенькая блестящая ветка аэроэкспресса изогнулась змеей и ушла влево, а вправо ответвилась другая — старая и заброшенная. Пыльное стекло не отражало света, местами по нему змеились трещины, а в высокой траве внизу можно было заметить множество осколков. Флаер шел теперь совсем низко, метрах в двадцати над поверхностью, и наконец Алиса увидела впереди станцию аэроэкспресса — маленькую, заброшенную, с проломленной крышей, заросшую травой и тополиными побегами. Флаер спустился вниз и замер у края платформы. Платформа оказалась длиной в один вагон аэроэкспресса — как здесь входят и выходят из остальных вагонов поезда, было непонятно — платформа располагалась на возвышении, и остановившийся возле нее аэроэкспресс висел бы в трех метрах над поверхностью.
Впрочем, здесь уже много лет не останавливались никакие аэроэкспрессы. Алиса поправила рюкзак и осторожно вылезла из флаера. Тот мгновенно взмыл в небо, обдав Алису плотной волной горячего воздуха.
И Алиса осталась на платформе.
Светило солнце. Пахло сухими горячими травами — пряно и остро, словно посреди летнего луга в жаркий июльский полдень. Ветерок слабо шевелил траву, пробившуюся сквозь бетонный пол и ступени лестницы, ведущей вниз. Ступеней почти не было видно — лестница была наполовину засыпана землей и битым кирпичом.
Тишина обволакивала, словно мягкий уютный кокон.
Алиса осмотрелась. В тени навеса она увидела скамейку, стоящую возле стены, а на серой бетонной стене — меловой рисунок.
Кролик.
Алиса подошла ближе и потрогала рисунок пальцем — палец побелел от мела.
Резкий звонок над ухом заставил ее вздрогнуть всем телом. Алиса подняла голову. Справа от нее, на стене, висел телефонный аппарат. Очень старый, она видела такие только в музеях — с диском для набора номеров, с трубкой на тяжелом металлическом шланге.
Шланг закручивался в бесконечность.
Алиса почувствовала, что не может стоять.
Телефон зазвонил снова — так, что весь его корпус затрясся, а трубка стала подпрыгивать на рычагах. Тогда Алиса на негнущихся, словно частично парализованных ногах подошла к телефону и сняла трубку.
— Алиса, — услышала она в трубке знакомый голос.
— Пашка, — выдохнула она с невыразимым облегчением. — Пашка, что случилось? Что происходит? Где я, в конце концов? Куда ты пропал?
— Алиса, — Пашкин голос казался встревоженным и крайне уставшим. — У меня очень мало времени. Пожалуйста, слушай меня внимательно. Через три минуты по этому рукаву, по направлению вправо от платформы, пройдет аэроэкспресс. Сядь в последний вагон. Слышишь?
— Пашка, но куда? Зачем? — Алиса не понимала, что происходит, и это приводило ее в состояние растерянности. — Пашка, я плохо себя чувствую. Куда пойдет аэроэкспресс? По какому маршруту? Где ты и что это за телефон?
— Там, где ты, меня уже нет. Но мне… очень нужно, чтобы ты тоже выбралась оттуда.
— Да откуда же?
— Из мира иллюзий, — голос Пашки стал жестким, и он сухо, коротко рассмеялся. — Я сам покинул его три недели назад. — И я должен вытащить тебя.
— Я тебя не понимаю, — Алиса почувствовала, как у нее подкосились ноги, и она села на скамейку. По скамейке ползла гусеница — спокойно и неторопливо. Синяя гусеница. У нее, гусеницы, была масса своих гусеничных дел, и на Алису ей было наплевать.
— Поверь мне. Это правда я, Пашка. Ты можешь о чем угодно спросить меня, и я тебе отвечу.
— Какое слово ты произнес самым первым? — спросила Алиса. Как же давно они говорили об этом.
— Все нормальные дети говорят «дай» или «мама», а я сказал «Ура», — ответил Пашка.
— Объясни мне, что происходит. Мне кажется, что я схожу с ума, — Алиса огляделась и прислушалась. Где-то очень далеко, на грани слышимости, нарастал гул приближающегося поезда.
— Потом. Пока не могу. Не здесь. Но я могу сказать тебе вот что: все, что ты сейчас видишь, кроме моего голоса в этой трубке — ненастоящее. Иллюзия. И… если ты захочешь, то ты сможешь увидеть то, что есть снаружи.
Алиса молчала. Происходящее было похоже на странный, нелепый сон.
Гусеница переползла на стену и теперь деловито карабкалась вверх.
— Сядь в поезд, Алиса. Войди в самую последнюю дверь и сядь на самое последнее сиденье. Сядь в поезд и следи за табло, которое увидишь над дверью. Ты узнаешь, когда надо будет сойти.
— Пашка!
Гул поезда нарастал. Над платформой поднялся ветер, пригнул спелые, совсем не майские травы, набил пыли в волосы, бросил в лицо горстью гари и пепла — словно поднятого со свежего кострища.
— Следуй… Следуй за кроликом, Алиса. Чтобы подняться высоко, надо прыгнуть.
Трубка замолчала. Алиса смотрела на нее — немую, мертвую — и ей казалось, что мир уходит у нее из-под ног.
Аэроэкспресс налетел, словно штормовой вихрь, и задний вагон плавно остановился у платформы. Двери бесшумно разъехались в стороны, и Алиса услышала: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…» дальше было неразборчиво. Алиса глубоко вздохнула и вошла в вагон. Двери так же бесшумно закрылись у нее за спиной.
В вагоне не было ни единого человека.
Лампы на потолке горели через одну, тусклые окна в несмытых потоках старого дождя пропускали мало света. Матовая, кирпично-коричневая кожа сидений облупилась и потрескалась. По полу перекатывались несколько смятых фантиков от конфет и обрывок старой бумажной газеты.
Поезд тронулся с места мягко, но неожиданно — Алиса не удержалась на ногах и упала боком на заднее сиденье, располагавшееся полукругом в торце вагона. Осторожно выпрямилась и села, не отрывая взгляда от темного электронного табло старого образца. Вагон мелко потряхивало. Справа с потолка свисала какая-то веревка, похожая на скрученный провод. Она завивалась в бесконечность — так же, как шнур телефонной трубки.
Аэроэкспресс набирал скорость. Но пейзаж за окном летел назад с такой скоростью, что разобрать что-либо было почти невозможно, кроме того, что эти пейзажи не были знакомыми.
Алиса облизала пересохшие губы и подумала о том, что безумно хочется пить.
За окнами стремительно темнело, загорались бесчисленные огни, молниями проносились назад, гасли, а на их месте загорались новые. Вспомнился омлет с апельсиновым джемом, который был в другом мире. Алисе показалось, что она ела лет десять назад. Но все равно мысль об апельсиновом джеме вызывала тошноту.
Алиса скорчилась клубочком на заднем сиденье, поджав ноги и дрожа от холода. Темнота пыталась пролезть в окна и дотянуться до нее своими лапами.
Алиса пыталась понять, что это за ветка экспресса, куда она ведет — но не могла.
Вдруг табло над дверью вспыхнуло зеленым, и Алиса прочла:
«Следуй за кроликом. Кролик сойдет на следующей остановке. Дерни за веревочку, дверь и откроется. Дерни изо всех сил».
Аэроэкспресс замедлял ход. К горлу снова подкатила тошнота, стало вдруг холодно и сыро. Алиса огляделась. Никакой другой веревки, кроме свисавшей с потолка, она не увидела, поэтому взялась за нее и стала ждать.
Темнота за окнами замедлила бег, но Алиса не могла ничего в ней разобрать — она не видела ни зданий, ни машин, ни людей, ни огней. Аэроэкспресс толкнулся вперед, потом назад, и наконец, остановился. Раздалось шипение, но двери не открылись.
На табло возникла надпись: «Дерни за веревочку. Если ты не хочешь выходить — сядь на сиденье в противоположном конце вагона, закрой глаза и усни. Аэроэкспресс вернет тебя на ту станцию, где ты в него села, и все забудется, как странный сон. Если хочешь выйти — дерни за веревочку».
Алиса задержала дыхание, покрепче стиснула в руках шнур и дернула его вниз.
Затылок пронзила чудовищная боль — словно мозг вывернули наизнанку, словно в голове взорвалась сверхновая, словно череп изнутри облили кислотой, выжигая глаза, голос, мысли. Двери бесшумно распахнулись, и Алиса упала в темноту за ними, не понимая, что происходит, ослепнув, оглохнув и расколовшись пополам.