Стена времени

      Мерный стук тяжёлого молотка раздавался над тихими водными просторами. Он ритмично вздымался вверх, на какое-то мгновение застывая в воздухе, чтобы в следующую секунду со всей силы, заключённой в мускулистой руке, державшей его, опуститься на сплющенную металлическую шапку гвоздя. Вдруг стук прекратился. Мужчина, укутанный в меха, поднял голову и прислушался: холодные ветра трепали свисающую на глаза голубую чёлку — откинув её назад, плотник вновь занёс молоток над головой, прицеливаясь к следующей блестящей на солнце шляпке.       Раздался стук.       Плюх.       И вновь всё прекратилось.       На недостроенном драккаре послышалась возня. Единственный человек на суше откинул в сторону молоток и прильнул к борту, вглядываясь в норвежские воды, обычно неспокойные и суровые, но в этот день необычайно тихие и прозрачные. Их поверхность постепенно темнела, окрашиваясь в тёмно-пурпурный цвет. Мужчина почти перегнулся через борт, пытаясь понять, в чём тут дело, как неожиданно подскочил на месте, ударяясь головой об ещё не пристроенные доски.       — Человек! Человек за бортом! Это совсем не кру-у-уто! — На волнах покачивалось бледное тело, завёрнутое в какое-то рваньё, которое мужчина не смог распознать с такого расстояния. Так же трудно было понять, жив ли он? Или это бездыханное тело билось о борта драккара? Плотник не стал в этом разбираться, скинув на воду сеть, в надежде выловить незнакомца словно судака и на месте уже решить, что с ним делать. Так, спустя каких-то десять минут, Санджи уже лежал на борту судна, переохлаждённый и потерявший приличное количество крови. Скачок во времени лишил его остатка сил и на время сознания, однако когда мужчина стал осматривать его на предмет каких-либо ценных вещей, глаза утопленника сами собой распахнулись, встречаясь с синевой скандинавского неба. На какое-то мгновение Винсмок решил, что он умер и затерялся в чистилище, но перепуганное лицо плотника быстро вернуло его с небес на землю.       — Ф-фрэнки? — С трудом вымолвил парень по-французски, глядя на знакомые, хоть и плывущие перед глазами очертания. В ответ же ему последовал непонятный набор слов, — смесь сильно искажённого норвежского и шведского языков. Так, поняв, что он всё ещё не дома, Санджи вновь позволил туману в голове занять собой всё место, вытесняя даже страх за собственную жизнь. Тем временем плотник, принявший образ знакомого парню Фрэнки, вновь в панике вскочил ноги, осознавая, что перед ним всё ещё живой человек.       — Чёрт возьми, да он жив! Нужно срочно отнести его к огню, срочно! — Сгребя Санджи в охапку вместе с рыболовной сетью, Фрэнки побежал к берегу, вдоль которого расположились жилища его собратьев: длинные приземистые постройки с покатой крышей и без единого окна чернели вдалеке, подгоняя мужчину — если он не поторопится, то Винсмок мог погибнуть от переохлаждения. Вбежав в одну из таких построек, плотник незамедлительно кинулся к углу, из которого доносился раскатистый храп. С Санджи на руках Фрэнки принялся будить гору шкур, пригревшуюся у костра:       — Срочно поднимайся, нужна твоя помощь, Айсберг — у нас раненный! — Взвыл мужчина в растерянности не зная, куда деть Санджи. Додумавшись положить незнакомца рядом, у костра, чтобы тот хоть немного согрелся, Фрэнки продолжил расталкивать того, кого он называл Айсбергом — старого товарища и капитана будущего корабля викингов, о борта которого и не повезло биться Винсмоку.       Спустя минуту активных расталкиваний груда шкур наконец пошатнулась, и из неё показалось недовольное лицо, обрамлённое еле заметной фиолетовой щетиной. Тонкие брови сошлись у переносицы, давая понять, что их обладатель не рад столь раннему подъёму. Но плотника это не волновало: он и так знал, что Айсберг не будет рад его приходу, однако обстоятельство вынуждало его испытывать терпение своего капитана.       — Просыпайся, человеку нужна твоя помощь!       — Ты что, ударился молотком, Фрэнки? Неужели сам не можешь подуть на палец?       — Один бы тебя побрал, Айсберг, помощь нужна не мне, а ему, — широкой ладонью мужчина указал на лежащего у костра Санджи. Грудная клетка еле заметно поднималась и опускалась от слабого дыхания, с волос и одежды стекала вода, вперемешку с кровью. Раненный во время поединка в Колизее бок всё ещё кровоточил, с каждой последующей каплей лишая Санджи жизни. Заметив, что найденный Фрэнки человек действительно ранен, Айсберг, казалось, стал лишь суровее: поднявшись со своего тёплого ложа и подойдя к незнакомцу, капитан произнёс, тихо и недовольно:       — Ты кого сюда притащил, Фрэнки? Он не похож ни на викинга, ни даже на кого-нибудь нашей крови. Тощий и бледный как щепка — уверен, что он здесь с добрыми намерениями?       — Вряд ли для того, чтобы нам насолить он решил пропутешествовать без лодки и с дырой в боку, — не соглашался плотник. — Он ранен. Возможно, потерпел кораблекрушение. Если не от наших рук, то от стихийных бедствий — а нам нужна свежая информация о погоде, если мы намерены в скором времени выдвигаться в путь.       — Мы отправили на разведку Паули вместе с Киви и Модзу. Они смогут справиться с этим поручением получше любого… чужака.       — Вот и проверим! Но чтобы это сделать, тебе вначале следует привести его в чувство, дружище! — Фрэнки похлопал по плечу старого приятеля, после чего развернулся к выходу из хижины в полной уверенности, что его аргументы сработали. Только он вышел на свежий воздух, как Айсберг нагнулся над новоиспечённым пленником: массивные, но длинный пальцы уже обхватили шею, сжимая кадык, но остановились — выругавшись, Айсберг быстро убрал руки, скрывая Винсмока под грудой шкур, под которыми он спал несколько минут назад.       Айсберг был холоден. Расчётлив. И точен. Прямая противоположность своему старому приятелю Фрэнки, который и помог ему добиться позиции капитана, собрав под своим началом самых свирепых и кровожадных варваров со всего северного побережья. Вот только и у него оказались свои слабости — сожаление. Это огромное сожаление к тем, кто не причинил им никакого вреда. «Если бы мы на тебя напали, и ты стал бы отбиваться, твой вердикт был бы — смерть. Если бы ты напал на нас — смерть. Здесь нет ничего личного, здесь — выживание. И сейчас мне стоит закрыть раз и на всегда ещё один голодный рот, который мы не сможем прокормить, но… Кто знает, может ты и впрямь знаешь то, что происходит там, на британских островах? Если это так — ты ещё поживёшь пару месяцев как пленник. А потом — смерть», — успокаивал себя Айсберг, уже разрывая лохмотья незнакомца на тряпки, которыми он намеревался перебинтовать его. Великое переселение случилось не от хорошей и сытой жизни. И викинг знал, что совершал большую ошибку, тратя лекарство не на свою команду, а на пленника. Но честь и достоинство, которые присутствовали в его характере несмотря на варварский быт, не позволили так хладнокровно придушить Санджи в собственном доме у его сердца — очага, где собиралась команда после долгого и тяжёлого плавания. Да и Фрэнки вряд ли бы простил его после такого поступка, пускай и самому плотнику Санджи не сильно сдался.       «Я помогу тебе, чужеземец, но только один раз. Как только ты откроешь глаза, то окажешься сам за себя».       Брук хорошо подлатал Санджи в древнем Риме. Поэтому Айсбергу не составило особого труда обработать и перебинтовать только одну рану, пускай и глубокую, нанесённую гладиатором прямо перед исчезновением парня с арены. Однако назвать медицину у викингов продвинутой было нельзя, поэтому мужчина давал Санджи минимум неделю-две на восстановление. А пока чужеземец будет приходить в себя, за ним должен был кто-то присматривать. С этим вопросом капитан и вышел наружу, в надежде застать там Фрэнки — виновника его раннего пробуждения и плохого настроения. Так и случилось: плотник сидел на низкой скамье, подпирая спиной одну из стен хижины, и глядел на ещё голые мачты драккара, представляя, как совсем скоро они натянут на них светлую парусину и спустят судно на воду, отправляясь в новый поход. Грабёж, разбой и захват — необходимые меры, на которые они шли, чтобы пережить надвигающуюся зиму.       — Ему нужно отлежаться: над некоторыми ранениями явно кто-то поработал, но вот свежие — здесь уже понадобится чуть больше времени и сил.       — Но он выживет? – Поинтересовался Фрэнки, не отрывая взгляда от силуэта недостроенного судна. В его фантазиях оно уже спускалось на воду и бороздило морские просторы под его чутким взором. Но капитан быстро вернул Фрэнки из мира грёз на суровую, промёрзшую землю.       — Ты нам потом и расскажешь.       — В каком это смысле?       — В том самом: ты его сюда притащил тебе за ним и следить А мы как-нибудь справимся…       — Это звучит совсем не круто, Айсберг! Что бы моё творение и поплыло без меня? Что бы я не мог коснуться гребного руля? Что бы я не подлатал его, если найдутся смельчаки, решившие дать нам отпор? Ты это хочешь мне сказать?! — Щёки раскраснелись, а из ноздрей повалил пар — мужчина был явно не намерен соглашаться с вердиктом своего капитана. И его отстранённое и холодное лицо не сбивало его с толку, а наоборот, заставляло добавить напора в надежде расколоть ту ледяную глыбу, что стояла перед его глазами.       — И что же ты тогда предлагаешь?       — Взять его с собой!       — Нет! Нет, нет и ещё раз нет, Фрэнки. Вот это не крутая идея!       — Но почему же нет, Айсберг? Я смогу и кораблём управлять и за новым членом команды проследить…       — Новый член команды?! Даже не мечтай! Я не собираюсь принимать к нам всякий сброд. Мы викинги! И в первую очередь мы должны заботиться о своём выживании!       — Ты думаешь, я этого не понимаю? — По-детски искреннее удивление застыло на лице плотника. Айсберг прикрыл глаза — он устал доносить мысль до человека, который уже давно всё решил, и теперь пытается отстоять своё мнение, пусть и не осмеливаясь сделать это громко и чётко. Фрэнки всегда был таким — упёртым до безобразия и, несмотря на весь суровый вид, в душе сохранившим мягкость к тем, к кому судьба или северный суровый климат оказались неблагосклонны. Он и сам был таким, лет тридцать назад, когда одинокий, бедный, голодный и холодный причалил к этому берегу в поисках спасения. И он получил его в лице Тома — одного из известнейших кораблестроителей на всём полуострове. Но помимо собственной уцелевшей жизни, Фрэнки ожидали и другие подарки судьбы: дом, новое призвание, новые друзья… Сам Айсберг был свидетелем становления Фрэнки из мелкого мальчишки Катти Фламма. Поэтому он понимал мотивы старого приятеля, его дань уважения к Тому, однако времена изменились и их суровый вид больше не оставлял места милосердию. Но Фрэнки всё там же — в беззаботном детстве, где он впервые поверил в чудо. И разубедить его в этом не получится никому. Даже Айсбергу.       Первые снежинки опустились на пожухлую траву — надвигались заморозки. Айсберг взглянул на воду, боясь представить, что будет, когда дикое водное пространство покроется корочкой льда, отрезав их от остального мира.       — Надо поторапливаться: времени всё меньше и меньше. Взять на борт полуживого чужака — это наиглупейшая идея, Фрэнки. Но если с ним что-то произойдёт в плавании — тем лучше.       — Неужели ты хочешь избавиться от него?       — Я — нет. Но тем, кто захочет, мешать не буду.       — Получается, мы сможем взять его с собой?       — Получается так, — тяжёлый вздох подхватил слова Айсберга и унёс их в сторону мирно стоявшего драккара. Капитан в который раз шёл на поводу у своего подчинённого, боясь разладить старые дружеские отношения. Особенно сейчас, когда помощь плотника была ему необходима. «А этот чужеземец… Сгинет во льдах. И здесь в стороне я оставаться не буду».       Фрэнки обрадовался — сжав Айсберга в крепких объятьях, он помчался в дом, желая своими глазами ещё раз взглянуть на того, кого он принёс. Костёр почти догорел и плотнику пришлось подкинуть дров, прежде чем он смог сесть за длинную скамью, на которой лежал Санджи. Айсберг перевязал бок его же туникой — оголённая грудь по-прежнему еле вздымалась, показывая, однако, что незнакомец жив. Руки и ноги утопали в густом меху — забота, проявленная капитаном несмотря на всю его суровость, грела душу Фрэнки сильнее любого костра.       — Не бойся, Айсберг стал таким холодным из-за погоды — видимо, пытается ей подражать… Но я помню, как мы мальчишками строгали первые плоты, и как он светился от счастья! Сколько же воды утекло с тех дней… И ты: если с Айсбергом я ещё знаю, что делать, то вот с тобой — ума не приложу! Я даже не знаю, оклемаешься ты или нет. А знаешь? — Мужчина подпрыгнул на месте, легонько касаясь плеча Винсмока. — Ты сам мне всё расскажешь! Как проснёшься. Уверен, у тебя припасена су-у-упер история для старика Фрэнки, уа-ха-ха! — Смех содрогнул плотное тело, но лишь его слабый отголосок смог проникнуть в спящее сознание бывшего римлянина. Санджи пока и не догадывался, где откроет глаза спустя следующие семь дней. Пока же он мирно спал, набираясь сил для следующей роли, которую ему предстояло примерить в окружении суровых северян, не сильно обрадовавшихся его появлению в надвигающуюся голодную зиму.

***

      Первое, что почувствовал Санджи — качку. Его уносило по волнам в неизвестном направлении. Над головой покачивались канаты и большие холщовые простыни, использовавшиеся в качестве гамака. Раненный во время сражения на арене бок чем-то стягивало: Винсмок приподнялся, пытаясь разглядеть себя в тени корабельного трюма. Что-то пришлось «разглядывать» наощупь: на теле не оказалось уже привычного римского одеяния. Его заменили рубашка и брюки из льна, явно больше на размер, а также жилет из шкуры животного (какого именно, Винсмок не знал, да и не хотел знать). Рядом лежал узелок — остаток от римской тоги, в который оказался завёрнут телефон и сандалии. На какое-то мгновение сердце ушло в пятки: «Они видели телефон?! Или не заметили? Но если бы они его нашли, то вряд ли бы оставили его здесь, со мной…» Затем оно вернулось обратно, позволяя Санджи думать на порядок спокойнее. Первым делом он спрятал за пазухой телефон, а из оставшегося куска ткани сделал примитивный пояс. Сандалии пришлось оставить в трюме (вместо них ноги грели кожаные сапоги, пускай и чуть прохудившиеся). Звонить Зоро прямо сейчас было опасно, поэтому Санджи решил выйти на палубу, и узнать, где же именно он оказался. Отсутствие верёвок или кандалов на руках и ногах уже располагало к будущему общению, однако парень и представить себе не мог, с какими именно личностями ему предстояло столкнуться.       Санджи не был связан не потому, что он был в безопасности. Наоборот — не было никакого смысла лишать его свободы, так как в одиночку выжить в этот период у него всё равно не было шансов. И осознание это пришло довольно быстро — одного взгляда на полный викингов драккар хватило, что бы в голове Винсмока вновь помутнело. Санджи осел, прижавшись к крышке трюма и во все глаза наблюдая за тем, как по палубе сновали неотёсанные бугаи. Кто-то задел его плечом — резкий толчок и Винсмок чуть не упал на колени, лишь с трудом удерживаясь на ватных ногах. Рана в боку неприятно ныла, в голове — неразбериха, а прямо перед его носом разворачивалось активное действие: подготовка к штурму.       Неожиданно раздался громкий клич и к Санджи подлетел один из участников творившейся на борту кутерьмы. Это оказался Фрэнки — тот самый Фрэнки, которого парень успел разглядеть прежде, чем вновь впасть в небытие.       Того Фрэнки, которого Винсмок знал ещё во Франции, он хорошо запомнил. Пилот боинга, коренной американец — Робин не часто, но очень тепло отзывалась о нём, когда общалась с Санджи по переписке. И их счастливое семейное фото — Санджи искренне радовался за свою подругу, хоть и не сильно одобрял характер её приятеля. Сейчас же подсознание только подтвердило его мысли — Фрэнки представлялся для парня более дикарём, нежели приличной партией для Робин-чан. Впрочем, именно его он был рад видеть сейчас: знакомые лица хоть и таили в себе угрозу вмешательства в ход мировой истории, но всё же именно с ними было гораздо легче переживать очередной некомфортный, страшный и опасный промежуток времени. А именно таким и представлялось ближайшее будущее парню.       — Смотрите, кто проснулся! — Мощные, работящие руки сжали Санджи в крепких объятьях. Возможно, даже чересчур крепких, из-за чего боль остро кольнула в ещё не заживший бок, вынуждая раненного прервать бурное приветствие.       — Мне всё ещё не очень… Хорошо? — Язык заплетался — в голове уже рождались фразы на новом, ещё не до конца обточенном северном языке, однако выговорить их оказалось гораздо сложнее, чем понять. Но большего от Санджи и не требовалось — плотник, удивившись, что незнакомец знает их язык, лишь сильнее обрадовался.       — О, так ты один из местных? Су-у-упер! Нужно обязательно доложить об этом Айсбергу, а то он остался недоволен тем, что я тебя спас.       — Спас? А что со мной произошло?       — Ты это сам нам и расскажешь, — похлопав по спине, тем самым призывая Винсмока пройти вперёд, в сторону гребного руля, проронил Фрэнки. — Но может чуть позже — уже совсем скоро мы причалим к берегу.       — Неужели вы собрались нападать?.. — Со страхом в глазах Санджи наблюдал за тем, как драккар врезается в песчаный берег, как викинги, словно одна кричащая и звенящая от металла на теле и в руках волна сошла с корабля и затопила собой мирные земли. У самой кромки воды расположилась небольшая деревушка — её и снесла с ног толпа мужей. Полетели первые головы: те, кто не захотел сдаваться без боя, был убит на месте в назидание другим. Кого-то ранили. Женщин и детей брали в плен. Санджи, подхваченный этой волной, тоже выплеснулся на берег. Глазами он пытался найти Фрэнки — того, за кем он смог бы закрепиться, спрятаться, спастись. В своём состоянии он ясно понимал, что не переживёт ещё одного сражения без чьей-либо помощи. Винсмока с лёгкостью задавят в суматохе или прирежут, приняв за чужого. Но фигура плотника быстро выскользнула из поля зрения — он слился с сокрушающей всё на своём пути толпой, оставляя парня в другой — теряющейся от страха.       Над головой раздался разъярённый крик — Санджи обернулся, замечая за собой окровавленного мужчину. Лоб рассечён, из открытой раны хлестала кровь, залив собой всё лицо. На нём выделялись лишь глаза — два огромных белых пятна, с точками по центру, вместо зрачков. Над головой блестел маленький топорик. «Умрите, треклятые викинги!» — Выплюнул он вместе со сгустком крови и опустил руки. Винсмок зажмурился, сжавшись в комок. Внутренний голос командовал ему: «Беги!», но тело отказывалось слушаться, застыв на месте. Холод от лезвия уже скользнул возле уха, но так и не коснулся плеча. Послышался ещё один крик, на этот раз прощальный, захлебнувшийся в самом себе и затихнувший так же неожиданно, как и прозвучавший. Санджи приоткрыл один глаз, замечая, как человек, только что хотевший его убить, теперь лежал рядом. Без головы, не двигаясь: лишь пальцы, сжимавшие ещё секунду назад топорик, чуть подёргивались в предсмертных судорогах. Подняв взгляд выше, Винсмок смог разглядеть и своего спасителя: высокий, светловолосый скандинав с лёгкой щетиной на массивном подбородке, держал меч наготове, уже наровясь кинуться в бой.       — Осторожнее! Фрэнки хотел поболтать с тобой прежде, чем ты отправишься к праотцам, — обронил через плечо спаситель прежде, чем скрыться из виду. Рядом с обезглавленным трупом валялся щит — по всей видимости его оставил викинг, спавший Винсмока, заметив, что парень не мог сражаться. Санджи тут же впился в него одеревенелыми пальцами, словно в спасательный круг. Подняв его над головой, опасаясь новых ударов, Санджи помчался обратно к кораблю, надеясь там найти своё спасение. Бойня продолжалась недолго: уже спустя двадцать минут всё начало стихать. Когда же выжившие смогли бежать, попавшие в плен — сдаться и признать своё поражение, а мёртвые — ровными рядами легли под землю, Санджи наконец-то смог вернуться на сушу. Некоторые хижины оказались разрушены, где-то догорали костры (Санджи с ужасом представлял, для чего их разводили), нигде не было ни следа местных жителей. Только викинги: они заняли местные жилища, некоторые уже расположились у очагов, намереваясь согреться и плотно поесть. В самой большой хижине расположился капитан: Айсберг и его верные друзья сидели за одной скамьёй прямо напротив большого очага, разведённого в честь их очередной победы. Уже были опустошены погреба захваченных: на столах появились мясо, овощи, кувшины с вином и молоком. Винсмок, с трудом протиснувшись через голосящую толпу, присел рядом с Фрэнки. Парень знал, что ему предстояло рассказать новую легенду, слаженную, правдивую — такую, в которую поверили бы сразу, не задавая лишних вопросов, на которых Санджи обязательно прокололся бы. Поэтому Винсмок не стал увиливать или скрываться, а сел рядом с Фрэнки сразу, уже подбирая в голове нужные слова.       После очередной речи, в честь победы и храбрости павших собратьев, все принялись за трапезу, ради которой и был совершён набег. Фрэнки, давно приметив Санджи по правую руку, после третьей поднятой чаши наконец обратил на него внимание, отмечая, что «Малец то жив!»       — Конечно жив! Если б я не спас его зад от разъярённого бритта, ха-ха! — Рассмеялся световолосый викинг, который действительно спас сегодня Винсмока. Сейчас, за столом, расслабленный, он выглядел не так грозно, как на поле боя. Со смехом в глазах и преданностью, с которой он поглядывал на Айсберга, в нём узнавался Паули — старый знакомый Катти Фламма, с которым парень был знаком в настоящем. И образ Айсберга был навеян оттуда же, благодаря чему Винсмок мог хоть на чуть-чуть, но расслабиться в некомфортной для себя обстановке. И когда от Фрэнки последовал вопрос, откуда же взялся их гость, Винсмок спокойно ответил, стараясь вести себя как можно более естественно:       — Я переправлялся на запад, попал в шторм — сам и не понял точно, как оказался за бортом…       — Но на сотни миль вокруг была замечательная погода, или я не прав? — Вставил своё слово Айсберг, с прищуром поглядывая на говорившего. У Санджи быстро пересохло во рту: обычно чем неопределённее он говорил, тем больше ему верили. И действительно: откуда человеку, попавшему в беду, помнить все детали своего бедствия? Точное время, число погибших, как ярко светило солнце в тот день?.. Винсмок давно смекнул, что лучше всё списать на временную амнезию, чем изворачиваться и тем самым рыть себе могилу. Но Айсберг не собирался вестись на очевидную уловку: прекрасно зная море и погоду на нём, так как от водной стихии зависела его жизнь, викинг сразу понял, что Санджи лгал. В захваченной хижине стало на порядок тише — остальные члены команды тоже принялись прислушиваться к словам, припоминая тот день, когда парня прибило к их берегам. Санджи напрягся — былое мнимое спокойствие быстро испарилось, уступая место тревогам и страху. Винсмок видел, как расправлялись с неугодными дикари, видел, как они не боялись пролить чужую, пусть и невинную кровь. А что же они сделают с тем, кто посмел им врать в лицо, сидя с ними за одним столом и вкушая с таким трудом добытую пищу? Руки и ноги вмиг похолодели от одной только мысли, что Санджи мог расстаться со своей жизнью уже сейчас — пройдя столько эпох, справившись со столькими трудностями, уверовав в спасителя Моисея, столкнувшись в живую с минотавром, одолев Цезаря и тут, в самом начале его нового пути…       Пауза затягивалась — Винсмок должен был как-то ответить, что б не вынести себе смертный приговор. Но один раз оступившись он уже побоялся идти дальше, видя, как недоброжелательно к нему был настроен Айсберг. Страх впервые так парализовал парня — обычно способный выкрутиться из любой ситуации, теперь он лишь молча отсиживался, дожидаясь своей участи. «Это не хорошо. Так нельзя делать, иначе я сгину здесь, в этом чёртовом веке!»       «Но я!..»       — А по-моему штормило, — с задумчивым видом произнёс Фрэнки, не замечая, как поменялся в лице Санджи. — Да-а… Точно! Хвала Одину, нас ненастье обошло, — мы ещё радовались, так как стройка бы встала, — но я точно видел, как чернело небо вдалеке. Неужели ты этого не помнишь, Айсберг? Что, если он попал в этот шторм?       — Он сам этого не помнит? — Капитан не сильно обрадовался реплике Фрэнки, но и сдаваться так быстро не стал, желая подловить Винсмока ещё на чём-нибудь. Но Санджи больше не рискнул необдуманно открывать рот: сославшись на то, что он мало что помнил из того дня, так как сильно приложился головой об палубу во время кораблекрушения, он лишь добавил, что плыл из захваченного варварами Рима, спасаясь от разорения и гибели, но к его сожалению всё равно угодил к тем, от кого бежал.       — Откуда же римлянин знаком с нашим языком? — Этот вопрос задавал уже Паули, присоединившийся к остальным слушателям.       — Я переводчик. Знаю не один десяток языков. И в Риме оказался проездом.       — Кем бы ты ни оказался в итоге, для нас — всё равно чужак, — оставался неумолим Айсберг, залпом осушая чашу с вином, и с шумом ставя её обратно на стол. — Мы не можем тратить на тебя нашу пищу, время, делить с тобой кров. И если ты сам нас не покинешь…       — Не за столом, Айсберг, — обычно весёлый Фрэнки неожиданно повысил голос: он не кричал, но сила, с которой он призвал капитана к спокойствию, подействовала, хоть и не осталась без внимания. — Сейчас мы отдыхаем. Все одной дружной семьёй. И наш гость останется здесь до тех пор, пока его раны не затянутся, и он не сможет самостоятельно покинуть нас.       — Это серьёзное заявление, ты же это понимаешь? — Былой холод вернулся — Айсберг спокойно продолжил оставленную трапезу, уже не обращая никакого внимания на Винсмока. — Если хочешь, чтобы он остался, пускай и на время, тебе придётся делиться с ним всем: и едой, и кровом. Я не позволю, что бы кто-то из моей команды чувствовал неудобство из-за какого-то беженца…       — Договорились, — так же спокойно отвечал на это плотник. Напряжение, витавшее в воздухе, заполнило собой всё пространство, оседая на шкурах и бородах. Ещё несколько минут все сидели в тишине, пока постепенно, слово за слово, в хижине не воцарился привычный гул. Только Санджи более не участвовал в разговоре: он быстро поел, после чего выскользнул из-за стола на улицу. Там уже стемнело: холод пробирался сквозь густой мех жилетки, звёзды горели маленькими яркими точками, убаюкивая — Санджи смотрел на небо и думал. Мыслей было много, они путались, сталкивались друг с другом и разбегались в разные стороны, не позволяя уцепиться ни за одну. Винсмок думал обо всём и сразу и в то же время не мог думать ни о чём — слишком резким оказался переход из одной эпохи в другую. Ещё несколько минут назад он свалился без сознания на пыльной арене Колизея, а сейчас стал свидетелем набега викингов на маленькое прибрежное поселение. У него не было времени, чтобы перевести дух, продумать и составить правдоподобную легенду, вылечиться в конце то концов. Поэтому сейчас, когда вселенная предоставляла возможность передохнуть минуту-другую, Винсмок просто стоял, запрокинув голову вверх, стараясь привести мысли в порядок.       — Ты не бойся: Айсберг лишь кажется таким суровым, — тяжёлая поступь и уже ставший знакомым голос: Фрэнки вышел из хижины вслед за Санджи, чувствуя ответственность за того, кого он так яро отстаивал. — Тебе и впрямь лучше покинуть нас, как только твоя рана затянется. Но и раньше этого отпустить тебя я не смогу, поэтому будь поосторожнее: не попадайся Айсбергу лишний раз на глаза и держись меня.       — Зачем ты это делаешь? — Спросил Винсмок прежде, чем успел подумать. Но плотник знал, что на это ответить: «Потому что когда-то я был на твоём месте. Но в отличие от Айсберга я помню об этом и возвращаю долг», — только и сказал мужчина, после чего тоже запрокинул голову вверх, наблюдая за тем, как догорали звёзды.       — Думаю будет лучше, если ты переночуешь в каюте: завтра с утра мы трогаемся в путь хорошо бы уже увидеть тебя на борту к этому времени.       — Спасибо, Фрэнки.       — Да не за что, — лёгкая улыбка смягчила лицо плотника. Потянувшись, Фрэнки вернулся в хижину, оставляя Санджи одного. Простояв на улице ещё пару минут, Винсмок направился в сторону драккара, готовиться ко сну.       Ночь пролетела незаметно: не успел парень коснуться головой импровизированной подушки, как над затянутым тучами небом взошло солнце. На корабле послышалась возня: викинги засуетились, отправляясь в путь. Немного помедлив, парень всё же вышел из каюты, любезно предоставленной ему Фрэнки, натыкаясь на уже проснувшегося капитана. Айсберг стоял у борта, наблюдая, как медленно увеличивались острова на горизонте: небольшое скопление ещё зелёной земли манило к себе, словно огонь мотыльков. Только вот викинги не были безобидными насекомыми, летящими на верную смерть: они сами — огонь, страх и разрушение. Буря, сплочённая одним желанием — выжить любой ценой. Всё это читалось в глазах капитана: не на холодном и отрешённом лице, а во всё ещё живом взгляде. Однако стоило ему только опуститься на Винсмока, как весь огонь тут же потух, выпуская на передний план былую отрешённость.       — Ты всё ещё здесь? — Спросил Айсберг, не глядя на собеседника. Санджи не особо хотел с ним беседовать, но также понимал, что и отмалчиваться будет не лучшей идеей. На его счастье Айсберг не был настроен на конфликт: викинг давно смирился с характером Фрэнки, поэтому принялся трезво рассуждать касательно фигуры Санджи, раз уж им предстояло провести какое-то время вместе.       — Да.       — Здесь и останешься: нам нужен человек, который смог бы посторожить драккар, пока мы на суше. Кидать на это дело бойцов, которые могли бы пригодиться мне в налёте, не хочется, а ты, — тут Айсберг запнулся. — Ты, думаю, сможешь с этим справиться. Даже несмотря на твои раны.       — Мне уже лучше, — произнёс Санджи, легонько касаясь бинтов. — Она постепенно затягивается. Думаю, неделя или две и меня здесь уже не будет.       — Рад это слышать, — ответил мужчина, отлипая от борта. Зелёные острова неумолимо приближались, а у Санджи заходилось сердце от одной только мысли, что совсем скоро вчерашний день повторится.       «История слишком кровожадна. Человек постоянно сражается: то с другими людьми, то с голодом, то со страхом… Я много раз слышал про это, но не мог прочувствовать. Ох, бедная Робин-чан! Как же она всё это выдерживает?»       Винсмок всегда восхищался девушкой, но теперь, когда он мог ощутить весь этот пласт времени, спрессованный и вываленный на него, он не мог найти слов восхищения И просьбы дать ему сил пережить эту и последующие эпохи, в которых парню только предстояло побывать.       Вооружившись щитом, доставшимся от Паули, и небольшим топориком, найденным здесь же, на драккаре, Санджи с неспокойной душой проводил взглядом викингов, уже высадившихся на берег. Они стремительно удалялись, словно саранча, желавшая уничтожить новые посевы.       Время шло, а драккар оставался не побеспокоенным. Санджи глядел в оба, но пока ни один из разъярённых жителей не решился напасть на корабль викингов, из-за чего внимание начало постепенно рассеиваться: Санджи уже начал думать, что одна из суровейших эпох пройдёт для него спокойно. Отсиживаться на корабле, к которому боялись подходить, не составляло большого труда, кров и пища были, пускай и добытые не самым мирным путём. Даже отношение к его персоне: будучи по большей части негативное (а Санджи считал, что авторитет Айсберга, как и его мнение касательно чужака, распространялось на большую часть команды), даже оно играло на руку парню. Вряд ли его запомнят надолго, да и внесённая им лепта в ход мировой истории будет значительно меньше, чем в предыдущие разы.       Не означало ли это, что можно было расслабиться?       Винсмок перевёл дыхание — выводы были утешительные, даже более чем. Однако что-то не давало ему покоя: словно мелкий камушек в ботинке, не самое приятное предчувствие нашёптывало ему, что не могло быть всё так просто.       И оно оказалось право.       Скрипнули палубные доски — пока Винсмок размышлял о своём положении, кому-то удалось пробраться на корабль.       — Фрэнки? Паули? А-айсберг?.. — Санджи знал, что глупо было звать кого-то из викингов: они бы не прятались в отличие от того, кто пожаловал на драккар. Плохое предчувствие усиливалось. Завопило же оно тогда, когда на глаза Санджи попался незнакомый человек. Это был не викинг — худощавый, но явно не слабак, со странной бородкой и длинными тёмными волосами, перевязанными в тугой хвост, он не носил тёплых шкур на теле. Также он не звенел от металла секиры или меча: чуть нагнувшись и на цыпочках, он застыл перед Санджи, выставившим перед собой щит. Белый голубь, сидевший на плече вторгнувшегося на драккар бритта недовольно захлопал крыльями. «Заметили, заметили!» — Заверещала птица. Но в глазах бритта не оказалось страха — наоборот, в них зарождалось предвкушение новой расплаты.       — Ну здравствуй, убийца, — процедил сквозь зубы мужчина, выпрямляясь. Санджи же наоборот, только больше сжался. «Я узнаю это лицо. Это Роб Луччи. И что в моё время, что здесь, от него лучше держаться подальше». Но если во Франции Санджи мог не пересекаться с Луччи годами, как и не вспоминать о нём, то здесь, когда горящие от ненависти глаза уставились прямо на него, деваться было некуда.       Каждый понимал, что это не бритту не повезло влезть на охраняемый драккар.       Это Санджи не повезло его охранять.