Отражение

Гарри с ужасом, вставшим поперёк горла, смотрел, как его девушка — уже, наверное, бывшая — уносится прочь. Мир пошатнулся, а он всё стоял на месте. Огорошенный, он снова и снова видел перед собой эту сцену, словно заевшую пластинку на граммофоне. Потом всплыло смазанное воспоминание; тётя Петунья нависает над Гарри и кричит прямо в заплаканное детское лицо, почему она не любит его. — Только взгляни на себя, пугало! — надрывается тётя, брезгливо кривя губы. — Да кто тебя полюбит? И не задавай мне дурацких вопросов! Гарри повело от боли. Он задыхался; имя Джинни застыло на губах, но ему не хватало сил позвать её. Нужно занять чем-нибудь руки, прежде чем он раздерёт грудь до крови. — Что, чёрт возьми, это было? — ворвался в его мысли громкий взбудораженный голос. — Кажется, она немного переборщила, да? Вспомнив, что не один здесь, Гарри встряхнулся и посмотрел на Рона, растерянно почёсывающего щёку. — Как-то остро она это восприняла, — продолжил друг. — Слишком остро. Хотя неудивительно. Я слышал, как однажды она рассказывала маме, что ей до сих пор снятся кошмары о сам-знаешь-чём. — А мне, значит, не снятся, — саркастично перебил его Гарри. Ком, едва его не задушивший, растаял, и он смог вздохнуть свободнее. Но на смену пришло праведное негодование, снова лишившее дара речи. — Не тебе одному приходится нелегко, — поспешно сказал Рон и, когда Гарри не ответил, посмотрел на Гермиону, беспомощно пожимая плечами. — Я согласна с Гарри, — мрачно произнесла та. Ей трудно было справиться со случившимся. — Джинни не должна была так говорить. Никогда. Это несправедливо с её стороны, ведь Гарри не сделал ничего плохого. Гермиона разгладила мантию и решительно шагнула к двери. — Я с ней поговорю. — Стой. Гарри взмахнул украденной палочкой Пожирателя и запер дверь. Получилось неплохо, хотя никакая другая не могла сравниться с его старой остролистной палочкой. — Стой, — повторил он и повернулся к друзьям. — Что если… что если она права? Ты сказала, я не сделал ничего плохого, но это неправда: я защитил Волдеморта. — Ты говорил, что тебе пришлось это сделать, — нарочито выделил Рон. — Если бы не сделал, Пожиратели Смерти перебили бы нас. — Я и не говорил, что последствия вышли плохими, — вздохнул Гарри. — Мой выбор был уместен. Но неужели вы думаете, будто у меня оставалось время всё просчитать? Гермиона растерянно приподняла брови. — Что ты хочешь сказать? — прошептала она. — Я не знаю, почему спас его. Вот она — правда. Я не понимаю собственного глупого поступка! Почему именно его? Бред какой-то! — прорычал Гарри, зло дёрнув себя за волосы. — Так может, Джинни права. Может, она одна единственная поняла, что… — Что поняла? — Что я на самом деле омерзительный выродок, который помог УБИЙЦЕ собственных родителей! Гарри рухнул на кровать и схватился за голову. Кровь стучала в висках; его тошнило от всего вокруг и главное — от самого себя. — Ерунда! — прогремел Рон и опустился перед ним на колено. — Ты чушь говоришь, понимаешь? А предупредил ты его, потому что тебя заставил этот чёртов осколок души! Мы просто избавимся от этой дряни, и… и ты будешь в норме. Гарри поднял голову. На лице Рона читалась такая слепая вера, что он просто не смог посмеяться над наивностью друга. На самом деле его тронула решимость Рона. Похоже, вспыльчивость Джинни принесла хоть что-то хорошее. Пусть Рон и оправдывал сестру, но сейчас он не сторонился Гарри, мигом забыв про свою злость. Но Гермиона не разделяла его радости. — О, верх гениальности, Рон! Ты, наверное, даже знаешь, как «избавиться от этой дряни», не «избавившись» от Гарри! — она зло топнула ногой. — Или ты открыл чудодейственный безвредный способ уничтожить хоркрукс, сохранив его — извини, Гарри — сосуд?! Как кстати, у нас ведь теперь нет меча! — Ничего я не знаю! — заорал в ответ побагровевший Рон. — Но мы должны что-нибудь сделать! Мы найдём способ! — В том-то и дело, Рон! — зарычала Гермиона, размахивая руками. — Ничего мы не найдём! Выход только один! «Сосуд» нужно уничтожить, чтобы ничто не смогло его починить, и я даже думать об этом не хочу! — Вот и не думай! — выкрикнул Рон. — И не буду! Никогда! — взвизгнула Гермиона и со слезами повернулась к Гарри. — Мы любим тебя! Мы никогда!.. Она подбежала и крепко его обняла. Гарри зарылся лицом в пушистые волосы, чувствуя, как с её слезами уходит его боль. — Спасибо, — тихо поблагодарил он, когда девушка отошла, и прочистил прихватившее горло. — Знаете что? Подумаем об этом завтра, ладно? Я очень устал, и вы тоже. — Ты прав. Хорошая мысль, — с облегчением кивнул Рон и хлопнул его по плечу. — Я покажу уборную. Ты ведь первым хочешь ею воспользоваться?

* * *

Ночью, когда Рон уже умиротворённо храпел, а в доме царила темнота и тишина, Гарри никак не мог заснуть. Он думал о Джинни, о Волдеморте и готов был вскочить и взбудоражено мерить шагами комнату, но упрямо ворочался в кровати. Голова гудела и уже совсем не соображала от усталости. Гарри злился и мучился от боли, но эти чувства были его лишь отчасти. Понадеявшись хоть чуть-чуть отвлечься, он попытался заглянуть в мысли Волдеморта, но тщетно. Тёмный Лорд укрепил щиты, правда, если судить по отголоскам его чувств — недостаточно сильно. Впрочем, Гарри это не касалось. Он силой заставлял себя лежать в кровати и не открывать глаз. Просто дышать. Наслаждаться уютом, теплом и чистым запахом кожи. Наконец, усталость пересилила, и Гарри всё-таки уснул. И вот он стоит в Малфой Мэноре, а рядом Джинни. Она снова с ним разговаривает, но почему-то называет Томом, хотя он пытается объяснить, что он — Гарри. А Джинни вдруг превращается в Беллатрикс и, раскатисто хохоча, уносится прочь. Он пытается бежать за ней, но понимает, что у него больше нет ног. Его вёрткое змеиное тело скользит по полу, а потом проваливается в тёмный туннель и летит к свету… Слепит глаза, прежде чем он понимает, что оказался в пустыне, замкнутой среди крутых жёлтых гор, уходящих верхушками прямо в небо. Балансируя на пошатывающихся камнях, поросших колючей травой и низкими кустами, сухими и ломкими от палящего солнца, Гарри осматривается по сторонам, пытаясь найти хоть что-то… кого-то… И находит Волдеморта. И пусть Гарри знает, что увидит его, и даже догадывается, каким — внутри что-то ломается. Волдеморт лежит на жухлой траве и тянет дрожащую окровавленную руку вверх, словно молит о помощи. Всё его тело изранено; изодранная белая кожа и чёрная мантия, переломанные кости, ярко-алые разводы крови быстро впитываются в иссохшую землю. Бледные губы двигаются и что-то произносят… И Гарри заходится в беззвучном крике… — Гарри! Он резко проснулся, мокрый от пота, с болезненно дёргающимся шрамом и подкатившей к горлу тошнотой. За маленьким окошком виднелось светло-серое небо. Совсем скоро рассветёт. Рон ушёл, теперь рядом с ним сидела Джинни. Её ладонь согревала предплечье. Гарри заморгал и быстро схватил протянутые очки. Неужели она, правда, здесь? Или он ещё спит? — Джинни? — спросил Гарри дрогнувшим голосом. — У тебя был кошмар, — сказала она, словно извинялась, и медленно убрала руку. — Наверное, ты больше и разговаривать со мной не станешь, но я всё равно хочу поговорить. Их взгляды встретились, и в зелёных глазах мелькнула то ли покорность, то ли надежда. — Мне так стыдно за вчерашнее, Гарри. Я сказала нечто непростительное… Но не про тебя — ты ведь знаешь, что не про тебя? Скажи, знаешь ведь?.. Но Гарри не мог. Пока не мог. Он потёр заспанные глаза и приподнялся на локте. — С тобой поговорила Гермиона? — Нет, — тут же ответила Джинни. — Никто не заставлял меня приходить. Я не могла заснуть из-за того, как с тобой поступила… Не знаю, что на меня нашло; как будто воплотился кошмарный сон, и я так легко забыла, что ты сильнее меня. Что ты можешь дать ему отпор, а я — нет. Я забыла. — Знаешь… — голос Гарри звенел от боли. — Самое грустное, что ничего бы не произошло, если бы ты не подслушала нас. Если бы не взломала защитные чары Гермионы… Теперь Джинни казалась обиженной, даже оскорблённой. — Я знаю, что сама виновата, но представляешь, как мне было плохо, когда раз за разом ты ничего мне не рассказывал? Знаешь, сколько раз я задавалась вопросом — почему? И всё чаще отвечала себе, что я тебе просто не нужна… что ты не считаешь меня частью своей жизни!.. И Гарри со стыдом понял, что всегда смотрел на неё лишь с одной стороны, как и на Снейпа. Он вспомнил свою злость, когда ему ничего не рассказывали и старались держать от всего в стороне… Он ненавидел всё это, так отчего решил, что Джинни просто смирится? — Через четыре месяца я стану совершеннолетней, — продолжила она после мучительной заминки. — Я знала, ты никогда не попросишь меня о помощи, но надеялась, что если я всё узнаю сама… ты больше не прогонишь меня. Это было так заманчиво; просто быть вместе, как Рон и Гермиона, не взваливать всё на себя, размышляя о неизбежной судьбе… Но как можно обойтись так с Джинни? Как? — Я очень хотела помочь; хотела сражаться вместе с тобой. Поэтому мы так старались — Невилл и я — возродить Армию Дамблдора. Мы так устали, но не сдавались… мы хотели, чтобы ты знал: в нужный момент мы поможем тебе уничтожить его, мы будем рядом. Её слова и мятежный дух тронули до самого сердца. И Гарри чуть не признал это вслух. Он медленно сел, массируя виски. — Я был не прав, — согласился Гарри. — Но я просто хотел защитить тебя от верной смерти. Всего лишь защитить. — Понимаю, — спокойно произнесла она. — Но ты ни разу не спросил, чего хочу я. — Знаю… Прости. — Не извиняйся. Я тоже делала ошибки, — её взгляд остановился на его исцарапанных обнажённых плечах. Гарри открыл было рот, но Джинни подняла ладонь. — Не оправдывайся. Ты не должен, да и не хочешь. Просто случилось то, чего ты сам не понимаешь. Как и со мной, когда я… — она замялась и впервые занервничала. — Я поцеловала Невилла, — закончила она подрагивающим голосом. — Я думала, это больше не повторится, и не хотела тебе рассказывать, но… Два месяца назад я сглазила Крэбба, который пытал первогодок. За мной гнались Кэрроу, посылая вслед Непростительные; уверена, они убили бы меня, если бы схватили… Потом вмешался Невилл. Они пытали его, а он вытерпел и не выдал меня. И я поцеловала его… чтобы поблагодарить… и облегчить боль. Все мысли испарились. Джинни молчала, ожидая его реакции, но Гарри не мог ответить. В голове было пусто. — И хуже всего, что я не чувствую себя виноватой, — тихо добавила она. — Мой поступок не делает мне чести. Но я не жалею. Странно, ему почти не больно. Ему должно стать плохо, он должен злиться на неё и Невилла, хотя бы расстроиться — но нет. Что с ним не так? Неужели он дорожит любовью меньше, чем невыполнимым заданием, которое ждёт его впереди? Или их роман закончился раньше, чем они успели это понять? Если бы Джинни по-прежнему любила его, она ни за что не поцеловала бы Невилла… а Гарри никогда бы не поддался Волдеморту… Гарри отчаянно помотал головой. Он не будет думать об этом сейчас. — Ты его любишь? — спросил он, удивляя её своим спокойствием. — Нет! — воскликнула она, но потом вздохнула. — Не думаю. Но я счастлива, когда он рядом. — Хорошо, — Гарри натянуто поднялся. — Хорошо? Это всё, что ты можешь сказать? — её голос недоверчиво подрагивал. — А что я должен сказать, Джинни? Ты хочешь, чтобы я разозлился? Накричал на тебя? Оскорбил? Я не в том возрасте, да и ты тоже! Мы ничего друг другу не обещали! И… и я всё равно должен умереть, так какая разница? — О чём ты? — выкрикнула она. — Ты не умрёшь — я не позволю! И Орден тоже! И даже если Сам-Знаешь-Кто завладеет тобой — ничего не изменится! Кингсли сказал, что Дамблдор предупреждал их о такой возможности! Он сказал: не важно, что вы узнаете о Гарри Поттере, никогда не забывайте — он наша последняя надежда! Всегда верьте в него! — Ты рассказала Кингсли? — взволнованно прошептал Гарри. — Рассказала! — воскликнула Джинни и вскочила на ноги. — Разве могла я молчать, когда наши жизни — моя семья — были в опасности… Ты не представляешь, как мне стало стыдно, когда Кингсли ответил… Я усомнилась в тебе, а он — нет. Я… я подвела тебя. — Ты меня не подвела, — решительно возразил он. — Я ценю твою искренность. Между ними повисла неловкая тишина. Гарри втайне позавидовал тому, как Джинни делилась своими неприглядными секретами. — Итак, — неожиданно спокойно нарушила напряжение девушка. — Что теперь? Гарри пожал плечами. — Не знаю. Наверное, самое время для пафосных избитых фраз. Что-нибудь вроде «давай останемся друзьями»… — Ага, значит, мне снова водить дружбу с Сам-Знаешь-Кем? — полюбопытствовала она. Гарри отшатнулся, пытаясь уловить на её лице тень неприязни, но тут же расслабился — на губах Джинни подрагивала улыбка. — Не с ним, всего лишь с его совестью, — усмехнулся он. — Странно, думала, у него её нет. — Есть; просто за давностью лет он забыл, как ей пользоваться. Но ничего, со временем он научится. — Звучит заманчиво, — она улыбнулась шире. — Да, — Гарри судорожно вздохнул. В мягком утреннем свете Джинни была прекрасна. Впрочем, влечение тут же уняло понимание: ведь он тоже казался Гарри привлекательным. Похоже, настал тот самый печальный возраст, когда он мог трахать всё, у чего есть ноги. Это было свойственно всем нормальным парням, хотя Гарри не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь об этом узнал. И похоже, любовь не имела к этому желанию никакого отношения; он любил людей, Джинни, друзей. Но это чистое, невинное, самоотверженное чувство не имело ничего общего с испепеляющей страстью и всепоглощающим желанием стать частью своего партнёра. Эта любовь не та, что пишется с большой буквы, не та, что приходит лишь однажды в жизни или не приходит вовсе. И от понимания, что он не предал что-то особенное и единственное, стало легче… — Что ж, — ворвался в его размышления голос Джинни. — Если хочешь успеть позавтракать, нам лучше быстрее спуститься на кухню, иначе Рон прикончит все вчерашние яблочные пироги. — Хорошо, — улыбнулся Гарри. — Я спущусь через пару минут. — Ладно, — она кивнула и сбежала вниз по ступенькам. Длинные огненно-рыжие волосы взметнулись следом. Гарри уселся на кровать, рассматривая дверной косяк так, словно в нём крылись ответы на все загадки мира. — Любовь, — пробормотал он, отстранённо натягивая на себя вещи. — Дамблдор всегда о ней говорил. О любви. Гарри посмотрел на руки, потом в маленькое окошко. — Сила, неведомая Тёмному Лорду — точно не меч, пропитанный ядом василиска… Проклятье! А ведь Дамблдор так часто это повторял, но раньше я не понимал. Он подошёл к окну и теперь любовался мирным туманным утром. Правда, оно никак не успокоило взвинченные нервы. — И директор знал, что из-за молодости не пойму. В груди что-то сжалось. Что, если Дамблдор дал ему выбор, а он — по незнанию — ошибся? Уничтожить хоркруксы… Гарри с лёгкостью принял эту мысль и был уверен, что Дамблдор полностью его поддерживает. Так и было: директор сам без колебаний избавлялся от осколков души Волдеморта… но не учил Гарри сражаться, не объяснял, как уничтожать их… Ни словом не обмолвился, хотя это было чертовски важно. Единственное, чем поделился Альбус Дамблдор — воспоминания о Томе Риддле. Сперва Гарри думал, что они должны помочь найти хоркруксы, но ведь это бессмысленно. Дамблдор мог просто рассказать о них, по крайней мере, о тех, о которых знал. Воспоминания о юном Волдеморте могли пригодиться, если бы Гарри свободно не проникал в его сознание. И Дамблдор знал; он знал об осколке в Гарри, знал, что рано или поздно его подопечный без лишних усилий добудет нужную информацию. Сейчас всё, что делал Дамблдор, казалось нелогичным. Если только он не задумал кое-что иное. Тайный замысел, который не выходило разглядеть месяцами, даже годами. Замысел, о котором директор не мог рассказать, не получив в ответ истерики — или ещё хуже, захлопнутой перед носом двери и пожеланием подавиться своим «высшим благом». Гарри, с трудом проталкивая воздух в лёгкие, прислонился пылающим лбом к прохладному стеклу. Он думал о самом противоречивом воспоминании: когда Волдеморт пришёл просить должность преподавателя по Защите от Тёмных Искусств. Такой проницательный человек как Дамблдор должен был заподозрить неладное, ведь он знал, что Риддл не хотел эту работу. И если директор знал — почему ничего не предпринял? Он потрудился узнать о Пожирателях Смерти, ждущих возвращения Волдеморта в Кабаньей Голове, так отчего же не полюбопытствовал, зачем Риддлу понадобилось вернуться в замок? Почему не приставил к нему шпиона — Пивз или Безголовый Ник охотно бы выполнили его указания — чтобы всё разузнать? Похоже, директору было плевать на тайны Волдеморта. Значит, он хотел показать Гарри нечто иное… Он вспомнил, с какой печалью Дамблдор разговаривал с Риддлом. Как человек, который очень хочет, но не может помочь… — Поверить не могу, — прошептал Гарри нетвёрдым голосом. — Неужели вы этого от меня хотели, Дамблдор? Он представил, как напротив него с понимающей улыбкой сидит директор. — Убить его… или нет? Вы же знали, что я не справлюсь? Голубые глаза блеснули, но Дамблдор ничего не сказал; он ждал, когда Гарри сам додумается. — А даже если справлюсь, едва ли вы хотели, чтобы я стал убийцей и разорвал свою душу, как он… Или я не прав? Окно с несуществующим отражением Дамблдора милостиво держало своё мнение при себе. — Мерлин, я ведь о Волдеморте говорю! Он безумец! Он убил моих родителей… кучу народу… он уничтожает всё, к чему прикасается! Но!.. Он так боится, что его страх сводит меня с ума, и он страдает, как все обычные люди… Разве это не человечно? Разве суть наших жизней не в боли и страхе перед смертью? Послышались быстрые шаги. Кто-то поднимался наверх, но прямо сейчас Гарри никого не хотел видеть. Он крепко сжал кулак и грохнул по оконному стеклу, которое тут же мелко задребезжало. Гарри хотел смерти Волдеморта. Хотел убить его. Но недавно кое-что изменилось; стоило взглянуть на мир глазами своего врага, и решимости поубавилось. Безжалостный мир; мир, погибающий без привязанностей… Теперь Гарри лучше понимал Волдеморта; Риддл убивал не потому, что ему это нравилось, но потому что ему было плевать. Да и разве можно заботиться о ком-то, когда никому нет дела до тебя? Ещё мальчишкой Гарри решил бороться с одиночеством и найти лучших друзей, но для Тома Риддла уже поздно. И магический мир сам виноват в своих бедах. Странно, но теперь этот самый мир ждал, что Гарри — ещё один сирота — спасёт всех от плода их собственного равнодушия… Общество никогда не умело заботиться о брошенных детях, даже не пыталось научиться. Зато так просто порицало тех, кто уже настрадался. Именно таким был Волдеморт. Зеркало истинного — изуродованного — лица магического мира… Гарри снова ударил по стеклу, на этот раз яростнее. И ещё раз. — Не разбивай его — порежешься, — мягко посоветовал голос Гермионы. — Гарри, ты чего возишься? Завтрак давным-давно готов! — голос Рона металлом проскрежетал по напряжённым нервам. — Ты можешь хоть на секунду забыть о еде, Рон? — Гермиона словно чувствовала дурное настроение друга. Она повернулась к Гарри и куда ласковее продолжила: — Как всё прошло? Рон сказал, к тебе приходила Джинни. — Замечательно, — с наигранным хладнокровием ответил Гарри. — Всё прошло замечательно. Мы порвали. Рон поперхнулся. — И по-твоему это замечательно? — Мы так решили, так что — да. И что-то мне подсказывает, скоро у неё появится другой. — Что? — удивлённо задохнулась Гермиона. — Кто? — Невилл, — пожал плечами Гарри, прежде чем повернулся к ним. — Невилл? — в голос воскликнули друзья. — Почему вы так удивляетесь? — Потому что это Невилл, — ответил Рон, словно его слова всё объясняли. Гарри, если честно, не разделял их чувств; не после того как узнал, что именно Лонгботтом мог стать «Избранным». В Невилле был потенциал. — Просто он… — Рон запнулся. — Он же не её тип. — Он славный парень, — снова пожал плечами Гарри. — С тобой, правда, всё в порядке? — спросила Гермиона, а он просто взял и кивнул. Занятно, но чем больше он об этом думал, тем быстрее успокаивался. С новыми открытиями Гарри ясно понимал — им с Джинни не по пути. — Вот и ладненько! — воодушевился Рон. — Теперь-то мы можем позавтракать? Похоже, сестра запретила ему садиться за стол, пока не спустится Гарри. Гермиона хлестнула Рона по макушке свежим выпуском Ежедневного Пророка, и он деланно сетовал на свою девушку-изверга, пока они спускались вниз. Оказавшись в столовой, Гарри понял, что Рон напрасно боялся остаться голодным. Молли и Флер уже встали и на удивление мирно приготовили сэндвичи и яичницу-болтунью с беконом. Джинни протянула Гарри кусочек восхитительного яблочного пирога, и он — под внимательными взглядами друзей — с улыбкой её поблагодарил. — Вы точно расстались? — спросил Рон, когда они сидели за столом и пили чай. — Точно. — Значит, это только из-за меня девчонки начинают истерить? — Нет, — фыркнул Гарри. — Просто Джинни немного ко мне охладела и готова жить дальше. — А ты? — тихо спросила Гермиона, усаживаясь рядом. Казалось, она не собиралась так просто всё принимать. — Ты тоже готов жить дальше? — Не уверен… — пробормотал Гарри. — Ты сомневаешься из-за той, кто расцарапала тебе спину? — многозначительно спросила она. Гарри тут же отхлебнул чаю и закашлялся, пытаясь скрыть смущение. — Разве в рядах Сам-Знаешь-Кого есть молоденькая женщина? Ну, моложе Нарциссы? — прошептал Рон. — Нарцисса не Пожиратель Смерти, — решительно заметила Гермиона. — Мне кажется, у неё нет Метки. Гарри упрямо не отрывал губ от края чашки. — Это ведь не Беллатрикс? — вдруг испуганно зашептал Рон. — Гарри, умоляю, скажи, что не она! Чашка звонко ударилась о блюдце. — Не она, — отрезал Гарри, рассматривая пролившийся чай. — Отлично, — Рон выдохнул свободнее. Интересно, что бы он сказал, узнай, кто на самом деле исполосовал Гарри спину? Он никак не мог выбросить эту мысль из головы. Снова нахлынули воспоминания; холодная мягкая кожа, скользящая по его собственной, тонкие длинные пальцы, ладонь, ласкающая там, и голос, невольно нашептывающий его имя… Болезненно дёрнулся шрам. И не только он. Гарри вскочил — и тут же рухнул обратно на стул. Шрам кололо так сильно, что закружилась голова. Он прижал ладонь ко лбу и подался вперёд, прежде чем сумел подняться. — Гарри, что случилось? — тут же спросила Гермиона. Но он ответил не сразу. — Я… не знаю… голова… Отпустив стол, бывший ему опорой, Гарри поплёлся к входной двери. Билл растерянно отступил в сторону, а Люпин бросился помогать. Но Гарри не сводил пристального взгляда с крепкой двери красно-коричневого цвета и пытался побороть боль, затуманившую рассудок. — Гарри, — словно издалека мягко позвала Флер. — Тебе нужно п'гилечь… А потом боль хлынула таким мощным потоком, что он забыл, где стоит — на секунду перед глазами мелькнула эта самая дверь. Только с другой стороны.