Второй шанс

После «Вестей» я попытался заняться чем угодно (а заняться было чем) лишь бы не думать о том, что произошло во время «Вестей» или до них. Перед лицом всё ещё стоит образ Америки с испорченным лицом. Если я только узнаю кто это сделал, то я…, а что я? Уверен, отец не даст мне ничего сделать, уверен, что моё наказание было бы куда мягче, чем это сделает отец, но леди, которая додумалась до такого, сама во всем виновата. Когда я в шестой раз попытался прочитать письменный отчет посла Греции и что-то понять(это оказалось безуспешно), то отложил лист в сторону, встал из-за стола и подошёл к окну. Тяжелые портьеры были раздвинуты и закреплены массивными крепителями, я обычно не обращал внимания на обстановку, но сейчас почему-то отметил их богатый оттенок красного выдержанного вина, который напомнил мне огненные волосы Америки. Чем больше я старался не думать о девушке, тем мысли о ней мешали мне делать хоть что-то. Вид из моего кабинета выходил в сад, и я знал, что комната Америки располагается этажом выше, и она сейчас в ней, как и другие девушки. Я задумался над тем, чем она сейчас занята. Скорее всего, пытается уменьшить ущерб, нанесённый её лицу завистницей. Ей повезло с горничными и, хотя в этой реальности они себя еще не показали, я прекрасно помнил молчаливую преданность Энн, которая без слов принялась зашивать рану Америки после нашей вылазки в Анджелес, мягкость и чуткость Люси, которая помогла Америке пережить потерю отца, и веселость Мэри, которая, как бы не было грустно её госпоже, заставляла девушку улыбнутся. Они сделают всё, что в их силах, лишь бы исправить то, что натворила одна из участниц моего Отбора. Ночь сегодня была непривычно чистой и тихой, и на небе уже сверкали звёзды. Они словно маленькие огоньки блестели на тёмно-синем полотне, это было так красиво, что мне захотелось запечатлеть это небо. Я отошел от окна, направился обратно к своему столу и из верхнего ящика достал одну из своих камер. Она оказалась включенной, да еще и на просмотре снимков. Я совсем забыл, что так и не выключил её. На экране была запечатлена Америка в своей комнате в окружении своих служанок. Они играли в карты. Подобное бы очень разозлило отца, который слишком много значения придавал всем правилам и условностям, и у даже всегда такой доброй и лояльной мамы происходящее вызвало как минимум удивление, я же глупо улыбнулся. — Моя Америка. Моя непосредственная, упрямая и иногда до безумия невозможная Америка. Как бы мне хотелось закончить весь этот фарс с отбором сегодня и сейчас. Отпустить всех девушек домой, девушек, которые мне совсем безразличны. Если была бы хоть малейшая возможность того, что ты, Америка, что-то начинаешь ко мне испытывать, я бы отослал их всех, дважды не думая, но я должен тебе время, я так много тебе должен, даже не представляешь. Выключив камеру, я положил её обратно в ящик стола и направился к выходу из кабинета. Я знал, что девушки уже готовились ко сну и Америка, наверное, тоже, но желание увидеть её было настолько сильным, что проявлялось в покалывании кончиков пальцев. Я едва ли не бежал по пустынному коридору первого этажа и лестнице, но, ступив на площадку второго этажа, я остановился, собрался с духом и нарочито медленно пошёл дальше мимо комнат остальных девушек в самый конец. — Мэри, хватит. Печёт, — услышал я родной голос, ещё до того, как вошел в комнату. Как бы я хотел слушать его всю оставшуюся жизнь! Скорее всего ей сейчас обрабатывают лицо. И правда, когда я останавливаюсь в дверном проёме, Америка сидит у трюмо, а вокруг неё суетятся горничные. В голову вдруг закрадывается мысль, что Америка может и не захотеть, чтобы я видел её без косметики, что своим приходом я все только испорчу, я собираюсь уйти и не мешать ей, но меня останавливает одна из горничных и мне ничего не остается как остаться. — Ваше Высочество, — Мэри, заметившая меня первой, сделала книксен и тем самым сообщила о моем присутствии всем остальным, — Не думаю, что Вам стоит тут сейчас быть. — Почему же? Я пришел узнать, как леди Америка себя чувствует, — я придал своему голосу вежливой беспечности. — Я не хочу, чтобы меня кто-то видел такой, тем более ты, — услышал я подавленный голос Америки и не смог не сделать шаг в направлении к ней. Мне так хотелось её утешить, сказать, что это всего лишь временно. — Твоей вины в этом нет. — Есть. Могла ведь предположить, что будет, если я продолжу часто с тобой видеться, — Америка так и не повернулась, и когда я подошел ближе, отвернулась так, чтобы я не мог увидеть её лица, — Уходи, пожалуйста. — Нет, я не уйду, пока ты не скажешь кто это с тобой сделал, — я решил стоять на своём и не дать этой девушке руководить мной, когда ей причиняют боль, и я более чем уверен, что это случилось из-за меня. Я знал, что она так просто не сдастся, а она теперь поняла, что у неё не получится просто так выставить меня за дверь. — Ты не уйдешь? — переспросила Америка, и я слышал в ее голосе улыбку. Сделав знак девушкам удалится, я прошел в комнату. Горничные бесшумно вышли, но Америка так и не обернулась. Я прошел к стулу рядом с трюмо Америки и сел на него до того, как она успела отвернутся. Вместо этого она опустила голову вниз, что помогло ей, но совсем немного. Я увидел царапины, словно от ногтей и воспаленный глаз, а её нижняя губа была разбита и без слоя помады она выглядела очень пугающе, должно быть она доставляет и без того много боли. — Почему ты прячешь лицо? — Потому, что оно некрасивое, вот так, без косметики, со всем этим украшением, — с раздражением ответила Америка и её можно было понять. Она хотела остаться одной, чтобы её никто не жалел, но я не хотел уходить и этим проявлял эгоистическую сторону своего характера. — Ты не должна прятаться из-за того, что с тобой кто-то так поступил, — говорю я, пытаясь её подбодрить, но тут же думаю о том, что после папиных наказаний я не хочу обычно никого видеть, чтобы никто не узнал о моей слабости. — А что мне делать прикажешь? Ходить вот так перед всеми? — с вызовом Америка посмотрела на меня, подняв голову. Да, ее лицо сейчас было не в лучшей форме, но это совсем не её вина, скорее моя, но, что бы она о себе не думала, она по-прежнему прекрасна, — Максон, — уже немного спокойнее и, качая слегка головой, как она обычно делала, когда ей мои мысли и идеи казались глупыми, — Я — участница Отбора и должна выглядеть соответственно, а такой кто назовет меня хотя бы симпатичной? — Я. Я назову тебя не только симпатичной, но и красивой, — быстро отвечаю я и улыбаюсь ей. — Не нужно, Максон, — отмахивается Америка, беря в руки ватный кружок (я не знаю, как женщины его называют, он просто кружок из ваты) и промокает его жидкостью из бутылочки, стоящей на столике. — Почему? — Потому, что ты не можешь так думать, — убеждённо ответила Америка, ватным кружком протирая царапину на щеке. — Почему? — теперь мой черед был задавать этот глубокомысленный вопрос.  — Марли красивая, Крисс красивая и даже Селеста красивая. Я всегда была просто хорошенькой, а сейчас то, что было, подпортили. Я всё ещё не понимаю, почему выбрали меня, в Каролине есть девушки куда красивее, — запальчиво ответила девушка. Встав со своего места и пересев на кровать, подальше от зеркала и, наверное, от меня, но, учитывая, что я встал и сел рядом с ней на кровать, ей не удалось от меня избавиться. — Тебя выбрали за твою красоту и за твои способности, указанные в анкете. Не недооценивай себя. Разве никто не говорил тебе дома как ты красива? — удивлённо спрашиваю я. — Только папа, Мэй и Аспен, — после нескольких мгновений раздумий отвечает Америка, уже не пытаясь никуда скрыться. — Аспен? — переспрашиваю я, на короткое время забыв, что это и есть Леджер. — Человек, из-за которого я не хочу возвращаться домой. Я рассказывала тебе о нём, — тихо отвечает девушка, совсем не желая продолжать разговор о парне. — По крайней мере слепым он не был, — так же тихо говорю я и чтобы отвлечь Америку беру со столика заготовленную мазь, уверенный, что именно ею и собирались девушки смазывать царапины на её лице, присаживаюсь снова рядом с ней, выдавливая немного прохладной и прозрачной мази на ладонь. — Что ты делаешь? — спрашивает Америка, в растерянности забыв про свою вату, которую роняет на пол. — Собираюсь лечить тебя, нужно же как-то искупить свою вину, — я беру на палец немного мази и смазываю им царапину у самой губы. Как бы я хотел её поцеловать, но сейчас это доставит ей только боль. Нельзя, в другой раз. — Ты не виноват. — Ты тоже и даже не пытайся спорить, — предупредил я её, готовый ответить на любой её довод. — Ты не понимаешь, — она тяжело вздыхает, но всё-таки не дёргается под моими руками, давая мне возможность хоть чем-то помочь ей. — Чего я не понимаю? — Я сама виновата. Знала же, что девушки не поймут наших отношений. Они всё восприняли не так. Они считают, что мы с тобой влюбленная парочка, что я сделала что-то, влюбила тебя в себя и тем самым забрала их шанс на победу. Как сказала Ханна, я околдовала тебя. Разве не глупо это звучит? — Америка вопросительно посмотрела мне в глаза, а я на некоторое время растерялся. Ох, она меня околдовала сама того не желая. В чем-то девушки были правы. Я влюблен в неё и очень сильно, это чувство не даёт мне смотреть на других, но она в этом совсем не виновата. Разве может и правда кто-то её в этом винить? — Я поплатилась за то, что много провожу времени с тобой. Лучше нам не видеться так часто. — Я сам буду решать с кем мне и когда встречаться. Мне хорошо с тобой. Разве я должен от этого отказываться только потому, что кто-то недоволен этим? — Они и спрашивать тебя не будут. Ты просто представь. 23 девушки в сжатом помещении одной просторной комнаты проводят очень много времени, и все желают получить одно и то же. Только вот одной половине из них нужен принц, а второй его корона, и никто не собирается уступать. Многие если бы могли, убили бы соперниц только за одну улыбку, адресованную ей принцем. — А ты? — я как раз намазывал мазь на царапину на висок девушки у самых корней ее волос и отчетливо ощущал запах жасмина и сандалового дерева. Я улыбнулся. Все девушки старались пользоваться духами с ванильным запахом из-за уловки Сильвии, и только Америка выбрала другой аромат, нежный запах жасмина, который так контрастировал с ее буйным характером. Она была слишком близко и мне ничего не стоило придвинуться к ней и поцеловать, да, я хотел этого, ей Богу хотел, но сдержался. Чего мне это только стоило. — А я пытаюсь выжить там, — уклончиво ответила она тихим голосом. — Ты же знаешь, я не это спрашивал, — я всё ещё не отодвигался, и Америка тоже не отстранялась. — Я не знаю. Когда я приехала сюда, я считала тебя напыщенным индюком. — А сейчас? — А сейчас я узнала тебя. Ты намного лучше, — сказала девушка и после небольшой паузы повторила, — намного.

***

Уходил я от Америки с глупой мальчишеской улыбкой и даже не заботился о том, чтобы меня не услышали девушки. У меня появилась надежда на то, что Америка начинает ко мне что-то испытывать, и эти зарождающиеся ростки так прекрасны, что мое сердце замирает от одной мысли о них. Я вернулся к себе в кабинет, так как забыл из него забрать пару государственных писем к себе в комнату. Огонь еще полыхал в камине, а часы показывали почти полночь. Я взял в руки необходимые листы и собирался уже выходить, как в дверь постучали. — Входите, — сказал я, и на пороге показалась Крисс. Темные густые волосы были убраны назад, она была уже одета ко сну и пришла в ночной сорочке и длинном зеленом халате. Её шаги не были слышны из-за мягких комнатных тапочек. — Я могу с Вами поговорить? — я кивнул, и Крисс прошла в глубь комнаты, осматриваясь по сторонам. Америка была права, Крисс очень красивая девушка. Умная, спокойная и покладистая — идеальная кандидатура для принцессы, у меня сложилось о ней только хорошее впечатление, но она была бы идеальным выбором для принца, моим же идеалом была её противоположность. — Конечно. Проходите, — пригласил я её подойти ближе. — Я только что была у короля и знаю, что никто так и не сознался в содеянном. — Да, время для признаний уже вышло, и я не уверен, что смогу повлиять на решение короля, и какой в этом смысл, если кто-то из девушек позволяет себе поступать так с другой участницей? — неужели это сделала мягкая Крисс? Откуда в ней столько жестокости? — Вы правы, поступок ужасный, — согласно кивнула Крисс и замялась, — Не уверена, что поступаю правильно, но другие девушки ведь не должны пострадать, да я и уже сказала Вашему отцу… — Вы хотите признаться? — вкрадчиво спросил я, не веря, что это сделала она, и что я так плохо разбираюсь в людях. — Нет, конечно нет, — воскликнула девушка, и её глаза расширились от удивления, — Я этого не делала. Америка, она… не скажу, что мы подруги, но я не желаю ей зла. — А кто же тогда? — Леди Элинор. Я не уверена. После вашего свидания она вернулась раздраженной, и они с Ханной о чем-то долго переговаривались, а когда все пришли в Зал для записи «Вестей» она выглядела напуганной, хоть и пыталась это скрыть, — пока она говорила я уже понял, что она права, я ведь накричал на Элинор из-за Америки, и она видела нас перед свиданием и могла что-то себе придумать. — Спасибо, леди Крисс. Я очень благодарен Вам за Ваше благоразумие, — вежливо поблагодарил я, думая, что она тут же удалится, но она осталась. — Как Америка? Надеюсь, ей лучше. — Хорошо, насколько это возможно после произошедшего, — коротко ответил я, не испытывая желания продолжать разговор потому, что был слишком зол для этого, — Спокойной ночи, Крисс. — Спокойной ночи, Ваше Высочество, — тихо и спокойно ответила девушка и, молчаливо поняв мой настрой, направилась к самой двери, но в дверном проёме остановилась, — Могу я попросить Вас об одном одолжении? — Конечно. — Никому не говорите, что это я Вам рассказала. Когда ушла Крисс, я несколько раз сжал и разжал кулаки. Как в таком доброжелательном с виду и глуповатом человеке нашлось столько злобы? Мне не хотелось верить, что слова Америки правдивы, но, видимо, и правда многие из них были способны на всё, что угодно, лишь бы заполучить мою корону и вместе с ней моё положение. Я повторил попытку выйти из кабинета, но меня снова прервали. Зазвонил телефон, и я поднял трубку, мысленно задаваясь вопросом, кому же это нужно звонить в полночь. — Доброе утро, ой, добрый вечер или ночь. У Вас же сейчас ночь, — послышался на другом конце мелодичный девичий голос с приятным акцентом. Давно я его не слышал, очень давно. Хотя в этой реальности только около двух месяцев. — Дафна? — Как быстро Вы меня узнали. — Почему Вы удивляетесь? Не ожидал Вашего звонка, — я присел на крышку стола и положил бумаги, заинтригованный звонком, совсем не понимая, что от него ожидать. — Я сама не ожидала, что решусь Вам позвонить, — легкомысленно ответила Дафна. Мне нравится её жизнерадостность, но сейчас она казалась мне подозрительной, но она быстро стала серьезной, — Максон, простите меня. Мое поведение на Вашем Дне Рождении было непростительным. Я не должна была так о Вас говорить. Вы же знаете, как я к Вам хорошо отношусь. Мне бы не хотелось терять такого хорошего друга, как Вы. — Мне нечего прощать. Вы были взволнованы, я понимаю. — Правда? — оживилась девушка, — Я очень рада этому. Я только сегодня сказала папе, что Вы не такой вспыльчивый и недальновидный, как ваш папа. — Я тоже рад, что мы с этим разобрались. Вы — хороший друг, Дафна. — Буду рада снова увидеть Вас. Доброй ночи, Максон. — Доброго дня, Дафна. Был рад Вас услышать. Положив трубку, я наконец смог выйти из кабинета и добраться до своей комнаты больше не потревоженный никем. Перед сном я думал о словах Дафны, нет, не о том, что она позвонила чтобы извиниться, а о том, почему она говорила со своим отцом обо мне и отце? Что произошло? На этот вопрос я получил ответ довольно быстро, следующим утром, но сначала пришлось пережить эту неприятную сцену перед завтраком с наказанием леди Элинор. Отец решил заняться ею самолично, дабы другим показать, что такие поступки недопустимы. Все девушки были собраны в Женском зале. Там стояла напряженная тишина, когда мы с отцом в нем появились. — Здравствуйте, дамы. Вчера произошел прискорбный случай неподобающего поведения для леди и совсем недопустимого для будущей принцессы. Вы все знали правила, но одна нарушила их. Леди Элинор, — обратился отец к девушке, которая сразу же побледнела, — С этой минуты, Вы больше не участница Отбора и автоматически причисляетесь к третьей касте. Это Вас научит соблюдать правила, Вы будете учить других соблюдать их. — Ах ты, это ты во всем виновата, — леди Элинор, растеряв весь здравый смысл, бросилась к Америке, но рядом стоящие девушки задержали её, однако это не остановило девушку от словесных обвинений, — Ты все рассказала! — Я могла бы это сразу сказать. Я не делаю что-то скрытно, — спокойно ответила Америка. С достоинством выдержав взгляды направленные на неё. — Рассказала нам не она. Я весь вечер провел с Америкой, и она ни слова не сказала об обидчике.