Следуй за белым кроликом

*** …А потом ей стало мокро и холодно, и она поняла, что лежит в глубокой ванной лицом в воде. Она выпрямилась, стуча зубами от холода, встала, чувствуя, как по затылку и по шее стекает кровь, и разжала руки. В руках у нее был толстый витой шнур с каким-то блоком соединения на конце, с которого тоже капала кровь. Шнур уходил вдоль ванной куда-то вдаль. Вернее, это была не ванная, а что-то вроде глубокого прямоугольного аквариума, заполненного зеленоватой водой. Алиса осмотрелась и похолодела. Вокруг на многие сотни квадратных метров были такие же стеклянные гробы с заключенными в них людьми, и у каждого к затылку был подключен толстый витой шнур. Тысячи, десятки тысяч стеклянных аквариумов. И безумный, безумный холод. И тогда она закричала. *** — Тише, — услышала она знакомый голос. — Тише. Мы здесь. Алиса обернулась на голос, внезапно со стыдом осознавая, что она полностью обнажена и наготу прикрыть нечем. — Пашка, где ты? Я ничего не вижу… я… Знакомые руки ухватили ее за плечи и вытащили из воды, наскоро обтерли каким-то тряпьем и натянули сверху толстый свитер. Свитер кололся — неожиданно остро, и хотелось расчесать плечи в кровь. — Там, в машине, есть еще рубашка, — шептал знакомый голос. — Держи. Белье и джинсы. Носки. Кроссовки. Они старенькие, но прочные. Быстрее. Пальцы не слушались — словно им впервые приходилось застегивать пуговицы, молнии и зашнуровывать кроссовки. Алиса схватила за руки того, кто помогал ей: — Пашка, это ты? У меня словно пятна перед глазами, я не могу ничего разглядеть вблизи… Что происходит? — Это я, — Пашка помог ей подняться. — Хотя возможно, что ты помнишь меня не таким. Алиса наконец смогла рассмотреть его. С трудом, потому что здесь было темно. Огромный зал, крыша которого поддерживалась толстыми колоннами, освещался только крошечными лампами — по одной в каждом аквариуме. Мертвенный, тусклый свет выхватывал из зеленоватой воды лица, плечи, руки… Границы зала терялись в темноте. Пашка обхватил Алису за талию. — Постарайся идти сама, — сказал он. — Тебе надо как можно быстрее разработать ноги. Я первые дни совсем не мог ходить, на карачках ползал. — Пашка, — Алиса коснулась пальцами его щеки. — Что с тобой? Что все это значит? Почему ты такой бледный? И худой… И что это? Ее пальцы нащупали у него на затылке пролысину, и под тонкой кожей — твердые края прямоугольной коробочки размером с фалангу мизинца. — Интерфейс, — хмуро буркнул Пашка. — Позже объясню. Я именно такой, каким ты видишь меня сейчас. А более упитанный и аккуратно стриженый, в новом комбезе и без щетины я был там, в наших иллюзиях. — Я ничего не понимаю, — прошептала Алиса. — Верю. Я сначала вообще подумал, что мир сошел с ума и я вместе с ним, и чуть не убил того, кто пришел за мной. Алиса, нам нужно торопиться. Нам нужно добраться до авиетки как можно быстрее, потому что самое позднее через десять минут твое отсутствие будет обнаружено и через четверть часа тут будет группа зачистки. И тогда нас просто спишут в утиль. Я бы донес тебя на руках, но тут лестницы узкие и по типу пожарных, а у меня, к сожалению, еще слабые руки, я боюсь, что уроню тебя, а это было бы печально. — Ничего… Я сама, — прошептала Алиса. В ногах покалывало — словно сотня мелких иголок вонзилась в ступни. Они спустились по лестнице на несколько пролетов. На каждом этаже Алиса видела такой же огромный зал, заполненный десятками тысяч аквариумов, и людей в них, подключенных кабелем в затылок. Пашка протянул ей бумажный платок, чтобы закрыть рану на затылке. — Что… Что это такое? — спросила Алиса шепотом. — Мир грез, — Пашка спускался первым. — Каждый из них спит и видит прекрасный сон о замечательной жизни в нашем великолепном двадцать втором веке. Все болезни побеждены, пиратов не осталось, все социальные и экономические проблемы решены, в нашем мире нет войн, голода, болезней, а есть только стремление к познанию, чистота помыслов, красота сердец, доброта, красота, альтруизм и космические открытия. О дивный новый мир, — голос его был горьким. — Правда же, иллюзия просто великолепна? Ты сейчас вспоминаешь свою жизнь, да? Родителей, квартиру, вашего робота, космические путешествия с отцом, школу, университет, мальчика Пашу, с которым ты дружишь с третьего класса и спишь со второго курса? Ничего этого нет. Есть вот это, — Пашка обвел рукой обозримое пространство. — Сотни тысяч людей, которые, по сути, представляют из себя психогенераторы. — Что? — прошептала Алиса. Нет. Ничего нет. Нет родителей, нет университета, нет мира. Есть только Пашка, кроссовки, которые едва не сваливаются с ног, потому что велики на два размера, колючий свитер и бесконечный холод вокруг. Лестница кончилась, и они спрыгнули на землю. Над ними возвышалось на сотни метров огромное здание, и такие же простирались во все стороны — они находились словно на дне огромного урбанистического колодца, черного, закопченого, остывшего, словно погасшая звезда. Солнце не проникало сюда — да и было ли оно вообще в этом мире? В проулке между зданиями стояла небольшая серая машина, напоминавшая флаер, но почти вдвое меньше по размеру. — Я не понимаю тебя, — прошептала Алиса. — Психогенераторы. Я не сумею объяснить так толково, как объяснили мне. Нам сейчас лучше побыстрее убраться отсюда. Вот авиетка. Залезай. Он помог Алисе забраться внутрь, вынул из кармана механические часы и откинул крышку. — У нас еще три минуты… Передохни. Алиса скорчилась на тесном сиденье. Ее зубы стучали, выбивая частую дробь. — Я включу автопилот, — Пашка набрал несколько кнопок. — Он знает маршрут. Авиетка с шуршанием закрыла двери и поднялась на два метра над поверхностью. — Так, теперь маскировка, — Пашка нажал еще две кнопки и авиетка, мерно загудев, повернула на северо-запад. Пашка придвинулся к Алисе и обнял ее за плечи. Алиса со всхлипом обняла его и уткнулась лицом ему в шею. В какое-то мгновение осознание того, что все это — правда, навалилось и раздавило. Девочка, с которой ничего не случится, стояла у края черной пропасти и глядела в нее широко раскрытыми глазами. У девочки больше не было ничего. Ничего из той жизни, которая окружала ее всего лишь сутки тому назад. Только Пашкины губы, которые покрывали теплыми поцелуями ее щеки, губы, глаза — были прежними. Почти прежними. Они были суше и тверже, чем она помнила — но они были. — Пашка… — Я здесь. Теперь все будет иначе. *** Авиетка бесшумно неслась вперед. Сделав огромный круг над тем, что когда-то было городом, она легла курсом на юго-запад. Фары не включали, габаритные огни тоже. Авиетка поднялась на максимально возможную высоту, чтобы не зацепить высотных зданий, торчащих острыми черными шпилями в хмурое, темное, затянутое бесконечными плотными тучами небо. Город, лежащий внизу, казался таким же бесконечным — черные и серые здания, частично целые, частично разрушенные, заброшенные и опустошенные. Время от времени Алиса видела огромные прямоугольные коробки, освещенные изнутри мертвенно-зеленоватым светом, и понимала, что это — инкубаторы, такие же, как тот, из которого она выбралась несколько часов назад. Пашка молча корректировал курс, а правой рукой сжимал ладонь Алисы. Они летели молча — на разговор у обоих просто не было сил. — Что это? — спросила наконец Алиса, показывая на мир внизу. — Объясни. То, что мир, из которого ты меня выдернул, существовал только в моем воображении, я поняла. Хотя мне все время кажется, что я сейчас проснусь, открою глаза, и окажусь в своей комнате, в своей постели, и Поля будет готовить на завтрак омлет с апельсиновым джемом и ворчать, что я поздно возвращаюсь. И я полечу в университет, потому что куратор желает обсудить дипломный проект… У меня не получается поверить, что всего этого нет. Что все было ненастоящее. Хотя… Самый дикий, совершенно животный, скручивающий изнутри ужас был в том, что на самом деле Алиса отчетливо осознавала — то, что она видит сейчас, и есть настоящее. То, что память сохраняла о прошлом, теперь казалось плоским, двухмерным, словно иллюстрация из книги. Слишком правильным, слишком идеальным, слишком прекрасным. — Но Пашка, — Алиса обернулась к нему. — Но ведь здесь… Мы помним друг друга. Я хочу сказать, что мы… — Понимаешь, все то, что ты помнишь — это не только твоя память. Это, если можно сказать, общая память, — ответил Пашка. Его профиль четко вырисовывался на фоне серого неба. Он смотрел вперед, время от времени сверяясь с картой. — Все, что ты помнишь, оно… в каком-то смысле было, то есть где-то твой отец помнит, как летал с тобой в экспедицию. Где-то есть моя мать, которая вечно звонит мне в самый неподходящий момент, чтобы поинтересоваться, чем я обедал, — в голосе Пашки послышалась горечь. — Где-то наш Аркашка все так же рассчитывает получить Нобелевскую премию — и наверняка получит. Он помнит, как летал с нами на планету Пять-Четыре, и мы помним. В реальности этого никогда не было, но оно все равно было. — В виртуальной реальности? — Да. Это то, что я смог понять. Поэтому, — Пашка скорректировал курс, и флаер взял западнее. — Поэтому мы с тобой оба помним одно и то же. — Что случилось там? — Алиса смотрела вниз, прижавшись лбом к холодному стеклу. — Это тебе лучше расскажут те, кто сначала вытащил меня. — Их много? — Достаточно, — Пашка прибавил скорости. — Все, что могу сказать сейчас — то, что сам знаю. Но ты и сама видишь, что человечество, как цивилизация, почти прекратило свое существование. Я и сам еще всего не понял. Но последние двадцать лет, если не больше, все пребывает в таком виде. А люди живут в виртуальном мире. Алиса, глядя вниз, сказала: — Я даже не знаю, про что спрашивать. Я просто не понимаю, как теперь жить дальше. Куда мы летим? — На Свалку, — ответил Пашка. — Нас там ждут. — Свалка действительно существует? — Конечно. За полтораста лет там скопилось несколько тысяч кораблей. Многое из того, что мы видели в том мире, существует и в действительности. — Паш… А ты уверен, что вот это, — Алиса обвела рукой пространство, — существует в действительности? Где гарантия, что я все еще не лежу лицом вниз в той ванной и не вижу второй слой этих сновидений? — Не знаю, — Пашка снова скорректировал курс. Под авиеткой далеко внизу понеслась гладкая поверхность моря — черная, глянцевая. — Очень хочется надеяться, что это не так. Мы скоро прилетим. — Ты знаешь, где мои родители? — Нет. Меня нашел… Сейчас сама увидишь кто, — улыбнулся Пашка. — Я нашел тебя, потому что хотел найти и потому, что мне дико повезло. Получится ли у тебя найти своих, я не знаю. Мать, скорее всего, нет. Как ты думаешь, почему ты ее так редко видела? Там, в виртуальной реальности? Почему она появлялась раз в год, ненадолго, и быстро исчезала? — Ты думаешь, ее просто нет в живых? — Не знаю. Насколько я понимаю, пока человек хоть как-то там появляется, он жив — это единственно возможный способ существования человека в тех рамках бытия. Но чем меньше контактируешь в том мире с человеком, тем меньше шанс его отыскать в подпространственной сети. — Что? — Алиса попыталась проглотить комок в горле. Мама. Там она по ней скучала. Здесь она ее никогда не увидит. — Я даже не смогу объяснить, — Пашка обернулся к Алисе. — Есть хочешь? — Не знаю, — Алиса прислушалась к себе. — Да, наверное. — Мы скоро прилетим, — Пашка выглянул за борт. — Потерпи немного, часа два осталось. Ты молодчина. А я первые два часа орал и психовал так, что человек, прилетевший за мной, пригрозил выбросить меня за борт. Поспи. У тебя глаза закрываются. Алиса придвинулась к Пашке и легла головой к нему на колени. Закрыла глаза. Ей было страшно — она боялась, что сейчас она опять окажется в другом месте и мир вокруг снова начнет рушиться и осыпаться осколками, словно колдовское зеркало. Но этого не случилось. Она заснула — без сновидений. *** Когда авиетка снизилась на краю пустыни, наступила ночь. Свалка космических кораблей представляла собой место, куда когда-то свозили космические корабли, отработавшие свой век. Часть утилизировалась, часть планировалась к утилизации, часть являлась полигоном для исследований и новых разработок. Свалка, пожалуй, была одним из тех мест, которые меньше всего изменились за последние двадцать лет. Только новых исследований давно никто не проводил, и новых кораблей никто не привозил, и утилизацией старья никто не занимался. Пашка вылез из авиетки, подошел к одному из крайних кораблей. Откинул боковую крышку, набрал код. В огромном грузовом транспортнике, возвышавшемся на краю пустыни, словно сторожевая башня, медленно и с легким скрипом открылся аварийный люк. Пашка завел туда авиетку и тронул Алису за плечо. — Просыпайся. Мы прилетели. Алиса открыла глаза и вздрогнула. — Лучше бы я не просыпалась, — сказала она. — Мне ничего не снилось. Пустота и ночь. Я открываю глаза, и здесь тоже — пустота и ночь. И даже звезд не видно. Это не жизнь. Это ад на Земле. — Все будет нормально, — Пашка вынул из авиетки рюкзак и забросил себе за спину. — Пойдем. Нас ждут. Он подал Алисе руку и помог выбраться наружу. Ноги еще плохо слушались ее — она шла медленно и через каждый шаг спотыкалась, словно ничего не видела перед собой. Они вышли из грузового отсека транспортника, и двери за ними закрылись. Пашка пошел в сторону узкого прохода между башнями кораблей. Стройные, когда-то ослепительно красивые высокие корпуса пассажирских звездолетов, приземистые тяжелые транспортники, легкие катера и небольшие шаттлы — все казались теперь одинаково безжизненными и мертвыми. — Остров погибших кораблей. Помнишь такую книгу? Мы читали в восьмом классе…. — сказала она и осеклась. Читали ли? — Помню, — сказал Пашка. — Да. Пожалуй. Это было. Смотри, — он махнул рукой вперед. — Пойдем быстрее! Там, впереди, метрах в двухстах от них, между кораблей прыгало слабое тусклое пятно света. Пятно приближалось. Пашка быстро пошел вперед, безошибочно двигаясь в темноте между гигантскими корпусами кораблей, Алиса спешила за ним, то и дело спотыкаясь и хватаясь за Пашкину руку. Пятно света двигалось им навстречу. Оно скрылось за боком гигантского транспортника и снова вынырнуло в проход. По проходу шел человек — высокий и обросший. В руке он держал фонарь — стеклянный фонарь, внутри которого горел промасленный фитиль. Пламя фонаря был тусклым и неровным, и пятна света прыгали по бокам кораблей. Человек подошел ближе, держа фонарь перед собой, и Алиса ахнула. — Зеленый, — прошептала она. — Зеленый, это ты!!! Она бросилась вперед, чуть не полетела лицом в какие-то коряги и обломки и не упала только потому, что человек успел поставить фонарь на землю и подхватить ее. — Алиса, — прошептал он, обнимая ее за плечи. — Я знал, что ты будешь именно такой. Но ты кажешься взрослее. Зеленый был худым, обросшим, с запавшими щеками и кругами под глазами. От него пахло машинным маслом и жженой проводкой. И он был совершенно настоящим. Алиса вдруг поняла, что последние пять лет не видела его. Значит, последние пять лет его уже не было там, в виртуальной реальности. И последние пять лет он живет здесь, среди погибших кораблей, на космической свалке умирающего мира. Алиса обхватила его за шею и разрыдалась.