«Да, нас ищут все, это правда. Я бы мог не писать тебе, знаешь. Но сколько ни пытаюсь — мне кажется, так легче. Я все ещё хочу помнить тебя также, как и мать. В этот раз мы спешим с рыцарями в Ре...»
Изорванная записка, обрывками подложенная в основание новой Доски Проповедника при Лотеринге
— Не забудь про то, о чем мы говорили, Коннор, — напоминает Изольда, дико напряженная после приема, — Отец упоминал при тебе, как ему не хватает улыбок. Уже третьи смотрины срываются после того, как буквально полчаса Коннор напрямую спрашивает: — Есть ли у вас внебрачные дети? Мне нужно это учитывать. Сегодня: при менестрелях, гостях, уже готовая подать знак, чтобы играли — Коннор понял, зачем это, лишь прочитав в трактатах два года назад, — Изольда быстро принялась успокаивать уже вторую вдову, годившуюся Коннору в ещё одни невесты. Потому что этого было недостаточно. Потому что Изольда обещала, что не распустит слухов. Потому что разряженный, с вечно немым на выражения лицом, Коннор Геррин, будущий эрл, громко, без намека на извинения, повторил своей потенциальной леди Редклиффа тот же вопрос. Изольда смотрит на замершего Коннора: она делает всё. Давно. Отступник, Теган, Стражи, из-за которых жив Редклифф и уподобился Йовану Коннор. Изольда пропускает ровное «Нет, матушка, я не могу испытать желание навредить этим леди» мимо ушей — извинения такие же: словно щелкает механизм часов, подаренных Её Величеству Селиной. Обклеенная дорогими перьями птица поет одну песню и не выглядит живой. Стражи, Стражи, Стражи — ей стоило оставить Йована: быть может, яд Айдану Кусланду достался бы получше, маг в этот раз научился бы... чему-то. В Амарантайне до сих пор не простили разрушений Командору — можно было бы списать на интриги и месть Её Величества. Изольда пытается вспомнить того тихого мальчика, когда зовет Ирэну, племянницу сера Перта: та мчится, звеня парадным доспехом, сразу к ней. — Миледи! — она не смотрит на Коннора, врываясь в покои, — Вам послание! Изольда старательно не смотрит что на блеск от нагрудникаотражающийся в зеркале от множества зажженных свечей, что на тёплую постель в цветах (может быть, леди Урсула, приехавшая с сестрой и лишенная наследства, решится «пообщаться в личных покоях», как говорили о близости юные годы Изольды). Также не глядит она (страже наверняка заметна разница в их замерших выражениях лиц — здесь работают неболтливые) на Ирэну: та привычно не замечает Коннора, который отступает на шаг от слепящего отражения. И сын тут же, моргнув, произносит, смотря в ту же точку: — Здравствуйте, леди Ирэна. Ирэна лишь тогда поворачивается и отвешивает легкий поклон. Не спишешь на неуважение: рыцарству, служащему в замке, всегда можно извиниться, пойти в баннорн Тигана, умолять простить, пустить слухи о придирчивости Изольды — и выйти сухими от претензий, что их будущий господин для них словно не существует. Поэтому Изольда оставила эти претензии год спустя: все и так болтали, что никто из прислуги не хочет приходить туда, где «леди Редклиффа грозится на расправу после недугов сына и мужа». Ирэна докладывает: — Как раз к юго-востоку от Имперского тракта торговцы уже третий раз указывают на женщину в доспехах и темноволосого мужчину. Посоха при нем не видели, даже похожей палки, но… Изольда кивает: — Благодарю, вы вовремя. Задержите гонца, но не приводите к гостям. Сандра вынесет ему послание, так что жду её прямо в кабинете. Когда Ирэна уходит, Изольда лишь один миг смотрит Коннору в спину.***
Изольда смотрит на шкатулку в выдвинутом ящике: половина приданного ушла на то, чтобы подтвердить, как был убит некогда усмиренный, кто именно остались живы, узрев ритуал над Фарамондом, где именно можно достать хороший посох, контакты едва уцелевшего Сообщества Магов и кто способны подтвердить, что видели малефикара. Сейчас некому говорить с этой девчонкой — Изольда позаботилась, чтобы та не видела никого и ничего, кроме руки с теплой похлебкой и хорошим (с сонными травами) вином. Первой выступает Евангелина: — Чем обязаны вам, миледи? Изольда представляла этот разговор так, словно ей нужно лишь презрительным взглядом заставить прекратить дикий хохот на Сатиналью: у нее уже получалось. Но она подняла голову, лишь мысленно одернув себя и завернувшийся край рукава: — Тем, что вы увидели, как избавляют от одержимости. Моему сыну это уже не грозит. Рис и Евангелина удерживаются, чтобы не переглянуться. Изольда сосредотачивается на последней: — Леди де Брассар, я думаю, вы держите ваше слово не только из-за вашего происхождения. И мне очень… заметны ваши знания. Как и произошедшее не только в в Круге. Евангелина оторопело оглядывает её, но откликается быстрее, чем выказывает, что для неё значит перечисление этих сведений: — Леди Геррин… то есть ваша светлость, я не храмовница. Уже не первый год. Изольда подходит ближе: — Нет. Но вы и ваш спутник знаете не только о моем сыне, но и о ритуале. В подвале сидит девушка, раньше не видевшая мира вне Твердыни Кинлоха. А вам известен ритуал. И не дожидаясь готового возразить ей Риса, продолжает: — Я готова на всё, чтобы мой сын познал все те годы, которые прожил, неспособный осознать, отчего так ужасна его жизнь после Усмирения. Изольда трижды тихо цокает каблуком об пол. И надеется-надеется-надеется, что милостью Андрасте этот сигнал не понадобится, чтобы спрятавшаяся стража задерживала её гостей.