Game of hearts

— Это твой первый раз? — говорит так обыденно, как о погоде или новом турнирном мече, пряном вкусе похлебки, которую Пирожок как-то сварил на привале из тощего зайца и каких-то немыслимых трав. Жизнь назад. Или две. Когда-то это ведь было. — Да, до нее у меня на члене еще не висели пиявки, — он никак не поймет, что ее... разозлило? задело? Его признание, что он — бастард короля? Или вся эта дурацкая тема. Она все же леди, а он — такой же грубый мужлан. Как в те годы, что мочился свободно при ней, считая мальчишкой, а еще говорил все время о члене... Седьмое пекло, и вот он — опять... — Первый раз с женщиной, — уточняет она. Ровным тоном — ни бровь, ни голос не дрогнут, а у Джендри челюсть буквально встречается с полом, и он зачем-то начинает заикаться, частить. Он будто снова — безусый, зеленый пацан, ученик кузнеца из Королевской гвардии, примкнувший к Ночному дозору. И как тогда с глаз падает пелена, когда он узнает девчонку в мальчишке, когда колени подгибаются и поджилки дрожат, когда с губ срывается потрясенное: "Моя леди". — Я не... мы с ней... не... Ему бы прямо сейчас провалиться сквозь землю. Он чувствует — щеки пылают, горит все лицо. И нет, это вовсе не жар от чадящего горна. — У тебя были женщины в Королевской гавани? Или после, — так деловито, сама невозмутимость. Невинность. Разглядывает кинжал из драконьего стекла и медленно снимает перчатки. Он знает, прямо сейчас может метнуть между глаз. И не спасут ни Кузнец, ни Мать, даже Воин... Так жарко. Пот ручьями бежит по спине. Зачем на нем этот плащ? На Севере так много тяжелой, неуклюжей одежды. — Ты не помнишь? — лукаво, как будто играя в игру, ведомую ей одной. — Да, было, — проклятье, как будто поднялся на плаху. Но этот лучик в ее глазах озорной... Как проблеск света, глоток кислорода. — Как много? Одна? Две? Может, двадцать?.. — Я не считал! — Ты считал. Арья Старк его видит насквозь. Арья Старк с ним играет. Забавляется? Шутит так? Леди скучно?.. Вот только не она — никогда просто так. У каждого слова той, что он когда-то назвал своей леди, есть причина и смысл. — Три, — выдыхает он ей, ожидая насмешки, но девочка... леди... шагает к нему. Так близко. Почти касается грудью плаща, что все еще так крепко под подбородком завязан. — Наверное, мы скоро умрем, — тихо-тихо. Так, что Джендри догадывается больше, чем слышит, — но до того я хочу познать это... — как с самой высокой стены — вниз головой в черный омут без дна, вышибающий холодом дух. — Арья, я ... Он хотел бы сказать: "мы не должны, моя леди". "Не здесь, не сейчас и не так". Он должен шепнуть: "я — твой, ты — моя". Он должен напомнить: "прежде септон и богороща". Он должен хранить ее ото всех, и от себя. Но Арья — та самая Арья, что прекрасней, храбрее любой, кого он узнал, та самая Арья целует, и ученик кузнеца забывает слова. Он себя и Семерых забывает. Он не вспомнит и ценой своей жизни, даже если в эту секунду рог затрубит, и Король ночи возьмет Винтерфелл. Ее губы мягкие, отдают немного вином, свежим хлебом. Ее руки рвут завязки у него на плаще. Его Арья... его хрупкая, ненаглядная леди изо всех сил толкает на какие-то дерюги, мешки. И тянет рубаху долой через голову, просто взявшись за ворот. Она не прикроет в смущении округлые груди и взгляд, как скромница, не потупит. Его Арья... не такая, как те... его Арья... Покрыта шрамами и рубцами, как благородные леди столицы — золотыми браслетами и кружевами. Он вырвал бы ногти каждому, кто оставил все эти следы. Он сжег бы их на жаровне Красного бога, что так любит жертвы и королевскую кровь, но не в силах защитить тех, кто меньше, слабее... — Я не красная женщина... Снимай штаны уже... Он не должен... Только так и правильно. Здесь и сейчас. Да, это так. "Ты — моя". Понимает так ясно или вспоминает скорее. И снова... Арья снова целует. Пламя от факелов пляшет по стенам. Будто сходит с ума... вместе с ним. Он падает в нее, погружается и так остается. Он в ней столько лет — только в ней. Он — ее. Он — только ее отныне [всегда] и до скончания этой жизни. Этой, а еще всех других, что им будут отмерены после. Он — ее. Он узнал ее еще тогда, на дороге. Сотни дней назад, сотни верст. "Ты никогда не станешь мне семьей, ты будешь моей маленькой леди". Ты звала меня в Винтерфелл, я пришел. Я пришел, чтобы любить тебя и служить тебе, леди. Мой топор, мой меч, моя кровь — для тебя. Она целует его. Она на вкус — точно зимняя вишня. "Мы вырастим такие, когда закончится эта война, и лето придет. А если тут не выйдет, или ты не захочешь, куда угодно — в Браавос и Дорн, через весь Эссос на запад в неизвестные земли. Ты только люби меня, малютка, ты только живи. Ты только останься со мной, моя леди".